Я жду, когда эта микстура подействует.
У Кейтлин до сломанных рёбер, до хруста костей и рваного дыхания сносило крышу от жажды. Сальваторе хотелось разорвать каждого встречного и пить кровь, пока она не опьянеет. Кейт чувствовала, что она была больше собственного тела, словно она летала; мёртвое сердце, как ей казалось, стучало громче, чем при жизни. Ей хотелось, чтобы кто-то помог ей справиться с этой безумной нуждой человеческой крови. Лекси, думала она, сжимая кулаки с такой силой, что на ладонях появлялись кровавые следы, пожалуйста, вернись, ты нужна мне. Нет. Вместо Лекси был главный демон Кейт — Кол. Он шептал ей о крови со вкусом вишневого сиропа у девушки из квартиры напротив, приходил домой с пятнами крови на футболки, всё больше искушая её. Кейт устала от этого. Она хотела домой. Только вот это было не так уж и просто. Кол не отпускал её от себя ни на шаг; за эти два года она была в Мистик Фолс лишь однажды, когда только вернулась к жизни вампиром. Больше возможности увидеть своих братьев Кол Кейт не давал. Почему, спрашивала она себя, почему он так поступает со мной? Кол хотел Кейтлин только для себя; а делить её с братьями он совершенно не желал. Кол знал, в глубине души он понимал, что Кейт всегда выберет Стефана и Деймона, а не его, если то потребуется. Они были её семьёй, а Кол лишь пытался вернуть то, чем они были, ещё будучи людьми. Но всё слишком сильно изменилось: вторая жизнь Кейт была для неё всем хорошим и плохим. Первая была короткой, третья — немыслимой, а вот вторая — самой лучшей.***
— Хоуп, — Клаус влетел в комнату дочери, — где она? — громко спросил он. Глаза у Хоуп округлились, а рот приоткрылся в немом недоумении. — Ты о чём? — только и смогла сказать она. — Не разыгрывай из себя дурочку, дорогая моя, — Клаус сел на кровать дочери, — показывай, — властно сказал он, а Хоуп глубоко вздохнула и засучила левый рукав кофты, обнажая предплечье. На нём красовался перманентный рисунок маленького деревца. — И что это такое? — выражение лица Клауса было непроницаемым, но Хоуп знала, что отец был до безумия зол. — Татуировка, папуля, — более резко, чем планировалось, ответила она, — прямо как у тебя, — не смогла не добавить Хоуп, но тут же прикусила язык. — Я — это совсем другое дело, — Хоуп еле сдержала себя, чтобы не закатить глаза, предвкушая очередную лекцию отца, — а тебе ещё слишком рано. — Папа, мне двадцать лет уже почти полвека, — устало ответила она, — по-твоему, для первой татуировки — это мало? — скрестила руки на груди девушка. — Пока ты живёшь со мной, — «А это будет длиться вечно, потому что съехать из этого дома мне нельзя», — то ты будешь слушать меня. Хоуп, бога ради, я твой отец и ты должна меня слушать! — каждый раз это забавляло её больше, чем обычно: отец злился, его голос срывался на крик, она начинала плакать, а он выдавливал из себя извинения. Когда-то Элайджа сказал, что Хоуп не способна была играть в эти игры так же, как и её отец, но дядя сильно ошибся. Хоуп училась у своей семьи, а они, как известно, хорошему не научат. — Хоуп, ответь мне честно, — Клаус вновь сел на кровать, — где ты взяла деньги? — Я внушила, — ответила она. — Ты прекрасно знаешь, что я этого не приветствую, — сказал Ник. — А Кейт говорит, что совсем наоборот, — Хоуп встала и подошла к своему письменному столу, делая вид, что что-то искала. Но это всё было ради того, чтобы скрыть то, как она сильно кусала губы, чтобы не рассмеяться. — Кейт много чего говорит, — лицо у Клауса помрачнело, но он тут же взял себя в руки. — А теперь скажи мне, где ты взяла деньги, — повторил он. — Кейт за меня заплатила, — Хоуп обернулась, — она тоже сделала татуировку, точно такую же. — Клаус вскочил с места и направился к выходу. — Пап, — остановила его Хоуп, — а откуда ты узнал? — спросила она. — Кэролайн мне сказала, — ответил Клаус, открывая дверь. Хоуп поморщилась и тяжело вздохнула, как только отец покинул её комнату. Кэролайн. Конечно, она наверняка подслушала её разговор с Беккой и сразу же разболтала всё отцу. Хоуп недолюбливала Кэролайн, хоть и сама не понимала, почему. Форбс всегда была добра к ней и относилась как к собственному ребёнку, и в детстве Хоуп это нравилось. Но уже лет пятнадцать она никак не могла побороть эту неприязнь к девушке отца. Улыбка Кэролайн казалась Хоуп натянутой и фальшивой, её золотистые волосы вечно мотались из стороны в сторону, а повёрнутость на контроле просто выбешивала Хоуп. Она унаследовала темперамент отца и не терпела, когда ей указывали, чего Кэролайн не уставала делать. «Контролируй жажду», «Ешь свои овощи», «Не убивай людей». Хоуп тошнило от постоянных лекций и нотаций от Форбс, и она постоянно с ней ругалась. Клаус предпочитал в это не влезать; ему ещё четырнадцать лет назад надоело выслушивать жалобы то от дочери, то от Кэролайн. Во всём, в основном, разбиралась Ребекка. По крайней мере, она пыталась это делать. Когда два года назад вернулась Кейт, Хоуп, поначалу, совсем этому не обрадовалась. Она прекрасно помнила всю свою жизнь, и появление в ней Кейт в далёком детстве было одним из хороших воспоминаний; но Хоуп не знала Кейтлин Сальваторе. Она была чужой, совсем не вписывающейся в их семью девушкой. Хоуп уже приготовила тысячу отменных фраз и отмазок на случай, если Кейт будет докучать ей своим вниманием; но всё пошло совершенно не по её плану. Кол успел сказать Кейт, что Хоуп точно такая же, как и Клаус, поэтому Сальваторе не особо стремилась подружиться с рыжеволосой копией гибрида. И это заставило интерес Хоуп к Кейт проснуться. Она захотела узнать побольше об этой «загадочной» Кейт, которую её дядя Кол любил всю жизнь, но о которой в их семье мог говорить только Элайджа. Ну и Кэролайн, которая обрадовалась возвращению Сальваторе как-то слишком сильно. Хоуп однажды услышала, как Кэролайн говорила, что ей было тяжело без поддержки в семье этих сумасшедших Первородных, а Кейт лишь усмехнулась. Хоуп хотела тут же пожаловаться отцу, но передумала, решив, что нужно было насобирать ещё компромата на этих двоих. Неприятной информации о Кэролайн к настоящему моменту у Хоуп было предостаточно, а вот о Кейт — ничего. Она была вежлива и улыбчива, не доставала Хоуп своими расспросами, что младшей Майклсон в ней и понравилось. Хоуп заметила, что Кейт больше молчала в кругу её семьи и держалась особняком, хоть Элайджа и говорил, что она всегда была частью семьи. Особенно в глаза Хоуп бросилось, как Кейт избегала её отца. Она слышала от Кэролайн, что Клаус и Кейт были лучшими друзьями; но при взгляде на них так не казалось. Хоуп всегда была внимательной, и на этот раз от неё не ускользнуло, как её отец чуть ли не буравил глазами Кейтлин. Когда она была рядом, Кэролайн для него словно исчезала; это помогло Хоуп многое понять, но также и запутало ещё больше. Её отец любил жену брата? Она знала об этом? Кол знал об этом? Хоуп не решалась спрашивать и поэтому лишь молча наблюдала за всем со стороны. — Кейтлин! — Клаус быстро спускался по лестнице на первый этаж и звонил девушке. — Тебя ждёт серьёзный разговор! — О чём ты? — не поняла она. — О порче тела моей дочери, — гибрид вылетел из дома, — тебе это о чём-нибудь говорит? — Кейт зажмурилась и прикусила губу. — Совершенно не понимаю, — раздался громкий стук в дверь их с Колом квартиры, — о чём ты говоришь, — продолжила она, как только распахнула её. Клаус держал телефон у уха. — Помочь с осознанием? — сказал он, убирая телефон в карман и проходя внутрь. Кейт тяжело вздохнула. Если Кол узнаёт, что Клаус был здесь, им не поздоровится. — Клаус, слушай…, — начала она, но Ник тут же её перебил. — Где Кол? — спросил он, садясь за кухонный стол. Кейт встала у дверного проёма и опёрлась на стену плечом, скрестив руки на груди. — Достаёт Наэлию своими просьбами сделать мне ещё одно кольцо, — ответила она, — точно такое же, как и прошлое. — Не проще попросить его назад у Хоуп? — посмотрел Клаус на неё. — Я не собираюсь забирать кольцо у ребёнка, — поморщилась Сальваторе, — притом, я сама хотела отдать его ей. — Ах, да, — Клаус обвёл взглядом кухню, — в своём предсмертном письме. Я запамятовал. — Читал моё письмо Колу? — Кейт уже была готова возмутиться. — Читал письмо себе. — На кухне повисла тишина. Кейт неловко переминалась с ноги на ногу и рассматривала свой маникюр, боясь взглянуть на Клауса; а у него, в отличие от вампирши, таких проблем не было. Кейт знала, что однажды им придётся это обсудить, но она была рада, что могла откладывать этот разговор как можно дольше. Но момент, видимо, наступил. Она сделала глубокий вдох и, наконец, взглянула на Клауса. — И как тебе? — сглотнув, спросила она. — Драматично, да? — попыталась отшутиться она. — Неожиданно, я бы сказал, — проговорил Ник, устремляя взгляд в окно напротив него, — и поздно, — он вновь посмотрел на Кейт; ей казалось, что его голубые глаза прожигали в ней дыру, но Сальваторе не подавала виду, что ёжится под его взглядом. Он не должен был понять. Он и так знал слишком много. — Ты же понимаешь, — он резко подорвался с места и подошёл к ней, от чего Кейт вздрогнула, — что не будь ты такой напуганной дурой… — Что, прости? — Кейт перебила его. — Я теперь дура? — О нет, дорогая моя, — рассмеялся Клаус, — не теперь. Ты всегда была ей. В особенности, в прошлом веке, — Клаус подошёл к ней вплотную, и Кейт задержала дыхание; он никогда не стоял к ней настолько близко. Что-то невероятно притягательное было во всём этом, что-то всегда притягивало Кейт к Клаусу. Может, это была необходимость вытащить Кола, но, как Сальваторе сама понимала, это вряд ли уже было правдой. С Клаусом ей было комфортно; но сейчас она понимала, что он был тем самым искушением, о котором не переставал твердить ей отец. «Дьявол будет посещать тебя, дорогая моя, — Джейкоб Сальваторе проводил рукой по волосам дочери, пока она слушала его рассказы, — и он не остановится, пока ты не станешь его». «С чего я захочу принадлежать Дьяволу?», — спрашивала Кейтлин, совсем не понимая смысла сказанных отцом слов. «О, милая Кейт, — улыбался Джейкоб, — ты не будешь принадлежать ему. Ты всегда должна помнить, что ты не принадлежишь никому, кроме себя, — Кейтлин кивала в такт словам отца, а он продолжал говорить, следя за её реакцией. — Дьявол не будет требовать того, чтобы ты принадлежала ему. Он будет принадлежать тебе». «Почему?», — никак не могла понять Сальваторе. «Дьявол тебя любит, — отвечал Джейкоб, — и он сделает всё, чтобы ты знала о его преданности. Он будет приходить к тебе, искушать своей любовью и манить к себе. Он не захочет тебя отпускать после вечности, проведённой с разбитым сердцем». «Кто мог разбить сердце Дьяволу?», — шептала Кейтлин. «Ты, дорогая моя», — говорил отец. Кейт могла не спать всю ночь, обдумывая слова отца; когда она спрашивала у него об этом на следующий день, он совершенно не помнил ни единого слова, сказанного дочери предыдущим днём. Сальваторе это немного пугало. Но её до безумия интересовало, кто же был этим Дьяволом. Когда появился Кол, то Кейт была уверена, что он был её искушением. Но она ошиблась, она сейчас осознала это. Теперь, в этот самый момент, Кейтлин, наконец, поняла, о каком Дьяволе твердил её отец. Вот он, Дьявол во плоти, стоял прямо перед ней, обжигая своим дыханием её шею. Он смотрел на неё с таким желанием и болью, что Кейт хотелось заключить его лицо в ладони, дышать с ним в такт и долго целовать. Но она этого не делала. Она просто не могла. — Скоро вернётся Кол, — выдохнула Кейт, отводя взгляд куда-то за спину Клауса, на кухонный шкафчик, — тебе пора идти. — Клаус отстранился и прочистил горло. — В следующий раз, — ледяным тоном, способным заморозить в тот момент всю Вселенную, сказал он, — когда захочешь пуститься во все тяжкие с моей дочерью, спроси сначала у меня. — Кейт сглотнула и едва заметно кивнула. Дьявол любит тебя, стучало в голове, Дьявол отдаст за тебя жизнь, а ты прогоняешь его. Клаус быстро вышел из квартиры Кейт, громко хлопнув дверью, что заставило Сальваторе вздрогнуть. Он это почувствовал, но не вернулся. Он ей не нужен. Она писала то письмо, не зная, что вернётся к жизни; она просто хотела рассказать о своих сокровенных чувствах перед смертью. Клаус никогда не надеялся, что она вернётся, но когда Кейтлин возникла в его доме через почти шестьдесят лет, он знал, что она не признается в своих чувствах. Они были чужаками, не больше, чем друзьями. Она была женой его брата, на этом — точка. «В один момент, перед попаданием в плен Майкла, я смотрела на тебя, на спор выпивающего пять бутылок водки, и понимала, что странным образом влюбляюсь». Он видел это в её глазах, чувствовал в её мыслях — но она осталась неподвижной. Осталась верной единственному мужчине, которого любила. И это, к сожалению, был не Клаус. «Мне стало так стыдно, что я запихнула эти чувства очень глубоко в своём сердце и закрыла на замок, приказав самой себе никогда его не открывать». Клаус проделывал этот фокус миллион раз, но она вновь возвращалась в его голову, как назойливая песня или навящивая идея, и он сдался. Клаус перестал бороться с влиянием, которое на него имела Кейтлин Сальваторе. Она была его слабостью и любовью. Но он не был готов к ещё большей вражде с Колом; Ник знал, что Кейт тоже не хотела бы этого. Клаус понимал: единственное, чего хотела Кейтлин — спокойной жизни. И он хотел дать её ей, хотел оставить Кейт в стороне от их с Колом разборок. Клаус давал слабину каждый раз, когда она появлялась у него перед глазами. И, наверное, только идиот мог этого не заметить. Клаус всегда твердил себе, что он не был способен любить; а чтобы у него ещё и было разбито сердце — ну что за сказки? Но в тот момент, когда он слышал её тяжёлое дыхание за мили от себя, то Клаус мог поклясться, что чувствовал, как его мёртвое сердце становилось каменным и разлеталось на миллиарды кусочков. Ребекка часто говорила, что лучшая микстура от разбитого сердца — горы убитых людей и реки крови. И Клаус думал, разрывая людей на части в баре на окраине города, когда же эта микстура подействует. Он помнил, что Кол всегда был помешан на особом вкусе крови, разделяя её на виды и классифицируя по различным типам. Почти у всех в этом баре вкус крови представлял собой безумную смесь всего существующего в мире алкоголя. Клаусу было на это наплевать. Он хотел утонуть в этой крови, хотел захлебнуться в ней, только бы забыть эту чёртову Сальваторе. Слабость Клауса номер два — кто бы мог подумать, что она так крепко засядет у него в голове? Кейтлин у Ника под кожей, и он понимал, что даже этот густой красный сироп не спасёт его от разбитого сердца.