Way To A Dream

– Итак, давай еще попытку. О чем эта песня? – отключив последний трек из их альбома, который они слушали с Хёкджэ уже по пятому кругу, устало спросил Донхэ, надеясь, что и в этот раз нервно теребящий так и притягивающее внимание солиста SFS кольцо на своем среднем пальце парень даст верный ответ на этот вопрос и они наконец-то смогут закончить и отправиться по кроватям. Ведь, судя по висящим на стене электронным часам (исключительно из-за Кюхёна, который так и не смог освоить обычные), показывающим половину пятого утра, они провели здесь больше четырех часов, и… уже и правда пришла пора завязывать со всем этим. Донхэ безумно устал. Замученный братец Ынхёка тоже выглядел не самым лучшим образом. К тому же они уже прошлись по всем вопросам и вряд ли могли изобрести что-то новое. Поэтому Донхэ решил, что разбор финального трека станет отличным завершающим этапом этой пытки и он с чистой совестью сможет сказать не только менеджеру Чхве, но и самому себе, что сделал все возможное для того, чтобы подготовить этого парня. Вот только подготовился ли Хёкджэ… Это уже совсем другой вопрос. Но что-то подсказывало Донхэ, что у них есть все шансы пережить завтрашние фанмит и пресс-конференцию. Даже если не случится чуда и Ынхёк не объявится, как крестная фея-спасительница, в самый последний момент, хотя лидер SFS, зная, насколько важна для Ынхёка, несмотря на его говнистый характер, группа, надеялся именно на это. На то, что этот ублюдок просто возьмет и заявится в самый последний момент, ожидая того, что все упадут ему в ноги и будут целовать ему пятки от счастья. Ох и перекосит же его морду, когда он узнает, что ему так быстро и, самое главное, так качественно нашли замену… – Эта песня… Она… о неразделенной любви, – с трудом выдавил из себя по-прежнему смущенный Хёкджэ, который, несмотря на то, что они с Донхэ провели уже столько времени вместе и даже смогли выстроить некое подобие нормального диалога, все еще чувствовал себя неловко, ведь все это… было слишком сложно. И дело было не только в Ынхёке и не столько в нем, сколько в самом Хёкджэ. И в Донхэ, который был сейчас одним из немногих людей в этом мире, с которыми Хёкджэ предпочел бы находиться на разных полюсах этой планеты. Из-за того, что было между ними. И чтобы это ни за что не повторилось еще раз. Не дай бог. И чтобы Донхэ ни за что никогда не узнал обо всем этом. – О неразделенной любви? – удивленно вскинул брови Донхэ, у которого было несколько иное представление об этой полной щемящей грусти песне, но… в словах Хёкджэ, удивительно тонко чувствующего каждый текст, написанный его братом, был свой резон. Этот парень, к изумлению Донхэ, вообще слишком хорошо разбирался в музыке. Для садовода, цветовода или кем он там был. Нет, кажется, Ынхёк говорил что-то про библиотекаря в Мокпо? Или агронома? Да какое, к черту, это имело значение, Донхэ с ним не то что детей растить, но даже и дружить особо не собирался-то. – Да, о неразделенной любви, – закусив губу, уже куда уверенней подтвердил Хёкджэ. Он не знал многих вещей в этом мире и, как выяснилось, практически ничего не знал о брате и его жизни, но в содержании тех строчек, что он сам, своей собственной рукой выводил в купленной в единственном супермаркете в Мокпо толстой, с годами потрепавшейся тетради, он был уверен на все сто. – О человеке, который любит настолько, что, даже находясь в тени своего возлюбленного и просто имея возможность любоваться им, он чувствует себя самым счастливым в этом мире, – грустно улыбнулся Хёкджэ, чувствуя, как внезапно неприятно защемило сердце. Пусть эти строчки были написаны почти семь лет назад, но эта песня, то, что сподвигло его написать ее, до сих пор неприятно будоражили сердце и чувства Хёкджэ. Хотя и… не так сильно, как раньше. Но, возможно, это из-за того, что на него сегодня и так обрушилось слишком много новостей, событий и впечатлений, и он бы с радостью отдал все за то, чтобы ничего этого не было и он сейчас не сидел на этой кухне напротив этого человека, а спокойно спал в своей постели в доме родителей в Мокпо после обычного дня, абсолютно ничем не выделяющего из череды ровно точно таких же будней, из которых и состояла вся жизнь Хёкджэ. Мирная и спокойная, ровно такая, как нужно. – Интересно… – задумчиво протянул Донхэ, который никогда не смотрел на эту песню под таким углом, но даже так… она определенно была хороша. Как и все то, что писал Ынхёк. И это всегда поражало и удивляло Донхэ. Как этот человек может писать столь пронзительные и врезающиеся в сердце и память строки? Каким бы Ынхёк ни был и каким бы он ни стал, но его песни… всегда были яркими, искренними и полными чувств. И это всегда восхищало Донхэ. Даже сейчас. И, пожалуй, было одной из главных причин влюбленности в него. Но… наверное, сейчас не стоило думать об этом. Да и вообще не стоило. Ведь их отношения и все те теплые чувства, что связывали их, – все это осталось в прошлом, и между ними с Ынхёком не было ничего, кроме сугубо деловых отношений, беспрерывной грызни из-за всякой чуши и, конечно же, разбивающего сердца миллионов фанатов по всему миру фансервиса, ставшего их визитной карточкой, когда SFS только-только начинали свой путь. А еще немного недовольства и куда больше равнодушия, ведь в большей мере им с Ынхёком уже давно было плевать друг на друга, и если бы не SFS, то они вряд ли бы даже помнили о существовании друг друга. – Ну да ладно. Пусть будет так, – отогнав внезапно накатившие на него воспоминания и совсем не нужные ему мысли, кивнул Донхэ и с шумом поднялся из-за стола, чувствуя, что он просто не в силах сейчас смотреть в глаза братцу Ынхёка и продолжать это и так порядком затянувшееся общение с ним: – Думаю, что на сегодня достаточно. Все равно лучше уже не сделаем, а нам вставать через три часа, и было бы неплохо немного поспать. Сегодня был тяжелый день, а завтра будет еще тяжелее, – красноречиво посмотрев на часы, зевнул лидер SFS. Наверное, ему следовало узнать у брата Ынхёка, не проголодался ли тот и не надумал ли выпить чаю или кофе, но Донхэ не собирался наниматься ему в няньки. Хватит и того, что Донхэ отодрал для этого мальчишки четыре драгоценных часа собственного отдыха и сна, а когда твой недосып длится уже десятый год – это больше, чем обычная уступка. Да и вообще он был добр настолько, что ни разу не нахамил братцу Ынхёка. Больше того, Донхэ даже показал ему, где находится их общая ванная, имеющая весьма плачевный вид после вечерних водных процедур всей группы, и даже проводил его до единственной пустой спальни в этой квартире. Спальни, в которой до переезда жил его брат, а задолго до этого, в эпоху трейни, когда в этой квартире жило сразу 9 человек, Донхэ с Ынхёком делили эту комнату на двоих. Но вряд ли Хёкджэ стоило знать об этом. Бесполезная, уже не имеющая никакого значения информация. И почему только Донхэ вообще помнит о таких глупостях? Все же память очень забавная штука. Он мог забыть дату собственного рождения, но прекрасно помнил, какого числа они с Ынхёком впервые ночевали вдвоем в этой комнате, и еще лучше он помнил тот день, когда, устав от Ынхёка и от всей той дряни, что происходила между ними, попросил его расстаться и наконец-то оставить его в покое, но совершенно не помнил, что делал потом, после того, как Ынхёк, влепив ему пощечину, уехал заливать свое горе в какой-то бар с очередным любовником – то ли пятым, то ли шестым по счету за неделю. – Твои вещи уже здесь, их привез днем Канин, – входя в комнату и привычным жестом включая неяркий, приятный для уставших глаз свет, зачем-то кивнул на стоящую в углу идеально убранной комнаты сумку Донхэ, силой воли отгоняя от себя эти страннейшие воспоминания и мысли, которые уже давно не терзали его, и вот… вернулись почти с новой силой. Хотя… сегодня сама атмосфера располагала к тому, чтобы делать и думать странные вещи, и Донхэ с трудом балансировал на этой грани, изо всех сил пытаясь вести себя нормально. Ну или хотя бы делать вид. Вот и сейчас он зачем-то нес всю эту чушь, лишь бы не думать об Ынхёке и обо всем, что когда-то было и чего никогда не было между ними: – Тетушка застелила для тебя чистую постель и приготовила полотенца, – лидер SFS кивнул на лежащую на одной из двух стоящих друг напротив друга кроватей стопку полотенец и сделал глубокий вдох, пытаясь вернуть куда-то неожиданно улетучившееся душевное равновесие. Чертов ублюдок, он до сих пор умудряется доводить его до ручки, даже если они находятся на расстоянии сотен, а то и вовсе тысяч миль! Типичный Ынхёк, который поклялся ему, что ни за что и никогда не оставит его в покое, и даже сейчас… даже сейчас он держал свое слово. Редкое, но такое поганое исключение из общего правила. – Да, хорошо, спасибо, – нервно кивнул Хёкджэ, изо всех сил стараясь не смотреть на спину стоящего к нему слишком близко парня и жадно изучая глазами до боли знакомую обстановку, в которой почти ничего не изменилось. С того самого момента. Как он был в этой комнате. С Донхэ. Те же светло-серые стены и чуть потертый ковер на полу. Та же россыпь жемчужных ромбов на обоях и болезненно белый, без единого изъяна, за который можно было бы зацепиться взглядом, потолок. Две односпальных, слишком узких даже для одного человека кровати. Два письменных стола, на поверхности которых сейчас не лежало ни одной вещи. Пустой широкий подоконник, на котором раньше громоздились фотографии и цветы. Пустые стеллажи и вешалки для одежды. Слишком яркие свидетельства произошедшего здесь и безнадежные вестники того, что прошлого не вернуть. Но, может… это было даже и хорошо. То, что было, должно остаться в прошлом. И только так. Ведь это было одно из самых главных условий их сделки с братом. Хотя где-то глубоко-глубоко внутри самая маленькая часть Хёкджэ все же отчаянно хотела вернуться в тот день и повторить все то, что тогда происходило. Особенно ту часть, свидетелем которой была эта комната... – Не за что. И да, я первым уступаю тебе душ, но умоляю: не занимай его слишком долго, – внезапно обернувшись к Хёкджэ, Донхэ смерил вздрогнувшего и слишком резко вернувшегося в реальность парня очередным пристальным, плохо читаемым взглядом, от которого Хёкджэ пробрала дрожь, и ему пришлось приложить очень много усилий, чтобы скрыть ее. – Спасибо, я быстро, – с трудом выдавил из себя смущенную улыбку парень, мысленно умоляя лидера SFS как можно скорее покинуть комнату и оставить его в одиночестве, ведь силы Хёкджэ уже были почти на исходе и он не имел ни малейшего представления, насколько еще может хватить его выдержки. – Надеюсь на это. Ну, тогда... все, – пожал плечами Донхэ и собирался уже было отправиться на выход и наконец-то избавить себя от общества братца Ынхёка, но внезапно, вспомнив еще кое о чем, замер на месте, почему-то чувствуя себя мухой, застывшей в неловкой позе в куске янтаря: – И да, совсем забыл. Мы выезжаем из дома в восемь, значит, я разбужу тебя в семь, – Донхэ вопросительно посмотрел на Хёкджэ и, дождавшись от того нервного кивка, добавил, переводя взгляд на старый, расшатанный, но все еще рабочий дверной замок, который не раз и не два спасал и его и Ынхёка во время весьма и весьма щекотливых моментов: – И еще… Я бы искренне советовал тебе закрыться на ночь, если ты, конечно, не хочешь, чтобы к тебе с утра пораньше заявилась пара-тройка неожиданных гостей, – хмыкнул лидер SFS, представляя до крайности обиженное лицо Кюхёна, который, не дождавшись возможности допросить Хёкджэ вечером, наверняка встанет ни свет ни заря в надежде допросить братца Ынхёка до пресс-конференции, но… окажется нос к носу с закрытой дверью. А нечего нарушать договоренности! Да и вообще, им не нужны скандалы прямо с утра, а в том, что эта беседа закончится именно скандалом, у Донхэ не было даже малейших сомнений. Ведь он слишком хорошо знал Кюхёна и его порою чересчур взрывной характер. – Хорошо, спасибо, – чуть нервно опять поблагодарил Донхэ Хёкджэ, даже не замечая, что он повторил эту фразу слишком много раз за последний десяток минут. Впрочем, на это не обратил внимания и Донхэ, наконец-то получивший долгожданную возможность избавиться от общества братца Ынхёка и покинуть эту внезапно вызвавшую у него слишком много воспоминаний комнату, что он и поспешил сделать. Первым делом, покинув комнату Хёкджэ, Донхэ проверил, уснули ли его обожаемые одногруппники и не собирается ли Кюхён караулить несчастного парня всю ночь напролет, но, слава богу, на сегодняшнюю ночь не планировалось никаких диверсий. Накрыв одеялом похрюкивающего от удовольствия во сне гитариста, которому явно снилось что-то очень хорошее, Донхэ закрыл окно, зная, что тот вечно забывает делать это, а потом мучается с простудой, и отправился в комнату, которую сейчас делили, к величайшему облегчению, пока еще спящие по разным постелям Чонун и Хичоль. Даже в темноте в этом помещении было слишком много блесток и розового, но… вкусу Хичоля не прикажешь, и Донхэ уже даже почти привык к тому, что их фея любит окружать себя этим цветом. И блеском. Огромным количеством блеска. И, чтобы этот самый блеск не просочился в остальные комнаты, Донхэ на правах старшего позволил творить Хичолю со своей спальней все, что ему пожелается, и тот… вовсю пользовался этим разрешением. Чудом избежав в темноте столкновения с огромным кукольным домом, лидер SFS накрыл ударника толстым стеганым розовым пледом со стразами и, бросив недовольный взгляд на безмятежно разметавшегося по белоснежным простыням Чонуна, вышел из этого девичьего царства, аккуратно прикрывая за собой двери. Все в порядке. Все как всегда. Но… странное чувство тревоги никак не желало покидать его. И дело было вовсе даже не в Ынхёке, но тогда... в чем? Быть может, он просто слишком устал сегодня? Вполне возможно. Каждая клеточка его разума и тела буквально умирала от усталости и перенапряжения, и даже такие мысли, простые и безобидные, давались с огромным трудом, что уж говорить про глаза, которые так и норовили закрыться прямо на ходу. Донхэ с удовольствием бы завалился в свою кровать прямо сейчас, не принимая душ и не раздеваясь, но, наверное, это было бы не слишком гигиенично, да и убедиться, что братец Ынхёка обойдется без фокусов, наверное, тоже стоило, поэтому Донхэ терпеливо дождался, пока взъерошенный, нервный и совсем не походящий по крайней мере манерой поведения на их вокалиста парень наконец-то выскребется из душа, прошмыгнет в спальню и, последовав совету Донхэ, защелкнет замок на двери. Мудрый мальчик. В отличие от Ынхёка, который назло всем и вся, наоборот, распахнул бы дверь настежь. А еще обязательно бы лег спать голым. Но… слава богу, его брат оказался куда покладистее и сообразнительнее. Ну или хотя бы… пытался казаться таковым. Тяжело вздохнув, Донхэ наконец-то погасил в кухне свет и, забрав заботливо приготовленные тетушкой и для него пижаму и полотенце, отправился в душ, лишь там, под горячими и неприятно бьющими по изнуренной коже струями получив возможность оказаться наедине с самим собой и обдумать все случившееся сегодня. И… охренеть от этого? Ну и Ынхёк… Вот уж он устроил. Им всем. Как и обещал неделю назад. Черт бы побрал этого пересмотревшего идиотских дорам эгоистичного ублюдка. Нет... ну надо же. Кто бы сказал Донхэ неделю назад, что их вокалист способен выкинуть нечто такое… Да ладно. Даже неделю назад Донхэ бы с легкостью поверил, что Ынхёк способен на подобную выходку. Но вот то, как решил эту проблему менеджер Чхве… и правда походило на дораму. Или на низкопробный вебтун. Или просто на какое-то безумие. Ну надо же… Хёкджэ заменит Ынхёка. Правда. Чувствуя, что ноги уже почти не держат его, лидер SFS присел на корточки и тихонько рассмеялся, наконец-то давая выход всему тому напряжению, что весь день сковывало его изнутри, и не замечая, что обжигающе-горячая вода, все льющаяся и льющаяся на него, смешивается на его лице со столь же обжигающе горячими, невыносимо горькими и солеными слезами, смысл которых не был ясен даже самому Донхэ. А может, он и знал, почему плачет сейчас, просто… просто даже сейчас, уже спустя столько лет, он все еще не решался признаться в этом даже самому себе. А ведь ответ теперь был так близко, можно сказать, находился перед самым его носом, но…. Донхэ все еще не мог признаться в том, что это правда и что он мог так сильно ошибиться семь лет назад.