***
Пришло время говорить Августу. Он много чего мог сказать всем, кто здесь собрался, но решил не очернять память друга и просто поведал несколько историй, связанных с Гришей, сказал, насколько это сильная для него потеря и, снова с красными глазами, отошёл подальше от толпы и гроба к жене, Диме и Леше, что тоже были здесь. Он мгновенно пресек все их попытки соболезновать и просто уставился в пустоту, думая о своём. Невероятно больно смотреть, как твоего лучшего друга опускают под землю.***
Наконец, это ужасное событие закончилось. Август чувствовал себя сожженным заживо и прокрученным пару раз через мясорубку. Он всегда шутил над смертью, говорил, что не боится умереть. Но говорить о Смерти и видеть Её — две совершенно разные вещи. А главное понимать, что всё. Это конец. Теперь никогда ничего не исправить. Единственное, что ты можешь — это помнить. Хранить частичку души близкого тебе человека. Но что будет после и твоей смерти? Эта частичка потеряется, исчезнет, сгниет вместе с твоими и его костями. Никто не вспомнит о нем. А потом и о тебе. Даже музыка, что пишут HaL, однажды затеряется где-то в пустоте. И зачем тогда мы существуем? Что мы значим для Вселенной? Ни-че-го. Никому не будет важно, что в детстве ты украл яблоко из соседского сада или получил двойку в шестом классе. Да даже если ты убьешь человека, то это будет неважно. А что может быть хуже, чем исчезнуть навсегда и бесследно? Люди, как аргумент против, могут привести эффект бабочки — каждое наше действие влияет на будущее. Но это очень сомнительная теория, ведь если есть судьба, а Август в нее верил, то совсем не важно что и как ты делаешь. Результат один, независящий от тебя.***
Солист был морально убит. В его жизни ещё ни разу не умирал кто-то столь близкий. Лёша подхватил друга за руку и, вызвав такси, повез его в ближайший бар, считая, что раз выпить помогает ему самому, то поможет и Августу. — Я не буду, Лёш. Я обещал Грише жить и не заниматься саморазрушением. Тем более из-за него, — они сидели в небольшом заведении на окраине города. — Просто пей, пожалуйста. Потом не будешь, но сегодня можно. Ты скорей сойдешь с ума от горя, чем умрёшь от одной бутылки. — А Гриша бы не уговаривал, а наорал на меня и влил бы эту рюмку насильно, — Август неестественно улыбнулся. — Если ему что-то было надо, то он добивался этого. Причём не важно как. — Меня обижают такие сравнения, между прочим, — Лёша посмотрел на Августа исподлобья. — Но если надо, то я тоже могу влить эту чертову рюмку в тебя насильно. — Проклятую. Гриша всегда прибавлял к словам «проклятую», а не чертову. — Это ты к черту иди, Август. Небось пока у своей подруги в городе был, напился, как свинья. Вот и сейчас не воображай. Зря гитарист поднял тему «подруги». Ой как нельзя было сейчас трогать то, что тяготило Августа, то, над чем он думал в перерывах между скорбью — Вету. — Во-первых, я ездил к брату, а не к какой-то «подруге», а во-вторых, напился, но я просто не знал что еще делать. Алкоголь — это искажение сознания, он заставляет делать глупости… — образовалась небольшая пауза, музыкант о чем-то задумался, после чего вдруг тихо сматерился. — Та-ак, я чего-то не знаю? Что у тебя случилось? — Лёша сразу прищурился и посмотрел на друга. — Я так понимаю, алкоголь заставил тебя совершить глупость в ТОМ городе? — гитарист говорил все это с явным подтекстом, опять намекая на Вету. Тактичностью он не отличался. — Слушай, а что ты стал так мной интересоваться? Мы же никогда не были близкими друзьями, — Август агрессивно попытался перевести тему. Ему и так плохо, была самая главная проблема — смерть близкого человека. Думать о чем-то ещё не оставалось сил. — Не были. А теперь стали. Ты что-то против имеешь? У тебя, как и у меня есть только музыка, так что почему бы нам не подружиться на старости лет. Ты ведь не против, уважаемый социопат? А теперь давай колись, что натворил. Лучше не держи в себе. Выговорись. Станет легче. А я обещаю сохранить всё в тайне. Августа удивило, что Леша иногда все же может быть серьезным. Кроме того, Лёша был прав. Если рассказать, то должно полегчать. Наверно. — Ну, я не уверен натворил ли что или нет… Я был пьян и расстроен… Может мне это приснилось, что по сути не делает ситуацию лучше, если мне снится такое… — Ну? — Мне кажется, я поцеловал Вету… — А она? — А она вроде была не против. — И?! — И всё… — Ну ты Август! Ты просто! Я тебя убью! — гитарист начал размахивать руками. — Напугал! Знаешь, что я там напридумывал уже?! Поцелуй… Ха! это ничего не значит, из разряда шестого класса. Может она просто пожалела тебя. В чем проблема-то? Августа разозлило такое пренебрежение к его проблеме. А Лёша ещё и смеётся! — Как в чём? Во-первых, проблема в том, что ей шестнадцать, во-вторых, в том, что это как минимум ненормально, и я женат, а, в-третьих, не уверен было ли это. Что если это мой больной мозг придумал? Я только сейчас об этом и вспомнил… — Ну я и выбрал себе друга! Не будь тряпкой. Спроси. Ты взрослый мужик, в конце концов. Тебе скоро тридцать один, а ведешь себя, как в дешёвом романе для двенадцатилетних девочек. — Именно потому что я взрослый, не хочу быть эгоистом по отношению к Вете, к нашей дружбе. Думаю, не стоит вспоминать ошибки. — Дружбе, ага, — Лёша снова улыбнулся. — Иди, знаешь куда?! Ты меня достал своими шутками, своим сарказмом и намеками. Тоже мне друг, поддержал. Спасибо большое! Это ты у нас казанова без правил и морали! А у меня они есть, ясно? И так всё хреново, а ещё тебя не хватало! У меня за всю жизнь было только два друга — Гриша и Вета. Один из них мёртв. А ты не станешь заменой ему, ясно? Увидимся, — Август, обычно спокойный и доброжелательный, разозлился, как никогда. Лёша просто оказался не в то время, не в том месте, не с тем подходом. На душе солиста скребли кошки, перед глазами стояла картина гроба, а в ушах отдавались такие отвратительные и нецензурные намёки гитариста, очерняющие единственное, что было хорошего сейчас в жизни музыканта — дружбу с маленькой девочкой. Август никогда так не хамил, но кровь кипела в венах и артериях, гнев сменил грусть и скорбь. Мужчина встал и быстрыми шагами покинул бар, уходя куда глаза глядят.***
После того, как Вета ушла из номера, она боялась писать Августу. Как он воспримет её теперь? Вдруг он всё помнит и прервет все связи? Но сейчас ему плохо. Девочка вспоминала лицо музыканта в тот вечер. Из него будто утекла жизнь. Она просто не могла оставить его одного. Сейчас солист среди друзей и жены, но почему-то Вета была уверена, что нужна Августу. Очень нужна. И это было важнее страха перед неизвестностью. Вета Волокова прислал (а) вам сообщение: «Привет. Ну ты как? Температура есть?» Август НиЛ прислал (а) вам сообщение: «Нет, температуры нет, но мне ужасно плохо, если честно» «Не мокни только опять под дождём, ладно? А то подхватишь ещё что-нибудь» «Это так мило, что ты заботишься, но мне плохо не физически, а морально. Сегодня я его… видел. В последний раз. Это ужасно» «Да, я тебя понимаю. Ну он ушёл, возможно, в лучший мир. Ведь так?» Август так и не спросил о поцелуе. Зато они с Ветой снова начали длинную беседу о вечности, лучших мирах, смерти. И правда, на душе потеплело, стало легче. Легче от того, что есть ещё кто-то в этом мире, кто может понять и принять. Даже несмотря на своё отличное от Августа мнение, Вета не раздражала, а поддерживала, пусть и выражая свою точку зрения. Её наивность и непринужденность, лёгкое отношение к смерти придавали уверенности. Льдяные глыбы смерти, горя и тяжелой грусти отступали, оставляя на своем месте руины. А Вета была счастлива снова общаться с любимым музыкантом. Жаль только, что интернет очень сухо передавал эмоции. Даже онлайн звонки не могли заменить живое общение. Девочке так хотелось поговорить с кем-нибудь о новых чувствах к Августу, открывшихся в ней, но, увы, как оказалось поговорить об этом совершенно не с кем.