***
Август сдержал обещание. Стал медленно налаживать отношения с братом. Солист все ещё не переносил его на дух, но делал вид, что это не так. А Данил только дивился, как его противный младший братик стал таким заботливым, добрым и аккуратным. Все восхищались «Какая крепкая братская любовь! Один брат ездит к другому за пару тысяч километров почти каждый месяц, чтобы провести вместе пару часов!», и только теперь Лёша знал, что Август ездит вовсе не к брату, и смотрел на это всё с усмешкой и тревогой. Солист иногда жалел, что рассказал другу о Вете. Но было уже поздно.***
Сегодня была четвёртая встреча со дня рождения Веты. — Август, ну и как, пророчество той гадалки сбылось? Сегодня уже август. Чувствуешь новые ощущения? — Вета широко улыбалась. — Сегодня только первое. Ты теперь постоянно будешь спрашивать? — они медленно шли по излюбленной центральной улице. В этот раз солнца на небе не было, но зато очень сильно парило. Лето даже в пасмурный день — лето. — Конечно. Но ты ведь не обижаешься? — На тебя невозможно обижаться. К музыканту привязалась пара фанаток. Его седьмой раз узнавали на улице во время всех встреч с Ветой. Она считала. И теперь девочка покорно отошла, дожидаясь конца фотосессии и раздачи автографов. Ей каждый раз казалось, будто с музыкантом флиртуют, что ужасно раздражало её. Почему? Ну он же женат! Как им не стыдно. Других причин её было. Конечно нет. Обе девушки очень напрягали. Вроде эти особы не делали ничего особенного, но они были заметно симпатичнее, чем Вета, что само по себе было преступлением! Ухоженные ярко-красные волосы у одной и темно-каштановые у другой, длинные ноги и красивые груди, пусть не огромные, но больше, чем у юной фанатки. Август смотрит на них? Смотрит. Да почкму он так смотрит на них?! А ещё на прощание чмокнул в щечку. Какая гадость! Как только солист с Ветой, наконец, снова остались одни, она была готова съесть любимого музыканта на месте. Но что ей сказать ему? Зачем ты пялился и разговаривал с этими девушками? Вета не имеет ни малейшего права возмущаться. Будь даже она его девушкой, то не смогла бы запретить нормальное общение с фанатками. Она же и сама фанатка. Тогда почему ей так тревожно? Видимо, это ревность. То неприятное чувство, скребущееся изнутри, словно маленький зубастый грызун. Только ещё хуже, когда не имеешь на неё права. — Я вижу тебе понравились те девушки, — Вета хотела сказать это как можно безразличней, однако Август прекрасно понял, что вкладывалось в эти слова. Слишком наивная девочка не могла скрыть эмоций. — Да, а что? –музыкант решил подтвердить свою догадку. — Да так, ничего, — голос слегка дрогнул. — Шучу я, мне никто не нужен, кроме тебя, они не в моём вкусе, — Август машинально добавил лишнего. Увидев удивленные глаза Веты, он исправился. — Прости, я просто так всегда говорю своей жене. Вот вырвалось. Но про то, что они не в моём вкусе, это правда. Вета немного расстроилась. Пусть это была бы очень неловкая ситуация, но она хотела бы, чтобы Август сказал эти слова именно ей. Осознанно. Или хотя бы не исправлялся. И пусть к жене она почему-то не ревновала, но чувство разочарования крепко засело в сознании. А вот Август не на шутку испугался. Он, разумеется, догадывался, что нравится Вете. Но музыкант не предавал этому значения – ну нравится и нравится, пройдёт. Однако ревность это очень плохой знак. Август очень боялся потерять Вету. Её присутствие в его жизни стало чем-то необходимым и привычным, а если клином в их дружбу войдёт неразделённая любовь, то этой самой дружбе конец.***
Они гуляли ещё примерно полчаса, когда у музыканта зазвонил телефон: — Да, ало. Да, — чем он дольше слушал собеседника, тем бледнее становилось его лицо. Вета начала волноваться. — Я понял. Приеду завтра. У меня билеты на поезд уже есть. Да. Конечно, — музыкант нажал отбой и буквально прошептал, обращаясь скорее к себе, чем к Вете: — Гриша покончил с собой, — после чего быстрым шагом направился в сторону гостиницы, бросив девочку одну переваривать информацию о том, что басиста Hate and Love больше нет. Она хотела догнать музыканта, но тот уже скрылся из виду, а Вете очень надо было на занятия. Она не могла их пропустить, иначе мама оторвала бы ей голову и не разрешила бы больше гулять так долго.***
Вета ехала со своих дополнительных курсов. Из её мыслей не выходил Август и его бледное лицо. Даже смерть Гриши не так волновала девочку, за что ей было немного стыдно. Воспользовавшись небольшой переменой во время уроков английского, фанатка набрала Августу сообщение, чтобы спросить в порядке ли он. Оно так и не было прочитано. «А вдруг он тоже решил умереть?» — мысль больно ударила по затылку, заставив Вету бездумно выскочить на первой же остановке, чтобы поехать в центр, к тому самому "Дому свободы". Несмотря на то, что солист приехал к брату, ночевал он в гостинице. Она находилась безумно далеко от места Ветиных занятий. Дорога юной фанатки к дому никаким образом не проходила мимо нее. Но девочке было плевать. Плевать на то, что сейчас было семь и скоро будет темнеть, плевать на то, что её будут ругать. Главное, чтобы мысль не оказалась вещей. Спустя полчаса Вета была у гостиницы. Она быстрым шагом вошла, подойдя к девушке за стойкой. — Здравствуйте, в какой комнате заселился Август Ковалёв? — Девушка, а вам зачем? Мы знаем, что он музыкант и фанатов не пускаем, — сотрудница старалась не показать, как ей неприятна юная поклонница. Что может быть хуже больных людей, достающих своих любимых музыкантов? Тем более у Веты было сейчас очень безумное лицо. — Да вы не понимаете! Он хотя бы в номере?! — Мы не разглашаем подобной информации. — Да как вы?! Послушайте, я его близкая подруга, а Август находится сейчас в очень нестабильном эмоциональном состоянии. Настолько, что он может наложить на себя руки! Мне надо к нему, он меня пригласил. Срочно, — Вета переходила на крик. Сейчас с ней творилось что-то настолько непонятное, что-то новое и жуткое. Первый раз в жизни она так искренне и по-настоящему волновалась за человека. Кроме того, заставить нервничать сотрудницу отеля - один из способ выбить себе заветную информацию. — У него на двери табличка не беспокоить. Прошу вас уйти. — Если он совершит самоубийство, то это будет из-за вас. Из-за тебя! И мне надо к Августу! Девушка за стойкой замялась. Она не знала что делать. С одной стороны фанаты бывают и пришибленные, а с другой… что если и правда у них в отеле потенциальный труп? Разумеется, будь на её месте опытный работник, то Вете не светило бы совершенно ничего, но фортуна улыбнулась и работницей гостиницы оказалась юная студентка, отбывающая свой второй рабочий день. — Я бы не пустила тебя ни за что, но если есть шанс, что ты говоришь правду, то иди. Если тебя поймают, то я скажу, что ты оттолкнула меня и пробежала наверх. А если музыкант тебя ещё и выгонит, то тебе не жить. Поняла? — Да. Скорее. –Триста тридцать пятая. Вета помчалась по лестнице вверх. Найти комнату было не сложно, так как все в этой гостинице достаточно логично. Можно найти нужную комнату по номеру: сотни — этаж, десятки — блок (а их всего три и было), единицы — номер самой комнаты. На двери в обитель музыканта и правда весела табличка «не беспокоить». Вета аккуратно толкнула дверь. Та не была заперта. Девочка очень боялась увидеть что-то жуткое, но увидела лишь Августа, сидящего на диване. Перед ним было несколько бутылок спиртного и ещё столько же валялись пустыми. — Август? Солист безразлично посмотрел на Вету и отвернулся. Он был насквозь мокрый: пока девочка была на занятиях, прошёл сильный ливень. Фанатка, но сейчас в первую очередь друг, осмелела и прошла вперёд, заглядывая музыканту в глаза. Она ожидала чего-то ужасного – она увидела что-то ужасное, а точнее лицо музыканта: оно было бледным, как у мертвеца, на его фоне выделялись покрасневшие глаза и нос, которые казались визуально больше, опухшие от слез; волосы свисали мокрыми, понурыми прядями; но самое жуткое — потухший взгляд. Равнодушный, мёртвый, пустой. Можно бесконечно подбирать эпитеты. Вета совсем не знала, что ей сейчас делать и говорить, но Август начал первый, уставившись в пол. У него немного заплетался язык. — Это я виноват. Виноват в его смерти. Виноват в том, что Гриша сделал это с собой. Знаешь, как он умер? — музыкант на секунду поднял взгляд на Вету, которая боялась пошевелиться. — Он наглотался снотворного. Смерть слабых. Я бы мог заметить! Я должен был заметить! Я должен был быть с ним! — Музыкант нервно вздрогнул. Слеза снова потекла по его щеке. — Он ведь спас меня. А я его нет. Я ведь тоже думал о самоубийстве. Взял тогда этого же снотворного, хотел выпить. Но он как раз вовремя зашёл в гримерку, где я собирался сделать это. Вернулся за мной после концерта, хотя ребята уже давно были дома. Я помню, как он схватил меня за плечи и начал трясти. «Сколько ты выпил, сукин сын? Отвечай, говорю». Я сказал, что пока нисколько, тогда Гриша глянул мне в глаза и начал орать. Я помню каждое слово, клянусь! «Август, ты дурак. Ты ужасный дурак. Тебе жизнь надоела? Что-то не нравится? Так исправь, дерьма кусок! Снотворное — смерть слабых, как и любое самоубийство. Но, если ты сможешь утопиться без помощи людей и камня, то я тебе не помешаю. Если ты сможешь задушить себя своими руками, значит ты уверен, и все и правда совсем плохо. Но ты не сможешь, сукин сын. Никто из этих идиотов-самоубийц не сможет. Потому что они не уверены, они боятся. Я думал, ты умнее. Мог бы просто поделиться со мной. Я тебе друг. И только что ты нанес мне оскорбление, решившись довериться банке таблеток, а не человеку, который с тобой много лет и ни разу не подвел. А если ещё раз в твоей голове хоть на секунду проскочит мысль о самоубийстве, то я лично выбью её из твоей пустой башки. Поклянись мне, кусок дерьма, что больше не станешь. Клянись, я сказал, собака паршивая!» И я поклялся. Помню его дикий взляд, полный гнева. Но это было притворство. На самом деле он боялся и сочувствовал, лишь старался казаться грозным. Я всем телом ощущал это. Никогда не нарушу клятву. Он был моим другом. Настоящим. И что? Стоило ему отдалиться от мира, стать нелюдимым, замкнуться, увязнуть в своих проблемах, и что сделал я? Что сделал я, обязанный ему жизнью?! Я бросил его. Отстранился. Сделал вид, что это не мои проблемы. А теперь Гриша будет гнить в земле. Его съедят черви! Моего лучшего друга, умеревшего смертью дураков, в одиночестве, без поддержки. Некому было назвать его сукиным сыном, дать пощёчину и отговорить от этого. Некому… — Август замолчал и повисла тяжёлая тишина. Он был пьян почти в стельку. Вета была тронута. Ей стало так невыносимо жаль любимого кумира. Жаль больше, чем самоубийцу. Стыдно. Но чувствам не прикажешь. Музыкант всегда был искренен в общении, но сейчас он просто вывернул душу наизнанку. Перед ней. Рассказал настолько сокровенную вещь, которую до этого мог доверить только себе. Поделился теми мыслями, которые не должен слышать никто. Но Вета теперь слышала. — Август, ты не виноват. Это жизнь. Если столь умный человек, как Гриша, решился на такое, то ты бы не помог, — Вета села рядом и, обняв друга, заметила, как тот дрожит. Может и от слез, конечно, но удобнее было думать, что от холода: в номере работал кондиционер, а Август все ещё был насквозь мокрый. Это повод отвлечь музыканта от печали хоть на пару секунд. — Боже, да ты замёрз! Не сменил одежду после дождя. Заболеешь же! А ну марш в душ и переоденься во что-то теплое и домашнее. И без возражений, — Вета старалась, как могла, быть убедительной и взрослой. А Август и не думал возражать. Только заметил: — Нет, я отвратителен. Гриша был не просто умный, а мудрый и я мог помочь. Мог помочь!.. — Август, не вини себя. Ты сейчас не можешь трезво оценить ситуацию. Я никогда не испытывала такого, но сейчас я чувствую как тебе плохо. Позволь мне помочь и позаботиться о тебе. Иди в душ, согрейся. Я сейчас немного похозяйничаю и найду что-нибудь удобное. Закажу чаю. Все наладится. Все обязательно наладится!.. Август был разбит, но то, что Вета оказалась рядом, немного облегчило его состояние. Он послушно отправился в ванную комнату, захватив с собой еще одну бутылку. Вета быстро нашла длинный махровый халат, предоставленный отелем. А пока Август был в душе, попросила работника отеля принести чай. Солист вышел из ванной комнаты в несколько более приличном виде и вернулся на диван, где его ждала прислонившаяся к шкафу Вета и горячий напиток. Девочка что-то лепетала, вроде опять о том, что музыкант не виноват в смерти друга. Но это совсем неважно. Теперь главным было то, что он не один. Эта мысль так странно тепло ударила в голову. Он даже будто немного протрезвел. Хотя, возможно это произошло и из-за прохладного душа. — Какое тебе удовольствие находиться в одном номере с пьяным, разбитым горем мужчиной в два раза старше тебя? Вета глянула на Августа. Нельзя было сказать, что она испытывала удовольстие, но по-другому быть просто не могло. Она не могла не приехать. Они стали слишком близки за эти полгода общения. После душа лицо Августа немного посвежело, но оставалось таким же несчастным, как у побитого щенка или даже хуже. И вдруг Вета осознала: Август ей больше не кумир. Она давно подозревала это, но боялась признать. Вдруг после этого он ей разонравится? Пропадет шарм, желание общаться, весь интерес. Но сейчас… Сейчас даже странно было предположить, что этот разбитый горем и потерянный человек — может быть чьим-то кумиром. Однако после осознания этого факта, для девочки ничего не изменилось. Только вот грусть этого человека стала ещё более невыносимой. Она поняла, что не может видеть его пьяным и так морально подавленным. Но как это исправить? Сложно сказать, чем руководствовалась Вета, она просто очень хотела поддержать близкое себе существо. Эта скромная леди, смущающаяся от каждой нецензурной шутки или даже простого комплимента, отпущеного человеком противоположного пола, сейчас прижалась к Августу и обняла за шею, нежно потеревшись носом о легкую щетину. Она никогда не думала, насколько это может быть приятно: чувствовать тепло чужого тела, слышать ровное дыхание в сантиметрах от своего лица, иметь возможность уловить такой приятный и ни с чем не сравнимый запах музыканта. Август медленно повернулся к Вете и посмотрел прямо в глаза. Это был такой взгляд. Взгляд, гораздо более значимый, чем любые прикосновения в любых местах. Взгляд доверия, признательности, любви (дружеской или нет, неважно). Поцеловать Августа Вета бы никогда не решилась, хотя ей этого отчаянно хотелось, но он вдруг сам подался вперёд и коснулся аккуратно губами ее губ. Совсем слегка, едва прикоснувшись. А затем, увидив, что Вета не против, прижался сильнее и поцеловал уже совершенно по-настоящему. Нежно, аккуратно, но уверенно, обняв её и притянув к себе насколько это было возможно. Девочка испугалась, хотя и не подала виду. Вроде вот то, чего она хотела. Человек, который ей нравится (теперь уже бесполезно отрицать этот факт), сделал первый шаг и поцеловал, как в фильмах, как в тех романах, что она читала. Вот только чувства были не те. Вета безумно напряглась, она боялась сделать что-то не так, боялась отпугнуть Августа. И совершенно растерялась. Куда девать руки? Губы? Язык? и из-за этого ее первый поцелуй не доставил ей совершенно никакого удовольствия, кроме, разве что приятных воспоминаний. Ей не было противно или мерзко (хотя запах алкоголя от Августа и не придавал романтичности), в целом, все было не так уж и плохо, но девочка не почувствовала ничего внутри себя, не почувствовала даже того замирания сердца, когда Август просто по-дружески обнимал её. Потом, размышляя над этим неловким событием, девочка поняла, что все остальные чувства были подавлены страхом и волнением, но сейчас для неё была просто катастрофа – ничего не почувствовать. Неужели в книгах лгут? И вот, сказано так много, но длилось всё это не больше двадцати секунд. Самых долгих двадцати секунд в жизни обоих. Наконец отодвинувшись, Вета ожидала увидеть негативную реакцию в свою сторону, осознание Августом ошибки, но увидела в лице музыканта нечто иное. Опять же, всего на мгновение. Но это была какая-то положительную эмоция. И неважно какая. Главное, что это не разочарование, не страх и не равнодушие. — Август ты горячий. Нет ли у тебя температуры? — Вета сразу постаралась перевести тему. Ей просто жизненно необходимо было избежать неловкости. И чтобы не отказываться от своих слов, девочка нашла в сумке музыканта градусник. Да, как ни странно, у музыканта и правда было тридцать девять и один. Вета, как истинная хозяйка сбегала в аптеку, после чего уговорила Августа перелечь на кровать и, тихо прикрыв дверь, уехала домой, ожидая сурового выговора за долгое отсутствие и придумывая правдоподобную ложь. Вета понимала, что скорее всего Август не вспомнит поцелуй, ведь, во-первых, он пьян, а, во-вторых, ещё и с температурой. Но вот рада она этому или нет — был ещё большой вопрос. С одной стороны, ей не хотелось испортить их дружеские и доверительные отношения неожиданной нежностью, но с другой, в наивном сердце птицей билась надежда на продолжение романа. Пусть она и была безумно маленькой. Девочка заснула с улыбкой на губах, несмотря на ужасные события этого дня. Она снова и снова прокручивала в голове момент поцелуя. Да, пусть он и не был удачным (для неё по крайней мере), но ей сейчас так отчаянно хотелось повторить его, ещё раз почувствовать рядом Августа, у которого, оказывается, был совершенно другой, не похожий на остальные запах. Ей всего лишь надо было расслабиться! А она испортила такой прекрасный момент...