Way To A Dream

За двадцать девять лет жизни на этом свете Ли Донхэ успел освоить множество ролей и профессий помимо айдола с мировой известностью. Приняв на себя обязанности старшего и лидера группы, он стал для своих ребят и мамой, и папой, и старшим братом, и наставником, и лучшим другом, и водителем, а еще срочным вытрезвителем с выездом по необходимости, кашеваром, уборщицей, прачкой, а теперь вот еще тот самый Ли Донхэ, лидер SFS, с попеременным успехом осваивал профессию сиделки. Уже почти сутки. Пока ребята прохлаждались в репетиционном зале, старательно симулируя репетиционную деятельность, которая, судя по тому, как по вечерам от Кюхёна и Хичоля несло пивом и курицей, продвигалась очень даже успешно. Ну и ладно. Парням нужен был отдых, особенно если учесть то непривычно огромное количество проблем, что внезапно обвалилось на них в последнее время, а сам Донхэ... Для него побыть дома в тишине, наедине с собственными мыслями тоже был своего рода отдых. В такие моменты Донхэ частенько вспоминал их с Ынхёком побеги в какой-нибудь пансионат для старичков, когда они оба уставали от людей и нуждались вот в таком вот отдыхе . В тишине и с минимальным количеством людей на квадратный километр окружающего пространства. Господи, как же давно это было! Ведь в последние годы Ынхёк предпочитал топить свою усталость в бокале с чем-нибудь покрепче и в постели с кем-нибудь постарше, а Донхэ сбрасывал стресс в тренажерном зале. Нет, наверное, ему все-таки стоит позвонить тому детективу и попросить провести его свое расследование, потому что, как ни крути, но почему-то Донхэ не верил словам Шивона, и даже звонок Хангёну, который с готовностью подтвердил ему, что Ынхёк и правда сбежал и они всеми силами ищут его и уже скоро, возможно даже к концу этой недели, найдут его, не успокоили странное, щемяще-тревожное чувство в его груди. Или стоит подождать до конца недели? И уж если тогда ничего не прояснится, то... Да, пожалуй, так и стоит сделать. Внезапно приняв для себя это уже давно не дающее ему покоя решение, Донхэ наконец-то позволил себе облегченно выдохнуть, чувствуя, как груз ответственности, лежащий на его плечах, стал чуточку легче, и, поднявшись из-за непривычно пустого стола на непривычно тихой и чистой кухне, как можно тише постарался налить стакан воды и мягкими, практически бесшумными шагами отправился в комнату безмятежно спящего Хёкджэ, оказавшегося на редкость послушным и непривередливым пациентом. По крайней мере по сравнению со своим братом и Кюхёном, которые сводили с ума буквально всех вокруг, стоило только температуре их тела подняться на градус выше положенного, а голове – болеть чуть дольше пары минут. Но это вовсе не отменяло того факта, что Донхэ был зол на Хёкджэ. Чертовски зол. Он уже даже умудрился успеть вчера прочитать этому идиоту нотацию, когда тот впервые пришел в себя, но... кажется, Хёкджэ был слишком измучен, чтобы адекватно воспринять ее. Ну ничего. Вот только он более-менее оклемается – и тогда Донхэ устроит ему такую взбучку, что он забудет дорогу не только до тату-салона, но и даже свои собственные инициалы, которые теперь красовались у Хёкджэ, как и у его брата, прямо на загривке, заставляя фанаток, не имеющих ни малейшего представления о значении этих букв, страдать от любопытства уже который год. Да даже сам Донхэ лишь сейчас понял, что значило это LHJ на шее Ынхёка, решившего укрепить свою связь с братом еще одним крайне эксцентричным, но вполне вписывающимся в его стиль способом. Ли Хёкджэ. Ну конечно. И как Донхэ только раньше не подумал об этом? А теперь все это великолепие украшало и тело Хёкджэ и выглядело еще более странно, чем на его брате. Хёкджэ. Донхэ с трудом сдержал острое желание скривиться и выругаться. Уж лучше бы этому идиоту так и набили на теле: «Слабовольный придурок, прогнувшийся под Чхве Шивона». Идиоту, который с его аллергией и, как оказалось, в отличие от брата с полной непереносимостью лекарств вполне мог расстаться с жизнью. Но, слава богу, вопреки всему, этого не произошло. Но Донхэ поверил в это лишь после того, как вчера врач самолично сообщил ему, что со здоровьем этого свалившегося на его голову идиота все будет в порядке. Просто небольшие слабость и жар после столь внушительных повреждений кожного покрова. И раз Хёкджэ нельзя принимать никаких лекарств, то единственное, что сейчас было нужно, – покой, отдых, хорошее питание, здоровый сон и соблюдение питьевого режима. И единственной задачей Донхэ было следить за тем, чтобы Хёкджэ соблюдал все предписания, и за тем, чтобы его температура не поднималась, а самочувствие не ухудшалось. А еще оказывать ему посильную помощь, которую этот маленький упрямец, разумеется, отказывался принимать. Упертый идиот. Сам слаб, как новорожденный котенок, настолько, что не может даже встать и добраться до туалета, а все туда же! Не иначе как семейная черта! А еще сильный идиот. Вытерпеть такое... Это еще надо суметь. Самому Донхэ когда-то хватило лишь одного зрелища, чтобы навсегда заречься делать со своим телом подобные штуки. И зачем вообще нужно терпеть всю эту боль, если есть переводные татуировки и рисунки хной? Нет, он решительно не понимал этого... Недовольно выдохнув, парень аккуратно прокрался в погруженную в полумрак из-за плотно задернутых темных штор на окне комнату, которую когда-то делили они с Ынхёком и которую теперь обживал Хёкджэ, хотя... обживал – громко сказано. На первый взгляд в комнате не изменилось ровным счетом ничего, кроме разметавшегося на кровати парня. Хёкджэ был в отличие от брата, имеющего фантастическую способность захламлять все вокруг, аккуратистом и перфекционистом . Как и сам Донхэ. И нужно было очень сильно присматриваться, чтобы увидеть здесь хоть какие-то признаки постороннего присутствия: сложенные аккуратными стопками вещи в тщательно закрытом шкафу, пустой стакан из-под воды, который Донхэ и пришел поменять на полный, на прикроватной тумбочке, там же – полностью разряженный потрепанный мобильный, небольшая темная сумка под кроватью и... все. Сразу чувствовалось, что этот парень здесь лишь гость. И почему-то это невыносимо раздражало Донхэ! Хотя он все еще был так зол на этого идиота, что в Хёкджэ Донхэ сейчас раздражало абсолютно все! Даже то, как его ободранный телефон лежал на тумбочке, мигая десятком пропущенных вызовов и сообщений ! Ну как так?! С глухим стуком поставив стакан на прикроватную тумбочку, он недовольно посмотрел на раскинувшегося в форме звезды на узкой кровати безмятежно посапывающего парня, вновь сбросившегося одеяло на пол и словно нарочно демонстрирующего Донхэ свой слишком худощавый торс, почти целиком закрытый тугими, пропитанными какой-то супер-уникальной обеззараживающей мазью на травяной основе (единственной, на которую у Хёкджэ не было аллергии) повязками, и лишь еще сильнее раздражая его. Хотя... может, оно и к лучшему, ведь почему-то Донхэ слишком нравилось разглядывать Хёкджэ спящим. Когда он не смущался, не терялся, не краснел, не бледнел, не мямлил, пытаясь что-то сказать, а просто был самим собой и спал. И это почему-то настолько нравилось Донхэ, такой спокойный, уравновешенный и почти настоящий Хёкджэ, что он на полном серьезе начал подозревать у себя какое-то психическое отклонение, возникшее на почве этого парня, совсем так же, как когда-то оно возникло у него на почве его брата. И... было ли это нормальным? Что он не мог оторвать от спящего Хёкджэ взгляда, даже если учесть, что он был зол на него. Слишком зол. Но, несмотря на это, он уже прекрасно знал, что кожа у Хёкджэ куда бледнее и тоньше, чем у Ынхёка, и что он слишком худой, настолько, что Донхэ даже под повязками мог разглядеть и пересчитать все его ребра. А еще он знал, что у Хёкджэ три почему-то кажущиеся ему смутно знакомыми родинки на ключице и что вся его правая рука и правое плечо покрыты извилистой белоснежной сеткой шрамов от той встречи с витриной. Шрамов, которых Донхэ так и хотелось коснуться. Причем не только кончиками пальцев, но и... губами?.. И это желание было настолько осязаемым и естественным, словно когда-то, очень давно, он делал так... Или?.. Внезапно поддавшись этому вновь накатившему на него порыву, Донхэ опустился на корточки перед постелью и аккуратно, едва ощутимо, чтобы не дай бог не разбудить Хёкджэ, прикоснулся кончиками пальцев к тонкой вязи шрамов на его неприкрытом повязками запястье. И... едва не задохнулся от неожиданно накатившей на него волны ощущений. Слишком знакомых и... настоящих?! Сердце Донхэ предательски пропустило удар, когда его память, очевидно решив сыграть с ним злую шутку, вдруг выдрала из своих очень-очень далеких глубин уже давно забытую им картину, воспоминание настолько эфемерное и едва присутствующее в его сознании, что Донхэ уже почти и не помнил о нем, но сейчас в его голове отчетливо нарисовалось произошедшее семь лет назад во всех пугающих деталях, заставляя Донхэ с ужасом понять и наконец-то осознать то, о чем уже давно так настойчиво твердило его подсознание и что ему следовало понять и осознать уже очень и очень давно... В тот вечер они пили с Ынхёком слишком много и весело, отмечая свой первый концерт и такой удачный день. Шивон и инвесторы были в восторге от их выступления, а это значило одно: их дебют, самый настоящий дебют не за горами. И кто бы знал, как сильно все они этого ждали! Сегодня они выступали как никогда. А Ынхёк... У Донхэ до сих пор захватывало дух от того, что он творил со своим голосом и с их песнями на сцене. ТАКОГО он от него еще не слышал. Все они не слышали. Никогда. Наверное, у него от волнения просто открылось второе дыхание. Как и у них всех, потому что еще никогда их группа не звучала столь сыгранно. Почти безупречно. И этот день, и этот вечер, и они с Ынхёком и правда были самыми лучшими. Донхэ еще ни разу в жизни не было так хорошо с ним. И ему еще никогда не было так хорошо целовать его этими безумными немного горькими поцелуями с привкусом соджу и их долгожданного успеха. Они слишком долго медлили с отношениями, присматриваясь и притираясь друг к другу, боясь спугнуть эту робкую, едва тлеющую симпатию, которая с каждым проведенным рядом днем, с каждым занятием, с каждой трудностью, с каждой репетицией и с каждой написанной вместе песней разгоралась все сильнее и сильнее, превращаясь в нечто большее и куда более значимое. У них был идеальный тандем: Ынхёк всегда писал роскошные, пробирающие до глубины души тексты, а Донхэ подбирал для них единственно правильную музыку. Точное попадание в цель. Или просто роскошное совпадение. Но еще никогда и никто не совпадал с Донхэ в мыслях и в творчестве так, как Ынхёк. И тот день стал апогеем. Одним из самых важных из их дней. Ведь именно тогда Донхэ внезапно понял, что да, Ынхёк и есть тот человек, что может перевернуть и его самого, и его жизнь. С ног на голову. И все его чувства. Когда они после звонка Шивона, пьяные и счастливые, сидели вдвоем на берегу реки Хан и вместе писали песню, которой всего через год было суждено стать заглавным треком в их дебютном альбоме. Именно в этот самый момент Донхэ осознал и искренне поверил в то, что это и есть она. Любовь. Та самая, настоящая, что пронизывала насквозь их самих и каждую их песню. И еще никогда в жизни Донхэ так сильно не хотелось целовать кого-нибудь и прижимать к себе так близко, как только это возможно. Еще никогда и ни с кем в этой жизни Донхэ не хотелось быть так сильно, как с Ынхёком в тот вечер. С совсем необычным Ынхёком, внезапно избавившимся от всей этой своей шелухи и впервые решившимся обнажить перед ним свою сущность. Без всех этих жутко раздражающих самоуверенности, надменности, высокомерия и дерзости. Спокойный, немного смущенный и растерянный, непривычно нежный и кроткий – такой Ынхёк разбивал сердце Донхэ, всего Донхэ на части и еще сильнее влюблял его в себя. От такого Ынхёка у Донхэ захватывало дух, а сердце заходилось в приступах любовной тахикардии. Он еще никогда прежде и никогда после с таким трепетом не раздевал Ынхёка и не целовал его. Его невероятные губы, скулы, шею и... эти проклятые шрамы на его плечах. Он целовал его руки и его пальцы, на одном из которых было тонкое серебряное колечко, которым Ынхёк потом, в порыве страсти, случайно оцарапал ему щеку. Дурацкое кольцо, которое пропало вместе с чертовыми шрамами на следующее утро! Как, кажется, и парень, который был на концерте и с которым Донхэ провел целую ночь и... даже не помнил об этом! Проклятье! А ведь их разговор, в тот момент показавшийся Донхэ таким глупым и странным, сейчас как никогда четко и ясно звучал в его ушах: – Ты точно хочешь сделать это сегодня? Со мной? – Конечно, да, глупый. Ты сегодня такой особенный... И теперь... Донхэ со странной смесью благоговейного ужаса, восторга, трепета, нежности, отвращения, ярости и ненависти смотрел на все так же безмятежно спящего и ничего не подозревающего парня, не имея ни малейшего представления о том, что ему делать с этой внезапно обрушившейся на него правдой и как дальше жить... И лишь одно он знал наверняка: что ему, пожалуй, совершенно точно стоит бросить пить. А дальше... дальше они еще посмотрят, что делать и как быть.