Way To A Dream

– А твои песни? – склонив голову набок, спросил Донхэ, собирающийся сегодня окончательно уничтожить все секреты и стереть все границы между собой и Хёкджэ. Ведь если они уж начали говорить начистоту и признаваться в своих самых постыдных чувствах и поступках, то им следует пойти до конца. – Мои песни? – удивленно вскинул брови Хёкджэ, недоуменно глядя на Донхэ и понимая, что он знает и об этом. Но откуда и как давно? Ынхёк бы вряд ли стал рассказывать ему, но вот Сыльги, о которой Хёкджэ сегодня, да и вообще в последнее время думал слишком мало, эта порой совершенно несносная правдолюбка и главный хейтер Ынхёка вполне могла ляпнуть нечто подобное. – Да, твои песни. После всех слов и признаний, что прозвучали здесь сегодня, ты же не будешь отнекиваться от этого? – Я не... – начал было Хёкджэ, но Донхэ недовольно перебил его: – Ынхёк же не забирал их у тебя силой и не крал? Я просто надеюсь, что он не успел докатиться до чего-то такого... – смущенно пробормотал парень, думая, что это вполне в стиле Ынхёка, особенно если учесть запутанность их отношений с братом в последние годы. А в стиле Хёкджэ знать, что Хёк делает это, и молчать. Вполне. Но все-таки Донхэ отчаянно хотелось надеяться, что на деле все обстояло совсем иначе. И, слава богу, его худшим ожиданиям не было суждено оправдаться. – Нет-нет, ты что, – как-то совсем смешно округлив глаза, отрицательно замотал головой Хёкджэ: – Я отдавал их ему сам. Но откуда... ты знаешь про песни? – Я, оказывается, много чего знаю, – не сдержался от усмешки Донхэ и в ответ на не слишком-то довольный взгляд Хёкджэ все же объяснил: – Когда ты болел, я случайно нашел твою тетрадь и посмотрел ее, и все стало очевидно... – Ясно, – недовольно прищурившись и поджав губы, кивнул Хёкджэ, показывая, что для него не слишком приятна эта тема, однако Донхэ все же решился задать уже давно мучающий его вопрос (ведь, в конце концов, сегодня они обсуждали и куда более отвратительные вещи!): – Но зачем ты отдавал их Ынхёку? Зачем ты отдавал их нам? Это же твои песни. – И что? Что мне-то с ними было делать? К тому же у меня это были даже не песни, а просто набор строчек в тетради, а вы сделали из них... нечто необыкновенное, – пожал плечами Хёкджэ, не понимая, зачем и, самое главное, к чему клонит Донхэ. – Но зачем было выдавать эти, как ты говоришь, тексты за тексты Ынхёка? Ты бы мог сохранить авторство и... – И что? Зачем это делать? – перебив Донхэ на полуслове, вновь пожал плечами Хёкджэ, для которого сейчас этот аспект и правда не имел ровным счетом никакого значения. – Чтобы все знали, что это твои песни. Что ты композитор и автор слов. Так было бы правильно, не находишь? – Нет, – отрицательно покачал головой Хёкджэ. – Мне это не нужно. И я не хочу, чтобы все знали. Достаточно того, что они знают эти песни. И Хёка. Для него это важно. – Но... – снова начал было Донхэ, собираясь возразить ему, однако Хёкджэ резко, очень недовольно перебил его: – Это мое решение. Подарить песни брату. И я больше не хочу обсуждать это, так что давай сменим тему, – отрезал парень, зло глядя на немного ошарашенного этим выпадом Донхэ. – Ну давай... – рассеянно протянул Донхэ. Он и правда не ожидал такой реакции на простой вопрос о том, почему Хёкджэ не хочет, чтобы его имя стояло в качестве имени автора в описании песни, но... Если это его выбор и его желание, то Донхэ, наверное, не имел права спорить с ним и пытаться в чем-то переубедить. Уж чего-чего, а упрямства Хёкджэ не занимать. Как и его брату. – Ты хочешь рассказать мне еще о чем-то? – Н-нет. Кажется, я рассказал все, – немного запнулся, пытаясь вспомнить, не осталось ли у него еще каких-нибудь жутких и не очень секретов, Хёкджэ. Но, кажется, они поговорили с Донхэ обо всем, о чем только можно, и даже о том, о чем нельзя. Разумеется, за исключением маленького электронного устройства в его мучительно долго заживающей ноге, таинственно исчезающих и появляющихся букетов и о плане Хёкджэ, которым он пока не был готов поделиться с Донхэ, ведь тот счел бы его крайне неразумным и нелепым. И да, он таким и был, но пока это был единственный способ для них узнать, кто же похитил Ынхёка, где он и что с ним, и Хёкджэ не собирался отступаться от своего плана, поэтому все, что он сделал сейчас, лишь задал Донхэ отлично отвлекающий внимание и вполне логичный вопрос: – А ты? – Я? Вообще-то да, у меня есть кое-что, что я должен тебе рассказать, – сделав глубокий вдох, признался парень. Раз уж у них сегодня день откровений, то, наверное, Хёкджэ стоило узнать о самом главном и самом страшном и важном секрете его брата: – Ты в курсе, что у Ынхёка есть сын? – совершенно спокойно поинтересовался Донхэ, глядя, как у сидящего напротив парня округляются глаза и совсем неэстетично отваливается челюсть. Еще бы. Такие новости. Он сам чуть не схлопотал инсульт, когда узнал обо всей этой истории. – Что? Сын? Какой такой сын? Настоящий ребенок? У Ынхёка?.. – Да, – в ответ на все эти вопросы утвердительно кивнул Донхэ. Пожалуй, информацию Хёкджэ сейчас следовало подавать по мере усвоения, чтобы ему, не дай бог, не стало плохо от такого убойного заряда правды. Как там говорила Ара? Ненавязчиво упомянуть в разговоре. Ну-ну. – Н-н-но.... откуда? – Тебе в деталях описать, откуда берутся дети? – не сдержался от смешка Донхэ, но, получив в ответ полный ужаса и недоумения взгляд, резко стал серьезным и рассказал Хёкджэ абсолютно все. О сестре Кюхёна и об их с Ынхёком горячем, но недолгом романе с последствиями, от которых Ара не стала избавляться. О том, что Ынхёк проявил странное рвение и поддержал это ее нежелание. О том, как у девушки нашли редкое, мучительное и в большинстве случаев смертельное заболевание, но она родила совершенно здорового сына и все еще билась с болезнью, лежа в частной клинике, несмотря на то, что ей уже давно выписали направление в хоспис. О том, что об этом ребенке не знает никто, кроме Ынхёка, Ары и Донхэ, ставшего невольным поверенным тайны этих двоих. И о том, что Ара с Хёну также переживают из-за исчезновения Хёка и хотят познакомиться с Хёкджэ. Удивительно, но рассказывать о таких вещах Хёкджэ, да вообще рассказывать ему обо всем на свете, было удивительно легко и просто. Кажется, таким людям, как он, даже маньяки и массовые убийцы признаются во всех своих смертных грехах. Что уж говорить про запутавшихся в собственной и чужой лжи лидеров музыкальных групп. Поэтому даже история Ары, всегда висящая тяжелым комом в груди Донхэ, в этот раз облеклась в слова удивительно просто. Жаль только, что понять и принять ее... вряд ли это было так же легко. – Эта девушка... Ара... Она правда хочет познакомиться со мной? – по окончании рассказа Донхэ, после мучительно долгой, почти пятиминутной паузы, которая понадобилась Хёкджэ, чтобы хоть как-то уложить услышанное в своей голове, наконец-то решился спросить он, зацепившись за самый незначительный факт из всех. – Да, она думает, что ты хороший и что Хёну не мешало бы познакомиться с дядей... – улыбнулся Донхэ, уже представив, как обрадуется мелкий, увидев почти идентичную копию отца, и как завалит Хёкджэ горами дурацких вопросов, от которых тот быстро полезет на стену. – Да, я думаю, нам определенно стоит встретиться. Возможно, ей нужна какая-то помощь... – нахмурившись, закусил губу и задумчиво пробормотал Хёкджэ, явно размышляя о чем-то своем. – Нет-нет, в этом плане ты можешь не переживать: мы с твоим братом позаботились, чтобы они с Хёну ни в чем не нуждались, – тут же поспешил заверить Хёкджэ Донхэ. – Будет просто хорошо, если ты съездишь как-нибудь и познакомишься с ними, мы можем выбрать день, и я... – Хорошо. Я понял, – перебив Донхэ, немного резко кивнул Хёкджэ, явно усиленно размышляющий над чем-то, и вдруг сказал то, что Донхэ после сегодняшней ночи и этого полного откровений дня никак не ожидал от него услышать: – Ты знаешь, мне кажется, что на сегодня хватит секретов. Я устал. И хочу побыть один, – а потом просто взял и с совсем не свойственной себе бесцеремонностью выставил опешившего Донхэ из квартиры со словами о том, что ему нужно подумать о случившемся и принять для себя хоть какое-то решение. И уже спускаясь по лестнице вниз, окончательно потерявшийся от этого разговора и внезапного изгнания, да вообще от всего того, что они делали с Хёкджэ в последние двадцать часов, Донхэ, едва не сбив с ног курьера с огромной охапкой белых роз, тоже очевидно страдающего фобией лифтов, подумал о том, что он так и не извинился перед Хёкджэ за случившееся, тогда как тот за весь разговор попросил у него прощения… Сколько там? Сотню, а может быть, даже две сотни раз? Да уж, несмотря на очень хорошее начало, закончилось все так, как он и предполагал. Ужасно. Кошмарно. И... смогут ли они склеить хоть что-то в своих отношениях после этого? Пусть это и отношениями-то назвать очень и очень сложно...