ИНХАМАНУМ. Книга Черная

Глава 2. ПЕСНОПЕНИЯ.

       Прошло несколько лет.        Ритуалы, традиции и обычаи - неотъемлемая черта общества сиитшетов в целом и каждого си’иата по отдельности.        Многие из них впечатляют и внушают уважение, и даже страх. Они, в общем-то, и созданы для того, чтобы создавать иллюзию, мнения и атмосферу, способную подавлять на корню любое инакомыслие, любые сомнения. И все же, по моему усмотрению, многие из них являлись и являются пародией, тонкой насмешкой над нами, над всем темным орденом. Таковым я и считаю непременное использование грима в образе си’иата с незапамятных времен.        Да, некогда в древности многие культы и даже целые народы пользовались подобной системой – применяли рисунки на лицах и телах для способа различий каст и родов. Со временем эти узоры упрощались, становились более удобными и значимыми, необходимыми лишь малой горстке избранных. Но время неумолимо, а вместе с ним всегда и неразрывно идет развитие. И роль красок заняли клочки бумаги, а намного позже инфокарты.        Но Орден Сиитшет очень рьяно и бережно хранил и лелеял свои даже самые мельчайшие привычки. Их ритуалы не обходились без подобного рода приготовлений, которые могли отнимать ни один час.       Прошлое есть основы настоящего, но не всегда под сохранностью памяти скрывается великое рвение к первородности и неповторимости. Чаще это всего лишь маска или даже клеть для нежелательных тайн. Наверняка, в те древние и смутные времена одна престарелая леди си’иат выдумала скрывать некие свои уродства под слоем этой теперь ставшей «традиции» и приучила своих подчиненных к такому же. Желание сиитшет понятное и простое. Хрупкие, живые тела не всегда могут без последствий принимать и перенаправлять могущественный, темный дар. Тела лишь сосуд для душ и сил, они изнашиваются, стареют и разрушаются.       Первые признаки гнили тьмы проявляются у приспешников ордена на десятилетия раньше, чем у простых смертных начинается старение. И пусть одаренные могут продлить свою жизнь на сотни и тысячи лет, сохранить свой облик в нетронутом виде практически невозможно. Отсюда их любовь к плащам, капюшонам и маскам. Поэтому не удивительно, что эту болезнь, пристрастие к гриму, подхватили почти все, мужчины и женщины, люди и нелюди. Это стало привычным и естественным атрибутом существования и создания общего образа.       И до сих пор, не смотря на муки и потерю времени, все темные оправдываются необходимостью соблюдения обычаев, ибо их вера и принципы не позволяют отступиться даже в этих пунктах. Страх из-за возможности собственного падения не оставляет даже шанса на освобождение от бессмысленности.        Став учеником Сенэкса, пусть лишь на бумагах, которые позволили остаться безродному в его свите, я, не задумываясь, отказался от всех затейливых и непотребных узоров, красок и украшений, оставив самое необходимое, что наименее раздражало. Благо, что от этого была пусть и малая, но все же выгода.       Вещества, из которого изготавливали составляющие грима, обладали уникальными свойствами: защищали от разных неблаготворных излучений и некоторых видов токсинов.        Многие использовали для защиты от подобных неприятностей маски и шлемы, но такие вещи порой бывали неуместны и даже недопустимы. Поэтому я, как и многие, занимающие высшие ступени в кастовой иерархии, вынужден был смириться с неприятной участью и терпеть процедуру, мечтая о скорейшем избавлении от облака белой пыли вокруг себя.        Конечно, была и еще одна причина, по которой я не отказался от навязчивой традиции.       После Орттуса я так и не смог свыкнуться с переменами. Да, я имел возможность возвыситься, обрел имя и свободу, но каждый раз в зеркале находил чужое, непривычное до отвращения лицо.        Жестокое, не знающее жалости и милости к кому-либо. Оно принадлежало другому, запредельному миру, где все иначе, где правит тьма и одиночество.        Жуткий, безумно дикий контраст черного и белого, с каплями кипящей крови вместо глаз. Я был олицетворением катастрофы, вестником гибели, желающим скрыться в темноте, но при свете дня остающимся инородным созданием, которого опасались, но не боялись.        Слухи о том, что самому Высшему не удалось справиться со способностями своего ученика, направить его силу в контролируемое русло, а дух в подчинение, уже давно разлетелись шепотом и осторожными, но все же смеющимися репликами.        Неприятно, но в большей степени это было опасно для Владыки, а не для меня. Он не смог раскрыть меня, не смог считать, как текст из книги, потому и не понял, не получил ни малейшего шанса разобраться. А я лишь не пожелал открывать ему свои чувства и мысли, закрылся, как и всегда. Закрылся и понял, что, каким бы великим и опасным не был мой дар, он, к счастью или печали, не был похожим на одаренность си’иатов. Они обладали пластичным и тонким видением, возможностью точечно и очень метко влиять на живых и неживых.        Порой их воздействие было невозможно различить или даже почувствовать, что оно было. Основанное на игре эмоций, оно не било разрушительным потоком, так как у меня, а осторожно, будто опасаясь, проникало внутрь искомого предмета и либо принуждало живое существо к чему-то, либо двигало неживое. Я научился подделывать внешний эффект этого мощного влияния, некоторые результаты, но всегда чувствовал, как черная мощь вырывается из меня и въедается, вгрызается в материю, искажая ее, выпивая силы и ломая стержень основ. Мой дар забирал из бушующей энергии реальности больше, чем отдавал. Это пугало. И постепенно Сенэкс перестал тратить свое время на необучаемого приемника.        И я был даже рад этому, не нужно было скрываться и строить из себя благодарного и желающего познать чужие, больные законы и порядки.        Я, наконец-то, мог заняться поисками ответов. Дни, месяцы, годы проводились в исследовании книг и старинных манускриптов. Я странствовал по множеству планет сиитшетов, искал заброшенные и забытые архивы, потерпевшие крушение корабли, искал записки и дневники ученых, путешественников и философов ордена.        И ничего.        Ни единой крупицы информации. Все оставалось глухо и пусто, будто никто и никогда не сталкивался с тайнами стеклянного Орттуса. Никто не интересовался или же нашел ответы, но стер, боясь того, что кто-то позже узнает и достигнет… чего?        Я почти отчаялся, и наивная вера си’иатов, их постоянные экспедиции на поверхность белого мира уже просто смешили. Они же ничего не знали! Они привыкли к одному единственному маршруту, заложенному еще многие века назад, запомнили похожие ловушки и методы защиты, пусть и пытались пройти на шаг дальше, но все же не проходили. И довольствовались этим.        Ни один сиитшет не рискнул оставить своих уютных и роскошных обителей, чтобы добиться хотя бы искорки новых знаний. Только власть. Слепая, однобокая и неверная. Больше ничего не интересовало приверженцев культа. Власть и богатство. Им не было дела до того огромного, неразгаданного мира, что окружал их, окрашиваясь миллионами, миллиардами тайн. Орден Сиитшет оказался обычным и жалким сборищем алчных, упившихся кровью и золотом ничтожеств. Не было в них ни капли того возвышенного, что мнилось всем, наблюдающим со стороны.        И я в который раз видел это. Видел и ужасался глупости их существования. Я не понимал, почему при таком обилии красивых и громких слов, в основе нет абсолютно ничего. Все предстало лишь простой и обыкновенной ложью.        Я не смел искать среди них поддержки, я не находил смысла и важности их бытия, я не узрел необходимости их правления как для общества, так и для всей вселенной.        Поработители, не щадящие и не преобразующие.        Звери.        Постепенно я приходил к убеждению, что рано или поздно голодные, но пресыщенные излишками хищники пожрут самих себя, но тогда не останется ничего. Нужно было изменять сейчас. Потеряв надежду найти разгадки о себе и о культовой планете, я все более вникал в политику и мелкие, но все сильнее разгорающиеся стычки между подчиненными Четырех Высших.        Мира не было.        Везде и всюду висела тяжелая тревога, готовящаяся взорваться по первому щелчку пальцев. Когда четыре си’иата объединились, чтобы победить Аросы, они нуждались друг в друге и своих военных силах, но по прошествии стольких лет со дня победы и уничтожения главенствующих жрецов противостоящего культа, с чьей-то легкой руки называемого светлым, самопровозглашенные Высшие начали мешать друг другу. Да, они все еще страшились остаться без обоюдной поддержки, но каждый в тайне мечтал занять единственный трон, сосредоточить в своих руках всю власть над всей вселенной.        В ту пору же в объединении секторов верховную и самую значимую роль занимал Сенэкс. Он был сильнее и во многом хитрее своих «союзников», но его силы иссякали, а замены не было. При овладении возможностями не бесконечного, но очень долгого продления своей жизни, уже никто не помышлял о том, чтобы оставить после себя наследника по крови или же мыслям. Каждый желал вечности, и потому орден изживал сам себя.        Нужно было лишь помочь.        Белую пыль смахнули в волос, а я, ожидая счастливого момента избавления от невыносимых обрядов, невольно рассматривал свои длинные, острые, как бритва, ногти. Они ничуть не изменились за прошедшие годы и вчера очень хорошо мне послужили.        Перед глазами возникла яркая, насыщенная оттенками и резкостью картина из прошлого: бездонная черная бездна в окружении стеклянных краев, из которой я испуганно и яростно пытался выбраться, разрезая руки в кровь и царапая скользкие выступы обрыва этими ногтями. Это было так давно, словно в момент рождения или смерти, но до сих пор воспоминания оставались отчетливыми, полными деталей и эмоций, как будто это произошло сутки или же всего час назад.        Голос слуги о том, что его работа закончена, донесся до меня как будто издалека, глухо и тихо. Раб смиренно склонил голову и бесшумно удалился. Я же помассировал виски, пытаясь отогнать наваждение и чувствуя приближение долгожданного гостя. От этого даже ухмылка заскользила на моих черных губах.        Мой учитель, мой мастер, господин и хозяин Владыка Сенэкс, соизволил посетить своего нерадивого ученика, решил одарить его своим щедрым вниманием и в очередной раз напомнить себе и мне о блистательном фиаско в обучении.        Конечно же, нет. Причина столь раннего визита мне была прекрасно известна, и я ждал венценосного гостя, но ему об этом было знать совершенно не обязательно. Пусть он и Высший, правитель четверти мира, но он далеко не всемогущий. - Повелитель.        Я поднялся из своего кресла и поприветствовал своего «наставника» легким кивком головы. Большего он все равно от меня никогда не удостаивался.        К пустой оболочке не будет уважения, ибо она пуста. Она не несет смысла и вообще чего-либо стоящего. Она ненаполненный образ власти, могущества, красоты или еще чего-то, но она ничего не меняет. И Сенэкс прекрасно знал о моем отношении к нему и к сиитшетам в целом. Знал и молчал. Он был уверен, что со своей необузданной стихией я не смогу как-то навредить и помешать его грандиозным планам. Она же неконтролируема, а потому как ее использовать? Так можно и самого себя довести до могилы.        Ответом мне служила едва заметная, презрительная усмешка. Привычная и навсегда слившаяся с обликом си’иата. Но Сенэкс сегодня был весьма нервозен и напряжен. И без того сероватое лицо потемнело, под глазами залегли темные круги, а губы истрескались, окрасились сеточкой рваных, кровоточащих ранок.        Бессонная ночь, страшные новости и слабость.        Великолепный набор для зарождающейся паники. Безумно красиво. Он думал, что никто никогда более не нарушит его сладостного покоя на престоле, думал, никто не дерзнет бросить вызов.        О, как же больно ошибаться, не правда ли?        Я едва сдержал собственную улыбку и пламя глаз, но на коже легко зашевелились венки порчи, зазмеились, выдавая меня с головой.        Владыка не спешил начинать разговор, он взглядом изучал меня, всматривался, стараясь различить сквозь перепутанный ком эмоций, желаний и тревог то самое настоящее и безмерно важное, что я на протяжении всего этого времени успешно скрывал.       Можно было повеселить себя, поиграть, выбросив на поверхность клубка ложные, надуманные и созданные лишь фантазией картинки или всего лишь вспышки и обрывки слов. Запутать и смутить, а затем понаблюдать, как самовлюбленное создание будет биться о миражи в упрямых попытках раскрыть все карты. Увы, каким бы ничтожным я не считал Повелителя, он обращаться со своим даром умело и прекрасно понимал, что ни одному моему слову, ни одной иллюзии верить нельзя.       Да, он боялся и не доверял, но держал к себе ближе, тем самым лишая меня возможности действовать более открыто и планомерно.       Опасная, безумная игра, но отступать я не собирался.       Прервать затянувшееся молчание пришлось мне. - Что-то случилось, Владыка? - Неужели наш «могучий» Инхаманум ничего не знает? Где же твоя наблюдательность или ты не смог усвоить даже этот урок?       Голос Сенэкса звучал свысока и даже несколько мягко. Сиитшет не пришел спрашивать и допытываться, он пришел оповестить, что еще шаг, и я паду. Говорил о пристальном наблюдении, фактически, мне уже приставили раскаленный кинжал к горлу и лишь ждали, когда можно будет с наибольшей выгодой и удовольствием вонзить его в мягкую плоть. - Повелитель, я не понимаю о чем Вы. День лишь начался, я не успел… - Ложь!       Мгновенно отрезал он, взмахнув рукой, будто отмахиваясь от всех моих возражений. Си’иат пылал гневом и яростью. Он сделал великую милость, пришел предупредить, вернуть на место вышедшего из под контроля приспешника, но тот нагло и дерзко лгал в глаза. Какое невежество! Разве мог владыка мира позволить такому происходить в его присутсвии?       Сенэкс приблизился, шипя, будто змей. Стар и немощен? Великолепный ход – прятать могущество под бренностью и ветхостью. - Ты все знаешь, ты не можешь не знать. Всегда наблюдаешь, молча и пристально. Запоминаешь, чтобы позже, когда тебе будет необходимо, ударить больнее. Будешь отрицать? Нет. Конечно, нет. Сегодня ночью была убита Третья из Четверых Высших. Леди Алтару. Все не знаешь?       Я молчал. - Высшего не так просто убить. Мало кому хватит сил хотя бы на попытку, на долю секунды боя. А здесь смерть. Медленная, почти безболезненная и непомерно позорная. Высший достоин особой смерти, но в один удар вложили всю свою ненависть и презрение. Алтару не сразили мечом, не свели с ума, не испепелили. Продолжишь сам? Нет?! Ей вскрыли горло!       В один слитый, неразличимый миг Сенэкс оказался совсем рядом, схватил меня за запястье выгибая руку так сильно, что я невольно скривился от боли. - Вскрыли! Предположительно острой иглой или спицей. Но мы же оба знаем, что именно это было. Ведь так?!       Глаза Высшего вспыхнули рыжей яростью, он вмиг обратился жутким обликом, подобным иссохшему скелету, обтянутому сухой, испещренной темными пятнами кожей. Его рука изо всех сил сдавила мое запястье, а голос шипел, он врезался скрежетом в слух, царапал, сдирая кожу. - Ноготь. Это был твой ноготь. Ты убил Алтару! - Такая смерть Высшей, безусловно, является позором, но мою причастность к этому Вы доказать не сможете, да и не станете. Вы же не хотите навести всех на неприятную мысль о том, что именно Вы послали меня на это убийство. – Я оскалился. - Всем известно, что Вы бы с радостью избавились от помех, вроде остальных правителей, от всех Высших, но не своими руками, конечно. На такое Вы не пойдете, нет. Но найти одаренного, вырастить его, обучить, при этом открыто заявив о своей слабости и беспомощности в этом обучении, о том, что он ни на что не способен. И все равно оставить его подле себя. Бестолкового, бесполезного раба, лишенного «законного» ошейника. Оставить и смириться с усмешками и косыми взглядами. Зачем? А все очень просто. Никто не будет ждать от никчемной игрушки мощного и смертоносного удара. Хороший способ прикрытия своей смелости, не так ли? И кто скажет, кто обвинит и покажет пальцем со словами: «Это Первый Высший избавляется от своих союзников»? Можно же все скинуть на своего ученика. Правдоподобно? Несомненно. И я это уже говорил. Повторю еще раз. Я не имею никакого отношения к этому событию.       Я с раздражением вырвал свою руку из захвата сиитшета и отошел прочь, к зеркалу, оправляя одеяние и смотря на свое отражение. Слуги бесшумно выскользнули из теней, один из них, под пристальным взглядом Владыки, помог надеть мне черный с искусной, но едва заметной вышивкой плащ, аккуратно распределил темные волосы на две части и разложил по плечам. Второй застегнул на запястьях серебряные с синими вставками поручи.       Безупречно. Не шикарно, не вычурно, а именно безупречно, все гладко и четко, без вульгарной яркости и многообразия, без сотен масок, которые так любят высшие касты. Рабы, поклонившись, вновь растворились по углам, отправляясь выполнять другие свои обязанности.       За время жизни здесь я так и не привык к вечным, молчаливым свидетелям всего. Их было принято считать частью мебели, вещью, но никогда не живым. И после всего, что я прошел, было мучительно сложно не замечать, что рядом с тобой постоянно кто-то находится, приходилось говорить все при них, не таясь. Это казалось диким и неправильным. Моя скрытность не позволяла чувствовать спокойствие и уверенность в присутствии молчаливых наблюдателей, которые по приказу Высшего могли доносить обо всем, что видели и слышали.       Сенэкс прожигал меня яростным, пристальным взглядом, и ожидал, пока низшие покинут комнату. Вновь зашипел, занес руку, гневно указывая на меня длинным, сухим пальцем с потемневшим от возраста ногтем, но не произнес ни слова, выскочил прочь, с силой распахнув двери. Они с треском ударились о каменные стены, но выдержали, только протяжно заскрипели.       Я скупо усмехнулся ему вслед и снова осмотрел свои ногти.       Да, учитель, Вы оказались абсолютно правы. После предательства, сокрытого ночным сумраком, единство Высших было нарушено. Ваша сила утратила еще одну четверть своего могущества, а остальной мир пошатнулся. Такого еще не бывало. Правителя, царствующего веками, не убивали столь позорным и оскверняющим способом. Высших же по праву именовали бессмертными, многочисленные жители объединенной вселенной молились им, прославляли их. А что теперь? Вы, победители, теряли свою силу с каждой секундой все быстрее. Когда-то вас по праву считали эталоном ордена, сосредоточием сил и дара. Великого, пугающего, но безмерно желаемого дара...       Какими именами его только не называли.       Дар. Странное и необъяснимое свойство, позволяющее опираться на некое чутье, идущее извне, но доступное единицам. Его считали магией, чудом и бредом, но с развитием рас и цивилизаций пытались дать объяснение через любимую науку. Все, как и везде, и всегда. Искали отличия, какие-то вещества и частицы. Дар стали называть неопределенной материей, что была еще до появления вселенной, она не свет, она не энергия, нечто совершенно иное, но вполне реальное. На нее невозможно воздействовать материально, но при всплесках эмоций дар становится более доступным и мощным. Кто-то выдвинул теорию о том, что это всего лишь следующая ступень развития любого живого существа. О том, что одаренные встречались во всех эпохах и на всех планетах, ученые предпочитали не задумываться.       Всего лишь эволюция? Немного шагнувшие вперед существа, что внешне и внутренне никак не отличались от своего вида, только чувствовали нечто. Именно чувствовали, не видели и не слышали, чувствовали. Иной уровень восприятия, его даже не описать словами. Ты откуда-то знаешь, что здесь, в этом месте, будет вот так и такие-то события. И ты сможешь их изменить, повлиять на них, вывернуть обстоятельства под себя, обернуться за миг до удара и отразить его. И главное - просто верить в возможность этого.       Вера, как бы это наивно не звучало. Вера в свои силы и себя. И многие сопровождали, добивались необходимого накала эмоций с помощью слов, песнопений и просто крика. Отсюда и бесчисленное количество мифов и вымыслов.       Тысячелетия канули прахом в пустоте, а ответа на вопрос об истинной сущности дара никто так и не нашел. В том числе и я. Мне, как и многим, оставалось только повторять одни и те же слова, убеждая себя в том, что это единственный верный вариант, так как возможно простому смертному, к коим я причислял и всех сиитшетов, не дано понять природу дара из-за своего разума. Невозможно, даже смертельно. Потому и не было ответов, мы все блуждали в тумане неведения, изредка натыкаясь на искры света знаний, но он ослеплял так рьяно и буйно, и мы не могли извлечь даже его драгоценной капли. И уходили, уползали от тайн, расплываясь в суете и мелочности, становясь всего лишь цифрой года в бесконечной летописи времен.       Однажды и этому миру пришлось бы пасть, ему недолго оставалось. Предсмертные всхлипы. Общество уже было возмущенно, оно жило в страхе, на хрупкой грани бунта. Вы, глупые слепцы собственных устоев, лишались своей власти, ваше государство расходилось по швам. И вы ничего не могли сделать, ибо боялись действовать и не верили, что ваше время на исходе. Вы собирали все упоминания, пророчества, статистику и предположения, запретили, сожгли их. И чего добились? Только хаоса, того, что миры и ваш дар начали восставать против вас.       Сколько из вас, престарелых и еще совсем юных, только начинающих обучаться, просыпались по утрам с острым чувством потери чего-то столь важного и родного, что не могли жить? А когда понимали, что именно произошло, что делали? Сколько самоубийств было? И вы прятали эти списки, тайно хоронили и кремировали тела, лишь бы утаить и скрыть правду. Утопали в собственной крови…       А я, молча, наблюдал со стороны за забавной, предсмертной агонией из полусвета огней восставших, нет, даже за ними. Я не вел их в бой, на это были сотни желающих быстрой смерти на баррикадах. Я ждал одного единственного момента, чтобы обрушиться чернотой. Момента, когда вы оказались бы наиболее слабы. Ждал и копил знания, наращивая свою мощь.       За эти годы я в одиночку и без навязчивых указок сумасбродных учителей смог постигнуть многие знания, накопленные си’иатами за годы своего существования. Постигнуть и выбрать из них стоящее, то, что могло пригодиться, а не осесть прочитанными строками и забыться.       И на сиитшетских, белесых глазах родился враг, таящийся в тени, но обретающий оружие черноты. Темный орден всегда жаждал славы, его члены с гордостью несли знамена и гербы в любой битве, с надеждой выжить или без нее. Они терпели поражения, но не ломались, и только благодаря единицам, что признали и увидели плюсы в скрытности, смогли провести путь к победе.       Забавно, что все повторялось, но прошлые ошибки оказались надежно забыты. Еще раз осмотрев себя в зеркале и не увидев ничего человеческого, я взял из-под стеклянного купола, что накрывал вытянутый, укрытый черным бархатом стол, свой меч – тонкую, удлиненную рукоять с плоским, покрытым надписями лезвием. Обычно, его убирают, активируя механизм трансформации, при котором лезвие раскалывается на несколько мелких частей и складывается у самого основания эфеса, образуя вместе с ним и рукоятью единое целое. В таком виде оружие легче носить: оно не требует дополнительного облачения. Его можно прикрепить к поясу или руке для более быстрой реакции в бое. Я же предпочитал оставлять оружие в своем истинном виде.       Не предупреждая никого о своем отбытии, я покинул северное крыло и направился к ангарам и посадочным площадкам, где уже ждал приготовленный к полету старательными рабами мой личный корабль.       Наверное, каждый мужчина мечтает о быстром и совершенном корабле, способном по одному мановению руки разрезать пространство глади космоса, искрясь отсветами звезд… Как только я немного освоился во дворце Высшего, обрел имя и, разумеется, скопил достаточно средств, я приобрел небольшой, оснащенный всеми новинками звездный корабль. Военный, созданный для дальних перелетов и сражений в открытом пространстве. Маневренный и быстроходный, он не вписывался в роскошное окружение в столице, но меня интересовали его возможности, а не внешний вид.       Выбирая тихие пути, безлюдные коридоры и залы, я в обход центральных ворот достиг своей цели. Выслушав традиционное предупреждение от стража, передав через нее чрезмерно дерзкий ответ Сенэксу, поднялся по трапу, который сразу же поднялся за мной, запечатывая входной люк. Отправил коды и уже через полчаса я задавал корабельной системе координаты своего полета, вводя данные одно за другим, от планеты к планете, старательно путая свои следы. И маячок, что в первый же день был установлен по приказу Владыки, не мог выдать моего настоящего местонахождения – хитрая система блокировки и сокрытия сигнала безошибочно изменяла данные, пересылаемые надзирателям.       Панель управления мягко вспыхнула несколькими огоньками, вывела данные о времени путешествия, названия и коды планет, на которых по пути можно было бы совершить остановку, если то понадобится, и возможные опасности. И в следующую минуту корабль двинулся в путь, растворившись в бушующей пучине, диск планеты позади растворился в черноте.