***
— Девушка, примерно двадцати лет, скорее всего заражение, открытый перелом левой руки и несколько рёбер слева. Внутреннее кровотечение и полная отключка, на раздражители не реагирует… — краем уха словила девушка, одиноко сидящая на сидении в приёмной. Её взгляд устремился в работников госпиталя, которые слишком медленно, будто у них в запасе время всего мира, увозили молодую девушку на каталке. Она не слышала того, что они говорили до или после. Всё было слишком мутным, слишком размытым, для того, чтобы она понимала, что происходит. Люди в белых халатах и не только сновали вокруг неё, бегали и слишком копошились, что было на самом деле странно, для поздней ночи. Ночи? Была ли ночь, девушка не знала, но отчётливо слышала звук передвигающейся длинной стрелки часов на стойке. Среди всего этого шума голосов, топота и скрипа, этого до жути противного скрипа, слишком чётко она различала этот равномерный звук. Тик. Так. Тик. Так. Тик… Девушка опустила взгляд вниз, когда тошнота вновь подкатила к горлу. Господи. По всему коридору она видела следы. Не грязные следы. Кровавые. Кровь была везде. За небольшими дверями, которые похлопывали от сильного ветра, возле больших окон, за которыми виднелась широкая дорога и несколько невысоких деревьев. Рассвет, подметила девушка и мотнула головой. Не ночь. Она протёрла вспотевшей и противно мокрой рукой лоб, убирая падающие ей прямо в глаза противные рыжие пряди. Давно уже пора убрать эту чёртову чёлку, невыносимо медленно пронеслась в её голове мысль, которую сидящая тут же опровергла. Металлический запах ударил в нос слишком резко, заполнил собой ноздри и проник, кажется, на язык. Что это? Она прокусила губу? Нет. Нет, Дженна, и ты это знаешь. Девушка посмотрела на свои руки, кажется, впервые за всё это время, проведённое здесь. Почему они красные? В голове мелькнул образ девушки, которую только что увезли, а её руки так и дальше продолжили неистово трястись. Кап. Кап. Кап… Девушка вновь перевела взгляд на свои руки и вся её еда максимально близко подобралась к горлу. Это её трясёт или эту комнату? Она рассматривала каждый палец так, будто видела его в первый раз. Каждую линию, каждую вену и каждый миллиметр кожи. Все её руки были в крови. В вязкой алой крови, которая тянулась тонким ручейком к локтю, заполняя собой каждую клеточку её кожи, забираясь под кожу и въедаясь во все ткани. Руки невыносимо жгло. Будто она засунула их в костёр или в раскалённую духовку, нагретую до 260 градусов, в которой она обычно пекла свои любимые пироги. Её начало рвать слишком резко и неожиданно, а под рукой ничего, кроме милой домашней пальмы в подвазонники не оказалось. Слишком медленно. Слишком. Ей стало лучше. Кажется. Да. В голове замелькали события предыдущего дня. Или не предыдущего. Неужели она сошла с ума? А как же Джой, её сын… Ухватившись за мелькнувшую мысль о сыне, Дженна каким-то чудом смогла вспомнить всё, что было прошлой ночью. Она ехала от своей бывшей свекрови слишком поздней ночью, ведь утром её попросили появиться на работе. Да, точно, она работала кондитером в кондитерской с глупым названием «Marry» и её фирменной сладостью были лимонные капкейки по собственному рецепту. — Дженна Коннор? — от резкого грубого голоса голова вновь начала кружиться, а когда девушка попыталась поднять голову, её вырвало прямо на чёрные лакированные ботинки. Кто-то пытался помочь ей, принёс прохладной воды, вкус которой отдавал металлом. Девушка не ощущала ничего вокруг, кроме противной густой жидкости, стекающей по ладони. Всё вокруг было в ней. Вся плитка залита кровью и, казалось, она была даже на стенах. Дженна уже упоминала об этом? Точно, кажется её кто-то спрашивал. Какой-то мужчина, кажется.? Или это ей только привиделось? И почему пол опускается ниже.? Только спустя некоторое время девушка поняла, что её подняли. Наверное, подняли, ведь своих ног она совершенно не чувствовала. Она практически пришла в себя, когда вспомнила, что именно произошло. Ночь, трасса, резкий поворот и девушка. Девушка, которая через несколько секунд перелетит через машину. Новая волна тошноты подкатила к горлу, когда она поняла, что девушка, та, которую везли на каталке, и есть та самая, которую она сбила. Она сбила человека. В голову начали проползать одно за одним воспоминания этого вечера. О том, каким громким был хруст костей бедной девушки, когда она приземлилась. О том, как она выбежала к ней из машины. О том, как она пыталась зажать руками рану на животе, из которой хлестала кровь. О том, как судорожно набирала окровавленными пальцами 911 и о том, как слёзы катились из глаз, когда она пыталась нащупать пульс на шее. Столько крови. Откуда в ней столько крови.? Всё это казалось бредовым сном, но когда в нос вновь ударил едкий запах крови, Дженна осознала, что это взаправду. Она на самом деле убила человека. Убила? Или она ещё жива? Что с ней? Она хотела спросить очень много всего, но когда открыла рот, не смогла выдавить из себя ни слова. Взгляд прояснился и девушка наконец заметила перед собой темнокожего полицейского, который придерживал её за талию и разговаривал с одной из медсестёр. — Она… — прокряхтела Дженна, хватаясь рукой за саднящее горло и громко кашляя. Медсестра принесла ей ещё один стакан воды, который девушка попыталась аккуратно взять в руки. Она сделала глоток и через секунду стекло разлетелось в щепки от соприкосновения с плиткой. Она не смогла удержать даже чёртов стакан, что говорить о ведении автомобиля. — Жизни пострадавшей ничего не угрожает. — услышала девушка голос полицейского и от облегчения чуть не осела прямо на залитый кровью пол. Это ещё не значит, что ты не преступница, Дженна. Внутренний голос как всегда прав, но девушке все равно стало огромным облегчением услышать, что девушка, сбитая ею, жива. Всё только начинается.***
Кларк сидит молча, ожидая, пока Вудсы поговорят с только приехавшим офицером полиции. Она не знает, почему вообще осталась здесь, но что-то в глубине души её не отпускает, держит мёртвой хваткой за воротник светлой рубашки. Почему-то ей кажется, что она знает, что это. Лекса. Именно она её не отпускает. Гриффин кажется, что она совсем слетела с катушек. Лекса спит уже второй час, а офицер разговаривает с ними слишком долго. Наверное, хорошим решением было бы послушать, о чём идет речь, но Кларк не может. Она еще не до конца отошла ото всех событий сегодняшнего дня, и наверное, отойдёт еще нескоро. Когда мысли успокаиваются, Кларк замечает кофейный автомат в конце коридора. Она не большой фанат кофе, но от горячего напитка сейчас бы совсем не отказалась, но когда девушка видит любимый чай с жасмином, ни сомнения не остаётся в её голове. На вкус он как её воспоминания об их с Лексой совместных вечерах перед телевизором, как все их тихие разговоры после заката и украдкой брошенные взгляды изумрудных глаз. В горле встаёт непроходимый ком, который Кларк со всех сил пытается сглотнуть, но с треском проваливается. Она несколько раз глубоко выдыхает, считает в уме до десяти и постепенно успокаивается. — Кларк Гриффин? Офицер Дженсен.***
— Уважаемый офицер Дженсен, я уже, кажется, три раза вам повторила, что не знаю никакой Алексис Вудс, — сцепив зубы, в который раз ответила женщина, уже несколько часов сидящая в допросной. — Алексис Вудс это девушка, которая была похищена одиннадцатого октября две тысячи шестнадцатого года, и которую вы, миссис Коннор, сбили двадцать второго октября, год спустя, — отчеканил он, складывая руки на столе. Атмосфера предельно накаляется, когда офицер пристально вглядывается ей в глаза. Дженна не выдержала его натиска и уставилась в свой облезлый маникюр. Когда она последний раз ходила в салон? — Я рассказала всё, что знаю, ещё в ту ночь, — сглотнула женщина, потирая переносицу, — когда всё это случилось. Я больше ничего не знаю. Я никогда не встречала Алексис до всего этого. Дженна устала. Её настолько истощили все эти допросы, метания из одного участка в другой, встречи с адвокатами, да и собственные мысли не оставляли девушку в покое. Алексис была в коме. Из-за неё, Дженны. Дженсен записал что-то в свой блокнот, как обычно, со слишком сосредоточенным видом, будто она рассказала ему что-то новое. Однако Коннор не врала — она действительно ничего не знала о девушке и никогда не встречала её раньше. Лучше бы никогда не встречала, пронеслось в голове у брюнетки, пока она наблюдала за пишущим офицером. На самом деле, лучше бы этой молодой девушке никогда бы не посчастливилось встретить Дженну. Лучше бы им обеим никогда бы не пересекаться с друг другом. Но кто знает, что стало бы тогда с Алексис? Смогла бы она уйти от того, кто похитил её? Всё это слишком сложно для переутомившегося мозга Коннор. Она не спала уже тринадцать суток, и возможно, не сможет ещё столько же, если не больше. Дженна сомневалась, сможет ли когда-либо снова нормально спать, есть, печь её любимые капкейки и проверять домашнее задание сына. Она ничего больше не сможет делать так, как делала раньше. Сложно сказать, когда именно всё пошло не так. Тогда, когда она встретила Эдварда? Когда развелась с ним? Когда поругалась с его матерью, пока выносила вещи Джо, которые он собрал на три дня, которые собирался провести с отцом, в ту ночь, когда всё это произошло? Дженна понимала, что сможет найти миллион виноватых, но виновата была она сама. Никто не заставлял её садиться за руль в таком взбудораженном после неприятной стычки состоянии, она сама так решила. Господи, даже все эти ссоры сейчас казались ей такими нормальными, что она даже не была бы против вернуть всё назад. Она бы осталась ругаться с этой невыносимой женщиной хоть всю ночь напролёт. Но это всё невозможно. Она сделала то, что сделала, хоть и не умышленно. Одно её действие привело к другому, и это — результат её решений. Винить некого. Но намного проще было винить кого-то другого, нежели саму себя. Господи, как Дженна устала ото всех этих терзаний совести. На прошлой неделе она забыла о родительском собрании. А ещё за несколько дней до этого, Дженна не пришла на большую смену, о которой они договорились ещё несколько месяцев назад. У них был огромный заказ для свадьбы, а женщина просто не появилась. Она сказала, что ей стало плохо. А ей на самом деле стало плохо. Когда Дженна села в машину, ей стало настолько плохо, что она провела практически целые следующие сутки в обнимку с унитазом. В общем, всё было на самом деле плохо. Или она слишком себя жалела. А может и одно, и второе. — Я могу идти? — наконец решительно спросила Дженна, закусывая губу. Как же сильно она хочет вернуть всё назад. Офицер молча кивнул, не бросив на девушку и взгляда, продолжая писать что-то в своём блокноте. Коннор задерживается на секунду, прежде чем встать и молча покинуть допросную. Всё это выглядит как кошмарный сон. Вылетев из участка, девушка сразу же села в машину к своей сестре и громко хлопнула дверью, на что, как обычно, сестра цокнула языком и закатила глаза. — Ну что, как всё прошло? — спросила она, повернувшись вполоборота к застёгивающей ремень безопасности девушке. — Джулс, — Дженна повернулась к ней и посмотрела самым скептическим своим взглядом, — как обычно. Полтора часа впустую, — добавила она после короткой паузы, усаживаясь поудобнее. — Мне кажется, этот офицер просто на тебя запал, — полушутя сказала младшая Коннор, на что Дженна выпустила короткий смешок, подпирая ладонью щёку. — Но он точно не в моём вкусе, — пожала плечами она, поворачиваясь к сестре. — Едем? В больнице отчего-то пахло сыростью, затхлостью и кровью Лексы. Может, никто кроме Дженны не улавливал этот запах, а может он и вовсе был только в её голове. За стойкой регистратуры медсестра уже даже не пыталась узнать, кем она приходится пациенту, а просто молча кивнула в знак приветствия и ободряюще улыбнулась. Дженна, как отработанный номер, повернула направо, поднялась по лестнице на третий этаж и дошла до второго поворота налево, в который ей и нужно. Дверь в палату Лексы находится в двух шагах от неё, но Коннор не спешила заходить внутрь: там находилась Костия. Они успели познакомиться несколько дней назад и девушка ей показалась очень приятной. Она не пыталась обвинять Дженну в чём-то, чего она не совершала (или совершала), и вела себя довольно дружелюбно. Женщина села на кресло, рассматривая собственные ладони. Телефон несколько раз завибрировал, оповещая о новых сообщениях, но ей было плевать. Потом проверит. Дженна перевела взгляд на Костию, лицо которой чётко просматривалось за прозрачным большим окном. Девушка наклонилась к Лексе и продолжала что-то говорить, но Коннор не могла расслышать ни слова. Через несколько секунд она повернулась и заметила пришедшую. Стоило Дженне опустить взгляд на носки своих ботинков, как она услышала негромкий хлопок двери. — Привет, — тихо сказала Костия, неловко улыбнувшись и засунув руки в карманы. Она казалась такой маленькой на фоне этих высоких белых стен, такой прозрачной и изнеможённой, что было сложно узнать в ней ту, кем она была на самом деле. Хотя, откуда Дженне знать, какой она была на самом деле. Они знакомы от силы две недели, так что оснований полагаться на глубокие знания личности Костии у неё совсем нет. — Привет, — ответила Коннор, кивая на соседнее кресло, чтобы девушка села рядом, и та воспользовалась предложением. Дженна глубоко вздохнула, прежде чем спросить, — как она? — Без изменений, — отвернулась девушка, прикусывая губы и смотря на свою девушку. — Доктор говорит, что с каждым днём вероятность, что она очнётся, уменьшается, — тише добавила она, крутя пальцами, а Дженна только сглотнула горькие слёзы. Ей определённо нужно прекратить приходить сюда, прекратить общаться со всеми друзьями Лексы. Алексис, в который раз исправила сама себя Дженна. Ей хватит привязываться к этой девчонке, хватит винить себя во всём. Она не отнимала её жизнь. Это был несчастный случай. — Кто знает что будет лучше для Лексы, — неожиданно для самой себя и для Дженны сказала Костия, сжав ладони в кулаки. — Что? О чём ты? — Кто знает, что было с ней, — она сглотнула и остановилась на несколько мгновений, глаза остекленели и женщина поняла, что она ушла глубоко в себя, поэтому она испуганно вздрогнула, когда Костия хрипло добавила, — там. — Я понимаю, — сказала Дженна и потянулась рукой к плечу девушки, но вовремя отдёрнулась. На самом деле, ничерта она не понимала. — Два года назад я подарила ей свитер, — сквозь слёзы сказала Костия, горько усмехнувшись, — дурацкий такой свитер, — она посмеялась и широко улыбнулась, но Дженна заметила слёзы, капающие на колени, — я вязала его почти два месяца и там должен был быть её любимый оленёнок Рудольф, но получился какой-то червяк, которого она называла Рудиком, — она вновь засмеялась, вытирая рукавом кофты слёзы с подбородка. Дженна не понимала, зачем она рассказывает ей эту историю, но прерывать не хотела. Если таким способом, выговариваясь, этой девочке полегчает, Дженна дослушает всё, что она ей расскажет. Ты ничего не обязана ей, Дженна. Иногда Коннор казалось, что у неё раздвоение личности. Одна из них вбивает ей в голову чувство вины, и из-за неё она занимается всеми этими ненужными ей делами, как посиделки в больнице и визиты к Лексе. А вторая, наоборот, внушает, что она виновата в случившемся ровно так, как виновата Алексис, и не должна ни привязываться к девушке, ни общаться с её близкими, ни убиваться от мыслей о том, что она, возможно, отняла чьё-то будущее. Костия продолжила говорить так же внезапно, как и замолчала. — Лекса так любила этот свитер. Он был ей велик, но она носила его всюду, несмотря на то, что над ним откровенно насмехались. Мы даже поссорились однажды из-за этого, — она хмыкнула, погрузившись в воспоминания. — А потом, когда её привезли сюда, когда ты… — она повернулась к женщине, на мгновение взглянув ей в глаза. — Ну, ты знаешь. — она несколько раз кивнула и вновь уставилась на свои руки. — Она… Не знаю, что там произошло, но её живот… На нём был шов. Сделанный нитками из этого свитера, — Костия судорожно выдохнула, закусывая губу с такой силой, что на ней выступила кровь. Боже. Что же эта бедная девочка там пережила? Что случилось с ней? Кому это было нужно, а главное — зачем? Дженна всё-таки решилась и протянула руку к сидящей рядом девушке. Она сжала её плечо и только тогда осознала, насколько та дрожала. — Я знаю, что это был он, я столько времени подбирала эти блядские нитки, — сквозь всхлипы пробормотала она, сжимаясь в комочек. Она даже не пыталась вытирать текущие ручьем слёзы, не пыталась подавлять судорожные всхлипы, она просто сидела рядом с Дженной и навзрыд плакала, царапая ладони до крови. А Коннор не знала, что может сделать для неё, в тех ли они отношениях, чтобы она могла её обнять или взять за руку, или всё-таки лучше стоит обойтись словесной поддержкой и неловким пожиманием плеча? В любом случае что-то в её голове щёлкает и она притягивает к себе дрожащую девушку. Они не обнимаются, но Дженна придерживает Костию за плечи, пока её истерика не утихла. — Она справится, — сказала Коннор то, что каждый день повторяла в своей голове, то, на что надеялась всем сердцем. От сказанного вслух ей стало немного легче, чего нельзя сказать о Костии, которая только сильнее задрожала. — Я просто не знаю, — срывающимся голосом сказала она спустя несколько минут, протяжно шмыгая носом, — хочет ли она этого.***
Противный ком в горле не проходит уже добрых полчаса, которые тянутся целую вечность. Пока они разговаривают в больнице, прямо рядом с палатой Лексы, всё это не выглядит как допрос. Они разговаривают о том, как Кларк познакомилась с ней, общались ли они и почему она приехала именно сейчас. Гриффин старалась говорить без деталей, как они и договорились раннее с Индрой, ведь их могла и забыть. Попивая свой любимый чай Кларк успокаивается. Запах жасмина ассоциируется у неё с Лексой, поэтому невольно, сама того не замечая, она время от времени бросает краткие взгляды на спящую девушку и, убедившись, что её пульс продолжает отбиваться в чётком ритме и дыхание не сбивается, возвращается взглядом к Вудсам и Дженсену. — А что сказал доктор? Её воспоминания вернутся? — краем уха улавливает Гриффин вопрос офицера и внимательно вслушивается в разговор, не подавая виду. Она замечает, как натянулся струной Джонатан и как на автомате тянет к нему руку супруга. Это кажется ей слишком личным моментом, пока она отворачивается в сторону офицера, когда Амалия отвечает. — Ему нужно провести ещё много анализов, сейчас сложно о чём-то говорить. Но, вроде как, если всё пойдёт хорошо, через несколько недель уже начнётся курс реабилитации, — медленно и с расстановкой проговаривает женщина так, будто всю жизнь тренировала идеальную интонацию и произношение. Британское, кажется? Индра не упоминала, что они британцы. Кларк зевает, прикрывая рот ладонью, когда понимает, что просто валится с ног. Она не знает, куда ей идти и идти ли вообще, ведь желание остаться с Лексой настолько сильное, что борется со всей её усталостью и сонливостью и успешно побеждает. Поэтому Гриффин старается подавить остальные зевки, которых следует несчётное количество, и не подавать виду, ведь Вудсы только и ждут, чтобы отправить её домой. — Миссис Гриффин? Вы в порядке? — кажется, будто чисто из вежливости интересуется Амалия, но Кларк понимает, что совсем не из большой заботы женщина спрашивает о её самочувствии. — Да, — кивает она в ответ, делая последний глоток остывшего чая. — Просто немного устала, — добавляет она, складывая руки на коленях. Словив недоверчивый взгляд Джонатана, Кларк хочет уверить его в том, что с ней всё в порядке, но она колеблется, сомневаясь в причине этого самого взгляда. Ей не кажется, что он волнуется за неё. Точнее, она уверена, что ему абсолютно плевать. — Самое время пойти домой и отдохнуть, — как и ожидалось, Амалия не попустит такого подходящего момента, чтобы сказать Кларк, что ей уже пора. Но ей не пора. Почти впервые в своей жизни Гриффин хочется ударить кого-то настолько старше неё, но она благополучно подавляет внезапный порыв. Всё это добром для неё точно не закончится, а рисковать совсем уж не хочется. Противный писк заставляет сердце Кларк с глухим стуком остановиться и упасть куда-то в желудок, а через секунду она понимает, что не зря. Этот писк разносится из палаты Лексы. Она вскакивает и залетает в комнату, убеждаясь в том, что Лекса жива. Её сердце стучит так громко, что она даже не слышит, как Амалия пытается выгнать её из палаты; всё, что слышит, это отчётливый ровный слишком быстрый пульс, от которого начинает болеть голова. Кларк буквально чувствует, как к горлу подходит всё, что она ела последние двадцать шесть лет. Она даже не замечает, как оказывается возле Лексы и медленно накрывает её дрожащую ладонь своей, поглаживая всё ещё холодную кожу. Кларк также не видит, как дрожит её рука, пока не дрогнут пальцы Лексы. Она не знает, сколько времени прошло, прежде чем пульс девушки приходит в норму, но её ноги начинают неметь к этому времени, поэтому Кларк по-хозяйски двигает кресло ближе к кровати. Судя по всему, немало времени ей придётся провести в таком положении.***
Кларк на самом деле даже не знает, когда всё это успело превратиться в привычку. Когда то, о чём она и думать не могла, стало её рутиной. Быстрый завтрак, нарезанные яблоки в судочке, автобус, палата, обед, палата, кофе, автобус, дом. И так практически каждый день. И не то, чтобы Кларк чем-то недовольна, нет. Если ей придётся, она проведёт так всю свою оставшуюся жизнь ради Лексы. Ради хоть какого-то мизерного шанса на совместное будущее. Даже как друзей. Да. Кларк решила уже давно, что если Лекса её отвергнет, она не отступит. Она будет с ней в качестве друга, если понадобится. Точнее, Гриффин не решала: эти мысли сами пришли в её голову в один из таких жарких дней, когда по комнате гулял лёгкий ветер, а Лекса крепко держала её за руку во сне. Как уже не раз упоминала Кларк: она никогда не чувствовала себя настолько правильной, как когда была с Лексой. Она осознавала это практически с первого дня их странной дружбы, и никогда не думала, что это перерастёт во что-то большее. Вот и сейчас, Гриффин сидит в неудобном больничном кресле, пока Лекса спит. В последнее время она спит слишком много. Амалия, с которой они пересекались от силы несколько раз, говорит, что это от лекарств, которые ей прописали. Вечные капельницы, от которых на запястьях у девушки не осталось живого места; в особенно беспокойные дни и ночи уколы; все эти анализы и обследования. Лекса должна начать свой курс реабилитации через неделю, но она даже двигается с трудом. Все её передвижения это сжимания ладони и редкие повороты головы. Иногда она пытается что-то сказать, но это происходит только во сне и никогда не продвигается дальше, чем открытый рот, ведь через секунду она просыпается в холодном поту и с таким потерянным выражением лица, что даже Кларк становится не по себе. Она не знает, помогают ли все эти фотографии вокруг. Может, они только всё усугубляют, но Лекса не может ничего сказать, а Амалия совсем не против. Каждая фотография с Лексой наполнена теплом и улыбками, искрящимися глазами и счастливыми лицами. Кларк подолгу не может отвести от них взгляд, даже от тех, на которых Вудс со своей девушкой: настолько она притягивает взор и не отпускает. Огромный коллаж, принесённый Костией несколько дней назад из их общего дома, висит прямо напротив дверей, и это первое, что можно увидеть, когда открываешь дверь внутрь. Она говорила, что это их доска желаний, которая должна была превратиться в доску целей, если бы не всё, что случилось. Кларк видит два белых платья и ей уже даже ни чуточку не больно, настолько она привыкла к этому коллажу. Она часто говорит себе, что самое главное это то, что Лекса выжила, и это работает. Кларк всегда считала себя эгоистичным человеком, но с Вудс она уже не раз задумалась над тем, кто же она на самом деле, и это оказалось совсем не плохо. Кларк никогда не пересекалась ни с кем из друзей Лексы. Её максимум это Костия и чета Вудсов, которые в последнее время появлялись всё реже, в отличие от девушки. Но всё изменилось сегодня, когда Гриффин встретила ещё двоих людей из жизни Лексы, с которыми была знакома и сама. Это случается тогда, когда девушка выходит на обеденный чай из дрянного автомата. Она стоит и считает до пятнадцати, пока её стаканчик наполнится горячей водой, и ровно к пятнадцати автомат уведомляет её о том, что напиток готов. Кларк даже не знает, когда настолько привязалась к цифрам и подсчётам, она просто не замечая начала считать секунды, ведь так кажется, что время идёт быстрее. Девушка берёт стаканчик в руки и в эту же секунду она чувствует тяжёлую ладонь на плече. — Кларк? — от неожиданности она дёргается и кипяток разливается на ладонь и от машинального движения напиток оказывается на больничном полу. Кларк поворачивается и не верит своим глазам, ведь это совсем нереально. Каким образом ОН тут оказался? Разве могли они быть знакомы? — Белл? Что ты тут делаешь?