ИНХАМАНУМ. Книга Черная

***

      Даор хмуро следил немигающим взглядом за тем, как один из рабов бинтовал руку пленницы. Тот медленно, аккуратно и тщательно оборачивал вокруг худого запястья плотную ленту так, чтобы та не спадала и не сдавливала плоть. Подобных ран на теле Кхеввы было очень много, хотелось даже сравнить их с трупными пятнами, девушка будто сгнивала заживо. Именно поэтому лекари настояли на том, что перед тем, как приступить к обрабатыванию ран, следовало вколоть жертве снотворное. Я разрешил, потому ро’оас лежала тихая, слабая и бездействующая, подвластная неумолимому сну. Ее расположили на высоком металлическом столе в одной из закрытых лабораторий, где из-за яркого, но искусственного света кожа казалась лишенной любого теплого оттенка и отдавала голубым цветом, почти синеватым. В медицинское крыло дворца перевозить ее не стоило, так число свидетелей, видевших ее, увеличилось бы в несколько раз. А распространять слухи о существовании выжившего наследника Аросы было бы, по меньшей мере, глупо даже среди слуг и обитателей императорского дворца. Особенно во времена надвигающейся гибели.       Даор тяжело вздохнул и обернулся ко мне. - Зачем бинтовать ее раны, если она все равно находится в стерильной капсуле, где аппаратура поддерживает ее состояние? - Затем, что обратно в капсулу Кхевва не вернется. – Сухо ответил я, не сводя глаз с пленницы. Не смотря на то, что доза введенного вещества обеспечивала крепкий сон для ро’оас, мне казалось, что она может очнуться и прибегнуть к своим силам в любой момент. Наверное, причиной такого моего опасения было то, что глаза, сокрытые нежными веками, резко и дергано двигались, будто видя нечто пугающее и заставляющее содрогаться. Но, возможно, я сквозь черноту ощущал таящуюся в девушке силу. - Император? – Недоуменно и даже несколько испуганно выговорил раб. Затем взволнованно замолчал, нахмурился еще больше и после этого словно просиял от озарения. Его винные глаза вмиг окрасились янтарем. – О, Владыка, Вы нашли выход? Вы знаете, как остановить надвигающееся? Можно спастись от скверны Орттуса? - Я лишь предполагаю, Даор. Путь спасения мне, увы, все еще не известен. - Вы поделитесь своими мыслями… - Он помедлил и почему-то смутился, - … со мной? Я бы хотел помочь, если такое возможно. По мере сил, все, что я могу сделать… я хочу помочь! - Неужели ты не видишь собственного вклада в Империю? Зачем ты ищешь большего, если уже являешь моей правой рукой. Это напоминает первый год после того, как я даровал тебе касту раба и ввел в свою свиту. – Мои губы слегка изогнулись в улыбке, а в глазах же не проскользнуло никаких эмоций и чувств ностальгии. – Но ты фанатично, до агонии и лихорадочного приступа продолжаешь вести себя как прежде. Ты будто ищешь способ снова и снова доказать свою необходимость, упрямо не замечая того, насколько стала зависима слаженность работы в моей Империи от тебя. Неужели ты не понимаешь и не видишь моего доверия? - Мой вклад очень мал. – Тихо отвечал раб, как будто не обращая на мои слова никакого внимания. Возможно, он действительно не верил в них, чувствовал себя бесполезным и ничтожным. Недостойным звания Первого раба Императора. – Если Лу, командор гвардии стражей, влияет значимо и веско, являясь, по сути, военачальником, то я всего лишь слуга. Я только и делаю, что бегаю с поручениями. Так почему бы мне не попытаться проявить себя лучше? Я хочу облегчить Ваше бремя. - Ты лжешь, Даор. - Но Вы не против такой моей лжи. - Лишь до того момента, пока ты контролируешь себя и то, что ты делаешь. - Я уже клялся Вам, я не подведу. – Пылко выкликнул он, взмахнув руками, при этом одна прядь из строго зачесанных волос выбилась и спала на покатый лоб. – Я лучший слуга во всем дворце и свите. Я незаменим и достоин своего положения, но я могу больше… - Достоин, разумеется, достоин. – Я усмехнулся, переплетя между собой пальцы рук. Острые ногти от незатейливого движения ярко замерцали на свету. – Но не нужно. - Почему Вы всегда отталкиваете мою помощь?! – Вскрикнул раб. На его измученном тревогами и надеждами лице проявилась немыслимая усталость, даже показались мелкие морщинки вокруг глаз, а губы резко стали бледными. – Я что-то делаю не так? Неужели за все эти годы моя верность не была доказана? - Смени тон, раб. – Прошипел я, отчего слуга мгновенно сник и сжался, втянув шею и склонив голову, ссутулился. – Не забывай свое место. Ты – раб. Цени свою касту и свое положение. Большего у тебя никогда не будет. Но не забывай, что ты все же остаешься человеком. У тебя и твоих сил есть ограничения, которые пока ты можешь отрицать и намеренно не замечать. Пока можешь. Но однажды ты устанешь, так же как и сотни прислужников, которых ты довел своей дисциплиной до смерти или полного истощения. Я ценю твою преданность и исполнительность, но прежде всего я желаю, чтобы каждое твое действие было наполнено осмысленностью и верой в меня, Империю и Орден Сиитшет. Не подводи все к строгим рамкам, а действуй одухотворенно. Механическое исполнение приказов не создадут из тебя больший идеал, чем понимание того, что ты делаешь и ради чего.       Повисла вязкая тишина, только тихо шуршали бинты в руках рабов и упрямо, почти гордо доносилось тяжелое дыхание последней из Аросы, что все еще оставалась без сознания. Где-то за стеной что-то звонко тикало, переливалось ненавязчивой трелью, и слышались приглушенные голоса. В углу считывал данные с панели информации урихш целителей. Раб же все не отрывал тяжелого и немного мутного взгляда от пола. - Даор. - Да, Император?       Слуга испуганно уставился на меня блестящими глазами, его пальцы нервно перебирали тонкий шнур, свисающий с пояса. Он выглядел растрепанным и до безысходности беспомощным, ничтожным и растерянным. Тогда я подумал, что великое счастье скрывается в том, что ни он, ни кто-либо другой не видит такого же состояния у меня. Как такое увиденное могло повлиять на веру и почитание? Как я мог сохранить яркость своего величия, когда ни один раб больше не был бы способен найти во мне и моем образе тот идол, на котором и держалась все моя Империя? Я стал бы еще одной пародией на Высшего, но опровергнуть такой факт не смог бы вопреки всем усилиям. Чернота не спасла бы меня. И только отсутствие эмоций ограждало и отсекало от меня густоту и ненасытность бесконечной жалости.       Мое лицо стало маской, даже глаза перестали выражать то, что я испытывал. - Послушай меня и пойми. – Проговорил тихо я, не обращая внимания на суетящихся вокруг рабов. – Ты очень значим как для Императора, так и для Империи. Ты незаменим, ты моя правая рука, мой верный раб и помощник. Тебя боятся не меньше, чем меня. И твои решения помогают процветать нашему миру. - Но я слаб. – Прошептал прислужник и поник больше прежнего. – Позорно слаб. Это так недостойно для слуги Властителя великой Империи. Я ужасно позорю, оскорбляю Вас своим присутствием рядом. В каждом своем действии, слове, руководстве и даже простой передаче и озвучивании Вашего приказа я замечаю тень и искажения из-за собственной беспомощности. Мне видится, будто я в своих руках передаю деяниям оттенки Аросы. Это порочит все вокруг. Это уменьшает силу и степень влияния канонов Сиитшет. - Если тебе страшно, это не значит, что ты слаб. – Мне пришлось приподнять голову раба, чтобы тот смотрел в мои глаза и не смел отвернуться. Отчего-то мне казалось, что ему будет достаточно моего взгляда, который отдавал ему частичку черноты, отравляющую, но перерождающую саму душу слуги. Я не касался прислужника, только приставил острый коготь к его шее, а затем перевел на подбородок, оставляя едва заметную, белую царапину. – Это ничего не означает, кроме того, что ты жив. Ты и сам понимаешь, сам говоришь, что замены тебе нет. Ты четко и ясно осознаешь свою важность, блестяще справляешься со своей работой. Но за все эти годы твой взгляд не изменился. Ты, как и раньше, продолжаешь ползать у моих ног, хотя я дал тебе свободу. Не снял ошейника, не повысил касту, но разве любой другой раб может гордиться вольностями, которыми обладаешь ты? Зачем ты продолжаешь унижаться? - Я не… - Он дернулся, будто хотел таким способом избежать неприятного разговора, заставляющего задуматься о самом больном и ранящем. - Ложь. – Мой голос проскрежетал металлическим громом. – Если не можешь признаться в этом сам себе, то не смей лгать своему Владыке. Я все вижу. И все понимаю. Возможно, даже больше, чем ты думаешь сам. Ты с помощью человеческой наивности придумал себе образ, за которым сам притаился и заслонился о того, чем ты живешь. И именно это глупо и недостойно, ибо ты создал из себя марионетку, что подчиняется твоему же управлению. Так легче, но мысли. Живи. Я вижу в тебе совершенно не то, что ты находишь в своем отражении. - Я не унижаюсь! Я лишь хочу быть достойным! Я хочу помочь! – Зашипел раб, и я с удовольствием заметил в его взгляде едва проскальзывающий гнев. - Глупость. Обман! Ты полностью осознаешь и, более того, гордишься своей работой. Я и Лу, и все остальные видели и знаем, как ты ведешь себя с теми, кто подчиняется тебе. Многие стражи из гвардии высказывали своему командору, что боятся тебя. Ты умен, хитер и рассудителен. Более того, ты коварен и холоднокровен. И еще ты копируешь меня. Это не осуждение и не укор, скорее хвала. Ты находишься на своем месте, тебе нравится твоя жизнь, ты справляешься со своими обязанностями. И я уже почти не сомневаюсь, что если со мной что-то случиться, ты сможешь удержать Империю в своих руках. По крайней мере, ее большую часть. – Я провел ногтем по подбородку и губе раба, вспарывая кожу и глубоко разрезая плоть, что мгновенно обагрялась алым. – Но продолжаешь утверждать, что ты слаб и ничтожен! Добиваешься большего внимания?       Даор не смог ничего мне ответить и как-то возразить, лишь несколько побледнел и попытался отвести глаза в сторону. Это вызвало у меня только усмешку, после чего я оттолкнул слугу. Он же не стал стирать с лица кровь, даже не зажал рану, лишь вытащил из незаметного кармана чистый, белый платок и со смирением стер красные разводы с моего ногтя.       Снова наступила тишина, к этому времени рабы закончили перевязывать пленницу и замерли рядом, почтенно склонив головы. Я кивнул им, позволяя покинуть помещение. - Мне нравится… - Едва слышно выдавил из себя раб. Густые капли уже своевольно успели расплыться бурыми пятнами у него на груди. – Мне очень нравится. - Унижаться и приравнивать себя к грязи? – Я приблизился к ро’оас, осмотрел ее истощенное, почти серое лицо и подрагивающие от напряжения пальцы. Данные на панели, что мерцала над ее головой, говорили о том, что скоро она должна была прийти в себя. Действие состава медленно переставало проявляться. – Это заставляет меня задумываться о том, что я ошибаюсь, что мне не стоит ценить тебя так высоко и доверять столь важный пост. - Позвольте мне объяснить, Император? Умоляю. Я могу только представить насколько мерзко и низко выгляжу, но ничего не могу с собой сделать. Это чувство выше меня. Оно сводит с ума. Я впадаю в безумие, когда не вижу подобного отношения к Вам со стороны других слуг… и даже сиитшетов. Мне кажутся они слепцами. Они не понимают, они не чувствуют! - Я уже не уверен, что хочу это слышать. Ты говоришь сумасшедшие и больные речи, Даор. – Мой взгляд переместился с девушки на смущенного до предела раба, который был бел, как снег, и алые полосы на его подбородке виделись мне ядовитыми, яркими до токсичности. - Я объясню… - Обреченно проговорил он. - Хорошо. Говори, но у тебя совсем немного времени. – Дозволил и смилостивился я. - Тебе еще нужно успеть приготовить корабль. Без опознавательных знаков и всяческих гербов, чем он будет проще, тем лучше. В нем также должно быть все, чтобы один человек смог прожить достаточно долго, совершая путешествия из сектора в сектор. И не забудь про маячок. Спрячь его надежнее, чтобы его нельзя было найти и обезвредить. - Я успею! Спасибо, Император! Спасибо… - Он облизнул губы и чуть скривился, чувствуя солоноватый привкус во рту, а затем изящно опустился на колени, но головы не склонял и не припадал к полу. Только аккуратно положил руки на коленях. – Мне нравится осознавать то, что Вы величественны, сильны, могущественны настолько, что я в сравнении являюсь абсолютным ничтожеством. Это может показаться извращением и неудовлетворенностью, но все не так. Я действительно вижу в Вас… - Он вдруг сбился и осекся, тяжело вздохнул, сильно жмурясь. Затем выдохнул и продолжил снова. – Вы – Император. Владыка мира и всех, всего, что есть в нем. Вы выше всех. Вы являетесь идеалом. Жрецы назвали Вас богом. Но для всей Империи это тоже является простым титулом. Я понимаю это. Наш мир очень сильно связан с техникой и наукой, а такой стороне, как вера, высшие сущности, нечто запредельное, почти мифическое – все это ему чуждо. Потому и определение «бог» превратилось в статус, какую-то должность. Титул, но не более. И во всем этом ужасе, во всей пресности бога, настоящего, подлинного в Вас вижу лишь я. - Громкие слова, Даор. Но они ничего не прояснили. Только усилили мою догадку. – Я отвернулся. – Сейчас очень страшное и тяжелое время, но я готов дать тебе несколько дней отдыха. Надеюсь, тебе они помогут. - Нет! Я не покину Вас! – Закричал раб, но его голос дрогнул и прозвучал слишком звонко. – Нет. Вы ничего не понимаете. Наверное, мне следовало говорить это раньше, после того, как Вы вернулись с Китемраана. Тогда Вы понимали лучше, Вы, кажется, больше осознавали истинного себя… Теперь же, после стольких лет память о том, что случилось в Обители, то, каким Вы тогда были, покинула Вас. Вы почему-то с таким рвением и желанием стараетесь казаться обычным человеком, что даже величайший дар жрецов отвергаете и принижаете сами. Жрецы! Великие священнослужители Ордена Сиитшет Вас провозгласили божеством всего нашего мира! Ни один си’иат или правитель не может похвастаться подобным за всю историю! Это небывалое, это немыслимое! И если такое решение приняли культисты, подчиняясь Вашему приказу, то все было бы понятно. Но нет! Они сделали это сами. Они собственноручно искоренили из своих рядов несогласных и противостоящих перемене. Многие жертвы были принесены в угоду воплощения такой идеи. Но Вы продолжаете преуменьшать ценность и важность изменения. Как будто от этого Вам легче. Неужели Вы не гордитесь такой верой в Вас? - Свободен. – Грубо отрезал я, но прислужник не пошевелился. - Я действительно вижу в Вас Высшее существо. Настоящее. Создателя, Творца, того, кто правит миром. Божество Аросы бесполезно и слабо по сравнению с Вами. И я не могу понять, почему другие этого не видят?! Ведь все лежит в открытых ладонях. Фрески на Аньрекуле, первейший Орден Сиитшет, да даже то, что Вы пришли с Орттуса. Это все доказывает правоту моих слов. И то, что я так… - Он едва ли не завыл, изрекая режущие изнутри слова, - … так слаб перед Вами, лишь усиливает мою веру. Укрепляет и дает прочувствовать в большей мере. Да, я для этого делаю порой жуткие вещи, но это все из-за того, что Вы сами не признаете себя! Я – человек! Слабый, смертный, сострадающий и сомневающийся человек. Я обременен телом, его желаниями и требованиями. Я прикован к воздуху, пище и воде, ко сну, к отдыху, болезням, смерти, но Вы! Вы не такой! Вы не спите, и это не уменьшает Ваших сил и рассудительности! За это время любой смертный человек уже сошел бы с ума и погиб, а Вам отдых просто не нужен. Но Вы, Император, отрицаете и это, а потому мучаетесь ночами, пытаясь подвести себя под рамки человечности. Пища также не нужна Вам. Сладость, то что от самых малых лет прельщает детей, а потом переходит и ко взрослым, отвратительна для Вас. От трапез Вы отказываетесь, но истощения нет. Ни болезни, ни вирусы не влияют на Вас. Даже кровь Ваша неделима. Но Вы, Инхаманум, привыкли не обращать на это внимания. Оставили лишь тень факта где-то на грани осознания и забыли. Неужели Вас пугает все это? Вы отказываетесь не просто проводить исследования, а прочесть мои данные. Но я, ваш раб, знаю многое. Кровь неделима, но она при этом не является новым веществом, также как и воды с Орттуса. Это нечто иное. Не вещество, не энергия. Но теперь оно распространяется по Сакраосу. Оно отравляет и убивает! И как ему противостоять? Я хочу помочь! У меня есть знания! Почему же Вы останавливаете меня?       Даор повысил голос, выдвигая мне обвинение, но потом резко замолчал, все также не склоняясь. Его взгляд искрился пытливостью и настойчивостью, но еще больше надеждой и верой. Он всей душой надеялся, что я очнусь от своего забытья и все же начну действовать, как раньше. И я понимал его, но что-то будто останавливало меня. Это нечто оттягивало момент действий, замедляло его наступление, словно еще некоторые секунды должны были пройти для наступления всеобщего понимания.        Я ничего ему не ответил, но не потому, что мне нечего было возразить. Я мог найти сотню упреков и больных фраз, что довели бы моего раба до истерики или даже до самоубийства, но я всего лишь не хотел задумываться над его словами. Это бы снова вернуло меня на острие вопроса о том, кто же я такой. Но я так устал…       Устал не замечать и бояться конца, который должен был обрушиться через эти несколько секунд. - Простите меня за мои недостойные и дерзкие слова, Владыка. Я пытался объяснить природу своего поведения, но, похоже, вышло совсем плохо. Простите, я и, правда, жалок. Но вновь обещаю, что никогда не проявлю себя с такой стороны прилюдно. Я не посмею таким образом оскорбить своего Императора. Я просто очень хочу помочь. И мне кажется, что я знаю как это нужно сделать. - Почему же мне видится совершенно другая причина? – Прошипел я, замечая, что в таблице появилась графа, которая гласила, что скоро пленница пробудится. – Даор, я хорошо помню тебя в храме на Аньрекуле. И я все понимаю. Мне чужды эмоции и привязанности, но когда-то я был другим. Я очень многое видел и очень многое пережил. Мое детство не было проведено в шелках и дурманящем тепле касты сиитшетов.       Я взглянул на молчащего слугу, который с надеждой и одновременно с робостью смотрел на своего идола. Он действительно видел во мне подлинного бога, возможно, что даже нечто выше. Он был готов на все, лишь бы остаться подле меня, служить мне и изредка обращать на себя мое внимание в виде разговора и беседы. В этом было что-то иное, ранее забытое всей цивилизацией, упавшей в рамки инстинктов и самосохранения. Странно, что такое уже не вызывало отвращения, будто Даор на самом деле сходил с ума от редчайшего понимания, что оказалось недоступно и для меня самого. Если раньше я видел в нем очень много странности и искажения сознания, болезни и мерзости, то теперь различил настоящую беспомощность и страх. Раб не понимал, что сам испытывал, и инстинктивно пытался усилить это чувство, чтобы разобраться, но лишь больше запутывался и падал в пучину безумия, еще больше задыхаясь от человеческого. Но возможно, что понимание всего было для обычного человека недоступно. Даор пытался познать непознаваемое, потому утопал, обрушивался в паутину привычного для любого смертного. И все испытываемые им чувства, так или иначе, но обращались во что-то, уже существующее в воплощенном мире. И это отягощало, утаивало под своими тоннами подлинные ответы, делая их воистину недостижимыми.       Я тихо добавил. - Не напоминай мне о моем детстве. - Простите меня, Император… - Испуганно, отчаянно выпалил раб. – Позвольте мне исправить… - Тихо. Довольно тяжелых слов, и без них мы в ужасном положении. Ответь мне еще на один вопрос. Возможно, удастся вернуть надежду. Ты же с рождения жил среди братьев культа Аросы. Неужели не вспоминается ни одна легенда про Орттус, про ту планетарную эпидемию? Что-нибудь? Хотя бы намек? - Боюсь, что нет. – Даор виновато покачал головой. – В моем детстве все грезили о мести сиитшетам. И из-за этого потеряли исконный свой облик и совокупность идеалов. Смею предположить, что именно отвержение себя настоящих, своих истинных основ повлекло за собой жуткие смерти ро’оасов. Эти муки и истекание кровью бога… Не война же с си’иатами ей причина? Аросы виновны сами. - А Аньрекул? - Отец ничего мне не рассказывал о нем такого, что как-то могло быть связано с тайником. Простите, мне ничего не известно. Если бы я что-то знал, то уже бы рассказал Вам. Я ничего не скрываю. Я хочу быть полезным. - Жаль. – Слишком равнодушно озвучил я. - Простите… - Снова зашептал Даор, но я жестом остановил его. - В этом нет твоей вины. В равной мере вина лежит как на плечах ро’оасов, так и на плечах сиитшетов. Все мы своими стараниями обрекли мир на такую участь. Войнами, противостояниями, коварством и безжалостностью, но в большей мере самолюбием, эгоцентризмом и живой глупостью. И теперь всего лишь наступила расплата. Страшная кара. Ее следовало ждать, но, может быть, уже слишком поздно что-то исправлять. Если и есть это Высшее Создание, Разум… божество, то оно уже непременно сделало свой выбор. И вряд ли в пользу нас. - Вы, правда, думаете, что это конец? – С мольбой и паникой в голосе вопросил он. - Да. Не все может подчиняться привычным формулам. Мы живем в мире, который сотворен чужими руками. Мы совершенно не знаем, какими законами он устроен, а то, что видим... О, это всего лишь малая кроха доступного, что смертные могут воспринять и понять. Большее, то, что истинно важно, то первейшее, нам никогда не станет открыто, и, наверное, это к лучшему. Декорации, картинки и иллюстрации в детской книжке, но так хочется, до безумия хочется большего. Необходимо показать свою значимость, утвердиться за чей-то счет. Но мы дешевый и вышедший из строя разменный материал… - Вы говорите так страшно. Но неужели больше нет надежды? - Я не знаю. Ничего, ни малой крохи. Даже не могу предположить, что случиться в следующий час или миг. В любом случае, привычного мира больше не будет никогда. Не знаю, каким образом, но преданные тобою братья как-то смогли сдержать отраву черноты. Секрет, увы и ах, утерян. И единственное, что я могу сейчас сделать – это отпустить на волю последнего из Аросы. - Кхевву?! Отпустить?! – Ужаснулся слуга. - Именно. - Но как такое возможно?! – Даор вскочил на ноги. – Она же такая же угроза Империи! Она попытается убить Вас! Это без всяких сомнений! Это смертельно опасно! Снова будет война! Как Вы можете рисковать собой?! Император?! - Твои чувства и переживания за меня сейчас не играют никакой роли. Я такой же человек, как и ты. Материал. И если для процветания объединенной империи потребуется такая жертва, то я ее отдам без сомнений.       Мой голос прогремел хриплым громом, заставляя раба все же замолчать, отступить от меня на шаг и лживо, неправдоподобно создать хотя бы видимость исполнения этикета. Я же едва смог подавить в себе нахлынувший гнев, на который чернота откликнулась очередным припадком жестокого и унижающего смеха. - Империя?! Император? Даор, обернись! Мы все висим на волоске! Гибнет не только моя империя, но и весь мир разом! Я должен его спасти! Не власть сейчас важна, а сама жизнь. Возможность ее существования! Иначе все, за что я бился, падет прахом и сажей! Если такова цена за десять лет моего правления, то лучше бы я никогда не надевал короны! - Но она убьет Вас! - Нет. Она и не вспомнит о своей обожаемой, поддерживающей ее жизнь мести, когда увидит, что творится со Вселенной. Она попытается спасти, тем самым, сыграв мне на руку. С одним ро’оас я справлюсь. Вашей армии больше нет. Она одна. Но и этого достаточно. В любом случае, большего у нас просто нет. Это последний шанс. Единственная возможность для выживания. Иного я не вижу. Боюсь, что выхода больше нет. И потому нам придется рискнуть. Потом будем думать о короне. Потом! - Но у Вас есть могущество! Ваш дар! Зачем Вам какая-то девчонка из вражеской стаи?! Вы же делали такое, что только… - Он развел руками, словно охватывая огромный мир, который не вмещал в себя всю степень моих возможностей, - … только Высшему созданию под силу! - Нет его, Даор! Нет!       Раб резко замолчал, а его руки безвольно опали. Он и сам едва устоял на ногах, будто лишившись всех сил в один миг. Даже яркие вишневые глаза потухли. Я же отвел взгляд в сторону и скрестил руки на груди, намерено сохраняя всю статность и надменность, которую еще мог показать, за которой мог скрыться. Признавать свою слабость было невыносимо больно.       Слуга подошел на шаг ко мне, открыл было рот, чтобы что-то сказать, но растерялся и странно повел плечами. Закрыл рот рукой, размазывая уже загустевшую кровь по щекам. От этого его заметный шрам стал еще более явным. А затем тихо настолько, что я, стоявший совсем рядом, с трудом смог разобрать его слова. - Как это нет?.. - Нет. – Также почти беззвучно ответил я, продолжая избегать встречи взглядами. - Но Ваше тело такое же ядовитое, как прежде. Оно обжигает и ранит. Ваши волосы рождают темные силуэты. Вы, как и раньше, перемещаете предметы усилием воли, влияете на разумы подчиненных. Не можете терпеть сладости… - Он резко вобрал в себя воздух, а затем также быстро выдохнул. Добавил. – И приступы тоже случаются. - Не важно. Отныне все не так. Мои силы со мной и во мне, но более не подчиняются на любое мое усилие и желание. Они действуют лишь тогда, когда выбирают момент сами. Но теперь я не могу рассчитывать на свою силу. – Я отмахнулся от него. – И не смей спрашивать меня больше, раб! Я не хочу говорить об этом! Я все решил! Приказ озвучен. Исполняй! Если не в силах выполнять свои обязанности, передай поручение Лу и не мешайся!       Не заботясь о состоянии пленницы, что в любую секунду могла очнуться, и не обращая внимания на раздосадованного раба, забывшего о своем месте и моем законном праве убить его, если я того пожелаю, я быстро направился к выходу. Уже успел активировать панель управления, нажал на символ, что отдавал сигнал двери открыться, створка бесшумно задвинулась в полость в стене, когда по моему горлу прошлись оледенелым, затупившимся ножом слова Даора. - Вы боитесь.       Я замер.       Слова никак не могли родиться и сорваться с моих губ. Казалось, что пол под моими ногами вздрогнул и стал расплываться мягкими, будто губка, пятнами. Звуки сразу же стали тягучими, неверными и длинными, как эхо в толще воды. Воздух не решался проскользнуть в легкие.       Так долго я намеренно старался казаться бесчувственным, более того, я таким стал. Меня считали тираном и убийцей, извергом и воплощенной чумой, но жалкий раб сумел рассмотреть под пылью золота и роскошных тканей, под блеском императорского венца и маской черноты, то, что отдаленно напоминало человеческую, последнюю черту, что оставалось от меня живого.       Страх.       Не стоит и говорить о том, насколько я отчаялся в тот миг. Клеймо позора мгновенно закрепилось в моем сознании. Я вновь почувствовал себя тем рабом, который изуродовал руки о ледяные стены тюремной камеры мелких сиитшетов.       И именно в этом состоянии я неожиданно ощутил ласковое, бережное, нежное прикосновение черноты. Словно теплые руки коснулись моего лица, провели мягкими пальцами по щекам и векам, дотронулись до волос, на что сразу же откликнулись лики и потянулись собой следом за кем-то. Прикосновение было настолько знакомым, но одновременно неузнаваемым, что я на частицу времени забыл обо всем. А затем невидимые пальцы провели по шее и сжали запястья до боли, до судороги, чтобы после резко исчезнуть. - Да. – Подтвердил я слова прислужника, чем очень его огорчил. Даор ничего не смог мне ответить. – Боюсь. Тебя так это задевает? Считаешь меня слабым? - Нет.       Сказано это было искренне и чисто, без намека на сомнение. Я даже обернулся, чтобы посмотреть на мужчину, который все также стоял около стола с ро’оас и пристально смотрел на меня глазами, пропитанными искрами и блеском. И еще его губы слегка изгибались в легкой, доброй улыбке. - Почему? - Это значит, что Вы чувствуете, что понимаете других, в том числе и меня. От этого теплее. Даже спокойнее. Может быть, мои слова прозвучали дикостью, но это так. Теперь я уверен, что Вы понимаете. По-настоящему понимаете меня, а потому все мои слова не прозвучали даром. Они остались в Вашей памяти. - И? - Это означает, что Вы ближе.       Я только недоверчиво хмыкнул и вышел из комнаты, прислушавшись к тому, как за мной закрылась с шелестом дверь.