ИНХАМАНУМ. Книга Черная

***

      Мои стражи провели больше месяца под пристальным наблюдением знаменитых лекарей и лучших целителей. За их состоянием тщательно следили, кололи лекарствами и постоянно оберегали от любых раздражителей, но никто не приходил в сознание, хотя по всем показателям можно было говорить о том, что жизни и здоровью моих воинов ничего не угрожает.       Остальных же похоронили.       О случившемся на корабле молчали, и я точно знал, что никто не проронил ни слова, а потому информация об этом ужасе не пересекла предела моего флагмана. И я к этому не имел никакого отношения. Я не отдавал приказа о запрете и сокрытии данного события.       Также не случилось предполагаемой мною паники. Не было этого страха, который заставляет избегать и сторониться при виде источника угрозы, никто не прятался, никто не чурался меня. Нет. Все шло своим чередом, как день или месяц ранее.       Только глаза моих подчиненных и подданных светились ярче обычного. В них горело пламя, подлинное и первоосновное, то, которого мир наш не видел множество эпох. Это был огонь болезни, но болезни естественной, добровольной и желанной. То было знамя фанатизма, ненормального обожания кумира.       И зрачки их казались чернее, чем прежде, они виделись мне подлинной росписью – подтверждением существования черноты. Моим напоминанием.       За это время война не сдвинулась с мертвой точки, будто все замерло, давая мне возможность отдышаться и осознать произошедшее. Но, увы, осознание вовсе не означало понимание, я всего лишь принял как данное и факт встречи с ужасом из прошлого. А после сам себе задал вопрос:       Почему ушедшее возвращается?       Я же так прилежно и тщательно старался избежать его, отдавал все силы, искал пути к власти, добивался того, что позволило бы мне больше не вспоминать о маленьком мальчике, который упорно записывал в свою тетрадь жизни единственную фразу – «хочу жить». И даже мое стремление к нахождению ответов на вечные вопросы - все это было побегом от реальности. Только мой превратился в столкновение с чем-то, не имеющим аналогов.       Было два бога. Один умер, второй исчез, будучи отвергнутым. Но разве такое возможно? Неужели наше, человеческое мнение о том, что мир не может существовать без поддержки Творца – ложь?       Но если правда…       Тогда остается снова два варианта: либо бог не умирал, либо мир был отдан другому.       И самое страшное в этом то, что получить настоящий, правдивый и единственно истинный ответ было практически невозможно, ибо знания эти уходили в далекие, почти забытые мифы, да и те дошли до моего времени переделанными и искаженными легендами или иначе – произведениями искусства. А можно ли им верить? Боязнь за себя и своих близких, непонимание законов мира приводило в древности к единственному итогу - созданию сказок, которые могли бы хоть как-то объяснить и описать увиденное, а потому уменьшить степень угрозы, пусть ложно и надуманно, но вполне ощутимо. Но даже если рискнуть и принять за правду и множество раз доказанный факт все эти старые россказни, поставить их на вершину цепочки, все завязать на них, то все равно остается вопрос – кто же я здесь?!       Кто я?!       КТО?!       Раб, ученик, император…       Все пустое и бесполезное, даже мое имя ничего мне не дало. Я выбрал его в порыве эмоций, повинуясь внутреннему голосу, присвоил себе, стал подражать своим же идеалам. Инхаманум. Я осознал силу этого имени, его власть, четко прочувствовал, как оно проявляется во всем и во мне, образуя нерушимый кокон. Может быть, все было странно и глупо, но именно это я и ощущал.       Инхаманум.       Я избрал это звучание сам, хотя прежде не слышал подобного сочетания ни в одном из языков, даже в древних. Звон и шипение – две ипостаси, но вместе они сливались в бесконечную иллюзию многообразности. Многоличие, будто черные лики.       Имело ли оно какую-либо связь с сакральным и темным значением зеркал?       В бездонности ночного неба, где холод неотделим от мелких точек звезд, в плеске воды, струящейся по острым разломам скал, в теплой крови, вытекающей из свежей раны, в шелесте крыльев, в потоках воздуха, в робком касании… Во всем было и есть мое имя. Оно будто темная сторона всего. Нет, не так. Я чувствовал себя во всем, частью всего, но при этом чужеродным настолько, что не мог дотронуться. И сила моя никак не входила в представления о живом. Она опьяняла, разрушала и убивала, но смерть приносила не только от своего действия, а и от своего присутствия. Инородность.       Воевали два бога, но что же я среди них?       На экране появились точные данные из отсека лекарей, где находились пострадавшие стражи. Все было четко и предельно ясно расписано по пунктам: температура, общее состояние, количество и время всех инъекций, сердечные сокращения. И главное, что по всем показателям воины были в порядке. Конечно, они пережили огромный стресс, но физически не пострадали, даже сами целители удивлялись такой странной реакции организма. Мало ли солдаты видели в своей жизни ужасов, чтобы вот так отключаться и не приходить в сознание долгое время, но я полагал, что лучше позволить эту вольность, чем пытаться вывести их из сна искусственно. Такое невежество могло спровоцировать непредсказуемые последствия.       В том, что Лу и его подчиненные пробудятся, я не сомневался, хотя и несколько переживал. Командор был единственной моей поддержкой во всей Империи, он один был искренен, хотя в чем-то дерзок и своеволен. В первый год своего правления я бы не справился без его помощи, ибо был действительно еще не готов к новому бремени, которое оказалось совершенно не таким, как я его представлял. И еще я надеялся, что после увиденного Лу наконец-то поймет мое рвение к познанию далекого и необъяснимого, а пренебрежение делами империи будет переносить более стойко и спокойно.       Индикатор на экране мигнул, а пульс несколько увеличился.       Внизу панели появилась красная строка, состоящая всего из одного слова: «пробуждение». Через пару секунд раздалась трель коммуникатора, взволнованный голос раба сбивчиво прощебетал о том, что главный страж наконец-то пришел в себя.       Лу очнулся с криком и рвением истинного воина – мгновенно ринуться в бой. Ему казалось, что он еще находился в том зеркальном помещении, что черное нечто еще вырастало из потустороннего мира, что оно тянуло свои руки ко мне, к молодому и уже безумному императору. И главный стражник обязан был защитить своего повелителя, даже ценой собственной жизни.       Лекарям стоило больших трудов вернуть ничего не понимающего мужчину обратно в постель, попытаться объяснить ему, что все прошло, что он в безопасности. Лу не сразу поверил, требовал, чтобы ему дали поговорить со мной, так как в глазах стояла картинка из жутких сновидений –гибель владыки и беспомощность его защитников. Поэтому мне и сообщили, попросили посетить встревоженных слуг, чтобы вернуть им душевный покой.       Ко времени, когда я снизошел и одарил своим внимание стражей, подчиненные командора также пробудились, но с менее буйным спектаклем. Все они как один ничего не понимали, и, наверное, впервые за их жизни, каждый испытывал страх. Нет, это был не тот ужас, который лишает возможности действовать и даже думать. Это то самое чувство, которое вызывает постоянный трепет, некое волнение, заставляющее вечно оборачиваться и вглядываться в тени, мечтая не заметить в них ожившие ночные кошмары.       Этот тот страх, который с первобытных времен заставляет бояться темноты. - Приятно видеть своих стражей в полном здравии.       Нестройный хор ответов воинов, которые все в основном сводились к ликованию и благодарности, разлился по отсекам целителей громкой волной. И от созерцания своей проснувшейся охраны, от их восторженных, хотя и тревожных голосов я испытал некое облегчение, которое напомнило мне время, когда я еще позволял себе немного чувствовать, когда чернота не пожирала мои эмоции изнутри. - Император. – Лу приподнялся на кушетке, но слабость еще явно не покинула его тело. – Мы рады Вас видеть. - За нарушение устава отчитаешься позже. – Я благодушно кивнул головой, а страж слегка побледнел. – Лекари сообщили мне, что мои преданные слуги наконец-то вновь способны вернутся к своей великой и опасной службе.       Командор усмехнулся, чуть кривя губы, после мотнул головой и расплылся в своей уникальной улыбке, от которой его обезображенное лицо становилось умиротворенным и добрым. Мне же хотелось больше всего избежать обсуждения случившегося. Возможно, именно поэтому я неосознанно и выбрал первую встречу после восстановления моей охраны в медицинском отсеке, где очень много свидетелей, что непременно должно было смутить Лу и не позволить ему поднимать неприятную тему.       Но после не осталось бы времени для обсуждения. Война заполняла собой миры, вселенная окрашивалась искрами сражений, и нужно было действовать, нужно было все это решать немедленно, не оставляя шанса Аросы на раздумья и координацию.       К сожалению, чернота и ее посланец не оставили меня в покое даже после того, как лживый гость исчез. Мое сумасшествие торжествовало, а душа замирала в предвкушении какого-то изменения, которое, несомненно, должно было обернуться страшной платой за могущество и славу.       Лекарь приблизился ко мне, упал на колени, низко кланяясь, практически припадая к полу, но сразу же поднялся, как только получил на то разрешение, и активировал данные на силовой панели, что мерцала подле него.       Это был пожилой мужчина с серыми волосами, будто трава пепельного цвета, зачесанными назад, в стандартном облачении целителей – белоснежная тога до щиколоток, опоясанная таким же белым поясом с множеством крепящихся к ней предметов, вроде скальпелей, флаконов с лекарствами и многим другим. На жилистых руках были длинные, до самого локтя перчатки. - О, Властитель, я обязан Вам сообщить некоторую информацию по поводу изменений с вашими подчиненными. Это весьма странная перемена, и нам не удалось ее сразу различить, но как только был установлен факт этой… - Он неопределенно развел руками, -… мутации, мы закрыли архивы, и потому об этом не будет никаких записей. - О чем ты? – Я скрестил руки на груди, слегка заскрипев ногтями. - Вот об этом.       Целитель отсоединил со своего пояса тонкий, искрящийся на свету нож, приблизился к Лу и, проговорив о том, что не причинит вреда, потому необходимо будет потерпеть, приставил лезвие к запястью стража и уверено разрезал пульсирующую вену. Кровь густыми, багровыми потоками хлынула на белые простыни, мгновенно окрашивая ее в бурые подтеки. Лекарь же быстро и холоднокровно зажал стерильной салфеткой рану, всячески игнорируя потрясенные реплики Лу, который изъяснялся витиевато и до дикости отвратительно.       Выждав с полминуты, седовласый аккуратно, с профессиональным спокойствием убрал салфетку, отдав ее своему помощнику, после чего смыл с запястья пятна крови, обильно полив место ранения из сосуда чем-то прозрачным.       И вместе с бесцветной жидкостью на простыни и на пол стекли мелкие кусочки черного налета.       Раны не было. - Что за ересь… - Страж ошарашенно взирал на свою руку. - Так со всеми, Император. Воины просыпались… волнительно. Приходилось их удерживать, и в процессе этого один из них напоролся на край тумбы, повредил бедро, распорол кожу. Но стоило нам только приступить к обработке раны, как мы обнаружили это. – Мужчина пожал плечами. – Подобного ни я, ни мои коллеги не встречали и даже не слышали о таком. Передавать об этом случае через рабов я не рискнул. Дело очень уникальное и в чем-то… было предложение обратиться к жрецам… Возможно, они более ясно объяснят всю сложившуюся ситуацию. - Не нужно. - Как пожелаете. – Кивнул целитель. – Никто, кроме персонала и самих стражей не знают о такой особенности. И конечно, я не могу ручаться за то, насколько действенно это самолечение и регенерация. Сколько оно продлиться также остается загадкой. - Что-то еще, лекарь? - Да, мы проверили более подробно эти новые ткани. И здесь тоже возникла странность. При обычном восстановлении новые клетки заменяют старые и поврежденные, они, конечно, имеют некоторые отличия. Но в нашем же случае… - Испуганный и растерянный взгляд целителя метнулся на меня, – …новые клетки будто безлики. Они точная копия, но… Император, взгляните. Они не могут жить!       Мужчина протянул ко мне силовой экран, на котором высвечивалось увеличенное изображение с исследований. И с первого взгляда я увидел отличия, которые в основном можно было описать так – новые клетки напоминали собой рисунок или же воск. Они казались муляжом, иными словами, в них не верилось, появлялось острое желание засмеяться. Сомнения в подлинности увиденного вызывало сильное отвращение. Подобное чувство возникает при раздражающем звуке ненастроенных струн. Но чем пристальнее и дольше длилось изучение картинки, тем больший шок охватывал душу. Чувство обмана и инородности пропадало, выявляя некое совершенство. Одна клетка собирала в себе не только совершенную структуру, но и идеальный вид. Словно шедевр неизвестного мастера, где не находилось ни одной ошибки. - Это невозможно! Мы не понимаем, что это такое. Это какое-то подражание, лживая копия, фальсификация. Составляющие клетки не работают. Они просто не функционируют, но тело их не отторгает! Нет воспаления или отравления. И более того, остальные клетки организма постепенно заменяются на вот… вот это! – Лекарь махнул рукой в сторону Лу. – Отсюда и жажда у стражей, тело выводит отмирающее клетки, и чем все это кончится, я не знаю.       Командор кашлянул, отчего все целители мгновенно посмотрели него, а страж тем временем поднялся, сел на кушетке, повел шеей то в одну сторону, то в другую, издавая приглушенный хруст. На протесты медиков воин никак не отреагировал, только негодующе фыркнул, намекая на то, что какая-то глупость в виде оберегания себя от нагрузок для великого солдата будет оскорблением. - Хватит этих бредней. – Прорычал зло он. – Император, я полагаю, что мы на слишком надолго выбились из привычного ритма. Аросы уже должны были почувствовать некоторое ослабление в нашем натиске. Лучше будет вернуться к делам войны.       Я же молчал, можно сказать, что слова Лу не достигли меня, я полностью погрузился в размышления, так как и сам не понял того, как именно исчез лжепризрак. Было понятно одно – Пятым он вовсе не был, а являлся всего лишь ликом. Ликом моей черноты, который оказался достаточно сильным, чтобы позволить себе такую непростительную и масштабную шалость со своим повелителем.       Повелителем ли?       И он не исчез настолько легко и просто. Как я смею предположить, он утратил контроль над собой, потому и разлился волной темной энергии, силы, практически взорвался, распылился по зале эфиром отравы, которая убивала избранно. Бесполезные и легко заменимые слуги и рабы оказались уничтожены мгновенно. Они фактически были развоплощены, высушены и испиты до дна. Пострадали некоторые воины, что были не из гвардии Лу, но в тот злополучный момент несли свою службу поблизости. При этом всем дальше той залы и нескольких близлежащих коридоров никто не испытал увечий и касания темной волны.       В этом периметре в живых остался я, Лу и его подчиненные.       Избранные?       Это оказалось даже забавно и несколько умилительно. Со мной играли, и игра это была жестокой из-за того, что правила не были известны. Мне оставалось только вслепую биться о невидимую стену, тщетно ища выход. - Насколько сильно это исцеление? – Мои слова прозвучали излишне грубо, но никто не мог ответить на сложный вопрос. - Шрама нет.        Лу даже с неким равнодушием осмотрел свою руку, а затем извлек из тумбы, где временно хранилось его облачение укороченный меч, заменяющий воину кинжал. Положил руку на эту же тумбу так, чтобы от кончиков пальцев до локтя она опиралась на плоскость, примерился ножом. - Стойте! Это слишком опасно! – Визгливый голос помощника лекаря неприятно резанул слух, отчего я зашипел. - Действуй, страж.       Лезвие за свистом рассекло воздух и врезалось в горячую, живую плоть, моментально отрезая конечность и выплескивая яркие брызги крови. Мужчина заскрежетал зубами, зажмурился, шумно выдохнул, но более не проронил ни звука. Вокруг все замерли, а подчиненные командора подскочили со своих мест.       Багровая кровь вязкими и пульсирующими струями потекла по белой, гладкой столешнице, скатываясь на пол. Но среди этой пелены я различил извивающиеся нити черного. Они струились из разорванных вен, мышц, кожи. Они тянулись к отрубленной конечности тела, проникали в нее, будто связывая две части в одну, сливались, закупоривая кровоточащую плоть. Черными наплывами, похожими на ржавчину или же плесень, наростами, они обтягивали разрез, засыхали и отваливались неровными клочками, которые тут же распадались на частички пепла.       Глаза Лу расширились, он нервно и неровно задышал, заметно трясясь и потея. И, в конце концов, он не выдержал. Дикий, истошный вопль стража оглушил всех. Мужчина дернулся, подскочил, прижимая к себе израненную руку. По его лицу текли слезы необъятной боли, он весь скривился, то бледнел, то краснел, то покрывался бурыми пятнами. Судорога скрутила его тело, и он упал на пол, трясясь и задыхаясь. С отрытых губ капала густая, белая пена.       Стражи и лекари в непонимании и без руководства ринулись к нему, но никто не знал, как помочь.       Приступ завершился тогда, когда пена окрасилась черным с красными разводами, а на руке не осталось и намека на недавнее увечье.       Обессиленного Лу вновь уложили в постель, целители суетились вокруг него, кололи какими-то составами, явно для того, чтобы поддержать едва держащийся организм. Страж бредил, он то кричал, то переходил на вкрадчивый шепот, постоянно дергался, тянул руки вверх, а я лишь безмолвно наблюдал со стороны. - Тишина! От нее только бежать, бежать, бежать, создавая мелкие клочки света, в которых темнота может казаться прекрасной! Аросы глупцы! Это их вина! Их вина в нашем существовании! Они хотели познать! Они увидели… увидели, понимаете?! – Дыхание стража прерывалось, он глотал воздух взахлеб, чуть ли не давясь. - Это Аросы! Тупые лицемеры! Их вина в гибели…их… они же подставили его, просто и глупо, как безмозглые дети. Все было предрешено. Мы бы не вышли сами с Китемраана. Сиитшеты затворники, мы слишком замкнуты в себе. А.. а Ему не было смысла приходить. Но все теперь обречено. Я видел!       Десятки глаз были устремлены на меня, никто не мог как-то облегчить страдания Лу, который будто впал в транс, словно видел какие-то картинки, что милостиво показывались и открывались только ему. И в этих несвязанных словах звучало нечто такое, что заставляло и меня содрогнуться. Страж рассказывал о том, что было бесследно давно, но это прошлое оставило настолько длинные тени, что весь современный мир утопал в них, захлебывался чьей-то жуткой ошибкой.       И я в который раз осознавал то, что власть, правление, роскошь – все это не имеет смысла. Все это такое мелочное и пустое, что не стоит тратить драгоценное время на подобное ничто. А то действительно важное, неимоверно высокое и личное, что даже если отрастить крылья, то все равно не достигнешь, оно там… за пределами здравого размышления. Только заходясь в горячке, в собственном сумасшествии, можно отыскать единственно верный ответ на все. Будет достаточно одного слова, которое, возможно, я и сам произносил ни раз, но не понимал его, для того, чтобы все мироздание стало в одну секунду ясно и доступно.       Одно слово…       Но страшно было то, что именно оно могло все вокруг и меня вот так легко и без сожаления раздавить, растереть и смешать с забытьем.       И что бы осталось после этого?       Пройдя сквозь ничего непонимающую свору лекарей и стражей, я приблизился к Лу, положил на его лоб свою ладонь. Уверенно произнес: - Тише.       Зрачки стража расширились, а белки заалели, покрываясь сеточкой алых нитей, но мужчина успокоился, его дыхание выровнялось, неровное сердцебиение стало приходить в норму. Мне же достались лишь отголоски чужой боли, на которые чернота даже не среагировала, оставила лакомство без внимания. - Почему ты не рассказал?       Воин улыбнулся, а когда я отнял руку, чуть повернул ко мне голову, устремив свой мутный и блеклый взгляд прямо на меня, тихо заговорил: - А как я мог сказать? Я же пришел к Вам раньше, чем Сенэкс отдал тот приказ. – Снова широкая улыбка, только в глазах еще отражалась та чернота, то эфемерное влияние истины, которое для меня закрылось за маленьким кусочком ненужной правды, вспыхнувшим на миг. – Да и смысла-то не было? Что уж я мог… Измена была, и это факт. - Но ты промолчал. - Император, а Вы бы хотели знать, что в прошлом… - Командор недовольно покосился на своих солдат, те нахмурились, но вместе с целителями безропотно покинули каюту, оставив нас вдвоем. Только после этого Лу продолжил хриплым голосом. – Вы бы и правда, хотели знать, что Первый Высший отдал приказ о том, чтобы я, его «верный и благородный» воин поддержал Вас в том жутком перевороте? - Думаю, нет. - Но в любом случае, я сделал свой выбор ранее. Стыдиться и терзать свою сухую душу мне не за что, и это словно успокаивает. Воин и воин, на своем месте. Сожалений о своем решении у меня никогда не было, хотя, полагаю, мое излишнее рвение к четкости всего и вся, тем более в том, что касается дел Империи, Вас несколько задевает и, возможно, да даже и часто раздражает. Прошу прощения за это, я всего лишь хочу принести Вам победу над Аросы, а вселенной мир. Хоть он его и не заслужил. – Лу подумал пару секунд. – Но Вам бы этот покой не помешал, слишком много чего-то, что я и назвать-то толком не могу, что Вам мешает. Это Вас беспокоит, не дает нормально осмыслить окружающее. Я и мои солдаты видят, что порой наш Император не замечает ничего вокруг, уходя в свои тяжелые мысли. Вы разрываетесь.       Повисла гнетущая тишина.       Командор шумно выдохнул и все также совершенно без сил лежал на кушетке, глупо смотря в потолок. И сосредоточенно втягивая в себя насыщенный чем-то химическим и едким воздух, будто это действие приносило ему плавящую боль, а потому приходилось пересиливать себя и продолжать хватать урывками кислород. Я же задумчиво, с какой-то тяжестью на душе отошел в сторону, прижался спиной к стене и полуприкрыл глаза.       Жуткая, режущая, как скальпель, ложь была во всем.       Этот отравленный, слегка затупленный нож лениво, но неотступно вскрывал плоть, он проникал глубоко под кожу, обжигая расплавленным железом изнутри.       Какие-то пустяки, какие-то недомолвки и клочья событий, какие-то обычные, житейские проблемы, которые оборачивались для меня настолько громадным переворотом, что мне и оставалось только задыхаться от непонимания и бездействия. А я искренне, до собственного ужаса не понимал, почему какой-то факт прошлого, тем более личного прошлого чужого человека, пусть отца, но его жизни, так царапал меня. Точнее должен был задевать, но нет.       Глухо.       Просто вокруг все чуть-чуть менялось, слегка искажалось, так, что со стороны и не заметить, а я не знал, как мне на это реагировать. Будто все те годы мучений прошли без следа, не со мной, не оставили болезненного, но такого необходимого опыта. - Зачем ему это нужно было? Лилуим же родила для него достойного наследника, благородных кровей. А я всего лишь мерзкий бастард, сын рабыни. Это неимоверная глупость! – Я взмахнул рукой. - Что заставило великого Сенэкса пойти на столь отчаянный шаг? В это не верится. Это какая-то нелепость, безумие. - Повелитель, Высший прожил не один век, неужели он бы не удосужился, зная, что рано или поздно ему придется отдать свой трон в другие руки, обзавестись приемником или наследником? – Лу усмехнулся горько, с демонстрацией до боли в зубах неприятным мне понимания. – В своей жизни каждый задумывается о детях. Да, можно привести множество доводов в пользу того, что наша цивилизация уже давно пережила все эти первобытные устои, когда продолжение рода стояло на первом месте, потому все как полоумные носились с наследниками и наследством. Но инстинкты… ууу, это неубиваемая вещь. - Все это так, потому сейчас у нас достаточно стабильно развиваются центры искусственного пополнения населения. Первооснову жизни стремятся отвергнуть, но это невозможно. Как бы не старались ученые, как бы не грезили об этом сиитшеты, такой перемены в жизни никогда не случится. Уже столько попыток было провалено, а я, как единственный и полноправный властитель, подобное никогда не одобрю. Это…не выгодно.       Я замолчал, болезненная догадка кольнула душу крючковатым когтем, но вызвала только истерический приступ смеха. Он зазвучал громко и искренне, отчего воин поморщился и тяжело вздохнул, отводя взгляд в сторону, на сияющую панель с собственными показателями. - И я о том же. Лилуим была слишком гордой, чтобы допустить такую оплошность и забеременеть от Сенэкса. Она все же гордилась своей молодостью, а Высший, как бы он этого не отрицал, был стариком. Притом очень давно, ровно с того момента, когда ему стукнула сотня. - Очередная ложь коварной женщины? Логично. – Я скрестил руки на груди. – И весьма унизительно для учителя, впрочем, заслужил. Но, подожди, Лу, действительно же, почему в отличие от других Высших наставник никогда не имел детей ранее. Другое дело, что выродки Алтару и Таармэта самоуничтожились по своей же глупости, и это совсем не интересно. Почему Сенэкс… всех неожиданностей не избежать, а учитывая образ жизни прежних правителей… - Он никогда прямо это не говорил, но скажем так, мы, то есть стражи, догадывались о такой особенности господина. Болезнь или врожденное, но это иногда проскальзывало, да даже в том же объяснении Лилуим. - Получается, он доверял давно исчезнувшей, безымянной рабыне больше, чем собственной приближенной? Какая ирония жизни!       Страж снова нахмурился, бросил косой взгляд на свою руку, но никакого удивления или шока не отразилось в его глазах. Похоже, мужчина просто смирился с тем, что, служа мне, ему придется раз от раза терпеть такие необъяснимые и пугающие воплощения черноты. Такова участь телохранителя Императора Инхаманума, которая его вовсе не тяготила, а давала повод жить и совершенствоваться дальше. - Я к чему все это… Не мне, конечно, простому воину, который только и может, что махать мечом, размышлять и строить предположения. Только Сенэкс же сам мог добровольно обмануться, поверить в то, что где-то растет его пусть и недостаточно благородный, но все же родной сын. Это же очень приятный бальзам для души, подогревает мужское «я». И все такое… - Страж гортанно хмыкнул. – Сенэкс, не смотря на свой пост и славу, был очень одиноким человеком. И власть ему давно наскучила, хотя он всеми силами цеплялся за нее, рвал врагов зубами. Очень сладко в такой вот ситуации думать о том, что где-то в этих бесконечных и злых, ненасытных похотью и деньгами мирах помаленьку растет родная кровь. Возможно, Высший просто не хотел думать о том, что не его, не родной. Тоскливо и глупо, он был слишком стар.       Что-то подсказывало мне, что Лу никогда бы не озвучил при мне такие громкие и в чем-то склизкие вещи. Его выдержка, его образ жизни не позволял подобного поведения. А виной такой небывалой открытости и в чем-то даже своеволия были, конечно же, сильные обезболивающие, которые привели в бодрствующий сон все происходящее. Усилили это сходство ужасы, что произошли с мужчиной. - Вопрос о том, кто же я такой, остается открытым. Не сын Сенэкса, не сиитшет, хотя кто знает. Но имеет ли это какой-либо смысл сейчас? - Очень огорчительно, Владыка. Я не должен был этого говорить, но проклятое помутнение! Я не понимаю, что со мной случилось! Это все… это все боль. Император, это боль дикая. Она несравнима ни с чем, что я испытывал ранее. Я же очень много воевал, ранений было столько, что я все и не вспомню, даже по шрамам не подсчитаю. Никто меня не щадил, только вот то, что почувствовал подле Вас… О, Император, да что же это такое творится?! Я – страж, командор великой гвардии сиитшетов, и я боюсь! Боюсь до ужаса и такого отупения, что несу всю эту ересь в лицо единственному повелителю, который вынужден выслушивать мой бред! О, Император! Мне так страшно, я готов выть, кусать свои пальцы и рыдать, как годовалый ребенок. И я ничего не могу сделать с этим. Что это? Что это было?! Молю, объясните! Если я не выдерживаю, то, как же справятся мои парни? Я слышу это…я слышу!       Я пристально взглянул на своего подчиненного, который схватился обеими руками за свою голову. Из его носа тонкой струйкой стекала алая до ядовитости кровь, а пальцы побелели от напряжения, вены вспухли и, казалось, что я вижу, как они дергаются в бешеном ритме пульса. Боль, судорога терзала стражника, он дрожал всем телом, рвано и отчаянно, сипло хватая ртом воздух. Шипастая мысль о том, что еще мгновение и внутри моего верного телохранителя сами собой сломаются кости, прокатилась по воспаленному разуму, и я смог только выговорить сквозь зубы: - Ди’ираиш.       И это слово подействовало. Мужчина широко распахнул невидящие глаза, как раньше, как несколько минут назад, когда чернота безжалостно залечивала его ранение. - Вы же тоже слышите это? Я же не один такой, Вы же слышите? Правда? Не хочу, чтобы я один мог различать это. Не хочу! - Что ты слышишь, Лу? Что?! - Я как будто…в… в черном разломе, пещере,.. холодно и тихо. И только звонкие… звонкие до убийственной силы капли срываются с невидимого свода. Они падают так громко, а потом врезаются в тонкие слои луж на полу, да, прямо под ногами. И снова этот чудовищный звук! Он так дробится! Он раскалывается, но не сам, а все вокруг! И еще я слышу эхо! Оно кажется всего лишь отголоском этого падения брызг, но нет, там есть что-то еще. Будто волна, но нет. Нет, такое же эхо. Вот только оно совсем не от капель. Что-то еще. Этот звук так похож на…на… - Что?!       Мне показалось, что все вокруг подернулось зыбкой моросью, сухим туманом, который был почему-то совсем не белым, а бурым, даже багровым. Он появился из ниоткуда, заполнил собой все, а потом рассеялся, словно втянулся в пути вентиляций и был угнан равнодушными лопастями.       Лу как и прежде лежал на своем месте, только не заходясь в агонии мистической боли, а тихо. Его грудь неровно поднималась и опускалась при дыхании, а глаза были плотно закрыты. И я никак не мог определить, что было на самом деле, а что мне показалось. - Нам нужно скорее победить Аросы… - Хрип, а не слова донеслись до меня. – Они очень опасны… - Я знаю, мне необходимо разобраться с этим. Каждый раз все, что я создаю, разрушается о гранитную стену безмолвия. Все это убивается тем, что я просто не знаю, кто я. - Как же не знаете?.. – Поразился Лу. – Вы - Император и воплощенный бог. - Прекрати, страж. Мы оба знаем, что титулы далеко не всегда отражают истину. А если отражают, то совершенно точно не всю. - Но… проблема велика, конечно, но мне очень нравится знать тот факт, что если, к примеру, в бою мне отрежут ногу, то она отрастет. Чем не подтверждение божественности? Это хоть как-то меня успокаивает. Это же хорошо… Это же великое благо! - Но это сделал не я! - А кто же? – Мужчина наигранно удивленно изогнул бровь, так и не открывая глаз, словно боясь меня увидеть в тот миг иллюзорности и миража. Будто это я призывал для него кошмары. - Вы усмирили того, кто прятался в зеркале. - Увы и ах, Лу. Я совершенно не понимаю, что там произошло, а то, что некоторое число моих слуг погибло, весьма тревожит. Я все это не контролирую. - Знаю, Император. Но другим же не обязательно это знать. Нужно просто покончить с проклятыми Аросы, а потом уже более пристально и тщательно можно будет изучить… - Он задумался, но так и не смог подобрать нужное определение тому, что именно предстояло долго и осторожно познавать. - Я изучал это еще до того, как обрел власть. – Холодно проговорил я. – И ничего. Я ничего не добился!       Я развернулся и, не оборачиваясь, быстрым шагом покинул медицинский отсек, оставляя стражника одного, приходить в себя после обретения новых возможностей или же, что скорее, сходить с ума от яда ужаса. Когда я вошел в кабину лифта, то до меня донеслись шумные возгласы. Пострадавшие, но уже бодрые члены гвардии ввалились в каюту и уже в полной мере обсуждали пережитое.       Странное состояние – достигать вершин, но всегда обнаруживать то, что это вовсе не победа, даже близко не она. Вечно возникает новая информация, которая в корне убивает все, что ты знал до этого. И прежде я с идеально скрываемым трудом перенес известие о том, что Сенэкс, оказывается, был моим отцом, теперь же я получил опровержение этому.       И чему из этого верить?       А стоит ли вообще тратить собственные силы и эмоции, подвергать себя и свою империю опасности лишь для того, чтобы однажды докопаться до соленой истины моего происхождения и слегка подразнить черноту?       Я слишком многое пожертвовал для сохранения и удержания трона, я признал в себе воплощение идола, тем самым отрекся от обычной жизни. В отличие от того же Сенэкса я не мог позволить себе брак, семью, привязанности и вообще какие-либо слабости. Я – бог, я – символ. Но отчего же я так переживал и пытался найти ненужный ответ? Детские обиды?       Отсутствие такой же детской самодостаточности?       Вот только снова одно «но».       Я не чувствовал.       Я снова играл эмоции, подражал тому, что испытывал ранее, а на самом деле буквально сходил с ума от снедаемого изнутри голода. Он выл во мне, рвал душу и разум стальными когтями в клочья, оставляя лишь кровоточащие раны гноиться под кислотой. Потому я молчал, когда Лу заходился в агонии боли, когда он задыхался, харкал кровью, и именно поэтому вообще разрешил, а точнее приказал ему отсечь собственную руку, из-за вечного и необъяснимого голода я его не остановил.       Наслаждался же я! Пусть моя чернота отвергла сладость, но я сам испытывал великое удовольствие, созерцая чужие мучения!       Я даже говорить не мог тогда, заходясь в экстазе. И, наверное, даже смерть подчиненного не принесла бы мне и черноте полного удовлетворения. Этого было так мало…       Копия, фальшь, подделка.       От этого я и цеплялся за подобные повороты судьбы, потому что имел опыт и знал, как следовало бы реагировать, потому что в юности испытал много боли из-за отсутствия семьи. Я даже размышлял о том, что если у меня вдруг все получится с империей, то мои потомки не будут страдать, как я сам.       Наивные, бесполезные терзания…       От воспоминаний об этом становилось так мерзко и отвратительно, до тошноты… От меня прежнего ничего не осталось. Только вопрос: не копировал ли я все и ранее? А если и так, то эта жестокая истина говорила лишь об одном – я никогда не испытывал подлинных, человеческих эмоций. Я действительно не понимал, что значит быть человеком, какова она на самом деле -единственно возможная жизнь смертных. Я не ощущал необходимости в их целях и желаниях, не мог осознать смысла их существования и возведения вокруг масштабных декораций. На все смотрел со стороны, будто никогда не мог стать частицей общей живой массы, ее важной и такой похожей на все остальные крупицей. Я не был частью огромного, но смертного и хрустально-пепельного, выстроенного из сажи мира.       Я был чужим. Я был его раной.