Way To A Dream

– Тебя проводить до дверей? – сухо поинтересовался сидящий за рулем черного, полностью затонированного микроавтобуса мужчина с идеальной, уложенной по последней моде стрижкой, даже не пытаясь взглянуть на расположившегося на заднем сиденье и буквально полыхающего от раздражения подопечного, ярко-алый цвет волос которого сейчас как нельзя подходил ему. Злобный монстр, свалившийся ему на голову. Но чертовски популярный и денежный. И именно поэтому в агентстве все еще терпели и его, и его поганый характер, и все его выходки. – Не перетруждайся, сам дойду, – недовольно буркнул парень и, натянув на слишком яркие и приметные волосы капюшон черной толстовки и не удосужившись даже попрощаться и хоть как-то отреагировать на крикнутое ему вслед менеджером: «Я заеду за тобой завтра в половине шестого утра, будь добр проснуться!», выбрался из машины, не сдержавшись и с удовольствием хлопнув дверью напоследок, чувствуя от этой маленькой пакости небольшое, полное злорадства облегчение. К черту все это! Господи, кто бы знал, как они достали его! Все эти менеджеры, пресс-агенты, имиджмейкеры, пиарщики, стилисты, продюсеры и прочая активно выедающая мозг агентская братия. Ну подумаешь, репортеры опять поймали его. Ну подумаешь, десяток каких-то дурацких фотографий. Ну подумаешь, он на них целует парня. Ну ладно, не парня, а 45-летнего главу одной из крупнейших корейских корпораций. Ну и что? Неужели им жалко заплатить всего каких-то дурацких 15 тысяч баксов за эти фото? Да одни штаны на жирной заднице главы их агентства стоят в сотню раз дороже. А уж сколько они зарабатывают за один отыгранный концерт… Нет, как же это все его затрахало. Серьезно. На дрожащих то ли от усталости, то ли от злости ногах парень едва-едва добрался до лифтов, радуясь, что хотя бы здесь, на подземной парковке элитного жилого комплекса, его не караулят фанаты и репортеры. Хотя расслабляться все равно не стоило. Вторые пролезут без мыла в любую задницу. Да и первые тоже. Поэтому, натянув капюшон еще ниже, парень нервно нажал на кнопку вызова лифта и, вдруг почувствовав на себе чужой взгляд, обернулся, чтобы еще раз осмотреть совершенно пустую и безлюдную парковку. Проклятая паранойя и проклятый лифт, спускающийся вниз медленнее обдолбанной черепахи. И это новый дом. Элитный. Где квартиры стоят столько, что на эти деньги можно прокормить пару лет голодающую африканскую страну. Но понты сейчас куда дороже жизней. И зачем помогать голодающим, если можно купить пентхаус в центре Сеула, ну или хотя бы новенькую сумочку от Гуччи? Все это могло бы быть забавно, но парень слишком устал и был слишком зол, чтобы смеяться. Еще и этот лифт… Когда он наконец-то приехал, красноволосый с удовольствием бы порвал его на части, ну или нассал в отместку за медлительность, но в лифте тоже стояли чертовы камеры, а его уже один раз ловили за подобным занятием в берлинском «Хилтоне», поэтому… все, что ему осталось, – лишь недовольно цокнуть и, прислонившись к стенке, нажать кнопку со своим этажом – 52, самым последним, с одной-единственной квартирой, подходы к которой всегда были завалены горами посланий и подарков, хотя он уже не раз и не два просил консьержа просто выкидывать весь этот хлам! Или отдавать на благотворительность. Но кому нужны эти полные слез и соплей послания, игрушки и рисунки небывалой убогости?! Уж кому-кому, а ему они точно не были нужны. Брезгливо откинув ногой в сторону преграждающие ему вход в квартиру коробки, парень бодро отстучал на цифровой панели код и под привычный писк замка наконец-то облегченно ввалился в темную прихожую. Он настолько был рад оказаться дома, что даже не сразу заметил, что что-то не так. Например, что автоматически загорающийся свет в прихожей почему-то в этот раз не включился, да и беспорядок на полках… Кажется, его не было утром. Но хозяин квартиры был слишком рассеян и слишком устал, чтобы обращать внимание на подобные мелочи. А зря. Ведь тогда, возможно, он не оказался бы стоящим в собственной гостиной под дулом матово поблескивающего в свете сотен расставленных буквально повсюду, зажженных и отвратительно чадящих свечей пистолета, который уверенно держал в руках человек, сидящий в ЕГО любимом кресле и лениво попивающей ЕГО любимый кофе из ЕГО любимой чашки. И розы. Повсюду кроваво-красные розы. Охапками. Лежащие на всех не занятых свечами поверхностях и прямо на полу. Кто бы знал, как сильно за последние два года Ынхёк возненавидел эти цветы и их приторно-сладкую вонь, а также человека, который так обожал дарить ему именно их и почему-то считал, что Ынхёк должен любить именно их. И их дарителя, конечно же. И принадлежать целиком и полностью лишь ему. И сегодня он наконец-то решил заявить свои права самым недвусмысленным и крайне убедительным способом, не давая объекту своей многолетней страсти ни единой возможности отказаться. Ну или хотя бы просто сбежать.