Сашими

Эта ночь была чертовски долгой. Зоро не сомкнул глаз, сидя в темноте кладовки и слушая тихие всхлипы, доносившиеся из угла. Сжавшийся в комок Санджи трясся, уткнув голову в собственные колени. О том, чтобы подойти ближе и поговорить с ним, не шло и речи. Ророноа и шевельнуться-то лишний раз опасался, потому что не понимал, что происходит с коком и как с этим быть. И ухудшить ситуацию, как это сделала Нами, он вовсе не хотел. Постепенно в кладовке немного посветлело; солнечные лучи с кухни слабо пробивались в маленькое окошко в двери. Это значило, что наступило утро. А утро значило, что команде скоро будет пора завтракать. Повар, видимо, тоже это понял, потому что он поднял голову и медленно встал на ноги. Подойдя к Зоро, который перегораживал ему путь, сидя спиной к двери, он тихо, севшим хрипловатым голосом человека, плакавшего несколько часов кряду, попросил: - Пропусти меня, - И Ророноа ничего не оставалось, как отодвинуться и отпереть ему дверь. Выйдя наружу, только через несколько минут, когда привыкшее к полумраку зрение восстановилось, Маримо окончательно смог разглядеть, во что превратился Санджи за одну-единственную ночь: осунувшееся, съёжившееся существо, в котором трудно было узнать прежнего жизнерадостного Спиральку. Корка запёкшейся крови покрывала его одежду и кожу, волосы были перепачканы и взлохмачены, чёлка топорщилась, открывая лицо, покрасневшее, горящее от слёз. Голубые глаза, обведённые тёмными кругами, смотрели на Ророноа с таким отчаянием и такой тоской, что, казалось, кок безо всяких слов умоляет о помощи. Зоро не знал, что сказать ему, но сейчас, наверное, говорить что-то было и бесполезно. Кок направился к раковине, чтобы вымыть руки. Струя воды, разбиваясь о его ладони, становилась грязно-бурой, пока он тёр их одна о другую, сначала просто так, потом взяв мыло, тут же покрывшееся ржавыми разводами. Через пару мгновений оно выскользнуло из трясущихся рук Санджи. Как они, чёрт возьми, тряслись! "Неужели он собирается готовить?" - Ророноа смотрел на эти руки и поверить не мог в то, что что-то оказалось способно довести кока до такого состояния. На полу, недалеко от разделочного стола темнело въевшееся пятно, которое Усоппу удалось оттереть не до конца; впрочем, Зоро, зная его увлечённость химией, предполагал, что носатый с этим как-нибудь справится. В остальном же кухня выглядела вполне прилично, почти неотличимо от себя вчерашней, чего нельзя было сказать о поваре. - Ты уверен, что тебе сейчас стоит трогать ножи? - Спросил Зоро. Кок медленно, как-то заторможенно обернулся к нему. - Н-нет. - Тогда давай я. - Маримо решительно подошёл к нему и обвёл кухню взглядом. - А ты командуй. Санджи только кивнул в ответ; удивительно даже, как легко он согласился, хотя, с другой стороны, удивляться тут было нечему. Не та была ситуация, когда ему хотелось бы вредничать или проявлять свою гордость. Ему действительно нужна была помощь, нужна была гораздо сильнее, чем в тот раз, когда Зоро подошёл к нему впервые. В этот раз на кухне не царила та приятная атмосфера, что обычно сопровождала процесс готовки, когда ею занимались Зоро и Санджи вдвоём. В воздухе чувствовалось напряжение, и, хотя каким-то образом кровью уже не пахло, находиться здесь было мягко говоря неуютно. Но кок даже с трясущимися руками и съехавшей крышей был обязан выполнять свою работу, и он занялся бы этим, хотел того сейчас или нет, а значит, у Ророноа не было выбора - оставить повара он ни за что не мог. Завтрак в этот раз получился простой, без кулинарных излишеств и вычурности, которой Санджи обыкновенно любил приправлять свои блюда. Под руководством кока Зоро нарезал и обжарил сосиски, приготовил внушительных размеров яичницу, потушил в томатном соусе белую фасоль, нарезал мягкий, ноздреватый серый хлеб. Во всём этом в общем-то не было ничего сложного, только кок стоял прямо за спиной, едва ли не утыкаясь в плечо Ророноа, и своим безжизненным голосом отдавал распоряжения. Если Зоро случалось сделать что-то не так, он мягко, тихо указывал на ошибку, не ругаясь и не оскорбляя, а только направляя в нужную сторону и слабо порываясь взять и сделать всё самостоятельно, чего Маримо ему не позволял. От вредного капризного кока не осталось и следа, будто у него села батарейка. Но мечник не знал, можно ли этому радоваться. Он многое бы отдал за то, чтобы услышать сейчас от Санджи что-то вроде "тупоголовый Маримо, что ты вытворяешь своими граблями!". Видеть повара в таком состоянии было жутко, а самым жутким было то, что это грозило затянуться очень надолго, если не навсегда. Ророноа накрывал на стол сам, потому что нельзя было давать Завитушке в руки хоть одну тарелку. Разнося еду, Маримо в очередной раз изумился про себя тому, как же кок справлялся с этим в одиночку, к тому же умудряясь всё сделать намного быстрее и аккуратнее, чем это сейчас удавалось Зоро. Расставив, наконец, все тарелки и разложив принадлежности, мечник почувствовал себя вымотанным. Санджи всё это время ходил бледной тенью следом за ним; кажется, кок боялся сейчас оставаться в помещении один. Почуяв запах еды, команда собралась к завтраку. Вид у пиратов был обеспокоенный; они, конечно же, заметили, насколько переменился Санджи, а тот пропускал мимо ушей все их попытки заговорить, будто находился не в столовой на Таузенд Санни, а где-то в другом измерении. Зоро же, которого они обступили, поняв, что от кока не добьются реакции, и сам не знал, как отвечать на их вопросы. Не мог же он взять и изобрести способ исправить Санджи. И даже не мог объяснить, что именно с ним случилось. Что он вообще мог? Белобрысая макушка за спинами мугивар вдруг начала удаляться. Санджи под шумок решил убраться прочь, обойдя как можно дальше прекрасных дам, которым прежде возносил дифирамбы. И представить было сложно, насколько ему сейчас невыносимо их видеть. - Эй, постой! - Кое-как пробившись через сгрудившихся накама, Зоро схватил впопыхах со стола тарелку всё ещё дымящейся еды и бросился следом за коком. Спустя миг он резко обернулся к остальным и не терпящим возражений голосом рявкнул: - Приятного аппетита! - Так, что Усопп и Брук разом плюхнулись на свои места и уткнулись в тарелки. В тот раз Санджи так ничего и не съел; он провёл остаток дня на кухне, не оставляя попыток взяться за готовку, которые Зоро приходилось пресекать, чтобы кок не поранился и не навредил себе ещё сильнее. Обед и ужин Маримо взял на себя, пользуясь всем, чему научился у Завитушки, и получилось даже на удивление съедобно, хоть и простовато. Но накама, войдя в положение, одобрили - даже рыжая ведьма, - а капитану вообще было всё равно, что есть, лишь бы было много и с мясом. К концу дня непривычный к такому режиму Ророноа почувствовал себя выжатым; оказывается, работа на кухне могла быть более изнуряющей, чем тяжёлые тренировки, которым мечник порой посвящал целые часы. "Понятно, почему этот доходяга такой сильный", - подумалось Зоро. Ночевали они снова в кладовке; почему-то Санджи не выказывал желания выходить за пределы кухни, а насильно тащить его Маримо не хотелось. В этот раз обоим удалось подремать. Кок спал неспокойно, дёргаясь и всхлипывая, и Зоро, всё так же стерегущий дверь, каждый раз вздрагивал и осовело мотал головой, слыша его и пытаясь понять, всё ли в порядке. Завитушке явно снилось что-то на редкость паршивое, но он хотя бы спал, и это было уже неплохо.

***

- Может, хоть немного поешь? Санджи мотнул головой. Ророноа отставил в сторону тарелку с уже остывшей едой и с досадой вздохнул. Ситуация едва ли сдвинулась с мёртвой точки; по крайней мере теперь кок ночевал в мужской комнате, а не в кладовке. Он помылся и переоделся, но лучше выглядеть от этого не стал. Куда только подевался его ухоженный, с иголочки вид? У него не было сил даже причёсываться, и его светлые волосы спутывались и торчали клочьями. Бородка отросла и неряшливо щетинилась без ухода. Вместо выглаженных рубашек и приталенных пиджаков на поваре оказалась старая, вылинявшая толстовка, висевшая на его отощавшем теле как на вешалке - Ророноа и не подозревал, что среди вещей этого франта может найтись что-то подобное. В таком состоянии Санджи точно было не до изысков в одежде и чём-либо ещё. Он всё ещё почти не разговаривал, за исключением готовки с Зоро, когда давал ему указания и советы. В остальное же время он будто выключался, сидел сжавшись в тоскливый комок, спиной ко всему остальному миру и не хотел ничего, кроме того, чтобы его оставили в покое. Накама не решались к нему больше подходить, поняв, видимо, что будут здесь бессильны. Санджи шарахался, едва завидев кого-нибудь из прекрасных меллорин, и напрочь игнорировал всех остальных, кроме Маримо, который оказался будто бы ниточкой, связывающей его затухающий разум с реальностью. Но и на Зоро он реагировал слабо, заторможенно; иногда приходилось окликнуть его несколько раз, чтобы он хотя бы повернул голову на голос. И только когда подходило время готовить завтрак, обед или ужин, кок слегка оживлялся, но всё равно оставался лишь серой тенью самого себя. Приготовленную специально для Завитушки еду Зоро в итоге съел сам. Он уже понял, что если его накама говорит, что не будет есть, то надеяться на то, что ему захочется этого позже, не стоит, а значит, в том, чтобы приберечь еду на потом, не было никакого смысла. А ещё мечник знал, что Санджи не понравилось бы, что кем-то приготовленное блюдо залёживается, дожидаясь своего часа, потому расстраивать ещё больше не стал. Нами застала Ророноа на палубе в одиночестве, что было довольно необычно. С недавних пор слишком уж много времени эти двое проводили вместе, а теперь уже вовсе больше походили на неразлучную парочку, и трудно было поверить в то, что ещё недавно они собачились и тратили уйму времени на то, чтобы выяснить, кто из них круче. - Как он, Зоро? – С явными беспокойством поинтересовалась навигатор у мечника. Как и остальные пираты Соломенной Шляпы, девушка беспокоилась о состоянии их кока, и очень хотела, чтобы он вернулся в прежнее состояние. Может быть, именно она хотела этого даже чуточку больше, чем другие. - Не боишься оставлять его одного? - Всё ещё трясётся и отказывается от еды, но хотя бы не ревёт весь день и начинает понемногу разговаривать, - Старпом неопределённо пожал плечами. Он не понимал, можно ли назвать это прогрессом, - Он сказал, что мне стоит отдохнуть немного. Скорее всего это фраза значила то, что Санджи сам захотел побыть в одиночестве, но этого Зоро озвучивать не стал. По сути, он делал для соратника не так уж и много: не трогал его, ненавязчиво составлял ему компанию, не давал особо любопытным доставать его своими вопросами, а некоторых и просто присутствием. А ещё исполнял обязанности кока, то есть не позволял никому на корабле голодать. - Ты не слишком-то хорош в помощи ему! Совсем не умеешь утешать. Нечестно, что Санджи-кун подпускает к себе только тебя. - С явным недовольством сказала рыжая. - Будь я на твоём месте, я просто обняла бы Санджи-куна, и это бы его тут же исцелило. Мечник подумал о том, что Завитушку наверняка бы сломало окончательно одно лишь её прикосновение. И о том, что если бы она так сделала, Зоро бы сломал что-нибудь ей. Но в одном она была права: утешать мечник не умел. Ему никогда не доводилось делать что-то подобное по отношению к другим, поэтому он понятия не имел, как нужно действовать. Нами с её более тонкой натурой, конечно же, понимала в этом вопросе намного больше всех накама, но вся беда была в том, что кок старался как можно быстрее покинуть помещение, если в нём находилась она или Робин. Один взгляд на женщину вызывал у него мысли о собственном преступлении против своих же принципов, и его буквально начинало выворачивать наизнанку. Честно говоря, девушка скучала по прежнему Санджи. Не по громким возгласам и восхищению, а по его учтивости, повадкам джентльмена, стремлению красиво ухаживать. А, может быть, и по всему остальному тоже скучала. Стоило попросить повара о чём-то, как тот немедля спешил исполнять просьбу восхитительной меллорин. Он баловал их вкусными блюдами, поистине волшебными десертами, часто интересовался, что они хотят на завтрак обед или ужин, и попутно восхвалял их неземную красоту. Такого уж точно не стоило ожидать от того, кто нынче исполнял обязанности повара. - Он ведь всегда был таким радостным. Всё время улыбался, - Девушка, ёжась, обхватила руками свои плечи, вспоминая смеющееся лицо кока. Санджи будто бы подменили, и Нами подумала о том, что совсем не ожидала, что ей так будет его не хватать, - Что с ним вообще случилось? Старпом вдруг вспомнил измученное выражение лица Завитушки, тот тоскливый взгляд, который у него порой не получалось скрыть широкой улыбкой. То, что ощутил Ророноа в этот момент, было сравнимо с ударом тяжёлым молотом по голове, потому что слишком уж внезапным оказалось осознание того, что происходит на самом деле. "Совсем не тот, кем кажется". Всё это время их соратник медленно разваливался на части, а никто этого и не видел. Санджи улыбался, изо всех сил улыбался, во весь свой белозубый рот, и в это же время заталкивал свои переживания как можно глубже в себя, не выпуская их наружу, не позволяя ни единой живой душе узнать о них. Он посмеивался, шутил, скакал по кораблю, ввязывался в потасовки с накама, восхищался прекрасными дамами, вычурно одевался и тратил часы на украшения пирожных, слишком одурительно вкусных для того, чтобы кто-то стал их рассматривать; проще говоря, делал всё, чтобы ни у кого не возникло даже мысли о том, что Завитушке может быть плохо. И у него это получалось весьма успешно. Наверняка никто из Мугивар и не подозревал, что их неунывающего кока хоть что-то беспокоит, не говоря уже о том, чтобы понять, насколько тот мучается. Даже мечнику, с которым они на удивление успешно смогли сблизиться, Санджи не говорил о том, что его что-то терзает. И ни за что бы не сказал, ведь чёртов Маримо был совсем не из тех, с кем можно поделиться своей болью. Кок ни за что не попросил бы помощи, хотя последнее время только и делал, что твердил старпому, что в поддержке соратников нет ничего плохого. Он положил столько сил на уход за раненым Зоро, в то время как сам продолжал разрушаться изнутри - Ророноа, осознавая это, чувствовал одновременно ужас и жгучую вину. Однажды в жизни кока случилось что-то нехорошее. Он никому об этом не сказал, а сама собой проблема не исчезла, со временем разрастаясь всё больше и больше, из маленькой ранки превращаясь в ноющий гнойник. Нечто, поселившееся в душе кока давным-давно, медленно пожирало бедолагу, разъедало его изнутри, а Санджи продолжал молчать, сдерживаясь из последних сил. А потом произошло то, что произошло. И тогда в поваре что-то надломилось; сосуд, сдерживающий внутри всё накопленное горе, все эмоции, скрытые от товарищей, лопнул, и они хлынули изо всех щелей, изо всех незалеченных ран. Завитушка захлёбывался ими. Не в силах больше их удержать, теперь он выл, свернувшись в комок, в уголке комнаты или рядом с плитой на кухне, выл от боли, от собственного бессилия, от стыда, ненависти к самому себе за свои слабости и, может быть, ещё от чего-то. "Радовался ли он хоть чему-нибудь в этой жизни по-настоящему?" - Мысленно спросил у себя Зоро. На ум приходили только самые пессимистичные ответы. Наверное, теперь до конца своей жизни Ророноа придётся сомневаться в искренности улыбки Санджи, если он вообще когда-нибудь её увидит. Осознавая всё это, мечник будто отключился от реальности ненадолго, и слова навигатора пролетали мимо его ушей. Придя в себя, он наконец обратил внимание на продолжавшую пылать недовольством рыжую. - ...Ты хотя бы мог попытаться понять, что именно на него так повлияло! - Девушка стиснула свои изящные кулачки. Она заметила, что соратник совсем её не слушал, и это было возмутительно. - А ты сама пыталась? Хоть кто-то из вас пытался? Что вы в нём видели, кроме лакея и поварёшки? - Не дожидаясь, что на такое скажет навигатор, Зоро развернулся и ушёл. Они оба знали ответ, поэтому незачем было продолжать этот разговор. Ноги сами несли Ророноа на кухню. Отчего-то он был уверен, что кок всё ещё находится там, хоть обед только что миновал, а начинать готовить ужин было ещё рано. Кухня была тем местом, где Завитушке всегда было уютнее, чем где бы то ни было на корабле. Теперь же его привязанность к этому месту больше походила на мазохизм. Ведь именно здесь всё случилось. И порой было жаль, что воспоминания кока нельзя так же вытравить химией, как это сделал Усопп с въевшимся пятном крови. Санджи и правда был там; он стоял у раковины, держа в руках некий фрукт, угловатый, ярко-синий, с тонкой кожицей в крапинку. У кока так и не появился аппетит с того самого дня, и даже мысль о том, что он откусит от плода хоть немного, вызывала у него приступы тошноты, хотя желудок уже сводило от голода. Услышав, что кто-то из накама вошёл, повар развернулся на звук, с облегчением обнаружив, что это именно Маримо. Видеть кого-то ещё, а тем более говорить с кем-то, кроме него, он был попросту не готов. Вместо приветствия Санджи протянул соратнику фрукт, что держал в дрожащей руке, и Зоро, поколебавшись секунду, взял его. - Съешь. Вкусно. - Отрывисто пробормотал кок. Кивнув, Зоро повертел плод в руках. Прежде он не видал таких. На ощупь фрукт был гладким, чуть прохладным, и пах чем-то тропическим и очень сладким. Санджи молча наблюдал за тем, как Ророноа подносит фрукт к губам и надкусывает, вонзая в тугую мякоть сильные крепкие зубы; как жуёт и как строит странное лицо, пытаясь распробовать неизвестный вкус, и как стирает фиолетовый сок со рта тыльной стороной ладони. Это было его способом выражения заботы и благодарности: накормить кого-то, пусть Завитушка сейчас и не мог готовить. Дорогой редкий фрукт, последний из запасов, который должен был когда-то пойти на десерт для прекрасных меллорин, достался чёртовому Маримо, и Санджи вовсе об этом не жалел. - И правда вкусный, спасибо, - Кивнул мечник, дожёвывая фрукт. Он не смотрел на кока, уставившись куда-то в пол и не зная, куда себя деть от нахлынувшего чувства вины. Если бы он быть хоть чуточку умнее и сильнее. Если бы он мог всё это предотвратить. Может, получилось бы сделать что-то и с тем, что глодало Санджи все эти годы. Но теперь, кажется, момент уже упущен. "Он всегда был таким одиноким?" - Мысль-вопрос упала откуда-то сверху на гору прочих, что успели возникнуть в зелёной голове. Даже находясь в шумной компании пиратов Соломенной Шляпы, Санджи всё равно оставался один, всегда был чуточку чужим, даже участвуя во всей их жизнерадостной суете. Ему было не с кем обсудить своё увлечение готовкой, и уж тем более не с кем поделиться своими бедами. Он был из тех, кто не показывает настоящего себя кому попало. И его попытки открыться, робкие намёки на то, что Зоро вдруг оказался не кем попало, мечник пропустил мимо ушей - как же он сейчас корил себя за это! В середине плода оказалась крупная гладкая кость. Положив её на стол, Ророноа вытер липкие от сока пальцы о свой пояс и подошёл к повару. Тот, кажется, не имел ничего против, разве что в его тоскливом измученном взгляде появился едва заметный интерес. Зоро сделал ещё один крошечный шаг вперёд, оказавшись к Завитушке вплотную. Было страшно сделать что-то не так, навредить ещё больше, спровоцировать новую волну истерики - но Ророноа понимал, что обязан хотя бы попробовать. Кок выглядел отчего-то маленьким, хотя они с мечником были одного роста, и вблизи особенно хорошо было заметно, насколько несчастное и усталое у него лицо, и сколько боли в его огромных запавших глазах. Извинялся Зоро плохо, утешать не умел, а говорить красиво и подавно, но все те слова, что он хотел сказать, кажется, сейчас были вовсе не нужны. Помедлив ещё немного, Зоро обхватил Санджи, неуклюже прижав к себе. Тот тихо охнул и вздрогнул. На миг Маримо показалось, что он хочет отстраниться, но этого не произошло. - ...Кто тебя вообще обниматься учил? - Спиралька уткнулся лицом в сильное плечо и издал что-то похожее на усмешку. Несколько недель назад он бы врезал тупоголовому мечнику за одну только попытку совершить что-то подобное и вообще прикоснуться к нему. Но несколько недель назад тот самый мечник и подумать об этом не мог. И обниматься его никто не учил. А может быть, и стоило. Зоро услышал всхлип и почувствовал, как костлявое тело кока начинает дрожать. Удивительно, как быстро этот парень похудел. Не только отказ от еды, но и сильнейший стресс истощали его так, что Брук мог бы вскоре позавидовать его фигуре. - А ещё меня упрекаешь, что я молчу, если что-то болит, - Без малейшего укора произнёс Ророноа, чувствуя, как кок обвивает его руками и прижимается крепче. В следующую секунду Санджи зарыдал, громко и отчаянно, и Зоро только и оставалось, что держать его и неловко гладить по спине, по плечам, по лохматому затылку. Он подумал о том, что рыжая ведьма ни черта не понимает, и что одни-единственные объятия вряд ли способны кого-то исцелить, какими бы крепкими они не были. Но всё, что Зоро мог сейчас - просто оставаться рядом, позволить Завитушке выплеснуть, выреветь накопившееся, и до тех пор его не отпускать.