ИНХАМАНУМ. Книга Черная

***

      Звонкий и назойливый свист ветра наперекор всему заглушал большинство разговоров нашего упрямого отряда, захлестывая и отдавая группу вернувшихся домой детей на милость разгулявшейся злом стихии. Группа была не столь большой, как того хотелось командору, но я не сомневался, что на Китемраане нам ничего не угрожает, кроме лишенной разума послушницы Аросы. Всего лишь около двадцати человек, большинство из гвардии стражей, пара агентов и их владыка – на фоне пустынной планеты эта горстка оставалась практически незаметной.       Я был облачен в легкую броню с маской, что полностью скрывала мое лицо, волосы же были накрыты тяжелым темным плащом, расшитым почти незаметным узором. Но, несмотря на всю эту защиту, я буквально кожей чувствовал, как мелкие, несколько полупрозрачные песчинки, приносимые злым ветром, врезались острыми иглами в тело. Они были холодными и очень твердыми, цвета, который я никак не мог назвать с точностью.       Он то переливался в скудном свете Отэшра, отливая подлинным, но бледным и тусклым блеском золота, то становился густо-лиловым в тени, а затем перекатывался в барханах на более освещенное место и приобретал оттенок жженого сахара. Но при всем этом под ногами он и вовсе казался смешанным из цвета меди и стали. На стыках же с остатками многочисленных руин этот песок становился совсем черным, словно его целью было напоминать обуглившуюся труху или сажу. Может быть, так оно и было на самом деле, но проверять никто не стал. В хрониках не осталось практически ничего из прошлого первого мира сиитшетов, только легенды, да скудные записи. Рисковать собой и другими для раскрытия такой мелочи, как черный налет на осколках и блоках строений, не стоило.       Небо же тоже оказалось очень странным и отталкивающим. На него хотелось смотреть только первые две минуты, потом возникало жуткое и непреодолимое желание отвернуться и опустить глаза вниз, созерцать перетекание песка под ногами было куда приятнее, чем наблюдать за тем, как волнистые облака и кучевые тучи с высокой скоростью пересекали купол небес. Само оно было такого же золотистого оттенка, но больше грязно-серым, и только к горизонту становилось желтоватым или красновато-пурпурным. Иногда расчерчивалось белыми росчерками щуплых молний, что ненавязчиво врезались треском в слух.       Почему-то складывалось впечатление, что, если замереть на какое-то время, то от горизонта до горизонта разольется пульсация в такт сердцу, но потом это все непременно должно было бы обрушиться в черноту. Ту самую черноту, что когда-то я видел в зеркалах. И звезды бы в ней были не белоснежными проколами, как везде, а тоже золотистыми, словно горячие, перечные искры от костра. К сожалению, в таком случае я бы не сомневался, что наблюдение за этой темнотой через пару мгновений лишило бы любой возможности видеть и золотые вкрапления.       И все же первое впечатление после того, как мы сошли со своих кораблей в давно потерянный мир, было захватывающим и дурманящим.       Это было настоящее царство руин.       Все дышало эфемерным состоянием ожидания после потери тех, кто любил и ценил это место, больше всего на свете. Каждая частичка Китемраана излучала замершее оцепенение или скорее плен безысходности. От этого хотелось истошно выть, ощущая, как от тебя самого отсекаются капли жизни, а то, что ты так долго ждешь, все никак не настает. И так проходят тысячи лет, одни за другими, но ничего не меняется. Ты и все вокруг просто медленно умирает, разваливаясь на части, а потом и вовсе становится бесполезным порошком.       Руины.       Они поражали своей масштабностью и величием. Могло показаться, что современные храмы сиитшетов ни при каких условиях не могли бы тягаться в красоте и колоссальности с тем, что открылось здесь. И пусть они предстали пред нами всего лишь остовами и ребрами давно разрушившихся городов, под этой пылью и барханами все равно была видна та сила и мощь, что когда-то здесь цвела в полной мере.       Недаром в далекие времена, погребенные под веками войн и сражений, первые исследователи, что посетили Китемраан, были шокированы и бежали обратно с поседевшими волосами на головах. Нечто подобное ощутили и мы, даже несломимый и всегда уверенный Лу грубо высказался по поводу увиденного. Ему было не по себе, отчего он нервно сжимал в руках свою винтовку, хотя признаков опасности не наблюдалось. Сканеры не улавливали никаких следов живых существ, кроме нас и далекого огонька ро’оасы. - Странный мир. – Воин покачал головой, упрямо двигаясь вперед, но шаги замедлялись от того, что ноги вязли в песке. Приходилось ступать очень осторожно и размеренно. – Очень странный, хотя в нем вроде бы ничего и нет, но чем дольше мы тут находимся, тем хуже становится. Не такого я ожидал. Во всех исторических записях Обитель совсем другая. Хотя с Высших станется, все подчистили, это точно. - Почти все разрушено. – С некой грустью объявил Гираэр то, что и так все наблюдали. Но молодого стража явно опьяняло любопытство. Он цепко водил взглядом вокруг. - Где ро’оас-то? Обезвредить ее поскорее бы.       Командор вздохнул, но только махнул рукой в сторону, указывая, что за вспучившимся волной песком притаился небольшой звездный корабль. Этого космического странника в большей мере можно было бы назвать совсем маленьким, хотя в класс истребителей он и не входил. Всего лишь очень компактное средство пересечения безвоздушной дали. На нем не виднелось и намека на вооружение, но об этом не стоило совершать поспешных выводов. Оружие могло быть и надежно укрыто, чтобы сыграть на неожиданности в необходимый момент.       Гираэр было открыл рот, чтобы что-то сказать, но заметил то, как Лу взглянул на меня, потому смолчал. Группа направилась к вражескому кораблю, а я остановился, словно не в силах сделать еще одного шага вперед.       Дыхание перехватило, хотя фильтры маски снабжали меня чистым воздухом. Острый ком застрял в горле, бросая меня в жар. Пламя раскатилось по венам, но следом обрушился ледяной холод, сковавший мышцы, будто связывая их узлом. На языке я ощутил мерзкий привкус чего-то сухого и горького, но от того еще более липкого.       Пепел?       После этого по волосам под тяжелой мантией прошлись всполохи молний. И чей-то смех разлился громом. Он был настолько оглушительным, что я даже подумал о том, что от этого звука все оставшиеся руины могли бы с легкостью обратиться в пыль, похоронив под собой корабль последнего приспешника Аросы, а также и нас всех. Замечательный итог для бесконечной войны двух ненавидящих друг друга культов, хотя и очень печальный. И все же он бы прекрасно смотрелся на пожелтевших листах книг.       Развалины храмов и, правда, вздрогнули.       Мне на плечи осыпалась мелкая крошка, а чуть поодаль в поверхности планеты открылась большая трещина, засосав в себя мерцающий песок, который ухнул во мрак, мгновенно скрывшись из виду.       Треск…       Он был так похож на звучание разрушающегося под ногами стекла. Еще секунда, еще один вздох и все низверглось бы вниз, в бездонную глубь пустоты и ничего. От страха и паники оставалось бы только с криком вцепляться в падающие рядом комья песка. Но все это являлось безнадежным, все это бессмысленно.       Камень за камнем, песчинка за песчинкой. Руины стали обрастать утерянными частями самих себя. Мгновенно и очень медленно, словно это было не просто сном и кошмаром, но и воплощенным бредом, тем самым, от которого умирают в горячке и муках.       А сверху потянулись сети старости и трещин, все покрылось пылью.       Арки, идеально выверенные дороги и аллеи, храмы, монументы, обелиски, каменные сады, лестницы, водоемы, статуи – все выстроилось вокруг меня в жуткую картинку, которая постоянно подвергалась помехам, оставалась нечеткой и зыбкой, будто отражение в зеркале реки. Бесчисленной множество оттенков наполнилось своей силой. Золото вспыхнуло солнечным пламенем, монументальные архитектурные шедевры обогатились темным, богатым цветом, по стенам заскользили блики, далекое и скупое солнце окрасилось пленительными, хотя и не слишком яркими лучами, и от этого даже мир изменился. Он стал реальным и полнящимся, бурлящим не просто существованием, а настоящей, буйной и такой восхитительной жизнью. Только эта самая жизнь почему-то замерла, затаилась во время своего движения, потому складывалось впечатление, что я по какой-то неведомой причине оказался в застывшем изображении из древних хроник.       Стоило моргнуть, и рядом с цветными статуями, вдалеке появились онемевшие, окаменевшие силуэты людей. Все слегка похожие – со светлой, но грубой кожей, темными волосами, высокие, но худые до предела. Многие из них оказались облачены в одеяния, так напоминающие плащи и рясы представителей сиитшетов с большими капюшонами и болтающимися почти у самой земли рукавами, но более простые, без новомодной яркости и вычурности. Некоторые и вовсе были жрецами, я не сомневался в этом, зеркальные ткани их одежд четко выдавали принадлежность внезапно появившихся существ, а туманный взгляд, который при тщательном рассмотрении оказывался пустым - глазные яблоки были выколоты, кричал о верности доводов.       От оцепенения и непонимания того, что же происходило вокруг, я даже забыл, что не мог раньше дышать, но когда осознал, едва ли не ужаснулся от того, что дыхание мне было совершенно не нужно. Я чувствовал себя превосходно, не испытывал боли и необходимости хоть в чем-нибудь. Казалось, что я парю, но при этом мои ноги твердо стояли на отполированной многими ногами плите одной из троп на широкой площади между трех огромных храмов, от которых ниспадали темные, синевато-лиловые и очень длинные тени.       Звонким хлопком упал сверху вниз гвалт толпы оживленной улицы, но больше мне запомнился насыщенный почти до ядовитости запах пряностей, ворвавшийся с первым принужденным вдохом. Он вызывал непреодолимое желание закрыть лицо руками, чтобы хоть как-то уменьшить неприятное влияние. Это я и сделал, обнаружив, что маска моя исчезла, да и все облачение сменилось на простую и просторную мантию черного цвета с тонкой золотой вязью узоров на манжетах. От неожиданности я даже отдернул руки и огладил гладкую, слегка мерцающую на свету в складках ткань, не узнавая, из чего та сделана.       Аромат пряностей смешивался с легкой гарью от тлеющего масла, колыхающегося на дне плоских чаш с небольшими выступами по краям, которых из-за светлого и солнечно дня я не заметил сразу. Их рыжеватый свет терялся по причине отсутствия необходимого для их величия сумрака.       Озираясь, я прошел на пару шагов вперед, с недоумением понимая, что вековечный камень под ногами становился скользким, мутным, с редкими застывшими внутри пузырьками воздуха и какими-то сухими листьями, стеклом. Не зеркалом, а именно стеклом, которое отдаленно напоминало то, что я видел на далеком Орттусе.       Пробегающий рядом мальчишка лет двенадцати в робе жрецов – скорее всего этот юнец был послушником из самых младших групп, скосил на меня небрежно-озорным взглядом и замер, едва не столкнувшись с другим прохожим, который недовольно шикнул на него и взмахнул руками. Этот второй меня не видел, он умчался прочь, громко шлепая странной обувью по плиткам. Мальчишка же разинул рот, а его темные глаза стали такими огромными, что складывалось впечатление, будто на его лице не оставалось места ни для чего-то иного.       Он переступил с ноги на ногу, открыл рот еще больше, будто пытаясь сказать что-то, но ему никак не удавалось выдавить из себя хотя бы пару звуков. Поэтому он вытянул дрожащую ладонь, указывая выставленным пальцем на меня, но вдруг резко убрал ее за спину. Смутился.       Мне, разумеется, не верилось, что все вокруг настоящее и происходит на самом деле. Я расценил это очередным озорством черноты, но подозрение в том, что юный жрец все таки меня видел, укрепилось и стало фактом. Я не понимал, от чего он так удивился, почти испытал шок, но чем-то я все же его привлек. Возможно, своим пораженным и ничего не понимающим видом. Или же обликом. Внешность моя всегда разительно выделялась в толпе, тем более в той, где все куда-то спешат, а я стою и оглядываюсь.       Мальчик сделал маленький шажок ко мне, держа руки за спиной, закрыл рот и похлопал длинными, слегка выгоревшими на солнце ресницами. Его побритая налысо голова ярко блестела на свету. Затем он, оставив левую руку за спиной, правой дотронулся до своих век, что-то шепча, а после прижал ладонь к груди в области сердца. И улыбнулся. Улыбнулся восхитительно искренней и счастливой улыбкой…       Прежде я никогда подобную не видел, да и не знал, что кто-то может испытывать настолько светлые и радостные эмоции, чтобы так менялось выражение лица. А мальчишка заулыбался только сильнее и что-то залепетал, но говорил он так быстро, что я не разобрал ни одного слова и даже интонации. Язык был смутно знаком, но все же чуждым. - Анщиим’д’эрра’иш’осштор’хаар’Ии!       Я только удивленно моргнул и впервые за это время втянул в себя очередную порцию пропитанного пряностями воздуха. В этот раз к нему примешалось еще что-то морское или скорее свежесть, что неизбежно появляется близ какого-либо водоема.       Писклявый голос ученика культистов оказался весьма звонким, потому на него обернулись. И вопреки моим ожиданиям люди не отворачивались и не уходили, посчитав происходящее нелепицей. Они все останавливались, бросали свои вещи и падали на колени, выкрикивая что-то. Мальчишка же неожиданно извлек из своей развевающейся на легком и даже приятном ветру одежды маленький ножик, с лезвием всего длиною сантиметра в четыре. Этот нож тоже был непривычным, его цвет виделся мне скорее медным, чем стальным. Края его оказались с мелкими зазубринами, а аккуратная рукоять из многоцветного камня с коричневыми переливами. - Ди’ираиш!       Пропищал он и со всей силы резанул по своей левой ладони.       Истошный вопль сорвался с его губ вместе со слезами боли, а мелкий кинжал выпал из вздрогнувшей руки и с глухим стуком опустился на землю, где описал полукруг и замер.       Мальчишка же здоровой рукой принялся вытирать слезы, другую держа навесу и совершенно не обращая внимания на то, как кровь лилась потоками и также капала вниз.       Соленые капли все катились, но жрец улыбался. И его поступок не вызвал никакого сострадания и страха у окружающих. Среди толпы стали появляться такие же, кто доставал какие-либо острые предметы и резали себя. Некоторые даже самоотверженно вскрывали горло.       А я едва держался, чтобы не забыться и не дать черноте выскользнуть из-под моего строгого надзора. И к еще большему усилению страха и непонимания она стремилась вырваться, но этот искусный спектакль древних сиитшетов ее нисколько не прельщал, будто являлся невкусным и противным.       Я пошатнулся и едва не свалился в густой песок под ногами. Чьи-то руки удержали меня, и я не сразу разобрал, что то был Лу, глаза которого с тревогой смотрели на меня сквозь прозрачный щиток его шлема. В забытье я провел рукой по своей маске, которая оказалась на месте и исправно работала. Осмотрелся. - Храм… - Храм? Император, какой храм? Поблизости одни руины… - Пробасил Лу, но все же отпустил меня, поняв, что я пришел в себя. - Не важно. Вперед. – Я покачал головой, чувствуя, как сильно ноет в висках.       Остальные стражи смолчали, только слегка склонили головы, будто на их плечи возложили что-то тяжелое. Командор больше от меня не отходил, но когда воины двинулись по направлению к кораблю Аросы, я остановил всех. Не имело никакого смысла проверять транспорт - девчонки там все равно не было. Она давно покинула свой корабль, сразу же, как спустилась сюда с орбиты. Рискованный выбор, но разве могла она поступить иначе? Ее жизнь едва теплилась, я полагал, что о гибели ее братьев по ордену ей тоже было известно.       Она стремилась сюда с надеждой, но прилетела, чтобы обреченно дожидаться собственной смерти в полном позоре. Но такой дар я не желал ей преподносить.       Даор упоминал о том, что девушка эта необычна, в ней теплилась сила светлого культа сильнее, чем в ком-либо еще. И она являлась угрозой для меня, для моей власти и империи. Разумеется, угрозу следовало бы сразу уничтожить, но я же хотел изучить. Аросы погибли в войне, но никто не мог обещать, что после нескольких веков они не проявились бы снова. Высшие же праздновали победу над светлыми, но продолжать сражение пришлось уже мне. Будто вирус, они разрастались плетью, стоило лишь дать необходимые условия хаоса. И если такой вариант имел хотя бы крупицу возможности быть, я обязан был найти заранее все уязвимые места, дабы в нужный момент обрушиться смертоносной силой и убить врага в один удар.       С шипением чернота проскользила по древнему миру, который в навсегда утерянном прошлом был первым, что принял ее. Она не разрушала, не оплавляла и не жгла. Она даже никак не повлияла на ощущения моих стражей, что были подвержены ее воздействию.       Никто не заметил ее присутствия, кроме меня.       Но самым непостижимым оказалось не это.       Чернота всегда оставалась убийственным средством. Они испепеляла, жгла, разрушала с основания, извлекала боль, но всегда оставляла после себя настолько ощутимый и неисправимый след, что и меня самого повергало в ужас и страх перед самим собой и тем, чем я обладаю. Вспомнить тот же Медросс, я же обрушил несколько нижних этажей, когда пытался скрыться от преследования хранителей тайника. Или убийство Ларто. Или столица Сенэкса. Я уничтожил целый мир! Я своей ненавистью и яростью превратил его в прах и пепел! Даже уничтожение лживого призрака…       Но теперь…       Теперь чернота явилась настолько щадяще, что даже ветхие до предела руины не пошатнулись и не рассыпались. Моя сила не взвыла криками, не высосала боль из заброшенного мира, а всего лишь считала информацию. Она прокатилась сквозь все преграды и указала направление и весь путь к моему врагу. Более того она показала мне то, каким Китемраан был прежде. И выяснилось, что я стоял ровно в том месте, где мне до этого привиделось, что я встретил мальчишку-жреца. Даже песок, что был когда-то дорожной плитой, еще помнил, как обагрялся теплой кровью ребенка. Но и это не интересовало тьму.       В робкой надежде, что я смогу справиться с этим состоянием, я осознавал, что именно в тот момент вся или же большая часть моих сил были мне абсолютно подконтрольны. Я мог делать все. Все, что желал и так, как то было необходимо. - За мной.       Свой голос я не узнал. Точнее я не смог разобрать его в множащемся и дробящемся хоре голосов, что высказали эту фразу. Он, безусловно, пугал. Пугал настолько, что весь отряд мгновенно обернулся ко мне, но не проронил ни слова. Даже Лу растерянно опустил винтовку и замер. - Ро’оас там.       Стараясь игнорировать любые мысли о том, что происходило и что за этим всем последовало бы, я двинулся между двух полуразрушенных столбов, некогда бывшими одной аркой. Стражи последовали за мной, но больше не звучало никаких разговоров и даже вопросов среди них. Все они излучали тревогу, пусть и тщательно скрывали это. Маски их защитных костюмов, конечно, помогали им, но ничто не могло утаиться от меня в том странствии. Возможно, если бы я того пожелал в эфемерный миг, то чернота, не причиняя боли и неудобств, открыла бы для меня души всех и каждого, будто самую обычную книгу, где я мог подчерпнуть любую желаемую информацию.       Тяжелее всего было не обращать внимания на то, что песок оплавлялся под моими ногами. Он становился темным стеклом, которое не было скользким, но только для меня. И если бы я или кто-то из моих подчиненных решил пронаблюдать за этим превращением, то смог бы увидеть, как через некоторое время стекло обращалось привычным черным пеплом, который здесь был в изобилии. Потому некоторые минуты спустя следов не оставалось.       Отэшра уже коснулось линии горизонта, погружая золотисто-медовую поверхность Китемраана в зыбкие, но вязкие сумерки. Тени от этого не исчезали, но становились гуще, потому в их покрове не было видно практически ничего. С наступлением темноты ветер затих и успокоился, постепенно сбавив свой натиск, пока и вовсе не исчез. Сразу же стал ощутим душный запах чего-то жженого, который у меня почему-то ассоциировался с чем-то восковым или масляным. Звезд видно не было, небо заволокло пушистой и мрачной пеленой туч, но даже среди них я мог различить очертания зависшего близ старого мира «Рэнтефэк’сшторума».       Очень хотелось зажечь огонь.       Не для того, чтобы разогнать ночную темноту, а потому что так было правильно. Не знаю, почему у меня возникло такое ощущение, но в нем я не сомневался. Я хотел, чтобы среди этих оплывших и осыпавшихся громад стен сияло желто-оранжевое пламя настоящего огня. Мертвое свечение парящих фонарей и светильников казалось до презрения отвратительным и даже оскорбительным, недостойным присутствовать в священном доме сиитшетов. Но стражи зажгли их спустя некоторое время, после того, как светило скрылось, и все заволокло мраком. Вместе с ним откуда-то поднялся туман.       Туман был очень легким и слегка светящимся в лучах сферичных фонарей и светильников в виде полумесяцев, что парили над головами давно ожидаемых гостей. Он перекатывался объемными клубами, сливался друг с другом и снова выцветал более малыми формами. В его окружении зубья развалин складывались в силуэты пугающих, но замерших после агонии смерти тварей.       Никого живого не было.       Планета была мертва, но только в смысле разума. Китемраан больше всего напоминал покинутый в спешке дом, куда непременно должны были вернуться, чтобы застать оставленную на белой скатерти посуду и испарившееся из чаш вино. И все это, разумеется, было покрыто многовековым слоем пыли. - Мы уже далеко отошли от кораблей. Какой смысл беглянке было иди столько времени по песку? – Лу очень редко говорил шепотом, но тогда повысить голос до обычного звучания не мог. – Император, Вы уверены, что нам стоит отдаляться от своего транспорта? - Ты смеешь открыто высказывать недоверие своему богу? – Я заметил, как от моих слов страж вздрогнул, но это проявилось лишь в нервном движении рук воина. - Я имел в виду не это. – Слова с трудом были произнесены, командора явно поставила в тупик моя фраза. Прежде я никогда не именовал себя богом так открыто, предпочитая зваться просто императором и владыкой. – Это всего лишь мое беспокойство за Вас. - Ты боишься. - Да. – После полуминутной паузы. – Боюсь. Сейчас Вы как никогда необходимы Империи. - Миру. Ты хотел сказать миру. Империи нужен Император, который распорядится средствами и войсками по своему желанию и снова поставит на колени всех и каждого, заставит лизать свои ноги, пока сам будет услаждать себя сладостью вин и тяжестью короны на голове. - Вы не похожи на Высших, что опустились до такого… - Страж явно терял нить разговора. Его подчиненные только переглядывались между собой. - Высшие здесь не причем, страж Лу. И любые правители. Властители и рабы – едино люди. Смертные. Очень слабые и беспомощные, новорожденные дети в руках богов. И только творцы решают, чем наградить своих чад. Дать ли им красивые слова о любви и равенстве или размозжить их головы о только что сотворенные камни, чтобы те усвоили лишь один урок, что заключается в призвании идти по головам и трупам своих братьев и сестер. Оглянись, Лу. – Я провел рукой во властном жесте, показывая на окружающую нас пустошь. – Этот мир забыт. Он покинут, но не детьми, что тратили свои жизни на молитвы, а тем, кто выше. Тем, кто слушал бесчисленные просьбы и хвалу. Тебе страшно здесь? - Страшно, Император… - Мужчина хмыкнул, но более ничего не добавил. - Представь, что то же самое было на планетах, где когда-то мирно жили Аросы. Отчаяние пред пустотой, ибо все оставалось, как и прежде, только потерялась основа. Молитвы и песнопения потухли, огонь алтарей угас. Безнадежность впереди. Ро’оасы могли только обвинять и лелеять себя надеждой о том, что если они уничтожат сиитшетов, песни которых звучали с прежней силой, то у них все вернется на прежнее место и они вновь окунутся во благость и безмятежность жизни младенца на руках у творца. Си’иаты знали, что не покинуты, но светлые же испытали на себе всю пагубность смерти высшего существа. Существа, что когда-то создало этот мир. Даже Китемраан. - Бог Аросы сделал Обитель сиитшетов? Но теперь же известно, что темный культ поклонялся другому богу. – Гираэр по своему обыкновению не смог сдержаться и вмешался в беседу, но это не вызвало у меня никакого раздражения. – Ведь так? - О, да, страж. – Я усмехнулся, ощущая, как проявляются темные силуэты в моих волосах. – Поклонялись другому, но первооснову это же не меняет. Орттус тоже когда-то был процветающим миром. Однако это не обесценивает его смертоносность и ужас сейчас. Китемраан и все, все системы, галактики, всю нашу вселенную создал Творец, что был мертв уже долгое время. Потому так и паниковал мой новый раб Даор, глотая слезы истерики и крича о том, что оружие светлых убивает и их. Разгадка проста и даже по-детски наивна. Некая кровь бога могла уничтожать только то, что было сотворено из нее. Поэтому я и выжил, хотя и пострадал, ибо и в себе еще несу остатки материи этого мира. Они умирают, скоро не останется ни одной клетки. Выстрел ро’оасов только ускорил это изменение. - Значит, жрецы не из-за собственной выгоды приняли такое решение и объявили Вас богом? – Лу перебросил свою винтовку за спину, отчего-то успокоившись. – Вы на самом деле вестник бога, которого призвали сиитшеты в юности своего культа? - Вестник? – Я снисходительно посмотрел на своего могучего слугу. – Нет.       Страж спрашивал меня еще о чем-то, но я не произнес больше ни одного слова, осознавая, что этот человек больше не способен меня понимать. Ему не дана эта возможность, а если бы я рискнул и высказал ему хотя бы еще одно свое предположение, которое вынудило бы его размышлять дальше, догадываться и строить следующие теории, то командор сошел бы с ума, но все равно ни до чего бы не дошел. Таким же были и другие стражи, даже агенты. Им не стоило ничего говорить. В тот миг я очень ярко ощутил их ущербность. И нет, это не делало их хуже, не принижало, просто я наконец-то понял, что никогда и тем более сейчас не являлся человеком ни в каком из всех смыслов.       Это правда устрашала, как наблюдение торчащей из собственного тела рукоятки кинжала, но я ухватился за открывшуюся нить истины и более не желал ее терять. Я смирился с тем, что мне в любом случае придется принять перемены и нечто такое, что больше никогда не даст мне возможности забыться сладостным сном человеческой жизни.       Конечно, это дополнялось жгучим чувством одиночества. Я был обречен на вечное непонимание, но к счастью, уже обрел существо, которое было способно меня услышать и главное принять все за маленькую и унижающую его самого плату – дозволение служить и носить рабский ошейник с клеймом не просто Императора Объединенной Империи, но и провозглашенного бога. - Осторожнее, здесь высоко.       Проговорив это, я свернул к осыпающимся куда-то между двумя неровными стенами барханам. Там виднелся темный разлом, но почти засыпанный песком. Его и вовсе бы не было, если бы высокие плоскости исчезнувшего с лица Китемраана храма не защищали от настойчивых потоков ветра, приносящих за собой груды мелкой крошки. Я не активировал свой светильник, потому выйдя из сбившегося в одну стаю отряда, оказался в темноте. Но она мне не мешала, я видел все, свет мне был не нужен. Никто из воинов не посмел остановить меня и даже как-то высказаться. Я же опустился на песок и скатился в черный провал. При касании моих рук с чем-либо неумолимо возникали багровые всплески миллиметровых молний.       Песок покрывал собой крутой спуск в один из ходов, что вел в подземные коридоры, также соединяющие между собой все храмы и строения, как и наземные аллеи. Когда-то здесь все освещалось чистым огнем, но в то время на стенах только виделись черные пятна копоти. Внизу все творения сохранились лучше, потому, когда я поднялся на ноги, то оказался на твердом уступе, спускающимся тремя парами ступеней вниз и далее разворачивающимся узким, но высоким коридором. Впрочем, по обе стороны от него шли стены с большими проемами, с решетчатыми, резными и ажурными панелями, некоторые из них были витражами. Но за многие годы стекло потеряло свои цвета и оттенки, потому явилось непривлекательным прозрачным и пыльным украшением. За ними виднелась пропасть. Она не была очень большой, не более сотни метров, но все равно кружила голову. А учитывая провалившиеся вниз плитки в полу, то и вовсе заставляло биться сердце от нехорошего предчувствия.       Но меня это не поразило, я только осмотрелся, будто заново смотря на что-то забытое. Стражи спускались следом. В свете их фонарей разруха расцвела с еще большей силой, а я почему-то почувствовал противный запах плесени, которого не должно было быть здесь. - Где мы? – Лу снова хмыкнул, но сделал вид, что кашлянул. – Вы знаете, точнее, понимаете, куда нам идти? - Да, мы обойдем под землей руины. Это будет полезнее, чем наблюдать за остатками былого величия. И так мы не попадем под наблюдение сканеров ро’оасы. Она ждет нас, но об устройстве Китемраана явно не знает. - Значит, корабль все таки был приманкой. – Командор помрачнел. - Разумеется, и мы показали, что мы здесь, тем самым объявив, что она обречена. Аросы пали, бежать ей некуда, да и корабль ее не пропустят. Системы «Рэнтефэк’сшторума» распылят ее на атомы при малейшей попытке покинуть атмосферу планеты. - Так почему просто не прийти к ней. Разве мы не теряем время, плутая здесь? - Плутая? Лу, не разочаровывай меня. Где твой разум? Я знаю, куда идти. А цель наша… - Я изогнул губы в ухмылке. – Видели нечто вроде скал, за тремя полуразрушенными статуями, что были по правую руку от места высадки? - Да, очень странные. - Они больше стену напоминали. – Вставил Гираэр. – Вершины очень четкие и почти все на одном уровне. Точно рукотворное что-то. - Это и есть стены. Остатки храма. – Я кивнул. – Приспешница Аросы прошла туда напрямую, потратив силы на преодоление песков, но тем самым утеряв важный аспект Китемраана. Мы не повторим ее ошибки. Следуйте за мной. – Я помедлил, но потом добавил. – И следите за тем, куда ступаете, все очень хрупкое, если выдержит меня, это не будет означать, что наступив туда же, вы не провалитесь вниз.       Более не обращая никакого внимания на свой эскорт, я направился вперед, не смотря под ноги. Это было совершенно не нужно. Камни и без наблюдения обращались стеклом и следом покрывались черным налетом, а если под ступней оказывался провал, он мгновенно затягивался полупрозрачной зеркальной пленкой. Идти было легко, но воины страдали. Даже не пройдя и ста метров, один из агентов с воплем рухнул вниз с грудой камней, что провалились под его весом, а далее послышался грузный хлопок и все стихло. Лу и еще один страж выругались вполголоса, но безропотно продолжили двигаться за мной.       Стражам приходилось буквально пробираться следом. Они проверяли каждую плиту, на которую наступали, карабкались по стенам, когда путь преграждал провал в несколько метров, перелезали через завалы. Я же просто шел вперед, прислушиваясь к тому, как где-то вдали, сокрывшись за ложным укрытием из старых стен, билось горячее сердце последней из Аросы.       Опасный коридор закончился неожиданно, явив нашему взору тяжелые врата. Они были небольшие, всего на десяток сантиметров выше, чем я, но их двери воистину внушали мысль о том, что такую глыбу отодвинуть невозможно ни одному живому существу без помощи урихшей или какой-либо другой техники. Вывод о том, что мы оказались в тупике напрашивался сам собой, тем более что эти катакомбы не были снабжены механизмами и аппаратурой, к которой привыкли все жители Империи. В ту эпоху, когда возводились эти стены, подобного не существовало даже в мечтах. Даже для освещения использовались факелы и чаши с маслом, а не электричество. Гораздо позже мир сиитшетов был усовершенствован, но это не принуждало к модернизации святынь и старых храмов. Это бы расценили как осквернение. Впрочем, с правой стороны из пола шершавой и покрытой пылью рукояткой торчал рычаг, с помощью которого можно было повернуть механизм, приводящий в движение шестерни.       Стражи, не сговариваясь, попытались открыть врата. Удалось это только со второй попытки.       Послышался лязг механических креплений, которые с трудом превозмогли свой многовековой сон и натужно заскрипели от набившихся в них песка и пыли. Затем тяжелые створки поползли в стороны, с нежеланием раздвигая на полу со своего пути грязь и налет плесени. Затхлый воздух словно вывалился на нас из своего заточения. Мы же упрямо продолжили свое странствие.       Нельзя сказать, что потребовалось много времени для этого путешествия. Путь, по которому мы шли, был самым коротким и близким, но из-за его заброшенности пришлось потратить больше времени, чем рассчитывали древние строители Китемраана при разработке монументов. И все же подземные аллеи были опасным местом для любого неосведомленного путника. В них можно было заблудиться с легкостью, стоило лишь свернуть не туда, как выбраться обратно становилось практически невозможно. В этом не было какой-либо мистики и загадки, лишь масштабность и витиеватость, даже я считал идеи создания ловушек здесь бесполезной тратой времени и сил.       И все объяснялось до смешного просто и логично: вся поверхность планеты, за исключением занимаемых водой и зыбкими песками территорий, была заселена и застроена. Жителей могло и не быть столь великое множество, как на центральных планетах некоторых секторов вселенной, но храмы и монументы на Обители являлись обязательными. И добираться до них было удобнее всего во мраке тусклого свечения огня, а не под меняющимся золотыми оттенками небом. Это позволяло укрыться от ветра, да и сиитшеты более всех любили темноту. Они называли ее с самых первых дней «порождающей» или же «основной». И в чем-то были правы. Возможно, именно эта вера привела к появлению самого ордена.       Ведущие вперед коридоры уже были менее опасны, отчего-то под ними не простиралась бездна. Парящие светильники туманным светом озаряли потрескавшиеся блоки стен и пола, в этом свечении очень тоскливо и глухо отзывались неспешные шаги. Я ощущал, как возрастает любопытство среди разведгруппы, мне не стоило и оборачиваться, чтобы заметить то, как воины оглядываются, освещают лучами фонарей остающиеся ненужными проходы и спуски. Потеря одного из команды уже улетучилась из памяти, более не трогала никого. Переживания являлись совершенно ненужными в этом сакральном месте.       То, что мы стали подниматься вверх, точнее вышли в одну из зал храма, доказывала духота и словно бы ставший суше воздух. Через фильтры масок и шлемов это было сложно понять, но ощущение почему-то все равно проявлялось. Постепенно потолки взметались все выше, стены раздвигались в стороны и становились лучше отполированными, даже покрытыми мелким узором или выцветшей фреской. Здесь было также темно, окон не было, но свет теперь дробился от стеклянных вставок и декора из сплавов. Звуки разносились далеким эхом. - Похоже, после того, как предки сиитшетов покинули свой дом, местная фауна еще была в порядке. Паутина-то висит.       Один из стражей с пренебрежением и легкой неприязнью ткнул носком сапога белесую сетку затейливых нитей, что висела в немом омертвении подле одной из колонн. Паутина прилипла к обуви, стряхнув в себя пыль, а потом оторвалась, чем вызвала еще большее недовольство. Я же проследил взглядом за линиями этой сети, что длились по стене вверх, изгибаясь и выворачиваясь. Они тянулись к существу, что также застыло в оцепенении смерти на стене. Длинной не больше ладони, с множеством ног и торчащими спереди усами с изогнутыми зазубринами. Его тело также было вытянутым, сигарообразной формы, только к концу сужалось до острого угла, из которого торчали четыре хвоста. Хвосты оказались даже длиннее, чем само тело. На спине высвечивался крестообразный узор. - Странные вещи. – Возмутился Лу. – Ну, улетели си’иаты. Даже пусть и всем народом. Такое своеобразное и массовое переселение. Неужели ни одного человека не осталось дома? И почему вся живность исчезла или погибла? Это же какая-то бессмыслица. Сканеры не зафиксировали никакой радиации, вирусов. Нет причин для вымирания. - Есть. – Я ответил тихо, вплотную подойдя к высохшей на стене твари. – И не все погибли. Они застыли, стали изваяниями. Наследием. - Значит, тут вполне может таиться армия предков? – Среди стражей прошелся робкий шепот. - Нет.       Я же тем временем аккуратно отсоединил создание от стены и взял в руки. Но, не смотря на всю мою осторожность, часть его ног все равно отломились или отпали с тихим хрустом, хвосты же упрямо торчали в замершей позе. Командор успел высказаться о том, что в трупе может оставаться яд или какой-то токсин, возможно, даже и злополучный, неизвестный вирус, который мой защитный костюм мог не знать, потому вероятность его своевременной работы была небольшой. И все это было риском. Но я не обратил внимания, излишняя и назойливая опека стража становилась невыносимой. - Нет, они просто спят. Для жизни нужно гораздо больше, чем снабжение пищей, воздухом и парой для размножения. Ни один урихш не начнет действовать без заложенной в него программы и задачи, которую отдаст его господин.       Ус мирно покоящегося в тиши храма существа дернулся.       Затем одна из ног слегка поднялась и сложилась, образовав жуткий изгиб, но ощетинившись зацепками и шипами. Снова дернулся ус, затем второй. Они описали полукруг, будто осматриваясь. Только после этого на той части, что должна была заменять голову, открылись зеленоватые и коричневые глаза. Всего шестнадцать штук. Они переливались и слегка мерцали, будто фокусируясь. Затем существо согнуло все оставшиеся целыми ноги и гневно зашипело. Точнее издало стрекочущий звук и задергалось. Хвосты поднялись и разошлись в разные стороны, выгибаясь вверх. - Спят. – Вновь повторил я.       Создание замерло, протягивая усы ко мне и ощупывая закованные в перчатки руки, очень осторожно и легко касаясь. Снова зашипело. Я же поднес ладонь к стене, куда оно и переползло, а дальше очень быстро и юрко скрылось в щели над самым полом. - Сиитшеты, быть может, также спят где-то в этих стенах.       Никто больше не произнес ни слова, только с настороженностью провели взглядами по мрачным трещинам в стенах, где могли скрываться наследники древнейшего мира.