Way To A Dream

27 месяцев спустя – Я купил тебе чай, – поспешил предупредить Хёкджэ, прежде чем запыхавшаяся от быстрой ходьбы и только-только плюхнувшаяся в свое любимое плетеное кресло Сыльги успела сделать из приготовленного специально для нее стакана первый глоток. Сколько раз они делали так? Пили свой утренний кофе и чай за этими столиками, стоящими перед уже почти не его магазином, грелись под теплым утренним солнышком или прятались под огромными зонтами от хмуро моросящего дождя, читали и обсуждали новости, болтали и шутили о чем-то, строили и воплощали в жизнь свои планы и мечты? Слишком много. И Хёкджэ было немного грустно от осознания того, что сегодня это последние их вот такие посиделки. По крайней мере здесь. А у недовольно скривившейся Сыльги, кажется, еще даже не было времени, чтобы просто подумать об этом. Ну еще бы. Сейчас у нее были куда более важные причины для волнения и забот. У Хёкджэ, впрочем, тоже. Его жизнь снова совершала крутой поворот, и он, набрав полную грудь воздуха, уже был готов броситься в бездну неизведанного. – Йа, – зло сверкнув глазами, раздраженно цокнула девушка. – Я, вообще-то, не стала вдруг сахарной. И мне можно кофе. Одну чашку в день. Между прочим, врач разрешил. Между прочим, непосредственно в твоем присутствии. – Я, вообще-то, помню, – с нескрываемым удовольствием передразнил подругу Хёкджэ. – Но тебя все равно от него тошнит, так зачем переводить продукты, – со смешком пожал плечами он и с наслаждением сделал огромный глоток уже успевшего немного остыть латте. – Ли Хёкджэ, и когда ты успел стать таким ехидным засранцем? – наградила друга возмущенным взглядом Сыльги. Хотя... это возмущение было чистой воды показушным, потому что тот Хёкджэ, что сейчас сидел перед ней – совершенно уверенный в себе, красивый, немного насмешливый и едва ли не сияющий от счастья – нравился ей куда больше, чем тот Ли Хёкджэ, с которым она пила кофе на этом же месте пять лет назад. Забавно, вроде бы и прошло-то времени всего ничего, а их жизнь настолько изменилась, что прошлое кажется лишь какой-то нелепой шуткой или старым, давно забытым и почти стершимся черно-белым сном. – Переобщался с вами, – тихонько рассмеялся Хёкджэ и, откинувшись на спинку стула, довольно зажмурился, подставляя лицо первым лучам летнего солнца. – Оно и заметно, Кюхён дурно влияет на тебя, – недовольно поджала губы девушка и, посмотрев на стакан с чаем, один вид которого сейчас вызывал у нее тошноту, решила, что сегодня утром она вполне спокойно обойдется без лишней жидкости. – Хм... Может, устроить ему разнос по этому поводу? – Тебе только дай повод устроить ему разнос, – хмыкнул Хёкджэ, которому иногда даже было жаль этого вредного засранца: слишком уж строптивая ему попалась девушка. Хотя уж кто-кто, а эти двое точно стоили друг друга. – И вообще, когда ты собираешься сказать ему? – резко выпрямившись и открыв глаза, пристально посмотрел на подругу он: – Тебе не кажется, что пора? – Еще нет, – тяжело вздохнув, отрицательно покачала головой Сыльги. – Ары не стало всего три недели назад, и я... я не думаю, что он оправился и готов к таким новостям. – А я думаю, что готов, – недовольно поджал губы Хёкджэ, изо всех сил стараясь не обращать внимания на подкативший к горлу ком. Несмотря на то, что они все так или иначе были готовы к уходу Ары, но это... все равно было слишком больно. Для них всех. Даже для Хёкджэ и Сыльги, которые были знакомы с ней не так долго, но все равно успели полюбить эту невероятно сильную девушку, которая боролась до последнего, но, увы, у нее не было ни малейшего шанса на победу. Но она и так отвоевала и подарила им и сыну много времени. И где-то в глубине души Хёкджэ верил в то, что где-то там ей сейчас, без этих жутких болей и страданий, куда легче и счастливее, чем здесь. Ему хотелось верить в это. – Нет, даже не так, – помотав головой, попытался отогнать грустные мысли он. – Ему нужно это. Я думаю, что даже такой засранец, как он, обрадуется таким новостям. Нам всем не помешает немного радости, – ободряюще улыбнулся подруге Хёкджэ, прекрасно понимая, насколько тяжелая ноша сейчас оказалась на ее плечах. Но он был уверен, что она справится. Их Сыльги-то? Ей по плечам было абсолютно все. – Я подумаю, – вздохнув еще раз, снова отделалась общей отговоркой девушка и тут же поспешила сменить тему: – Лучше скажи, когда приедут покупатели? А Донхэ? – Покупатели в течение часа, а Донхэ только выехал, так что... часа через два, – бросив взгляд на новенькие дорогие часы на запястье – подарок Сонмина на день рождения, кивнул Хёкджэ и, чуть нахмурившись, обернулся к блестящему только-только вчера вымытыми и натертыми витринами магазину, в котором царил непривычно идеальный порядок. А ведь это и правда. Сейчас, в этот самый день, в этот самый час и в это самое мгновение заканчивалась целая эпоха. Хёкджэ никогда не думал, что он сможет сделать это – продать магазин матери по собственной воле, но... сейчас это решение казалось ему как никогда логичным и закономерным. Да, он все еще обожал цветы, этот магазин и этот город, который навсегда останется для него самым любимым и родным, и да, они все еще были неразрывно связаны для него с памятью о маме, однако сейчас у Хёкджэ было куда больше причин уехать, чем остаться здесь. Ведь, как ни крути, живые люди, его собственная жизнь и мечты были куда важнее, чем старые привязанности и воспоминания. Хёкджэ понадобилось слишком много времени, чтобы это понять и принять верное решение, но зато сейчас он не жалел ни о чем. Хёкджэ хотелось быть как можно ближе к Ынхёку, который очень тяжело переживал смерть матери своего сына и отчаянно нуждался в нем. Хёкджэ хотелось быть как можно ближе к своему замечательному племяннику, который, лишившись самого дорогого человека в этом мире – мамы, и сейчас так же отчаянно, как и его отец, нуждался во всей их любви. А еще Хёкджэ хотелось каждое мгновение своей жизни проводить рядом только с одним человеком – с Донхэ. Он, как всегда, был прав, еще тогда три года назад, в больничной палате, когда говорил ему о том, что любовь на расстоянии – это не то и не так. И что у него есть ощущение, что он теряет что-то важное. А ведь они и правда чуть не потеряли. SFS все еще были на пике своей популярности, даже несмотря на предстоящую женитьбу Чонуна, к которой многие фанатки отнеслись очень и очень критично, скорее даже истерично ненормально, и публичное признание Хичоля на одном из шоу на центральном канале в нетрадиционности своей сексуальной ориентации (от которого фанатки почему-то пришли в неописуемый восторг), и график группы был настолько плотным, что Хёкджэ удавалось видеться с Донхэ и братом едва ли пару раз в месяц. А то и раз в несколько месяцев всего на несколько часов, а ведь им еще нужно было тратить почти 5 часов на дорогу туда и обратно. И... нет, это было совершенно невозможно. И в какой-то момент Хёкджэ просто понял, что магазин и этот город не стоят вечно ноющей боли в его груди. Тем более он всегда мог бы открыть свой магазин в Сеуле, как это сделала уже нашедшая помещение в аренду на Мёндоне Сыльги, но... Хёкджэ вообще не был уверен, что он готов проводить все дни у прилавка, отнимая время еще у одной из ценнейших составляющих его жизни и его самого – музыки. В последний год Хёкджэ стал посвящать ей столько времени и столько сил, что работа в магазине и его обожаемые цветы стали для него... почти в тягость? Он и не думал, что написание песен может настолько захватить его, ведь раньше он писал только для SFS, создавая песни для ребят и брата, но... чуть больше года назад Сонмин «случайно» прислал ему демо-запись одного из трейни агентства, готовящегося к сольному дебюту, и Хёкджэ словно сошел с ума. Он не спал, не ел, да что уж там, даже не ходил в туалет и просто не вставал со своего стула в импровизированной домашней студии, пока не закончил песню для голоса этого мальчишки. И это стало началом его безумия. Он действительно просто сошел с ума от разнообразия голосов и музыкальных инструментов и тех сочетаний, что вдруг открылись ему, и за последние десять месяцев Хёкджэ написал почти полторы сотни композиций, от которых срывало крышу не только у него, Сонмина, Ынхёка, Донхэ и тех айдолов, для которых они предназначались, но и у слушателей, ведь недаром каждая вторая его песня делала полный all-kill и продавалась сотнями тысяч экземпляров. И эти возможности... Эта музыка, что открылась ему... От всего этого у Хёкджэ по-настоящему кружилась голова и захватывало дух. Он даже и не думал, что музыка это ТАК сильно и НАСТОЛЬКО его. И в какой-то момент ему просто стало не хватать воздуха и банально технических возможностей своей домашней студии, и ровно в тот самый момент, когда Хёкджэ понял это, у него на пороге как по мановению волшебной палочки возник Сонмин с представителем агентства и предложил Хёкджэ свою собственную студию. В Сеуле. И это стало практически последней каплей в принятии решения о переезде. А последней... последней каплей стала квартира, которую купил Донхэ. Для них. Чтобы они там жили вместе. Хёкджэ и он. И... только сейчас Хёкджэ понял, насколько сильно он хочет этого. По-настоящему. И как сильно ему надоели эти жалкие урывки и клочки времени, проведенные вместе. И что он и правда хочет жить в Сеуле. К Донхэ, брату, Хёну, к своей музыке и к той жизни, о которой он где-то в глубине души мечтал очень и очень давно. Просто... ему нужно было немного времени, чтобы понять и признаться себе и всем остальным в этом. И наконец-то сделать первый шаг навстречу своей настоящей мечте. – Кажется, наша покупательница решила приехать пораньше, – от размышлений Хёкджэ отвлек немного грустный, тоже думавшей все это время о чем-то своем Сыльги. Проследив за взглядом подруги, Хёкджэ увидел невысокую, худенькую, темноволосую, какую-то слишком юную и слишком нервную девушку, которая только-только выбралась из своего темно-синего, немного потрепанного мини-купера и с плохо скрытым испугом в глазах смотрела на них. Ну еще бы. Ведь сегодня и она тоже делала первый шаг на своем новом пути. И... Хёкджэ не понаслышке знал, насколько трудным он может быть. Но, кажется, оно того стоило. Или нет. И ей и Хёкджэ еще только предстояло разобраться в этом.