Way To A Dream

На этом празднике жизни, который кто-то не иначе как по особой иронии назвал обычным ужином, Хёкджэ как никогда чувствовал себя лишним. Среди всех этих разодетых в пух и прах в одежду с лейблами исключительно известных фирм людей, со смехом обсуждающих котировки акций, договоры и контракты, премьеры оперы и балета, а также модели машин баснословной стоимости за бокалом шампанского, который стоил едва ли меньше этих машин. Под стать сверкающим на дамах, да и на их спутниках, бриллиантам, которые в таком количестве на каждый квадратный сантиметр роскошно убранного пространства Хёкджэ встречал только в рекламе и в кино. Неужели его брат и правда жил вот так? Во всей этой вычурной, полной фальши роскоши среди людей, которым не было до него никакого дела? Ведь он был для них еще всего лишь одним удачным инвестиционным проектом. Выгодным вложением с хорошей долгосрочной перспективой, имя которого они знали лишь потому, что их дочери сутки напролет лили слезы по «этому красноволосому мальчику из новомодной группы, как его там зовут, кажется, Ынхёк?». Неужели Ынхёку могло нравиться жить во всем этом? Или это... как сказал Донхэ, просто обратная сторона славы и хотя бы иллюзия свободы творчества, с которой нужно мириться? Как-то все выходит слишком уж... грустно и невыносимо. Кстати. Донхэ. И куда он снова ушел? Сказал же, что отойдет всего на пару минут, а его нет, наверное, уже все полчаса. Ну ладно, не полчаса, но минут пятнадцать так точно. Ну ладно, десять. Но здесь, на этом вечере, эти 600 секунд казались Хёкджэ, позорно спрятавшемуся от посторонних взглядов и всеобщего внимания в зеленой зоне, расположенной в самом дальнем углу, целой вечностью. Осторожно выглянув из-за развесистого, но немного пожухлого и какого-то унылого на фоне всей этой роскоши, как и сам Хёкджэ в общем-то, фикуса (хотя все проблемы этого несчастного растения были лишь из-за неправильного ухода и отсутствия нормального света, а вот Хёкджэ вряд ли бы спасло даже это), он попытался отыскать взглядом в этой пестрой, сверкающей, улыбающейся и безмятежно общающейся толпе знакомый темно-синий костюм, слишком дорого и вычурно, а по словам Донхэ ‒ еще и жутко тяжело расшитый золотой нитью и такими же синими драгоценными камнями, очень сильно похожими на сапфиры, хотя... в этом безумном мире они вполне могли бы оказаться настоящими. Вот только ни этих камней, ни костюма среди гостей, которых Хёкджэ старательно сканировал взглядом, не было. И куда только он успел подеваться? Ведь обещал же просто поздороваться с одним человеком и вернуться как можно скорее? и... Сейчас Хёкджэ видел всех, кроме Донхэ, чье присутствие рядом было для него просто физической необходимостью на этом вечере! Ведь только благодаря его теплым сухим пальцам, сжимающим его руку, Хёкджэ выдержал целых два часа этих полных притворства и фальши приветствий и того, что эти люди называли «теплым дружеским общением», и должен был примерно выдержать еще минимум четыре, но... как сильно рассердится менеджер Чхве, если все это время Хёкджэ в самом прямом смысле этих слов просидит в кустах, старательно делая вид, что его здесь нет? Хёкджэ отыскал взглядом в толпе одетого в роскошный ярко-фиолетовый костюм менеджера, который отчаянно улыбался и лебезил, извиваясь едва ли не ужом перед пожилой одетой слишком вычурно и старомодно парой, особенно перед дамой, в высокой уложенной седой короной прическе которой красовалось павлинье перо. И менеджер Чхве не был бы менеджером Чхве, если бы помимо этого не успевал приглядывать практически за всеми членами SFS, умудряясь едва ли не одновременно одобрительно посматривать на слишком явно флиртующего с какой-то высокой тощей нескладной девицей Кюхёна и неодобрительно ‒ на Чонуна и Хичоля, ведь первый, вопреки всем весьма точным указаниям менеджера, которые тот озвучил им до ужина суммарно раз пять или шесть, общался вовсе не с фанатеющей от него младшей сестрой одного из инвесторов (как это делал Кюхён), а с одной миленькой девушкой из стаффа из их агентства, помогавшей организовать весь этот вечер, причем не просто общался, а потратил на нее целых тридцать, если вовсе не сорок драгоценных минут. А Хичоль... В голову Хичоля всегда было трудно уложить какие-то конкретные требования, планы и задачи, поэтому все они просто надеялись на то, что с ним все обойдется без эксцессов, и... разве можно было считать эксцессом устроенные на полу прямо посреди зала игры в барби с визгами и писками вместе с двумя трехлетними близняшками? Наверное, нет. Особенно если учесть, что эти девочки были внучками президента одной из крупнейших нефтедобывающих компаний в Азии. Помимо менеджера Чхве, Кюхёна, Чонуна и Хичоля, Хёкджэ с легкостью нашел среди всех этих людей начальника Ли, напряженно беседующего о чем-то с невысоким невзрачным мужчиной в простом темном костюме, лицо которого показалось Хёкджэ смутно знакомым. Кто он? Явно кто-то с тех фото, что он усердно, но безуспешно зубрил последние сутки. Кто-то из их агентства? Продюсер? Кажется, нет. Тогда... ведущий? Актер? Айдол?.. Да нет, его внешность... слегка не дотягивала до внешности знаменитости. Может быть, политик? Или бизнесмен? Впрочем, какое это имеет значение?! И Хёкджэ собирался уже было отвести глаза в сторону и продолжить поиски так и не отыскавшегося Донхэ, однако ровно в тот самый момент, когда он уже почти оторвал взгляд от лица этого незапомнившегося ему мужчины, тот вдруг резко поднял глаза, всего на пару мгновений, прямо и с любопытством смотря на Хёкджэ ‒ так, словно он и правда мог разглядеть его за всем этим пышным, надежно скрывающим его от постороннего внимания зеленым великолепием, и широко улыбнулся и подмигнул Хёкджэ, а затем снова, как ни в чем не бывало, вернулся к разговору с почему-то ничего не заметившим начальником Ли. Однако этой неожиданной улыбки и подмигивания оказалось достаточно, чтобы сердце Хёкджэ по какой-то причинине забилось в два, нет, в четыре раза быстрее, а его испуганный взгляд еще судорожнее заметался по залу в поисках единственного человека, которому он здесь по-настоящему мог доверять и который по-настоящему мог его защитить. От всего этого. И от самого себя. Наверное. Однако в этом зале были все, кроме него! Даже спорящий вполголоса с какой-то пожилой дамой красный от злости Канин, которого менеджер Чхве удавил бы собственными руками, если бы увидел подобную сцену, но Канин, к счастью или к несчастью, находился вне поле зрения их чересчур бдительного менеджера. Интересно, что это за дама такая, с которой их обычно предельно спокойный и вежливый охранник ведет себя ТАК? Но додумать эту мысль Хёкджэ не дал тихий, полный смешинок голос, внезапно раздавшийся у него прямо над ухом: ‒ Прячешься? ‒ и заставивший его вздрогнуть и едва ли не подпрыгнуть на месте от неожиданности. ‒ Я-я? Н-н-нет, ‒ волчком развернувшись вокруг собственной оси и совершенно забыв о своей временной «немоте», отчаянно замотал головой Хёкджэ, затравленно глядя на внезапно обнаружившего его совершенно добродушно улыбающегося Сонмина, который, кажется, совсем не хотел пугать и ругать его. ‒ Я вижу, ‒ еще шире улыбнулся он, чуть насмешливо глядя на явно перенервничавшего дублера Ынхёка, и, видя, что еще немного ‒ и тот хлопнется от переживаний в обморок, поспешил успокоить его: ‒ Нет-нет, не переживай. Я не буду на тебя ругаться. Я и сам с удовольствием пересидел бы весь этот вечер здесь, но... работа, ‒ широко развел руками Сонмин, в улыбке которого появилось... что-то похожее на вину? Или Хёкджэ просто показалось? ‒ Я правда не прячусь. Я просто жду здесь Донхэ... ‒ наконец-то взяв себя в руки, постарался объясниться Хёкджэ, словно пытаясь кому-то доказать, что он и правда вовсе не прячется здесь, а просто ждет Донхэ и немного отдыхает от всего этого «общения», и всё. ‒ Да, конечно, разумеется, ‒ закивал помощник менеджера Чхве, на лице которого просто огромными буквами было написано, что он ничуть не верит Хёкджэ, однако это выражение быстро сменилось на другое, хмурое и задумчивое, а сам Сонмин протянул: ‒ И все-таки ты совершенно не похож на него. Ынхёк всегда упивался всеобщим вниманием на подобным сборищах, а ты... другой.... ‒ Я... ‒ В хорошем смысле другой. По крайней мере, ты мне нравишься куда больше своего брата. В тебе нет этой ынхёковской стервозности. И заносчивости. И ты не материшься, не орешь и не кидаешься вещами, если что-то не по тебе. Это просто не может не нравиться всем, кому хоть когда-нибудь доводилось работать с Ынхёком, ‒ с мягкой улыбкой перебил вновь распахнувшего рот Хёкджэ Сонмин, собираясь добавить еще что-то, но его прервал громкий писк мобильного Хёкджэ, у которого тот так неосмотрительно забыл выключить звук, однако сейчас этот телефон и этот звук стали для Хёкджэ весьма своевременным спасением от этого крайне неловкого разговора, и он, сославшись на то, что его ждут и что ему срочно нужно быть в другом месте, поспешил покинуть немного опешившего и даже не успевшего сказать ему ничего в ответ Сонмина. И этот зал. Ведь Хёкджэ и правда ждали. Кто-то. С неизвестным номером. Кто-то, кто отправил ему сообщение: «Встречаемся в номере 117 через 10 минут. Никому не говори. Это важно». И, кажется, Хёкджэ даже подозревал, нет, он знал, кто это может быть...