ИНХАМАНУМ. Книга Черная

      У противоположной стены тронного зала засуетились стражи. Один из них вышел, чтобы пропустить культистов.       Все это было таким привычным и обыденным, что я невольно опустил голову на руку, заскучав и тихо вздохнув. Изо дня в день, из года в год повторялось одно и то же. Казалось, что нет конца этому свернутому в круг повтору событий, слившемуся в бесконечный ритм однообразного танца. Одни слова, одни жесты, одни голоса… Все одно, будто в лабиринте зеркал, где отражение лживо демонстрирует другое отражение, а отличием от всего являешься лишь ты сам. Но с каждым мигом ты тоже перерождаешься и видоизменяешься в стеклянный осколок.       В такие минуты я отчетливее и яснее всего понимал, почему после победы над Аросы Сенэкс и другие Высшие не смогли как-то улучшить мир. Они только подстроили его под себя. Как бы грустно и мерзко это не звучало, но на большее нельзя было и рассчитывать. И пусть у прежних владык были силы на осуществление перемен, у них не было шанса, ибо власть, а точнее ее олицетворение, ее игра отняла и вырвала с корнем самое главное – воодушевление. Душа стала мертва, окружение обратилось серостью, которая также начала вполне устраивать. И мне в данном случае странно повезло. Мои эмоции исчезли раньше, чем я все это осознал. Это оказалось великим счастьем, наивысшим божественным даром, что спас меня от неминуемой гибели при жизни.       Вспоминая себя прежнего, нельзя было усомниться в том, что я бы не смог смириться с таким образом обернувшей реальностью. Я бы попытался ее всколыхнуть, тем самым обрушив установившуюся стабильность в пропасть. Империя бы рухнула с позором и хрустальной легкостью. Я лишился бы трона, короны, славы, а может быть и силы, но что вернее – тот мечтательный мальчишка, которым я был, не пережил бы подобного удара. Я бы убил себя. Или по крайней мере попытался бы это сделать.       Но я же продолжал ждать, а Даор, понимая, что любые слова могут переродиться в фальшь и обман, пытался как-то поддержать мою веру в скорое изменение и свершение моей самой первейшей мечты.       Под пристальным надзором воинов в залу бесшумно вошли пятеро жрецов. Все, будто копия друг друга. Они были невысокими, в возрасте и облаченные в традиционные одеяния из зеркальных тканей. Тонкая подошва их обуви позволяла двигаться культистам почти беззвучно, даже колыхание их роб слышалось громче, чем шаги.       Подойдя ближе, все они припали к полу, вытянув вперед руки и что-то шепча нараспев, будто одну из ритуальных песен. И я смог различить, что ни один из представших предо мной не обладал отличительной кастовой чертой – на их плечах не покоились алые полотна с императорским гербом, что выдавало невысокое положение в иерархии ордена. Они были лишь в начале познания сложного и неоднозначного пути священнослужителей Ордена Сиитшет.       Я взмахнул рукой, жестом давая знаменосцу приказ. Тот, закованный в изысканную броню и стоящий у подножия подиума, негромко ударил острием посоха флага о пол. Это был своеобразный сигнал – разрешение обращаться ко мне. Один из жрецов после этого сразу же поднял голову, но затем снова поклонился, соединив перед собой руки. С колен никто не поднялся. - О, Владыка! Смиренно просим снисхождения за то, что ни один из первейших жрецов культа не смог сегодня явиться к Вам! – Заговорил он сдавленно, слегка картавя. – На то были причины, из-за которых и были отправлены сюда мы. – Очередной поклон, в котором лысый, лишенный глазных яблок жрец прижался к холодному полу лбом. - Поясни причину такого нарушения. – Мой голос отразился властным эхом от стен, и я с удовольствием увидел то, как гости и несколько стражей вздрогнули. - Воды почернели, Император. – Произнес уже другой. - Наши наставники их смотрели. – Добавил третий.       Я искоса взглянул на Лу, а тот неловко повел плечом, намекая на то, что ему ничего не известно о событии, что имели в виду жрецы. Мне также приходилось только гадать, так как чернота хотя и была рядом, но я старался не притрагиваться к ней. - А потом все занемогли. – Снова подал голос культист.       Я молчал, осторожно обдумывая то, каким образом могло быть связано произошедшее со жрецами и мой ночной кошмар. Если все это случилось в одну ночь, то можно было начинать ликовать и окунаться в тревогу, ибо неведомые, непознаваемые силы, вновь обнимали и утягивали под свои жернова ослабленный мир. Появлялся повод снова надеяться на появление возможности найти необходимые ответы. Но я уже не испытывал прежнего желания узнать их. Наоборот, во мне зародилось что-то, противостоящее этому и своевольно цепляющееся за самые малые остатки и клочья того, что со снисхождением и большим преувеличением можно было бы отнести к понятию о человечности.       Даор проскользнул тенью за престолом и поднялся по ступеням, оказавшись по правую руку от меня, но слегка скрывшись за спинкой трона. Я только бросил на него мимолетный и вопросительный взгляд, а раб уже, несомненно, успел услышать то, что поведали жрецы. К сожалению, секунду спустя он прошептал так, чтобы мог слышать лишь я: - Ничего не докладывали. Я не знаю, о чем они говорят.       Я сощурился, и провел пальцами по подлокотникам, отчего мои длинные ногти ярко блеснули в напряженном сумраке. Облизнул кончиком языка не покрытые в этот раз традиционным гримом губы. Гнев медленно растекался по моим венам, дурманя и взывая к ярости, но еще неспешно и ненастойчиво. Мне удалось усмирить его и мысленно попытаться найти причины, по которым жрецы так грубо и непростительно нарушили кодексы. Они, разумеется, должны были подвергнуться каре, но сам факт подобного и настораживающего поведения говорил о вещах, что явно ввели культистов в панику. И это было нечто почти невозможное. В любой ситуации они оставались холодны и руководствовались целесообразностью, основанной на тысячелетних законах и канонах. Теперь же они выглядели бесполезными и жалкими глупцами, недостойными своих крох жизни. - Целители уже осмотрели их? - Да, Император. – Почти стройным хором был дан мне ответ. - Каков вердикт? - Сказали, что есть схожие симптомы с отравлением, потому нижние ярусы были сразу же запечатаны. Но уверенности нет. Лекари ответили, что не совсем понимают происходящее. Явных причин для такой реакции организма не обнаружено. Учитывая то, что находящиеся подле жрецов рабы, также спускались к водам, но отреагировали несколько… странно, только добавляет ситуации неоднозначности. - Некоторые умерли через пару часов, другие живы и продолжают исполнять свои обязанности без всяких недомоганий. – Дополнил другой си’иат. – Умерших уже похоронили. Жрецы же страдают и мучаются. - Да. Уже несколько дней. – Высказался четвертый. - Что?! – Мой голос прогремел под высокими сводами, но из-за взволнованного состояния культисты лишь продолжили свою речь. - Несколько дней состояние жрецов не улучшается, Властитель. – Пояснил сиитшет, но осекся, поймав мой гневный взгляд на себе. Тут же упал и вытянул по полу руки. Другие повторили его действия. Я же зло прорычал: - Несколько дней?! – Мой раб закрыл глаза и, кажется, задержал дыхание, а Лу с некоторым снисхождением посмотрел на неопытных и наивных жрецов. – Дней?! Как вы посмели не сообщить мне о произошедшем в тот же час, когда оно свершилось?! Почему Вы утаили от меня это?! Сокрыли?! Пытались удержать в тайне?! Лгали?!       Мне не ответили, отчего я зло и яростно зашипел, поднялся с трона, догадываясь, насколько ярко и ужасающе пылают мои глаза. Полы мантии взметнулись от движения, а по волосами зазмеились светящиеся порезы молний. Более мелкие запестрели на длинных когтях, но я еще держался. Я ждал пояснения и оправдания оскорбительных действий, не потому, что жаждал помиловать ничтожеств, носящих на себе клеймо моего культа, а потому что не желал испытывать голод черноты. - Отвечать! - Так нам велели… – Проскрежетали хрипом голоса. - Кто?! - Главный жрец. Сейчас он тоже не может справиться с необычной болезнью. Мы исполняли приказ, строго следуя велениям наставника. Он требовал от нас это, и мы выполнили его волю. - Приказы отдаю только я! - Главный жрец… - Пролепетал культист, но был оборван мною. - Я! Я ваш бог! Как вы посмели не сообщить мне о подобном, зная, что гниль ордена повлияет на всю Империю?! Из-за вашего промедления сила влияния Ордена уменьшится. Она ослабнет! И что тогда? Вы хотите новой войны?! - Мы всего лишь…       Я взмахнул когтистой дланью, останавливая потоки льстивой и глупой речи, что должна была оправдать и обелить поступок недостойных подчиненных. Ничего из этого выслушивать никто не собирался. Гнев, ярость и презрение кипели во мне, заполняли собой каждую клетку, незамедлительно и дико призывая густые и кипящие потоки черноты, откликнувшиеся на первый зов с легкостью и молниеносным желанием. В порыве эмоций я выхватил у одного из стражей, что так же, как и Даор, стояли за троном, энергетическое копье. Активировал его, отчего на острой пике замерцало лезвие, проявившись тонким гулом. Страж же, слегка приподняв руки, смиренно отступил назад, низко склонив голову. Выражение лица воина мне было неведомо, маска покрывала собой его голову полностью, но всю степень опасений выразил взгляд моего раба. - Изменники. – Сухо и ядовито произнес я, не смотря на распростершихся перед троном си’иатов. Только на секунду все мое внимание было приковано к светящемуся клинку, и, может быть, именно это промедление позволило несколько совладать с собой. - Мы следовали кодексам! – Жалко донеслось до меня и погасло пискливым визгом. - Жрецы не хотели причинять излишнее волнение. Это наши дела. Это наши храмы. - Как мы могли подвергать опасности Вас? – Взмолился другой культист, разводя руки в стороны и демонстрируя обезображенную кожу. Она оказалась темной, потрескавшейся и сухой.       Я не одарил их ни словом, только удобнее перехватил копье и, замахнувшись, швырнуло его прямо в сгрудившихся у подножия ступеней, ведущих к пьедесталу, священнослужителей. Оно с гулким, почти гремящим звоном врезалось в пол, кроша под собой плиты, вспарывая их и озаряя все жгучим белым сиянием. Крошки и обломки разлетелись в стороны, копье же затормозило от столкновения и выскочило из проделанной им борозды, загрохотало по полу. Жрецам же чудом удалось увернуться и отпрянуть от смертоносного оружия. Их вопли разнесли эхом по зале и даже соседним коридорам. Одному же повезло меньше – несколько каменных осколков ощутимо порезали его руку. Но никто не поднялся с колен. - Предатели… - Задыхаясь от злости, выдавил я. – Несколько дней… И я в неведении… Измена!       В приступе гнева я не заметил, как к Лу подошел один из его младших подчиненных и что-то прошептал на ухо. Командор только кивнул и сощурил глаза, отпустив стража, а затем по завершении урока для культистов звучно пробасил: - Император, разрешите доложить. - Что?! – Еще пылая ненавистью к жрецам и всему прогнившему, опозорившемуся, павшему ордену в целом, я вновь опустился на трон, нервно положив руки на подлокотники, но затем сцепил пальцы меж собой. – Говори.       Вопреки моим ожиданиям воин не изложил новость во всеуслышание. Он с равнодушным и непроницаемым выражением лица поднялся по мне и, склонившись, прошептал: - С пленницей что-то не в порядке.       Мир рухнул.       В один миг, в одну секунду и весь разом.       Я так долго этого ждал, лелеял свои грезы и мечтал о начале нового витка событий моей неоднозначной жизни. И каким же позором было для меня то, что в момент наступления точки отсчета я запаниковал. Страх разлился вместе с глотком воздуха, который острым и липким комком стали и яда прокатился по горлу, а затем распространился непередаваемым холодом по всему телу. Меня мгновенно бросило в дрожь, а единственное, что я хотел тогда сделать – это сбежать. Сбежать, закрыться в каменных стенах, чтобы никто и ничто не смогло добраться до меня. Как жаль, что отрезвляющая и одновременно убивающая мысль о том, что для черноты нет преград, возникла сразу же.       Черные воды, жрецы, ро’оас.       Три линии, а я являлся четвертой.       Снова прокатилась пульсация силы по мирам и секторам, пробуждая таившееся и ожидающее. Будто кислотные змеи, сети жизни стали обращаться липкой и прочной паутиной, что свивалась тугим ошейником вокруг моей шеи. Мне снова нужно было идти вперед, стирая ноги в кровь, но сил уже не было. Осталось лишь разочарование и усталость. Я иссяк и почти потерял цель, но она обнаружилась, вспыхнула яркой звездой сама, призывая не просто действовать, а в этот самый миг срываться с обрыва в бездну и стремиться в отчаянной, безнадежной попытке добраться до противоположного разлома, ибо дна, границы завершения не существовало.       И я понял, что это конец. - Даор. – Мой голос прозвучал неузнаваемо, сдавленно и неожиданно тихо. - Да, Властитель? – Раб излучал внимание и покорность, только глаза его казались тревожными и слегка недоумевающими. Наверное, он никогда прежде не слышал от меня подобного тона, а потому лишь от звучания почувствовал опасность перемен. - В лаборатории. Жди меня там. И отдай приказ, чтобы подготовили корабль. - Как пожелаете, Император.       С глухим стуком каблуков раб покинул меня, я же обратил все свое внимание на жрецов, что подозрительно и настороженно не сводили с меня взглядов. Рукав раненого культиста приобрел насыщенный оттенок бурого, но тот даже и не подумал зажать повреждение или как-то остановить кровь. Не было мук и на его лице, только погаснувшее сияние зеркальной мантии выдавало увечье, нарушая этим что-то особое, выводя слабость и беззащитность жизни в противовес громким основам темного культа. - Возвращайтесь на Сакраос. Оповестите о моем скором прибытии. На нижние ярусы никого не пускать при любом варианте развития событий. Если кто-то нарушит мой приказ, наказанием для него будет казнь. Идите.       Не дожидаясь, пока растерянные и пребывающие в испуге сиитшеты покинут тронный зал, я сам оставил их и стражей, велев Лу не следовать за мной, через неприметный потайной ход, что находился в одной из ниш под огромными витражами. Этим ходом я пользовался не часто, и не всем рабам и слугам о нем было известно, потому стоило мне ступить на узкие ступени, ведущие вниз, как затхлый воздух и пыль окружили меня, но в те минуты такие мелочи совсем не интересовали и не тревожили.       Лестница спустилась до такой же узкой перемычки, что уводила арками к другой, сворачивающейся спиралью и плохо освещенной. Далее я двигался в более просторной комнате, где потолок был выложен квадратными плитами в шахматном порядке. Некоторые из них являлись не камнем, но светящимися панелями, скупо освещающими пространство. Прижав ладонь к датчику, я открыл еще одну створку двери и скользнул внутрь, оказавшись за высокой статуей на нижнем ярусе. Здесь уже были выставлены посты стражей, изредка встречались спешащие с поручением рабы. Никто из них старательно не смотрел в мою сторону, что делало их схожими с реалистичными изваяниями или трехмерными картинами.       В лучащемся свете открытых окон я прошел к лифту, что бесшумно и быстро доставил меня в подземные этажи.       Когда я планировал свою обитель, то не рассматривал ее как нечто предназначающееся только для роли символа или же крепости. Для меня это было домом, своеобразными стенами, позволяющими не только мастерки исполнять игру идола мира, нового бога и всевластного правителя, но и границей, за которой я мог скрыться от мира, чтобы на краткое время вспомнить того себя, каким я был без звона власти и блеска короны.       Под многочисленными пиками, башнями, корпусами, под слоем почвы и камня были сокрыты хранилища, библиотеки и лаборатории. Все они являлись изолированными, содержались при помощи новых урихшей и избранных лично мною рабов и ученых. Каждого я выбирал очень аккуратно, пристально изучая не только их биографии и способности, но и проверяя чернотой. Это заняло определенное время, но и итог меня радовал, ибо очень многие желали посвятить свою жизнь подобному служению Императору, но не все подходили мне. Как жаль, что часто я был вынужден прибегать к помощи стражей, что исполняли тихую казнь тем, кто не согласился с пожизненным заключением под сводами императорского дворца уже после того, как те приняли нового хозяина, но оказались не в состоянии смириться с этим. Осознание этого приходило порой не сразу, но ужасно меняло сущность и поведение. Временами подобное разочаровывало, злило, но, увы и ах, было вполне естественно. Я терпеливо отбирал нужных и достойных людей, ждал, создавая в стенах дворца уникальный мир лишь для самого себя.       Это огорчало, но со временем я обрел поистине слаженную систему, строго подчиняющуюся моим приказам и желаниям, исполняя любое мое слово.       С шелестом за мной сомкнулись лопасти дверей, запечатав обратный путь. Этот звук своим присутствием всегда усиливал ощущение, что один шаг перенес меня в другой мир, где не было места излишествам, красивости и тонкости. Этот мир пах химией и кровью, а серые стены, озаренные яркими светильниками, казались почти белыми и призрачными. Они так злобно и неудержимо контрастировали с тем, что витало на любой из планет за гранью входного люка, и потому невольно возникало желание отмахнуться и закрыться. Мне стоило великих трудов принимать факт, что я рвался всю свою жизнь к высокому и недостижимому, но в итоге сам построил обитель науки. И главное – она действительно блестяще помогала удерживать империю и совершенствовать ее. Жаль, что я никак не мог осознать такой значимости и ценности, ибо не было в этом правдивости и подлинности. Только жалкая попытка выстроить свой инородный мир на чужой территории.       Пустующими коридорами и темными спусками я добрался до левого крыла, но в лаборатории и примыкающие к ним вольеры заходить не стал, обогнув их обходными путями. Лишь раз на моем пути встретился урихш, считывающий информацию из мерцающей панели на платформе, но из-за стен до меня постоянно доносились различные, пробирающие до костей звуки. Они переливались шипением, хрустом, визгом и чавканьем, но порой переходили в стук, а затем и в надрывный, дикий крик. Плач. И только непроницаемое покрытие стен спасало о того, чтобы увидеть источники этих жутких воплей. Но меня они совсем не трогали.       Моей целью в то утро были не они, а самый тихий и молчаливый пленник, который ни разу не принес мне тревог и проблем, даже его содержание не могло сравниться с многочисленными суммами других. Впрочем, ожидания мои также не оправдались, обрушавшись в пучину презрения и безнадежности. Ро’оас оказалась практически бесполезной.       Даор ждал меня у сокрытых защитным полем дверей. Он был мрачен и задумчив, склонил голову только тогда, когда я приблизился к нему вплотную. Взглянул на меня, но почему-то смутился и принужденно заговорил, снимая защиту с входа и отпечатывая его. - Один из ученых еще вечером заметил, что у пленницы участился пульс, но ничего критического. За рамки не выходило, потому он списал это на простое волнение. К рассвету состояние ухудшилось, видимых причин не было, потому ей вкололи успокоительное и оставили спать. Повторюсь, ничего специфического не было. Инъекция помогла, как раз наступило утро, и большинство служителей разошлись по своим пунктам. – Двери распахнулись, и я со слугой прошли вглубь сумеречного помещения. Раб продолжал. – Тревогу забил урихш, который по расписанию пришел к пленнице, чтобы ввести порцию составов. Но включить тревогу он не успел, аппаратура, что находилась в помещении, вырубилась. - Урихш тоже? - Да. Потому и произошло промедление. – Даор помог мне скинуть плащ и украшения, сменив их на серебристый халат. Сам после одел такой же. - Благо, что отсутствие помощника заметили быстро. Ансилльем пошел проверить и обнаружил… это.       Мы вошли в небольшую комнату с ярким освещением, но из-за почти полного отсутствия мебели и недопущения декора она казалась просторной и широкой. Стены здесь также были защищены не только своей предусмотренной толщиной и усилением, но и дополнительным полем, а также различными датчиками и сканерами. Но их практически нельзя было заметить. Лишь в правом углу обнаружился маленький, треугольный стол белого цвета на толстой подставке с выдвижными ящиками, закрытыми прочным стеклом. На этом столе так и лежали оставленные флаконы с разным содержимым, шприцы и спицы, а рядом неаккуратной и потухшей грудой свалился лишенный энергии урихш.       По центру противоположной от входа стены находилась прозрачная, опутанная проводами, кабелями и стальными опорами капсула. Эти темно-синие опоры придавали сооружению некоторую схожесть со старинными гробами, что по какой-то жуткой, слишком витиеватой и вульгарной моде устанавливались на ажурные ножки, а иногда украшались вставными светильниками. Вокруг были установлены несколько простых стендов с табличками, содержащими краткие, но емкие по информации сведения о состоянии пленницы.       Обычно уникальная тюремная капсула была похожа на заполненный синеватой водой стеклянный сосуд, но в тот миг предстала пред нами кошмарным сном, воплотившимся в реальность фактурными мазками краски с преобладающим в них алым оттенком.       Всю поверхность отделяющейся едва заметной линией стыка крышки занимали растертые, смытые, смазанные разводы крови. Кое-где она уже успела засохнуть и стать темнее, превратиться в корку. Но самым странным мне показалось то, что к этому кровавому полотну примешивались золотистые, а точнее солнечные прожилки. Не сразу удалось понять, что и белесые пятна на самом деле оказались теми выцветшими примесями. - Ученые побоялись открывать без Вашего дозволения. – Тихо сказал Даор. - Почему отключилась техника? - Причин не обнаружили. Я попросил проверить еще раз, пока жду результата. Сообщить стражам? Полагаю, что будет разумным поднять тревогу. Хотя бы на этом уровне. – Раб что-то очень быстро набирал на возникшей над его браслетом светящейся, голографической таблице. – Не известно, что могло спровоцировать такой эффект. - Не нужно, Даор. Ничего, что могло бы нам навредить, здесь нет. - Вы уверены? – Уточнил он. – Все же это опасно. - Уверен. Ты не думал, что это могла быть реакция ро’оаса на то, что произошло на Сакраосе? Прошло немного времени. Возможно, что случилось это даже в один час. Мы же не знаем, каковы были первые симптомы, более того, они могли быть различны, но имели в себе одну причину. Резонанс сил, темных и непостижимых нами, вполне способен создать нечто подобное. Я знаю, что не вирус, не болезнь, не что-то из ряда доступных всем смертным знаний, спровоцировало такое изменение. Это другое. То, с чем мы все сталкиваемся, но не можем подобрать единственно верного имени. - Связано… - Задумчиво и настороженно изрек слуга, а затем просил. – Мне открыть камеру? Или вызвать урихшей?       Я прислушался к черноте, что как назло для меня оставалась тихой и почти недвижимой. Она витала где-то поблизости, обнимала меня своими когтистыми ладонями, но постоянно и истерично смеялась. Смеялась над моей слабостью, но не пыталась этим оскорбить. Скорее всего, так проявлялось ее высокомерное и эгоистичное снисхождение. Она полностью понимала мое состояние, почти возводившиеся в абсолют дикости страх и недоверие, что неизбежно возникали по отношению к моей собственной силе. Понимала. И почти не осуждала, но громко заявляла, что совсем скоро я буду вынужден решиться и сорваться в бездну. Она уже прокричала мне, что отсчет секунд начался, у меня оставалось времени на последний глоток воздуха. А следом вот-вот должен был обрушиться смертоносный, режущий ядовитыми молниями удар.       Моя расплата за громкую победу и достижения венценосной высоты…       Но еще прошлым вечером я страдал от затишья. Я мучился и сходил с ума, всей душой желая наступления момента нового оборота жизни. Лелеял надежды на нахождение ответов, на составление полной картины мира, где не осталось бы ни одного чистого лоскута, но хотелось, чтобы все это не затронуло и не изменило меня.       И меня услышали.       Все, как и раньше ухнуло в калейдоскоп перемен. Надо мной словно сомкнулись непреодолимые, гранитные, тотальные стены, но если бы они просто сошлись вместе... но нет. Нет. Они преобразились и украсились шипами, лезвиями, ликами, кинжалами, копьями и мечами, щедро облитыми и смазанными кислотами и токсинами. А затем раздробились на причудливые, будто выдернутые из сна душевнобольного художника, кубы и призмы, что собой в один неуловимый миг образовали на пустом плацдарме ужасающий своей жестокостью лабиринт. И этот лабиринт постоянно находился в движении, гоня меня вперед и полностью отсекая дорогу обратно. Меня будто подвесили над объятой пожаром пропастью. Я глотал гарь до тошноты, кожу мне жгли раскаленные искры, но при этом не возникало и мысли о том, чтобы перерезать леску, держащую мое измученное и израненное тело. Ибо недостижимы оказались берега, а падать вниз, в пучину было слишком страшно и мучительно. - Открывай. Опасности нет. – Приказал я. - Слушаюсь, Император.       Даор оправил на своих руках перчатки, распределив мелкие складки в равномерный слой, затем набрал код активации на панели капсулы, что слегка мерцал у самой стены. Ввел повторно, слыша трель подтверждения. Благо, что ее уже успели подсоединить к другому источнику питания. С кабиной такого провести было нельзя, так как возникал риск потери заключенной из-за перепада напряжения и возможности образования замыканий, а что хуже - ошибок в программном обеспечении.       Раздался тихий, неживой писк, но ничего не произошло. Раб сдержанно и молча выждал с полминуты, а затем вновь повторил свои действия, уже более сосредоточенно, но снова безуспешно. Тяжело вздохнул и покачал головой. - Кажется, запасные батареи тоже отказали. – Задумчиво и тихо проговорил он. – Очень странно, даже невозможно, но это факт. Хочется предположить, что кто-то просто поглотил энергию. Выпил одним глотком, но только в пределах этого помещения. Несколько жутко…       Слуга замолчал и ввел другой код, после чего вручную сместил несколько креплений на замках и защелках. С шипением и свистом из труб кабины вырвался туманный, насыщенный конденсатом воды и химическими примесями воздух, принося с собой кислый, ощутимый острым крошевом привкус крови. Раб же настороженно склонился и попытался пальцами подцепить крышку, что удалось не с первого раза. С трудом он сумел поднять ее и сдвинуть в сторону. Только тогда сработал механизм, и покрытие разобралось по частям, рассредоточившись по бортам и сложившись в определенные углубления, явило взору содержимое причудливого саркофага.       Даор резко отпрянул и торопливо прикрыл рукой рот. Отвернулся, скрывая нахлынувшее на него отвращение, но не произнес ни звука.       В капсуле под размазанным слоем крови тяжело и с сипением дышала истощенная, одетая лишь в запачканное бурыми пятнами грубое платье девушка. Она была жива, но при первом же взгляде на нее любого бросало в дрожь, заставляя сдерживать тошноту. Воспаленные, гноящиеся, залитые солнцем глаза оказались широко распахнуты, из приоткрытого рта, с дрожащими, будто от плача, губами, сочилась кровавая пена. Конечности изредка вздрагивали, пальцы неестественно выгибались, а кожу покрывали почти черные гематомы. Сверху они были сухими, а потому лопались и трескались, выпуская темную кровь и искры света. Пленница лежала, обреченно подтянув колени к груди.       Всего этого в герметично закрытой кабине произойти не могло. Но вопреки здравому рассудку, складывалась четкая ассоциация с тем, что некто избивал ро’оас до такого ужасного состояния, а затем равнодушно бросил умирать. Следы были оставлены на всем теле, в некоторых местах виделось, что суставы также оказались вывихнуты, а кости сломаны, но изнутри.       Но это было невозможно.       Вдруг она содрогнулась, дернулась и зашлась в приступе жуткого, обдирающего кашля. Он как будто разрывал ее горло, потому девушка отхаркивала плотные сгустки, смешанные с ослепительно сияющей кровью бога.       Когда приступ иссяк, Кхевва с трудом смогла повернуться и сурово посмотрела на нас. Ее испачканные губы изогнулись в улыбку, а глаза заискрились, но то были обычные слезы, преувеличенные сиянием дара. - Жива. – Заключил я. - Впустить целителей? – Раб обернулся на закрытую дверь, из-за которой пусть и не доносились шорохи, но я угадывал, что там находились несколько ученых и лекари. Я чувствовал их страх, который они умело гасили в себе, но тот вопреки стараниям выбирался мелкими щупальцами, насыщаясь еще большим своим усилением. - Нет, Даор. Еще рано. - Да, Император.       Снова откашлявшись, наследница Аросы издала сдавленный хрип, пытаясь упрямо что-то произнести. Это вышло у нее не сразу. По исказившемуся лицу было понятно, что каждая такая попытка причиняла ей дикую, чудовищную боль. Ее же девушка переносила стоически, со всей великой храбростью светлых культистов. - Вам… так сложно бы… было меня убить? – Прохрипела обреченная жертва, цепляясь дрожащими руками за борта камеры. Казалось, что она не замечала своих ранений и увечий, не ощущала полной степени боли, а потому действовала вопреки человеческим возможностям. Раб же постучал пальцем по пульту управления, как бы намекая, что ей не стоит как-либо противиться воле Императора. Похоже, ро'оас это только позабавило. Меня же злило. – Это так тяжело? - Я не собирался даровать тебе успокоение. В этом нет для меня никакого смысла. Я не несу в своих ладонях добродетель. И мне не нужно скрываться под маской, чтобы лишь в тени совершать то, что я считаю нужным. Я – Император, а ты мой пленник и враг. Лишь возможная выгода сохраняет твою жизнь, а не моя жалость. - Да?.. Как жаль. Я надеялась... что уже… наскучила. - Очень расточительно пренебрегать столь важными преимуществами. Тем более, когда дело касается культа Аросы. Ты являешься моим вариантом борьбы и важной частью ответного удара на особый случай. Если вдруг однажды некто, вставший под светлые гербы с листами и ладьей, вновь соберет армию и пойдет против меня, с твоей помощью я одержу громогласную победу в первые же сутки. Твое согласие на это мне не нужно. Я беру все сам. И твои знания, твоя сила также входят в мои возможности. Даор поможет тебе смириться. - Вам так нравится мучить меня? – Я скорее прочитал это по ее губам, чем услышал. И мне на миг показалось, что эта фраза была более искренней и наполненной живыми эмоциями, чем все, что я когда-либо мог видеть и слышать от единственного представителя ро’оасов. – Или грозный Император допустил ошибку? И теперь исправить ее могу лишь я? Последняя из Аросы… - Боль – глас жизни, Кхевва. – Философски ответил я. - Я почти согласна… - И это влияние твоего согласия со мной? Ты истекаешь вашей святой кровью бога. Ты мучаешься и страдаешь, день кошмара перерастает в годы. Так истекает время твоей жизни. Словно капли, словно плавящийся под солнцем снег. Ты медленно перестаешь быть, не оставив после себя никакого следа. Последняя Аросы, твои секунды кончаются в пределах этой камеры, но ты упрямо сопротивляешься моей воле и надеешься на что-то. На милость? Прощение? Но скорее, на чудо. И вдруг взрыв! Отчаяние? Безумие? Случилось это. Ты едва жива. – Я скрестил руки на груди. – Это не очень эстетично, но завораживает. Не думал, что на долгое заточение в камере ты отреагируешь именно так. - Нет… - Наследница Аросы попыталась засмеяться, но новая порция крови заструилась по ее пухлым, изуродованным губам. Пленница свернулась комком в капсуле и зашлась мелкой дрожью, закрыла ладонями глаза. С удивлением я заметил, как между ее тонких пальцев стала просачиваться мерцающая жижа. Она, как вода, струилась и текла, обволакивая собою кожу, покрывая ее и делая такой же блестящей, светящейся даже в ярком сиянии ламп. – Не так… - Тогда в чем причина твоего состояния? - Опять допрос… Кха…       Ро’оас в отчаянии махнула рукой, будто отталкивая меня и мои вопросы. С ее ладони сорвались несколько капель искрящейся жидкости, ударились о стены. Именно ударились и раскололись, будто полые стеклянные сферы. И только кусочки их, павшие на пол, превратились в капли, что растеклись неровными пятнами, едва заметно звеня. До меня и раба ни одна капля из брызг не долетела - сработала система защиты, встроенная в лабораторные халаты. Стоило датчикам только засечь угрозу, как вокруг образовалось непроницаемое поле.       Даор опустился и присмотрелся к опавшим каплям. - Император. – Позвал он меня. - Раньше такого не было. Она не гасла так быстро, а сейчас теряет свой свет прямо на глазах. Всего несколько секунд, и ничего не остается, что могло бы напомнить истинное состояние вещества. Я не видел подобного даже в бытность у Аросы. Словно бы у этой жидкости осталось ничтожно мало сил. Девушка смеялась, но смех ее больше всего напоминал скулящий стон. - Допрос… - Прошептала она. – Ты вечно приходишь и спрашиваешь, спрашиваешь, спрашиваешь! Каждый вопрос, будто выстрел, он ранит и жжет. А затем следующий, который уже раскаленным кинжалом вонзается в уже проделанную рану и углубляет ее, разрезает до костей. Почему привел свидетеля только сейчас? Зачем?.. - Ты знаешь, что с тобой? Это просто смерть приверженца светлого ордена? – Не отступал я. - Нет… кажется… - Пауза. – Не знаю… - Ты истекаешь кровью. Пыталась убить себя? – Холодно вопрошал я снова. - Убить? Нет… Как? – Она провела тыльной стороной ладони по губам, размазывая кровавые слюни еще сильнее. – Как это возможно? Ты и твои рабы держат меня на наркотиках. Еще совсем недавно я не была способна и мыслить. Как я могла пошевелиться? - Именно. Но сейчас ты двигаешься, вопреки введенной тебе вечером дозе. Пусть утреннюю инъекцию пришлось пропустить, но и без нее ты не должна была... действовать. У тебя не может быть связанных мыслей, тем более сил для того, чтобы просто пошевелить пальцем. Но ты двигаешься, говоришь и даже находишь возможность избегать ответов и противостоять мне. А потому немедленно отвечай мне. Что здесь с тобой произошло? - Отвечай на заданный тебе вопрос. – Грубо дополнил слуга. - Хи… - Говори! – Прокричал он. - Тихо, Даор. Зачем же кричать на нашу ценную гостью. - Импер-ратор! – Неожиданно заголосила Кхевва и уставилась на меня блеклыми глазами, в которых буквально плескалось безумие. – Я их слышала. Слы-ша-ла…       Я сделал один шаг к ней, но затем все же решил не приближаться. Она же ерзала и скользила в капсуле по своей же крови, скребла пальцами с обломанными ногтями по бортам и постоянно шипела. Раб, недовольно поглядывая на нее, подхватил тонкий шприц из набора со стола и набрал в него совершенно прозрачной жидкости из флакона. Взял один из торчащих сбоку камеры трубок, проткнул ее и приготовился ввести содержимое. Трубка эта шла по специальным прожилкам внутрь аппарата, а там уже надежно крепилась в руке ро’оас, уходя в вену.       Действия моего подчиненного еще больше развеселили ее, подтверждая, что влияние психотропных веществ на нее есть, но вопреки им жертва могла осознавать происходящее и даже совершать незамысловатые движения. Увечья она и вовсе не замечала. - Слышала кого?       Тишина.       Кхевва замерла, даже не моргала, только смотрела в одну точку и сосредоточенно, тяжело дышала, отчего ее грудь размеренно то поднималась, то опускалась. В дыхание слышались и хрипы, и какие-то клокочущие звуки, но при этом возникало что-то еще. Будто вместе с ней дышал еще некто, но одновременно этот звук не напоминал дыхание. Какие-то странные щелканья, сдерживания, словно некто пробовал сам воздух на вкус. - Кого ты слышала, дитя? – Строже и громче произнес я. - Тех, что призвал ты. Ты!       Я хмыкнул и кивнул терпеливо ожидающему приказаний Даору головой, разрешая ввести состав. Он мгновенно нажал на шприц, и прозрачные капли заструились по трубке. Избранница Аросы резко вздрогнула всем телом, жалобно, с обидой простонала и уснула под воздействием вещества почти мгновенно. Только успела что-то прошептать, но смутно и невнятно.       Некоторое время я молча смотрел на разлившуюся бурую жижу, капающую со стенок кровь, тускнеющую святыню ордена Аросы и беспомощную девчонку, которой пророчили спасение мира от нового изверга-императора сиитшетов. В этой жуткой картине не было ничего противного и отталкивающего, только глухая, концентрирующаяся тоска по упущенному времени, которое уже никогда не вернется. Отчего-то мне хотелось сказать не «времени», а «миру». Возможно, так оно и было правильнее, но, увы, причиняло дополнительную боль.       Целая эпоха исчезала бесследно в водовороте безжалостных веков и войн. Она утягивала с собой жизни, судьбы, достижения, желания и верования. А я оставался, чтобы прочувствовать эту смену и понять, что ни к одному отрезку времени, какому-то периоду никогда не смогу себя отнести. Они другие, наполненные целями и эмоциями, подлинными жизнями, где стремились не к короне и тому, что за ней, а к свободе и пряному вину для ощущения крыльев. Но это все было не для меня. Не мое. Как будто я сам являлся чем-то лишним в любых декорациях реальности. Я не подходил ни к одному определению, ни к одной должности и роли. Все вместе, все разом и ничего вообще. Может быть, я был рожден слишком поздно, а мир успел утерять к этому времени искренность и красоту, настоящую важность. А возможно, что очень рано. Я был рожден до момента воплощения всего того, что как-то определяло человека и само понятие человечности.       И еще в тот миг созерцания приближающейся гибели ро’оас я до болезненной осознанности ощутил, что в этот раз на моей стороне не будет ни слуг, ни армии и флота, ни даже черноты. Они остались за чертой и гранью, в рамках привычного и нормального мира.       Я один.       Всецело и абсолютно один.       Безоружный, слабый и живой.       Против неизведанного, необъятного и непредставимого.       Стоит ли говорить о том, какой ужас охватил меня от этого чудовищного понимания? Я не мог дышать, в глазах темнело, а от обреченности опускались руки. Но на плечи давила окровавленная цепь, в громе звеньев которой я отчетливо и ясно слышал лишь одно – «император». Не титул, не должность, но символ. Отступить или спасовать я не имел ни права, ни шанса. Это было бы хуже любой смерти. И только от мысли об этом мне становилось противно от себя самого, хотя именно это желание, в котором выражался главный инстинкт любого живого существа, оставлял за мной последний намек на человечность. Желание жить…       А страх – всего лишь одна из черт боли. И как же были правы первые сиитшеты, когда воздвигли на свои знамена понятие о Ди’ираиш. Боль первооснова, но кроме нее нет ничего. Боль, боль, боль. И мне не досталось после всех моих недолгих лет ничего, только она.       Боль.       В стальных и каменных стенах, под черными потолками, среди узорных колонн, за стеклом витражных и самых обычных, даже тусклых и потрескавшихся окон, в сантиметре над гладким и от того скользким мраморным полом, за тяжелой шторой, на шелковой простыне, в блике на короне, на собственных когтях…       Я чувствовал лишь ее, видел в себе, в других, в живом и мертвом лишь ее.       Боль.       Куда бы ни устремлялся мой безумно мечущийся взор, везде и всюду до отупения, до сумасшествия, до предсмертной судороги и еще больше после нее… она. Она! И пустота…       О, звезды… О молчаливые, о беспощадные звезды!       Никто и никто не мог ощутить то, что я чувствовал. Никто не мог помочь мне и указать путь. - Даор. – Раб, откинув шприц обратно на столик, обернулся ко мне. – Прикажи, чтобы здесь все привели в порядок, а к ней приставили на круглосуточное наблюдение лекаря и кого-нибудь из ученых. Пусть неотрывно смотрят за Кхеввой и следят за ее состоянием, и если будут какие-то изменения, то сразу сообщают мне. Она нужна нам живой, во что бы то не стало. Потерять ее будет для Империи очень болезненной утратой. Она – наше преимущество. - Будет сделано, Император. Я за всем прослежу, не беспокойтесь. Также озвучу этот приказ Лу. Полагаю, под надзором кого-нибудь из гвардии стражей подчиненные исполнят свою работу аккуратнее и тщательнее. - Хорошо, сообщи командору.       Я кивнул и уже направился к выходу, когда на браслете раба просигналил огонек о новом полученном сообщении, и потому слуга торопливо обратился ко мне, подойдя на пару шагов. - Корабль готов к отлету. Прикажете собирать свиту?       Я на мгновение задумался, чувствуя, как у меня похолодели пальцы на руках. Сняв за входным люком лабораторный плащ, я плотнее закутался в свою мантию, но от этого лучше не стало. Даор как-то подозрительно и обеспокоенно смотрел на меня, и все же спросить напрямую пока ни о чем не решался.       Его сомнения и медлительность в то время были как никогда вовремя. Они давали мне лишние секунды, чтобы немного успокоиться и обдумать происходящее. То было не тратой времени, но очередной попыткой разобраться. Как жаль, что долгое противостояние Сенэксу или Аросы научили меня концентрироваться на доказанных фактах. Разумеется, это было затейливым и хитрым приемом подсознания отрешиться и заслониться о того иного, что следовало за мной с самых первых шагов. Хотелось скрыться, но необходимо было вновь и вновь выбирать. А я уже вкусил нечто другое. То, что непременно приписывают всем людям, что ищут в своей жизни способы и варианты менее сильного сопротивления. Это неотъемлемая часть, выражающаяся не только в страхе и лжи, но и в самом существовании, в его культуре.       Возможно, мне просто требовалось понять и это.       Оно же являлось такой же важной и вечной чертой мира, которая прежде для меня оставалась недоступной. Наверное, потому я во многом и не понимал поступки, желания и действия окружающих. Меня вела вперед цель. Я не мог позволить себе выделять время на какие-то бесполезные и бессмысленные занятия, входящие в человеческое понятие об отдыхе. С легкостью я жертвовал сном, пищей, наслаждением чем-то отвлекающим от главного и даже злился на то, что слуги и подчиненные не могли так. Уже став императором, я впадал в ярость и гнев из-за этого, я наказывал, я казнил. И страхом руководствовались мои рабы. Они верно и отчаянно исполняли мою волю, содрогаясь от пристального и жестокого контроля Даора, а потом умирали. Не от болезни и травм, а от усталости. И я этого не понимал! Я не ощущал такую же потребность в пустом времени, которое, оказывается, позволяло другим жить. Но теперь познал жажду сна и полное нежелание перемен.       Это изменило меня. Показало иные, недоступные ранее грани, о которых я был обязан помнить, пусть и не нуждаясь в таком. То были правила материальности, отрезанные для меня чернотой. - Нет. Передай Лу приказ, касающийся пленной. Пусть он выделит стража сюда, чтобы тот проконтролировал все. - Да, Владыка. – Мой подчиненный уже успел переслать мое веление главе стражей и уже снова внимательно слушал меня. - После оба следуйте к кораблю. Не задерживайтесь. - Как пожелаете, Император. – Сдержанно отчеканил Даор.