***
Размытость звезд сменила бездонность искристо-бархатного космоса, которая также резко и внезапно исчезла. За экраном появился газовый гигант желтовато-сизого цвета, он заполнил собой весь обзор на экране, но моей целью была маленькая луна из двух спутников необитаемого Исконура – третьей планеты в системе Медросс. Медрос V - для всех карт и путей империи сиитшетов этот мир оказался утерян и не существовал как информация уже очень давно. Возможно, кто-то хотел скрыть свои достижения и тайны таким методом, а может луну нарочно сделали мифом из-за трудного и не стабильного пути к нему, в ходе которого можно было погибнуть с невероятной легкостью, практически не прилагая никаких усилий. И все же наследством не принято было распоряжаться так безответственно и расточительно. Обогнув гигант и пропустив мимо еще одну планету, мой корабль под чутким руководством Ратхич замер близ спутника. Не отрываясь от пульта управления, он просканировал луну и тревожно взглянул на меня. - Чисто. Если здесь что-то и было, то давно погибло. Никаких следов энергии и цивилизации, но климат весьма и весьма опасен. Бури и штормы волнами прокатываются по спутнику. Хозяин, Вы уверены, что нам нужно туда? Корабль может не выдержать. Да и вообще эта затея выглядит полным безумием. Предугадать все эти наплывы местной стихии… О, звезды! Да кто туда сунется вообще?! - Мой верный слуга сомневается в решении своего господина? - Я не проявил никаких эмоций. - Рат, лети. Я знаю, что делаю. Тем более это место только на первый взгляд выглядит таким ужасающим. На самом деле природа здесь такая же, как и в любом другом обитаемом мире. Все идет строго своим чередом, будто смена времени суток и года. Разве что более изощренно. - Я не сомневаюсь, хозяин. И не смею огорчать Вас, но, простите, эта луна не выглядит пригодной для жизни. У нее есть атмосфера, но вряд ли с таким уровнем влияния на системы этого мира там могло уцелеть хоть что-нибудь. - Ратхич, мы здесь не первые гости. Этот мир забыт и опасен, но вовсе не… - Не настолько, как Орттус. – Ловко закончил воин. - Да, хозяин, я знаю. Всего лишь хотел убедиться в необходимости этой затеи. Я усмехнулся, в очередной раз услышав собственную фразу от слуги. Он же плавно направил мой корабль к поверхности с той стороны, где мутная сфера не была затянута кучевыми разводами темных туч, искрящихся вспышками жженых молний. Скудный, мрачный и однообразный мир предстал пред нами. Его можно было с уверенностью назвать мертвым, взирая на грозную остроту и колкость, даже жестокость пейзажа, который так и хотелось назвать костным. Голые, серые скалы грубыми пиками или же ребрами вонзались в душный воздух, обволакивая себя обрывками облаков разбавленного серо-бурого оттенка. Но и те, не жалея себя, разрывал и рассеивал злостный ветер. Его сильные потоки неслись над поверхностью, стачивая горы, превращая их в зыбкую насыпь. Никакой растительности, даже чахлой, мелкой травы, что пробивалась бы пучками из трещин и разломов, не было видно. Только голый, осыпающийся от долгого существования камень, который не знал живых, придающих форму рук. - Здесь ничего нет, хозяин. – Слуга хмуро вглядывался в разлившуюся перед нами панораму. - Направь корабль левее, за ту горную гряду. Нам туда. - Вы чувствуете или это все карта? Сканеры ничего не видят. - Просто лети и дай мне сосредоточится. Обогнув высокие горы, мы вылетели на кажущуюся бескрайней равнину. Такую же безжизненную и тоскливую, с глубокими морщинами трещин и впадин, как все здесь. И неровными, сильно пострадавшими от погодных условий громадами на ней взметались ввысь прижатые к земле пирамиды, соединенные меж собой колоннами и линями на самом камне. Они были полуразрушены и оплавлены, утратили свое былое величие и стать, и мало чем отличались от окружающих их скал. Потому сканеры и не увидели их, но я слышал как неощутимый, неживой хор криков вонзался в пространство в этом забытом всеми месте. Они выли и хрипели, заходясь в страшных приступах, но не могли издать ни одного членораздельного звука, будто их голоса были оплавлены так же, как их обители. - Хозяин, у спутника крайне суровый климат. Я, конечно, догадывался, но что до такой степени не мог и предположить. Датчики указывают на то, что здесь каждодневно проходят кислотные ливни. Было бы лучше, если корабль не попадал под его воздействие. - Я знаю, постараемся сделать все быстро и точно, чтобы не задерживаться, а после сразу же покинем Медросс. - Понял Вас, хозяин. Разрешите узнать, что конкретно мы ищем, чтобы сократить время нашего пребывания здесь? - Я и сам не знаю точно. Данные, свитки, рукописи. Артефакты. Все, что может содержать ценную информацию или хотя бы намек на нее, ее источники, чтобы после я смог продолжить свои поиски, а не остановиться и забыть. Направляя корабль к руинам, Ратхич медленно кивнул, хотя огорчение и читалось на его лице. Он очень дорожил любой техникой, а в отношении звездного корабля вообще впадал в манию заботы и бережливости. И, разумеется, он преувеличивал. С обшивкой из особого состава и еще под защитным полем, пусть и не предназначенным для подобного, мой корабль все таки был больше военным, чем исследовательским, транспорту не грозила опасность от кислотных дождей долгое время, а я не собирался задерживаться на спутнике больше суток. - Конкретнее не скажу. Здесь был уникальный мир с неповторимым обществом. А теперь мне предстоит найти в этой разрухе что-либо ценное. И ценное не в плане стоимости, а знаний. - О, хозяин, Вам удалось раскрыть не только путь сюда? - Разумеется, Ратхич. На рассвете Империи здесь находилось поселение сиитшетов – осколочников. Они были отвержены орденом, но продолжали свои труды в области влияния своим даром на живых существ, с целью их изменить. - Алхимия? – Удивился мой собеседник. - Мы в мире алхимиков? Тех, которые своими экспериментами убили целый сектор на юге центрального мира? - Да, все верно. Это тот спутник, где укрывались отреченные, после обвинения их в осквернении заветов ордена и нарушения кодексов. - Но почему они выжили? Разумнее было бы их казнить немедленно. - И потерять все те знания, которые они копили многими веками? Нет, Высшие никогда бы не пошли на подобное. Им было выгоднее изгнать своевольцев в отдельный, далекий от оживленных путей мир и ждать, когда изгнанные достигнуть еще больших высот, чтобы потом войной отнять у них все. – Я даже ухмыльнулся наивности таких решений древности. - Блестящий план. Алхимиков нет, цивилизации здесь также нет, следовательно, Высшие свой план осуществили. Тогда почему мы здесь? - А не ты ли говорил, что Высшие трусливы? Ратхич, алхимики извратили Медрос V до неузнаваемости, сделали из него кошмар наяву. Он, конечно, не поспорит с мощью Орттуса, но отправлять сюда войска было безумием. Особенно в первые годы после произошедшего. - А именно, хозяин? Я хотел бы знать, от кого и чего защищать Вас там. Корабль подлетал к руинам, но я жестом велел слуге вести его дальше, за них. Пусть пирамиды и звенели безумными криками, ничего особенного в них я не слышал. От этих своеобразных гробниц по неровной поверхности стелилась прямая и черная дорога, состоящая из больших пластин, совершенно не мерцающих на свету. Она являлась одним из трех лучей, ведущих к невысокой, но внушительной башне. Этот столп темной пикой поднимался от земли и тянулся ввысь то выпирающими, то сужающимися выступами, а на вершине сиротливо погибал остов от связного устройства. Сам он давно разрушился и расплавился. От башни, в пространствах между черных дорог пролегали три коротких луча – похоже, некогда жилых зданий. А теперь от них оставались лишь почти до основания расколовшиеся и рассыпавшиеся стены. - Нет, Ратхич. Ты на поверхность не идешь. Будешь держать корабль наготове. Я не хочу здесь задерживаться, этот мир пропитан безнадежностью и желанием сделать хоть что-то, только бы остаться в живых. Я сам найду то, что мне нужно, а потом вернусь. И мы тут же покинем столь неприятно место. - А Вы уверены, что это что-то именно здесь? Я не могу отпустить Вас одного, я клялся защищать Вас ценою своей жизни, а теперь Вы говорите, что я должен смирно сидеть здесь, в безопасности. - Довольно. Защита мне не нужна. Это приказ. А то, что я ищу… - Я помедлил. - К сожалению, все их достижения, этих алхимиков, в большом мире утеряны, и, возможно, все, что осталось, погребено под этими камнями или уже растворено дождем. Но согласно карте и некоторым другим источникам здесь, именно в этой уцелевшей башне, которая даже на вид пострадала меньше всего, еще находятся записи и какие-то сводки. И есть шанс, что до них еще никто не добрался и не разворошил. Шанс маленький, но есть, и не важно, что эти сведения уже устарели полтора века назад. - И не один си’иат… - Ни один. Им нет смысла искать это, если они так тщательно все скрывают и стирают из всех баз данных. Ратхич, мы уже обсуждали подобное. Не забывайся. Корабль завис над поверхностью и медленно опустился, немного задрожав при посадке. Отстегнув прочные ремни безопасности, я направился к выходу, по пути облачаясь в плащ и надевая на лицо маску с фильтрами. Меч был пристегнут к поясу. Уже у самого выхода на левом запястье мигнул алой точкой браслет и послышался встревоженный голос киборга, который сбивчиво говорил: - Планета не пригодна для нормальной жизни. Я проверил состав воздуха и жидкость, направив дронов, и результаты не радуют. Состав воздуха таков, что дышать без очистки им можно без серьезных угроз не более двенадцати часов. Дальше начнется отравление. А с дождями хуже. Это практически чистая кислота. Она будет губительной почти для всех изученных видов рас, поэтому под него лучше не попадать. Ткани с ерседиусом не помогут. - Я понял. Что-то еще? -Да. Хозяин, сканеры засекли множество форм жизни. Не могу понять, почему с высоты этого не удалось. Но что-то мне подсказывает, что эти местные обитатели – хищники, и расценят Вас как пищу. Может быть, возьмете с собой что-то, кроме меча? Это было бы разумно. - Я понял. И нет, Ратхич. Ты остаешься на корабле. - Да, хозяин. – Скорбно произнес тот, затихнув. Рвение слуги в бой и опасности иногда раздражало, но таким образом он выказывал благодарность за спасение своей жизни и возможность остаться на службе у сиитшетов, пусть и только лично для меня. Я активировал фильтры на маске и спустился по опустившемуся прямо передо мной трапу. Как только я ступил на каменистую поверхность, люк закрылся, а корабль окутало слабо мерцающее на свету поле защиты. - Как слышите? – Слегка хрипло прозвучало из динамика. - Все в порядке. Следи за ситуацией. - Вас понял, хозяин. С запада стремительно надвигается буря, постарайтесь добраться до башни до начала дождя. - Вижу... Медросс V встретил меня затхлостью душного воздуха и завыванием ветра, который нещадно мчался над землей, врезаясь в скалы, руины и тела. Где-то неприятно близко раздавались гаркающие, граничащие с надрывными хрипами вопли местных хищников. Они явно заинтересовались неожиданным гостем, но выйти из своих укрытий боялись, слыша далекие, но все быстрее приближающиеся раскаты грома, которые были для них привычны, но от этого нисколько не милостивее. Внимательно скользя взглядом по сторонам, я быстро двинулся к башне. На горизонте уже показались первые багрово-черные грозовые тучи. Они заволакивали собой небо, вспыхивая разрезами молний и пучками грохота. С той стороны упрямо потянуло холодом, но вперед летел гордый ветер, гоня с собой вихри пыли, которая на проверку оказалась сухим, желтовато-серым налетом, покрывающим камни и скалы. Похоже, именно он заменял здесь собой растительность, поддерживая каким-то образом атмосферу. До укрытия мне осталось пройти еще полпути, но мои волосы темными нитями резко заколыхались, переплетаясь меж собой и чутко отзываясь на опасность. А буря неожиданно быстро зубастой пастью затянула маленький диск солнца в свое нутро, проглотив навязчивый источник света. Наступили вязкие сумерки странного, непривычного для глаза оттенка жженого. И все затихло, замерло, затаилось, готовясь к обрушению смертоносной стихии. - Ратхич, береги корабль. – Сухо проговорил я. - Я понял, хозяин. Слишком быстрое движение. Оно почти что было необъяснимо. Нескончаемый цикл жизни Медросса существовал по своим законам, каждый день поминутно исполняя заведенное кем-то движение, наталкивая на обреченную мысль о том, что этот спутник на самом деле был каким-то жутким и неестественным механизмом. Эта луна словно была овеществленным олицетворением нескончаемой борьбы за жизнь в безжалостных тисках обстоятельств. И я рисковал не успеть. Небо уже потемнело, гася мельчайшие искры света. Все замерло, онемело, накапливало силы, чтобы обрушиться ударами буйства и изгнать лишних свидетелей. Башня нависла надо мной высокой, темной чертой, ее тяжелые черные врата, покосившиеся, покрытые глубокими рисунками, оплавленными дождем, были распахнуты настежь, что наводило на мельтешащее ощущение того, что и эти чертоги были потревожены кем-то и после их смерти. Резко и до слепоты ярко все озарилось чистым белым светом, задрожало, но не темнело, не отпускало. И грянул оглушительный, сотрясающий землю раскат грома. В последние секунды я успел добраться до укрытия, а бурные, прямые потоки ливня обрушились на омертвелую поверхность спутника. Камни зашипели, мгновенно образовавшиеся лужи заструились по трещинам и разломам, заползая под скалы, руины и внутрь башни. Они пузырились и дрожали от капель. Совсем не прозрачные, а будто слившиеся из всей гаммы цветов, подобно ртути, собирались воедино и разбивались мелкими бусинами. – Хозяин, слышите? - Да, Ратхич. Все в порядке, постарайся не беспокоить меня. Я вернусь к окончанию этого дождя. - Вас понял, хозяин. Смертельная влага неизбежно и угрожающе заливала тонким слоем парадную залу входа башни, она словно шептала и гнала прочь. Из этого помещения вели вверх две спиралевидные лестницы, скрученные меж собой и прикрепленные к стенам тонкими, каменными перекладинами с вырезанными в них небольшими выемками, в которых виднелись чаши в виде маленьких полусфер. Когда-то в прошлом каждая из них содержала внутри свечу или аккуратную лампу. Это непременно было красиво, но во время моего путешествия всюду властвовала тьма и разруха. Вытащив из-за пояса плоский и тонкий светильник-круг, я встряхнул его в руке и невысоко подбросил. Издав тихую трель, он активировался и плавно полетел около меня, освещая все вокруг пастельно-голубым светом. - Ярче… ярче. Отрегулировав яркость, я медленно двинулся вверх по лестнице, внимательно вглядываясь в тусклые, потемневшие, растрескивавшиеся и местами уже осыпавшиеся фрески. Абстрактные, они были не приятны для глаза, слишком резкие, состоящие всего из двух цветов – черного и белого, в некоторых местах с алой обводкой. Под ними были подписи, но прочесть их не предоставлялось возможности, они стерлись практически полностью. Странное и неестественное порождение больного представления о красоте изгнанников вызывало чувство холода. Гулким эхом раздавались мои шаги в забытой обители, в которой когда-то так давно в прошлом цвела жизнь. Дикая, искаженная, но живая и разнообразная, благоухающая и жестокая. Но полуразрушенный корабль изгнанных, отлученных от ордена сиитшетов потерпел здесь крушение, выпустив на волю самых беспощадных хищников мира – людей, окрыленных больной жаждой познания. Учителя, их ученики, неодарованные последователи и юные приспешники искали бессмертия, совершенства тел и душ, создавали новые, невообразимые виды оружия, выращивали чудовищных, легко контролируемых монстров, вырабатывали новые составы ядов и токсинов. Они меняли самих себя. Издевались над своей психикой, стараясь сделать ее пластичнее и менее чувствительной. Резали, сшивали и переделывали собственные тела, подвергали мутациям. Они гибли и добровольно отдавали жизни во имя высшей цели, во имя Империи Сиитшетов, которая их отвергла и выбросила, но веру их не сломило ничто. Они заходились в истошном безумии, свято веря, что стоит им достичь какой-то высоты, сделать нечто достойное, и им позволят вернуться. Вернуться героями. И потому они с остервенением, неуемным трудолюбием и терпением тратили свои недолгие лета на бесконечные эксперименты. Год за годом ужасающее влияние их храма разрушало луну, но си’иатам было мало их трудов в своих стенах. Они вмешались в цепочки окружающего. И тогда случился конец – все вышло из-под их бдительного взгляда и руководства. Они пали жертвами собственных достижений. Их тела осквернились отравой и магией ордена, никто не смог спастись. Их бесценные труды оказались абсолютно не нужны для империи, которая благодаря мне вступила в свой смертельный закат. Алхимики исчезли очень давно, намного раньше, чем наступила эпоха золотых времен, унеся с собой все свои секреты. Алхимия – подобие науки, опирающейся на теологию. Очень грубое название, оно никогда не подходило сиитшетам, что погибли в этих стенах. Оно не определяло то значение, что имелось в основах. Главная же причина изгнания была заключена в том, что отдельное объединение темных верило в ложность пути отрицания высших материй или же энергий. Пусть все си’иаты гордились своим даром, они все равно предпочитали технику чему-то мистически-необъяснимому. Они верили в силу вещества, а не духа. В этом и было разногласие. Алхимики, не желавшие отступаться от своих убеждений, искали способы доказательства своей правоты. И не являлся ли весь этот маленький мир спутника огромным подтверждением? Хотелось бы возродить этот храм иной науки, заполнить древние стены жизнью и работой, чтобы увидеть всю мощь и силу творений чуждого обычному разуму мнения. Как жаль, что невозможно ничего вернуть. Ничто никогда не возвращается на круги своя. Бесконечное движение, изматывающее и убивающее, оно будет продолжаться вопреки всему. Покрытая шрамами и налетом лестница через несколько своих оборотов раздваивалась в четырех противоположных направлениях. Две, украшенных тонкими пиками, тянулись вверх, уходя вправо и влево под высокие арки в виде двух человекоподобных существ, держащие в своих необычайно больших ладонях глубокую чашу с давно высохшим маслом для огня, другие же падали вниз, уводя в густую темноту. Если верхние были изящно украшены и привлекали к себе все внимание, то спуски вниз казались слишком простыми и незавершенными, будто намеренно сделанными непривлекательными, с оттенком мерзости и безвкусия. Маленькая хитрость канувших в веках архитекторов: стремление к небу и космосу подталкивает к высоте и полету, но нет смысла скрывать свои секреты и ценности в легкоразрушимых башнях и храмах. Они были сделаны для создания символа и внушения власти и могущества, но самое надежное хранилище всегда скрывалось и таится в любое время в переплетениях основ – под напыщенными архитектурными творениями и монолитными знаменами. В темноте и запахе плесени, под тяжелыми сводами скал и земли всегда находится истинный тайник, точно так же, как вся правда погребена под чередой тысячелетий и праха истории, смешанного с гарью войн. Я направился на лестницу, ведущую вниз. Голубой свет фонаря невесомо спустился за мной по совершенно пустым и глухим стенам. Только пятна от копоти и жара изредка окрашивали желтую серость. Привычным, спиралевидным потоком ступени привели меня в просторный коридор с двумя колоннами у входа, обмотанными бурой материей и тонкими цепями. Воздух здесь был густым и тяжелым, он с трудом прокатывался в легкие, царапая горло. И даже фильтры маски почти не убирали запахи химии и чего-то горького, что оставляло неприятный привкус. Коридор был вытянутым и широким, кроме колонн у входа его заполняли металлические крепления под потолком для тканей. Сами гербы и флаги давно истлели и осыпались, не осталось даже обрывков на полу. Следом тянулись ряды комнат, объединяющих в себе лаборатории и библиотеки. В их центре располагались длинные, покрытые мелкой металлической сеткой столы и многоуровневые тумбы с выдвижными, но открытыми полками, а стены были заставлены высокими застекленными стеллажами, подле которых стояли передвижные лестницы. Казалось, что обитатели башни просто ушли отсюда в неизвестность, бросив все свои вещи и пустив работу на самотек. Книги и рукописи, колбы и сосуды, скальпели и ножи, это и много разных других вещей было оставлено на своих местах, легкомысленно они были выкинуты и забыты, и с тех пор не тронуты. Разорванные клетки, пустые экспериментальные панели, потухшие экраны, разбитое стекло, хранилища с растворами и смесями – все оказалось покрыто многовековым слоем вездесущего здесь налета. Слегка желтоватый, но в свете моего фонаря такой же холодный, как и все, он напоминал цветную сажу. На ощупь немного склизкий и поскрипывающий в пальцах, налет сминался в сгустки, которые мгновенно темнели и приобретали запах гнили. В воздухе стоял затхлый, непередаваемый аромат застоявшегося воздуха, и испорченные, отчего-то не испарившиеся химикаты только усугубляли это. А темнота сгущалась, становилась липкой и вязкой. От света выявлялись вытянутые, неестественно резкие тени. И снова потянулись крутые, сворачивающиеся спиралью лестницы, ведущие в глубины планеты. Здесь уже обстановка изменилась, гладкие, рукотворные стены обратились в наспех обтесанные камни, к которым крепились светильники и кованые указатели. Удивительно, что мне до сих пор не повстречалась ни одна ловушка. Алхимики, конечно, желали вернуться в большой мир из своего заточения, но не могли же они оставить свои труды такими доступными. Или же древние хранители сделали ставку на климат и дальнее расположение системы? Все это не вязалось с их образом, было наивным и вызывало смех. Спустившись в еще одну комнату, чей потолок держался на тонких, но многочисленных подпорках, покрытых шипами и выступами, я наткнулся на то, чего не ожидал: неровный пол покрывали глубокие царапины, некоторые колонны были разломаны и острыми осколками лежали на полу, рядом с грудами покоившихся здесь скелетов. Вполне ожидаемо, что карта могла быть не в одном экземпляре, но то, что расхитителей было так много, вызывало сомнения и опасные догадки о том, что данный путь намеренно копировали не один раз. Те, чьи останки обратились в пепел на каменных квадратах пола, посетили Медросс V разное количество лет назад. Это можно было понять по оружию, что дополняло картину бойни. Совершенно различное – холодное, огнестрельное, лучевое, оно не помогло своим хозяевам спастись, и те пали жертвами хитрых систем охраны и голодных хищников. Им не принесли выгоды и завышенное самомнение с амбициями. Пусть эти храбрецы и подстрелили нескольких животных, напавших на них, но никто не выстоял против искаженной громады мира творцов алхимии. Простые охотники и наемники, они не могли мыслить так, как сиитшеты, и потому не было шанса предугадать удары защиты. Но почему же ни одна из них не сработала на мне? - Ратхич, слышишь? Раздался треск и шум, но вскоре они стихли, сменяясь взволнованным и тихим голосом слуги. Его слова вначале были мутными и нечеткими, но постепенно все наладилось и окрасилось разборчивостью. - Да, хозяин. Все в порядке? - Да. Можешь просканировать башню рядом с моим сигналом. Есть слабые источники энергии или необычные полости? - Сканирую. Пока отклонений не выявлено. Я кивнул, хотя киборг и не мог этого видеть, наклонился к остаткам скелета, который когда-то был одной из тварей, созданных алхимиками. Странные кости, они разрушались и рассыпались пылью в руках, но оставался тонкий, гибкий и очень прочный остов, напоминающий связь нитей или спиц. Какой-то сплав, он держал на себе все тело, хотя и разрушал костные покровы. Оставив в покое старый прах, я обратился к черноте, к крикам. Посмотрел сквозь них на пространство вокруг. Оно слабо вздрогнуло, помутнело и обрело резкую четкость эфемерного состояния. Вначале мне открылось то, что было в давно забытые столетия, затем все сдвинулось, замерцало, слилось потоком, чтобы через секунду взвыть хором криков и показать смерти незваных гостей. Никто из них не погиб от механических защит, все пали жертвами странных, но внешне красивых существ, что скрывались в глубинах башни. - Хозяин. Сканеры ничего не засекли. Полости… - Я понял. Конец связи. Двери в конце залы были попросту разломаны на большие монолитные глыбы и возлежали поблизости, и если помещение, в котором я находился, еще сохранило практически свой первозданный вид, то за ним была картина полного расхищения и хаоса. Тонкие колонны, вырезанные в скале статуи предстали предо мной разбитыми и раскрошенными на мелкие осколки. Металлы и цветные камни, что были инкрустированы в узоры вокруг проемов и статуй, также были извлечены, и только парочка успела покрыться густым слоем налета, выскользнув из жадных рук грабителей. И, конечно же, пол был укрыт покрывалом из костей и амуниции давних посетителей. Я шагнул вперед, в чертоги темноты, где приглушенным эхом отражались от поврежденных, покрытых пылью и черными пятнами от выстрелов стен мои шаги. Под ногами хрустело крошево обломков, кое-где в отсветах голубого светильника были видны глубокие полосы, царапины и странные борозды. Где же в тот момент были все те твари, что терзали и разрывали в клочья тела искателей сокровищ? Затаились, наблюдали и решали, стоит ли тратить свои силы на защиту от одного единственного существа? Или же также сгинули, как и их создатели? Загадка… Позади меня раздался тихий, различимый на самой границе восприятия шорох. Я резко обернулся, выхватывая из-за пояса меч и одновременно активируя его. Рукоять выпустила пучок красного света и отделила от себя резные осколки клинка, которые мгновенно и с ювелирной точностью собрались в тонкое, слегка вибрирующее лезвие, раскаленное до преобразования материи в состояние расплавленного вещества, схожего с энергией. В шаге от черты яркого освещения стояла темная, вытянутая до невообразимых пропорций человеческая тень. Черный провал в виде фигуры. На ней не было одежды, волос и чего-либо в руках. Она казалось истощенной до предела, с неестественно длинными руками и пальцами, выгнутыми под невозможными углами. Ни женщина и не мужчина, а какое-то сочетание самых стандартных основ понятия «человек». Очерк человека, будто отлитый из темного сплава, но слишком рано освобожденный от форм и потому стекшийся тяжелыми каплями вниз, как свеча.Глава 2. Песнопения. Часть 4.
20 января 2018 г. в 16:08
- Ни слова больше! Ничего! Ничего не желаю слышать! Иди! Мы оправляемся сейчас же! И выруби все сигналы! Чтобы ни один звук не доносился! Чтобы ни одна тварь не смогла нас достать!
С огорчением и каким-то странным состраданием смотря на разбитую посуду, киборг тяжело и с некой глубокой, исходящей из самой глубины души тоской, вздохнул. После чего привычно кивнул головой, поднимая тусклые глаза на меня.
- Как пожелаете, хозяин.
Я опустился в кресло, тяжело дыша, сжимая руки в кулаки и прокалывая белую плоть до крови. Ее темные капли окрасили пальцы своим ярким, кричащим цветом, расплылись влажными подтеками, а слуга же более не рискнул тревожить меня, покинул каюту, направляясь к рубке управления. Я же не удостоил его даже косым взглядом. Черные пряди волос медленно колыхались в воздухе, изображая затейливые узоры, и лишь на самых кончиках едва заметно искрились мелкими, красноватыми молниями, что так были похожи на только что выпущенную мною кровь. Я скорее почувствовал, чем услышал, как Ратхич покорно и беспрекословно запустил двигатели корабля, потом изменил курс, вводя в схемы опасный и сложный маршрут, который нельзя было доверять автопилоту.
Транспорт слегка вибрировал от работы двигателей, их гул нарушал такую желанную мною тишину. Мой маленький корабль всего с двумя путниками на борту скользил в темных, необъятных далях космоса, разрезая их подобно раскаленному ножу. А вокруг простирались бесконечные просторы Вселенной, для которой я и каждый - всего лишь искра, вспыхнувшая против разрозненности хаоса. И совершенно безразлично, что я горел среди подобных себе ярче и яростнее. Я был всего лишь пеплом, взвившимся с низов и осевшим на облаках по чьей-то незримой воле. Я - пепел. Я разжигал пожар перемен. Я - пламя. Я плавил мир вокруг. По своей ли воле я совершал все это или в угоду кому-то?
Кто знает…
И наконец-то, я смог сформулировать то, что так долго меня тревожило и мучило.
Все, что я видел, все, что помнил с самых малых лет: боль, страх, кровь, зеркало с тенями, страшные сны и даже жестокий белый Орттус с его необъяснимыми законами, все это не вызывало во мне удивления. Да, я смотрел и вглядывался в чуждые, пугающие силуэты, но не было того яркого чувства, когда впервые встречаешься с чем-то новым и мистическим. Я не удивлялся, будто бы уже зная, точнее вспоминая, вырывая отрывки откуда-то из темноты, что такое реально и возможно, что нет в этом какой-то великой тайны, того, чего нельзя узнать. Это можно списать на жестокость мира, приучивший с малых лет человека принимать все так, как есть, не помышляя об изменениях. Но тогда почему я рвался вперед, томясь от жажды перемен?
Нет удивления, нет любопытства.
Схожее чувство, наверное, возникает у человека, лишившегося памяти о себе и своей жизни. Он яростно рвется познать себя, но еще больше боится вспомнить что-то ужасное, тяжелые боли, что на время оказались забыты.
И все же странно, что Сенэкс, самый великий сиитшет в ту эпоху, обладающий почти безграничной властью, снизошел своим вниманием до грязного и жалкого раба, тем самым подписав себе своей же рукой смертоносный приговор. Он спас меня, избавил от рабства и повел за собой, фактически вытянул из низов до приемлемого элитой поведения. Зачем было тратить свое время на это? Скукой подобное уже нельзя было объяснить.
И не действуют си’иаты без какой-либо выгоды для себя и своего ордена.
Самым разумным пояснением было то, что Высший хотел изучить неожиданно выжившего на Орттусе слугу, не обладающего благословенным даром. Изучить, чтобы потом самому испить мощи стеклянного мира и, наконец-то, избавиться от опротивевших союзников-сиитшетов.
Погоня за властью, желание править всем миром единолично, и не важно, что обычных человеческих сил на это никогда не хватит. Безумного желания это не остановит. И хрупкая цепочка событий вплелась отравленной нитью, изменила ход истории, но этого никто не заметил, никто не предположил возможность существования силы у юного и такого жалкого ученика. А понял лишь мой мастер, но так нестерпимо поздно, когда уже ничего нельзя было остановить.
Верхи власти уже оказались надломлены, практически разрушены, все держалось на двух еще живых правителях, только панический ропот уже мчался слитой волной по всем планетам и станциям. Весь мир застыл в ужасе, он забыл, что можно было скинуть цепи и раньше. Теперь он пытался выжить самостоятельно, своими слабыми, покрытыми мозолями руками рабов роя могилу прошлым устоям, прошлой Империи. Она доживала свои последние дни. Частицы ее праха уже уносились потоками времени, оставляя только зыбкую, хрустальную память, которая вскоре тоже должна была померкнуть в очищающем огне. А пламя изменений горело лишь ярче. Все желали свободы, разрушения оков, лелеяли надежду, что тот, кто придет следом, окажется достойнее. Рабы, слуги и простые люди, они никогда не были способны представить мир без подчинения.
И я следил за тем, чтобы огонь не угас в их руках.
Благородно? Даруя свободу и мир? Очищение от мерзости, что копилась веками?
О, нет. Нет. Я никогда, ни одну секунду своей жизни не желал возвести на осколках былой власти новое, совершенное государство с равноправием и добродетелью. Я не верил в свет и, читая древние верования Аросов и им подобных о свете, смеялся. Добра, спаведливости и правосудия не существует. Их просто не может быть. Есть гармония и красота, но они подчинены жестокости и эгоизму. Нет ничего совершеннее тьмы.
Лишь она дарует тот жизненно необходимый импульс развития. Лишь выживая, мы можем двигаться дальше, подниматься на новые высоты. Статика добра и всепомощи по своей основе приводит к застою и в конечном итоге к гибели.
И вселенной правила тьма в облике четырех владык, которые потеряли тот единственно верный путь, пролегающий на вершинах всего, а не в склизкой грязи, куда они пали и потянули за собой вся и всех. Я видел эту гниль и плесень, поглотившие все, пожравшие своим бездонным нутром истинно прекрасное, о чем напоминала только бесконечная пучина космоса со своими бесчисленными точками звезд. Необъятность и эфемерность ее вида вызывала из глубины не воспоминание, а отголоски, крошечные осколки эмоций, которые были самым лучшим, но таким древним ощущением. Я так страстно хотел познать его в полной мере, и я гневался на глупый, испорченный мир, который не мог дать мне этой возможности.
Я всей своей темной душой, всеми криками в своей голове жаждал красивой и беспощадной мести. Мести всем и вся, которая бы очистила путь возвращения к тому миросущестованию, что сохранилось лишь обрывочными фразами в незаписанных текстом легендах и преданиях. И я знал, что иду верным направлением. Возможно, все, что я сам себе твердил бессонными ночами, было самой простой и от того безжалостной до абсолюта ложью и самообманом. Я был готов смириться с этим, сойти с ума, ища и добиваясь несуществующего. Не нужен был возврат к прошлой жизни, к брату, к безмятежности. Не нужна была обыденная свобода без вечно нерушимых вопросов.
Я искал пределы себя, искал свое совершенство, хотя и шел к власти, но она была для меня искусным инструментом по достижению и установлению мира и общества, где я смог бы спокойно и без сложностей добиваться ответов.
И я был согласен властвовать для себя, надев тяжелый венец императора, как бы Сенэкс не вставал у меня на пути, отстаивая свое право на жизнь.