По ту сторону

      Утро субботы было тем, что молодая Гриффин ненавидит практически так же, как любит вечер пятницы.       Очевидно, так было не всегда.       Когда Кларк училась в школе, она обожала субботу, а особенно утро: девочка просыпалась не от жуткой головной боли и жажды, как часто бывает сейчас, а от запаха ароматного завтрака, заботливо приготовленного отцом. Суббота всегда была днём семьи для Кларк. Это было их традицией.       Ещё до того, как погиб отец девушки, а мать с головой погрузилась в медицину, каждую субботу они выбирались куда-нибудь на природу в лес или на речку, а в особенно прекрасные дни ездили на Чисапик Бич — именно там находился их небольшой домик возле океана. Час езды на машине за весёлыми разговорами пролетал настолько быстро, что порой Кларк хотелось продлить поездку, чтобы чуть дольше наблюдать мелькающие за окном пейзажи и слышать порой несносное пение родителей их песен.       Кларк была прекрасной дочерью. Обычно, чем старше становится ребёнок, тем больше он отдаляется от родителей, но не Гриффин. Она так сильно любила своих, что почти всё своё время они проводили вместе.       Нет, у Кларк было много друзей, но родители для неё всегда были на первом месте. Она не была родительской «подкаблучницей», и своеобразный характер Кларк часто становился преградой между ними и дочерью, но она их любила. Слишком.       Сейчас же Кларк почти двадцать пять, и её суббота состоит из попытки прийти в себя после пятничной вылазки в клуб недалеко от её дома. Не то чтобы Кларк слишком часто позволяла себе такие походы — хоть она и не была полноценным врачом, она шла к этом, поэтому не могла позволить себе показаться на срочном вызове в неподобающем виде. Именно поэтому пятница стабильно является днём отдыха. И в эту пятницу Кларк, не изменяя своим традициям, отправилась со своей лучшей подругой Октавией и девушкой (уже бывшей) в любимый клуб.       Нет, Кларк не напилась, чтобы заглушить боль от расставания. На самом деле, она не имела особых чувств к Найле, а их отношения вот уже несколько недель заключались в быстром перепихоне дома у кого-то из них.       Вчера же в клубе Кларк окончательно закончила их отношения после того, как увидела Найлу и какую-то девицу, страстно обжимающихся возле женского туалета. Они ввалились внутрь, не замечая никого на своём пути.       Ну, а Кларк… Она не почувствовала ничего, кроме раздражения из-за того, что не может справить нужду.       Возможно, блондинка даже не говорила Найле о их разрыве, но она подумает об этом, когда виски не будут так сильно пульсировать, а сердце уж наверняка не сможет остановиться от перенапряжения. Стоит ли говорить, что Кларк была безумно рада открыть глаза и обнаружить себя в своей квартире. Гриффин не могла сказать, что именно было её последним воспоминанием, но половина вечера упорно не хотела ложиться в чёткую хронологическую последовательность.       Почувствовав ужаснейший перегар, девушка на еле согнутых ногах проходит в ванную и достаёт из аптечки аспирин. Ей кажется, что, возможно, она сможет осушить мировой океан на добрых семьдесят процентов. Лёгкую приятную усталость в теле после диких танцев с Октавией разбили мягкие струи прохладного душа.       Наконец почувствовав себя человеком, Кларк накидывает шёлковый халат и шествует на кухню. Организм лёгкой тошнотой упорно доказывал, что в новой порции еды не нуждается, но она знает: ей нужно что-нибудь съесть. Гриффин проходит мимо дивана, представляя, как приготовит куриный бульон, когда замечает, что что-то не так.       Это что-то, а именно девушка неизвестного происхождения, стоит возле окна, сложив руки на груди. Кларк решает повременить с раскрытием своего появления, желая рассмотреть девушку подробнее.       Длинные волнистые каштановые волосы ложились каскадом на плечи и спину, доходя почти до поясницы. Одета девушка в тёмные джинсы, облегающие стройные ноги, конца и края которых не было видно. Сама по себе она не была высокой, скорее даже маленькой, но эти её ноги — они же бесконечны!       Одобрив выбор пьяной себя, Кларк кашляет.       — Милая, эта ночь была просто восхитительной, но я думаю, тебе пора. — Голос девушки всё ещё хриплый от недавнего сна, а голова до сих пор болит, поэтому она не пытается быть слишком милой.       Шатенка медленно разворачивается, перебрасывая волосы на спину, и с прищуром смотрит на Кларк. Гриффин мысленно дала себе пять — джекпот! Она просто восхитительна: зелёные глаза подозрительно осматривают Кларк, и от этого взгляда ей отчаянно хочется вспомнить всё, что было этой ночью.       Боже, какие же это глаза! Ярко-зелёные, точно молодая трава весной (трава, Гриффин?), они пронзают насквозь. Острые скулы делают её лицо не менее очаровательным, но дерзким. Ноздри медленно раздуваются, и блондинка не может не понять, что стоящая напротив не в лучшем расположении духа. Кларк переводит взгляд ниже: пухлые, словно созданные для поцелуев приоткрытые губы. Теперь она может только представить, как эти самые сочные розовые губы смотрелись возле её…       Девушка кашляет, прервав мысли Кларк.       — Ты кто?       Лучше бы она молчала. Её голос спокойный, но оттого не менее будоражащий фантазию. Тихий, с хрипотцой, но такой мелодичный — он кажется Кларк лучшей музыкой для собственных ушей.       Спустя несколько секунд Кларк осознает сказанное девушкой.       — То есть «кто я»? — Кларк прочищает горло. До неё сегодня долго доходит. — Ну, так даже лучше. Я тоже ничего не помню, так что это хорошо, что мы всё прояснили. Мы можем просто об этом забыть, а сейчас ты пойдёшь домой.       Нет, Кларк очень понравилась эта девушка, и она не была бы против обновить утраченные воспоминания новыми, но кроме всех тех бесконечных штук, которые Гриффин ненавидит, так же сильно она ненавидит объясняться с ночными девушками. Её хмельная голова не может выдержать эти визги и крики. Они обязательно встретятся в клубе, когда Кларк будет достаточно трезвой, чтобы запомнить каждую секунду их совместного времяпрепровождения.       — Где я? Не думаю, что была в этом районе раньше.       Кларк закатывает глаза, раздражаясь, но оттого не менее наслаждаясь голосом девушки.       — О'кей, я вызову тебе такси.       Что же, пока едет такси, Кларк может сделать им прекрасный куриный бульон. Девушка смотрит на шатенку, и её взгляд невольно падает в небольшой вырез белого топа с кружевными вставками. Он такой короткий, что полоска смуглой кожи чуть ниже пупка никак не отпускает её взгляд.       — Может, ты уже перестанешь пялиться? — раздражающе говорит девушка, бросая недовольный взгляд на Гриффин.       Она в очередной раз прочищает горло и смотрит в глаза шатенке.       — Ох, да… Хорошо, прости. Как тебя хоть зовут? — Незнакомка выдерживает небольшую паузу, будто размышляя, стоит ли называть своё имя.       — Лекса.       Что ж, теперь не такая уж и незнакомка.       — Я Кларк.       — Забавно. — Блондинка нахмурилась, услышав слова Лексы и ожидая следующей реплики про Кларка Кента или что-то в этом роде.       — Забавно что?       — Забавно то, что мы познакомились после определённо интересного вечера в компании друг друга только утром в твоей квартире. И, — Лекса смотрит на Кларк, вновь остановившись, — между нами точно ничего не было. Я проснулась на диване одетой на сто процентов, — услышав разочарованный вздох Кларк, Лекса хмыкает.       Может, Кларк и вела себя несерьёзно, слепой она явно не была. Какой-то странный испуг она может разглядеть во взгляде девушки, которая, нахмурив брови, рассматривает оживлённую улицу. Кларк молча отправляется на кухню. Слишком странное утро у этой субботы, и бедный мозг боялся не справиться.       Лекса не говорит больше ни слова, терпеливо дожидаясь такси, которое, к слову, не приезжает приличных полчаса. Кларк отличалась гостеприимством, поэтому не могла есть в одиночестве, когда рядом был какой-никакой, а всё же гость в виде Лексы. Гриффин принесла две тарелки с вкусно пахнущим бульоном и поставила на стол возле дивана, на котором расположилась Лекса с таким же напряжённо-испуганным видом. Она накручивает прядку волос на указательный палец снова и снова, изредка прикусывая нижнюю губу. Она усиленно о чём-то думает, и Кларк почему-то хочется узнать, о чём именно.       — Спасибо. — Гриффин приседает на безопасное расстояние от Лексы и принимается уплетать горячий бульон. Организм благодарно урчит, не пытаясь больше показать содержимое желудка сему миру, когда горячая жидкость течет в горло. Блаженно застонав, она переводит взгляд на застывшую Лексу, которая немигающим взглядом смотрит на ложку.       — Ешь, а то остынет. — Та и не шевельнулась. Кларк протягивает руку, чтобы обратить внимание Лексы. Произошедшее в следующее мгновение повергает её в шок, в то время как Лекса вздрагиавет, медленно переводя взгляд на руку Кларк, которая должна была находиться на плече зеленоглазой. Но она просто… прошла насквозь. Не почувствовав тепла кожи, она будто коснулась немного уплотнённого воздуха.       Так, стоп. Такого просто не может быть. Это просто воспалённый мозг Кларк и разыгравшаяся фантазия. Гриффин пытается ещё раз дотронуться до Лексы, но шатенка отстраняется. Она протягивает трясущуюся руку к ложке, попытавшись взять её, но та проходит сквозь неё. Кларк мгновенно трезвеет. Такого просто не может быть! Это всё бред сумасшедшего, и им оказалась сама Кларк.       Извинившись перед оператором и отменив такси, Кларк боится взглянуть на ошарашенную Лексу. Это не выглядит как реальность, всё слишком странно. Шатенка боится пошевелиться лишний раз, опасаясь задеть ещё что-нибудь и увидеть, как этот предмет пронзает кожу. Кларк не выдерживает эмоционального напряжения и, сбиваясь и заикаясь, начинает говорить:       — Итак, ты кто, призрак? Прошу меня извинить, но я смотрела очень много сериалов, так что если ты попытаешься сделать что-то — я знаю, что с этим делать. И вообще, как ты сюда попала? Выглядит как какой-то подозрительный фокус. Пока я буду в шоке, ты мне тут квартиру обнесёшь, или что? К слову, я не слишком верю в призраков. — Сложив руки на груди, Кларк слушает быструю дробь своего сердца. Она напугана… Нет, она ошарашена, в шоке и ужасе. — Рассказывай, кто ты, откуда и что тебе нужно от меня?       — Кларк, прости, но… Я не думаю, что смогу дать ответ на все твои вопросы.       — Почему это?       — Кажется, я... Ничего не помню.