По ту сторону

      — Я никогда не училась в этой академии, Кларк. Всё это время они мне лгали.       Голос Лексы в телефоне звучит очень агрессивно, но Кларк всё равно слышит, что она почти на грани слёз. Сердце начинает стучать быстрее, когда она думает, в каком Лекса сейчас состоянии.       — Что?       Сначала Кларк не совсем понимает, о чём говорит девушка, подумав, что она узнала об измене. Но это, видимо, совсем не то, чем могло показаться сразу.       — Можно я приеду?       Тихий голос Лексы в который раз разбивает ей сердце, и Кларк спешит заверить её, что уже ждёт.       Лекса сбрасывает быстрее, чем Кларк успевает предложить ей вызвать такси.       Костия стоит, пытаясь подавить слёзы, но Кларк ни капельки её не жаль.       — Лекса сказала, что… Подожди, — она поднимает руку, когда до неё всё доходит, — ты это и имела в виду? Что они обманывают Лексу, говоря, что она училась в этой чёртовой академии?       Костия рвано кивает, поправляя прилипшие к влажным дорожкам на щеках волосы.       — И именно поэтому ты так хорошо находила с Амалией общий язык, — продолжает Кларк, чувствуя, как в груди поднимается ещё большая волна злости. Злости на Костию, на Амалию с Джонатаном, на саму себя от того, что ничего нельзя сделать.       Она никак не могла предотвратить все эти события, никак не могла уберечь Лексу от этой боли и разочарования, но от этого не легче.       — Я люблю её, Кла…       — Нет. Ничерта ты её не любишь, Костия, — ядовито прошептав её имя отвечает ей Кларк, пытаясь думать, что ей делать дальше. — Если бы ты её любила, ты бы никогда не стала обманом пытаться… Ты бы никогда не заставила её считать себя кем-то другим, — она опускает руки от безысходности, понимая, что рано или поздно Лексе пришлось бы с этим столкнуться.       — Лекса скоро будет здесь, — бросает ей напоследок Кларк, и Костия закусывает губу.       Она даже не знает, хочет ли, чтобы Лекса узнала всё сегодня или же это будет уже слишком. Скорее всего, она не сможет выдержать ещё и её предательства.       Она перебегает дорогу в неположенном месте, десятки клаксонов сигналят ей в след, но Кларк совершенно не обращает на это внимания.       Костия не идёт следом за ней, и она облегченно выдыхает. Сначала Лексе надо прийти в себя.       Кларк открывает дверь ключом, когда думает, что это будет уже слишком.       Сначала Лекса вспомнила беременность. Не успев отойти от этого, она вспомнила про свою сестру и её смерть. Теперь она узнала о том, что всё это время её обманывали, и она пыталась стать совсем не собой, а кем-то другим, тем, кого в принципе не существовало. В таком хрупком состоянии она просто стала марионеткой в руках собственных родителей.       И не только, зло думает Кларк, смахивая со лба челку.       В ожидании Лексы Кларк буквально не могла найти себе место. Она наматывала круги по первому этажу снова и снова, три раза нагрела обед для Лексы, на скорую руку приготовленный за десять минут, на случай, если она ещё не поела.       Кларк стояла у окна, когда возле её дома припарковалась знакомая машина.       За стеклом она разглядела Лексу на пассажирском сидении и Роана за рулём.       Они не выходят ещё несколько минут, и Лекса выглядит очень напряженной, впрочем, как и парень рядом. Кажется, они о чем-то спорят.       Кларк почти терпеливо ждёт, пока Лекса выйдет из машины, но когда их разговор становится ещё более громким, решает выйти на улицу и подождать девушку на крыльце.       Лекса выходит почти сразу же, громко хлопая дверцей автомобиля.       Роан спешит за ней, но сразу останавливается, когда видит, что Кларк уже вышла.       Они приветственно друг другу кивают, пока Лекса направляется к Кларк и сразу же на неё налетает.       Она дышит медленно и тяжело, тело ещё немного потряхивает время от времени; видимо, они неслабо поругались.       Лекса утыкается носом в её плечо, но Роан, кажется, никуда не спешит.       — Прости, что отвлекла, — тихо говорит Лекса ей в шею, и Кларк спешит заверить её в том, что ничем особенным не занималась.       Лекса молча кивает в ответ, хватаясь пальцами за края футболки на её спине.       — Я наорала на Роана ни за что, — спустя несколько секунд признаётся Лекса, когда слышит урчание мотора. Её голос кажется безумно уставшим и вымотанным, поэтому Кларк мягко направляет её в сторону дома.       Они заходят в светлое помещение и Лекса сразу садится на диван.       Телефон разрывается от входящих сообщений и звонков, на что она просто выключает его и кидает в другой конец гостиной.       — Голодна? — тихо спрашивает Кларк, направляясь на кухню.       Лекса в ответ только машет головой.       Она сгибает ноги в коленях, пряча в них голову, пока Кларк ставит чайник.       Ей немного не по себе знать, что это далеко не последнее испытание на пути Лексы, и это просто жжёт её внутренности до пепла.       Кларк понимает, что не может рассказать сейчас Лексе правду о Костии, даже если сама Костия не собирается этого делать.       Даже если получится, что она скрывает от Лексы правду — пусть будет так, но она не станет ставить свою совесть в приоритет. Не тогда, когда там Лекса.       В любом случае, это отношения Лексы и Костии, и она к ним не имеет никакого отношения. Наверное.       Кларк садится рядом с Лексой, но не слишком близко, оставив для неё немного личного пространства.       Они молчат ещё несколько минут, пока Кларк рассматривает свои ногти.       Время, кажется, остановилось, и только тихое тиканье настенных часов даёт им понять, что оно продолжает двигаться.       Лекса шмыгает носом и это в очередной раз разбивает Кларк сердце вдребезги. Что ей сделать, чтобы защитить её от всей этой боли? От этого мира, который только и может, что причинять ей боль?       — Когда ты ушла, — вдруг начинает Лекса, шумно сглотнув и подняв голову, — я снова пересмотрела свои фотографии с учёбы. Я никогда раньше не обращала внимания на даты, но сегодня я заметила. Помнишь, я тебе говорила про татуировку на руке?       Кларк кивает, чтобы своим голосом не сбить её с нужного для разговора настроения. Лекса снова несколько секунд молчит, и девушка уже хочет окликнуть её, но та продолжает говорить.       — Дата этой публикации — семнадцатое марта шестнадцатого года. — она делает небольшую паузу. — Костия открыла мне доступ к её галерее на телефоне, чтобы я могла вспоминать понемногу, и там я увидела фото, — Лекса встаёт и забирает выброшенный телефон, включая его.       Садится Лекса уже немного ближе к ней, так, чтобы их колени соприкасались. Она протягивает Кларк телефон с фотографией, где Костия целует Лексу в щёку, а та, в свою очередь обнимает её за шею. Кларк не может думать ни о чём другом, кроме как о том, что, возможно, в это время Костия уже ей изменяла. Лекса на фотографии выглядит слишком счастливой; она лучисто улыбается, а глаза горят так, будто в них собраны все огни этого мира.       Но, более того, никакой татуировки на руке у неё нет.       Она пролистывает влево, и там Лекса стоит у проекторной доски с планшеткой в руках, и на руке у неё чётко видно татуировку, которой не было на предыдущей фотографии.       — Заметила? — Кларк кивает в ответ, — мало того, видишь разницу в цвете волос? — она снова пролистывает фото, и теперь Кларк замечает, что на фотографии с Костией волосы у неё намного светлее, чем на фото из академии. — Потом я присмотрелась, — говорит она, приближая что-то на экране.       Лекса снова протягивает Кларк телефон, и та дрожащими руками его берёт. Она уже не знает, чего ожидать от этого всего, но то, что родители Лексы поступили с ней, как настоящие сволочи, — с этим даже спорить не хочется.       Ей приходится достаточно сильно напрячь зрение, чтобы прочитать расплывчатые буквы.       — Подготовлено курсантом четвёртого курса Академии вооруженных сил… Луной Паркерс? — читает она вслух, понимая, к чему вела всё это время Лекса.       Луна? Имя такое знакомое, будто Кларк уже где-то его слышала.       Конечно. От Костии.       — Это не я, — машет Лекса головой, теребя ткань джинсов. — Я всё время удивлялась, почему во всех журналах до третьего курса моё имя было последним в списке, мне говорили что произошла какая-то ошибка, сбой в системе, и пришлось заново рапечатывать все списки; в общем, они там хорошо насочиняли.       Она пододвигается к Кларк еще ближе, неуверенно протягивая руку ей в ладонь, на что девушка только переплетает их пальцы. Лекса облегчённо выдыхает.       — Самым странным мне казалось то, что меня знали абсолютно все. Каждый преподаватель, деканат, ректор, каждый курсант… Мои сокурсники были настолько… заинтересованы во мне, что было даже немного не по себе, — Лекса двигается ещё ближе и кладёт голову Кларк на плечо. — Это всё было простой постановой. Другие фотки я тоже проверила, это всё обычный фотошоп.       Кларк молчит, пока Лекса убирает катышки с рукавов своей шерстяной кофты, и это кажется ей вечностью.       — Поверить не могу, что они так со мной поступили.       Кларк только хмыкает в ответ, и Лекса резко к ней поворачивается, приподнимая правую бровь.       — На что это ты намекаешь? — спрашивает она, пока Кларк раскрывает руки, приглашая Лексу в свои объятия. — Но да, они те ещё…       Они обе молчат, и Кларк делает вид, что не замечает, как дрожит подбородок Лексы и как она старается занять чем-то руки, чтобы они не лежали без дела.       Она напрягает челюсть и Кларк даже, кажется, слышит, как скрипят её зубы. Лекса продолжает нервно дёргать ногой и поспешно вытирает дрожащей ладонью сбежавшую слезинку, чтобы Кларк ничего не заметила.       Но Кларк замечает.       — Хэй, — обращается к Лексе она, мягко обхватывая ладонями потухшее лицо. Кларк пытается повернуть её к себе, но девушка сопротивляется.       Однако из них двоих Кларк тут более упряма, поэтому она добивается того, чтобы Лекса к ней повернулась.       Её губы дрожат, и она закусывает их с такой силой, что они белеют. Она смотрит прямо на Кларк своими покрасневшими воспалёнными глазами, из которых время от времени капают слёзы. Она смотрит не моргая, и от этого её состояния Кларк хочет собственноручно наказать всех, кто причинил ей боль.       Лекса утыкается ей в шею и Кларк знает, что она плачет по мокрым капелькам на плече. Поэтому она просто обнимает её, крепко прижимая к себе и поглаживая по волосам.       Ей самой хочется плакать, когда она вспоминает о Костии; о том, что Лексе всё ещё предстоит узнать об этом тоже.       Лекса плачет беззвучно, не издавая ни одного звука, пока Кларк целует её в макушку. Она смотрит прямо перед собой немигающим взглядом, когда думает о том, сколько всего им ещё предстоит пройти. Сколько всего Лексе ещё предстоит пройти.       Когда она отстраняется, Кларк снова возвращает себе непринуждённый вид и выкидывает из головы все эти мысли.       — Это так странно, — говорит Лекса, вытирая рукавом кофты свои щёки, — то, что это всё равно больно, даже если мне и родителями их трудно назвать. — добавляет она в шею Кларк, шмыгнув носом.       — Нет, Лекс, конечно нет, — целуя её в в висок шепчет она, — ты всегда будешь надеяться на то, что они изменятся, даже если это и будет приносить тебе боль. Снова и снова. Потому что именно это и делают все дети хреновых родителей.       У Лексы только вырывается короткий смешок в ответ на слова Кларк, но она понимает, что это и правда так. Очень многое из того, что она вспомнила о детстве, сопровождает это чувство разочарования и растоптанной надежды, которую маленькая Лекса даже не пыталась в себе скрыть.       — Прости, — говорит Лекса спустя несколько длинных секунд молчания. — Что вываливаю на тебя свои проблемы.       — Не продолжай, а то обижусь. Мы уже говорили об этом, Лекс, и ты знаешь, что я здесь именно для этого. Для того, чтобы ты вываливала на меня хоть все свои проблемы.       — Спасибо, — задумчиво улыбается Лекса, поглаживая указательным пальцем руку Кларк.       — Для этого и нужны друзья, разве нет, — говорит Кларк и лицо Лексы сразу меняется. Она нахмуривает лоб, и между бровями залегает небольшая складочка, и Кларк уже знает, что она хочет спросить.       — Друзья? — она поворачивается лицом к девушке, приподнимая бровь. — Так мы друзья?       Прикосновения к Кларк стали настолько привычными, что она уже чисто на автомате тянется к ней. Проснувшись утром, первое, что Лекса хочет — почувствовать Кларк рядом Засыпая, хочет её обнять. Хочет прикасаться к ней в любую секунду своего дня, и Лекса давно поняла, что Кларк для неё всегда была больше, чем подругой.       А вчера они поцеловались, и сегодня утром тоже, и Лекса думала, что это что-то изменило.       Однако ситуация с Костией всё равно была слишком неоднозначной, и свои переживания по поводу того, что Кларк назвала их друзьями кажутся слишком эгоистичным и мелочными, но Лекса ничего не может с собой поделать.       Чувства к Кларк всегда казались ей намного более реальными и живыми, чем какие-то там очень фантомные чувства к Костии, которые были у неё в прошлом, которого она не помнила.       После нескольких дней в академии Лекса попросту перестала отождествлять себя с собой из прошлого. Она не понимала многих своих решений, и академия была именно одним из них.       Лекса начинала чувствовать странную неприязнь к той, первой Лексе, которой она была всё это время, а сейчас всё чувствуется так, будто она совершенно другой человек, пытающийся заменить эту Лексу.       Мало кто понимает, что первой Лексы больше никогда не будет.       Она исчезла раз и навсегда в тот момент, когда пропала. И даже если воспоминания к ней вернутся, она всё равно никогда не будет такой, как прежде.       Желание разобраться со всем её прошлым появляется так же спонтанно, как и исчезает, но Лекса понимает, что рано или поздно ей придётся с этим столкнуться.       Но лучше рано, чтобы оставить себе больше времени на исцеление и на то, чтобы побыть вместе с Кларк.       — А кем ты хочешь, чтобы мы были? — спрашивает Кларк спустя несколько долгих минут молчания, и Лекса понимает, что ответ на этот вопрос не нужен.       — Я не хочу ранить Костию, — тихо шепчет она, пока у Кларк сжимается сердце от её слов, в который раз пригоняя к клеточкам не только кислород, но и чувство вины.       Костия не слишком думала об этом, когда трахалась с вашей подругой, думает Кларк, а вслух говорит лишь:       — Рано или поздно тебе придётся.       Они продолжают сидеть молча некоторое время, пока Лекса не зевает.       Кларк предлагает им переместиться наверх и Лекса сразу соглашается.       — Сейчас я дам тебе одежду, — говорит Кларк, открывая дверцу комода и доставая аккуратно сложенную пижаму. — Хочешь в душ?       Лекса кивает и Кларк достаёт ей ещё пару полотенец.       — Дверь напротив.       Лекса собирает вещи и выходит, пока Кларк думает обо всём, что сегодня произошло.       Сначала она призналась Лексе в своих чувствах, у них случился просто головокружительный поцелуй, потом Костия призналась ей, что изменяла Лексе на протяжении почти полугода, и сейчас оказывается, что Лекса даже не училась в академии.       Из-за этого она и поссорилась с Роаном? Потому что он ничего ей не рассказал?       Значит, у неё будет подобный разговор и с Костией, которая, собственно, врала Лексе из собственной выгоды, чтобы скрыть свою измену.       Расследование так и стоит на месте, ни у кого нет никаких зацепок, а полиция просто ждёт, пока к Лексе вернутся воспоминания.       Может, именно поэтому Амалия так торопилась забрать Лексу из больницы и отправить учиться, просто чтобы она не вспомнила, что не хотела учиться в академии? Что не хотела иметь ничего общего с их бизнесом?       Шум воды немного отвлекает, и теперь Кларк понимает, что Лекса не захочет больше оставаться в этом доме. Она не захочет больше жить с этими людьми, и Кларк бы с радостью позвала её жить к себе. Даже если вмешается Костия, она не позволит ей забрать Лексу. Хотя бы пока они не обсудят её измену, чтобы Лекса вновь не чувствовала себя дурой.       Всё это казалось страшным сном, конца которому просто нет.       Кларк заходит в ванную сразу после того, как Лекса заканчивает, и они не говорят друг другу ни слова.       Горячая вода смывает все события этого дня, но Кларк понимает, что забыть это у неё никогда не получится.       Она моет голову очень быстро, чтобы не заставлять Лексу долго ждать.       Кларк переодевается в одежду для сна, когда в дверь стучат.       — Можно я зайду? — спрашивает Лекса, и Кларк сразу положительно ей отвечает.       Она медленно открывает дверь и заходит в ванную, Кларк продолжает расчёсывать волосы.       Лекса становится сзади и девушка поворачивается к ней. Их глаза встречаются, и Кларк не может оторвать своего взгляда от неё.       — Рядом с тобой я обо всём забываю, — говорит Лекса и Кларк вздрагивает от этих слов. — Я хочу забыть.       Кларк снова поворачивается к ней лицом, пока Лекса делает несколько шагов к ней навстречу.       — Уверена? — спрашивает она, потянувшись к её руке, и обхватывает её пальцы своими. Лекса переводит взгляд на её губы и машинально приоткрывает рот. Кларк чувствует, как дрожь разбегается по её затылку, когда та кивает.       Именно она тянется к ней первая и сминает её губы своими.       Не сказать, что Кларк этого не ожидала, но поначалу она немного стушевалась, не думая, что Лекса возьмёт всё в свои руки.       Она целует её бережно, но не сбавляет темп, прижимая девушку к раковине сзади.       Кларк обнимает Лексу за шею, зарываясь пальцами в шелковистые волосы, с не меньшей пылкостью отвечая на её поцелуй.       Колени предательски подгибаются, когда Лекса легонько прикусывает её нижнюю губу, и Кларк приходится держаться за раковину, чтобы не упасть.       Руки Лексы блуждают по её спине и прижимают к телу с каждой секундой крепче, пока её губы тщательно исследуют губы Кларк.       В комнате становится невыносимо жарко, когда Кларк чувствует, как Лекса поглаживает её по пояснице под футболкой. Это срывает крышу, но Кларк старается держать себя в руках и позволять Лексе держать контроль.       Они обе задыхаются от переполняющих чувств, когда Лекса отстраняется, затуманенным взглядом смотря на покрасневшую и запыхавшуюся Кларк.       Она залезает на стиральную машинку, притягивая Кларк к себе, не отрывая взгляда от её глаз.       У Кларк всё немеет под этим пристальным взглядом, но она не может не подчиниться желаниям Лексы. Она до сих пор чувствует, как потряхивает всё тело от этих мягких губ на своих, и сама не замечает, как тянется к Лексе снова.       Она обхватывает её талию ногами и приближает к себе, пытаясь не потерять голову от всего происходящего. Только Лекса и знает, как сильно хотела, чтобы это наконец произошло.       Кларк обхватывает её лицо руками, прежде чем снова поцеловать эти манящие губы, и теперь именно она руководит процессом.       Губы Лексы податливые и послушные, они будто тают на её собственных губах, и Кларк не может удержаться, чтобы не провести по ним языком.       Лекса на секунду дёргается от ощущения её приятно влажного и тёплого языка и прижимается к её губам с удвоенной силой, запутываясь пальцами в светлых волосах на затылке.       Губы Лексы горят от жалящих поцелуев, но это действует как наркотик, и ей хочется только больше. Снова и снова чувствовать эти губы на своих, чувствовать, как их языки соприкасаются. Чувствовать, как её разгоряченное после душа тело прижимается к её собственному, слышать, как Кларк едва слышно постанывает в поцелуй. Один раз всё это прочувствовав остановиться невозможно.       Они проводят в таком положении не один десяток минут, но этого всё равно кажется мало.       Губы немеют от количества подаренных ими поцелуев, но им обеим на это плевать.       Спустя ещё несколько минут они оказываются в кровати, так близко друг к другу, насколько это возможно, сплетая все возможные части тела между собой, и уже сложно сказать, где заканчивается одна девушка, и начинается вторая.       Они желают друг другу спокойной ночи и Кларк дарит Лексе ещё один короткий поцелуй в ключицу.       В этот момент всё застывает, и Лекса слышит странный шум из непонятных голосов, который всё ближе приближается к ней.       Голова взрывается невыносимой резкой болью, усиливаясь по нарастающей, но гул так и не прекращается.       — Она умерла из-за тебя, — шепчет Лекса, приоткрыв дверь в его кабинет, забывая о том, что она подслушивала. — Ты убил её ради своего бизнеса, — повторяет она, невидящим взглядом уставившись прямо перед собой. Трясущимися руками она сжимает маленькую тряпичную куклу её умершей сестры. — Ты просто... монстр, папуля.       — Роан? Можно я поживу у тебя?       — Ты не должна делать то, чего не хочешь, Лекса, ты можешь пойти по своему собственному пути. Джози бы этого хотела.       — Ты должна вернуться в наш дом, Алексис. Это не обсуждается.       — Ты сильная, Лекса, борись.       — Рей, — всхлип, — мы должны встретиться. Я нашла кое-что на чердаке.       — Я не знаю, что мне теперь делать.       — Ты уверена в этом?       — Ты должна быть осторожна с этим, Лекса, мы не знаем, чем это может кончиться.       — Если ты меня ещё раз хоть пальцем тронешь — я всё расскажу.       Среди всех голосов в голове она может различить только свой собственный, и все эти воспоминания вихрём врываются в её голову.       Всё её тело — одна сплошная болезненная судорога, и Кларк уже тянется к телефону, чтобы вызвать скорую, когда Лекса расслабляется.       — Лекса? — зовёт её до смерти перепуганная Кларк, пытаясь совладать со своими эмоциями, чтобы не расплакаться.       — Воспоминания, — кратко отвечает она совсем тихо, едва слышно, сжимая зубы. Головная боль постепенно уходит, освобождая место для совершенно другой боли. Уже от воспоминаний.       — Кларк, — зовёт её Лекса, широко открывая глаза и хватаясь за её руку. — Я ушла из дома, когда узнала об этом, я не… Я не хотела там больше оставаться, Кларк, господи… Из-за него она умерла, всё из-за его чёртового бизнеса… Я не…       — Лекс, — тихо зовёт её Кларк, перебивая этот поток слов. — Дыши, — говорит она мягким голосом и кладёт ей руку на грудную клетку. — Вместе, — добавляет она, и они дышат в такт несколько минут.       Лекса постепенно успокаивается, и её дыхание налаживается.       — Мой отец, — она делает акцент на существительном, — он хотела выкупить жилой участок. Многоквартирный дом. Он устроил там обвал, чтобы выкупить его дешевле и не заниматься переселением жильцов в другие квартиры, он просто… Он убил мою сестру ради того, чтобы, блядь, сэкономить денег, я подслушала его разговор по телефону, где он договаривался со своим партнёром, я даже не подозревала, что это мог сделать он, я… Он никогда нас не любил, но после этого… Я ушла и стала жить у Роана, но отец продолжал ко мне лезть, он хотел, чтобы я стала наследницей семейного бизнеса, хотел, чтобы я была частью этот кровавой империи, и потом я что-то узнала. Я не помню что, но я говорила с девушкой по имени Рей, и я рассказала ей о том, что нашла что-то на чердаке. Кажется, именно это я грозилась рассказать кому-то, чтобы отец от меня отстал, но я не знаю… Я должна узнать, что это было, Кларк, если я смогу, я просто засажу его очень надолго, и он никогда…       — Лекс, — зовёт её Кларк, но девушка будто в трансе продолжает говорить что-то не совсем связное, и Кларк легонько её встряхивает. — Лекса. Тише, тише, — она притягивает её к себе, укладывая голову на свою грудь, и обхватывает руками за плечи. — Ты же понимаешь, что это очень опасно.       Лекса только машет головой, закрывая глаза и кусая губы.       — Я не спущу это ему с рук, он заплатит за всё, что сделал с нами, с нашей семьёй…       Кларк пытается обхватить её руками, чтобы согреть, прекрасно понимая, что Лекса трясётся вовсе не от холода.       Кларк не может понять, как можно быть настолько отвратительным и мерзким человеком, и она даже не знает, каково Лексе, которая с ним выросла.       Она не может понять, как человек может быть настолько… не человеком.       Лекса потихоньку проваливается в беспокойный сон, мёртвой хваткой вцепившись в её руку.       — Я должна узнать, что это было, — сквозь сон говорит она.       — Мы можем проверить завтра, — отвечает ей Кларк, поглаживая по голове и укладывая её обратно на подушку.       — Ты поедешь со мной?       — Конечно, — отвечает ей Кларк, замечая мимолётную улыбку Лексы, снова закрывающей глаза.       Она засыпает мгновенно.

***

      Минута за минутой. Час за часом. День за днём. Всё повторялось.       Это казалось странным днём сурка в одном из триллеров, которые раньше очень любила смотреть Лекса.       Всё происходящее сбивалось в один комок, в одну сплошную прямую, которая ни с чем не пересекалась.       Весь остальной мир замер, и только Лекса вращалась в этом бесконечном кольце унижений и ударов, и неизвестно, что из этого оставляло больший шрам на её исполосанном сердце.       Она не знает, беременна сейчас или уже давно потеряла ребёнка.       Она изрезала всю ладонь, чтобы набрать кровь в баночку, спрятала её в упаковку с тампонами, и изображала месячные, чтобы он ничего не заподозрил. Чтобы не узнал, что она была беременна.       Лекса не собиралась оставлять ребёнка, она не прониклась к нему никакой любовью и материнские инстинкты не взяли над ней верх.       Просто ещё одно доказательство того, насколько он её превосходит. Насколько он владеет её телом и разумом.       Иногда ей даже казалось, что он может читать мысли. Она могла просто смотреть в стену и думать о том, что хочет закончить всё это, не важно, каким способом; в следующую секунду он бесился и говорил, что этого не случится.       Он залез ей прямо под корку, каждую секунду распрыскивая маленькую, не смертельную, но очень болезненную дозу яда в её тело.       Она едва ли смогла остановить кровотечение и почти поверила, когда он предложил вызвать скорую. В ответ он лишь рассмеялся.       Именно тогда она и взяла свитер, который ей связала Костия.       Именно тогда, сидя перед зеркалом в этой ломающей её жизнь ванной, она принялась зашивать рану нитками этого самого свитера.       Это он её пырнул, или Лекса сама напоролась на нож?       Он так часто говорил ей, что это она сама ранит себя, что это не он, что он никогда бы не причинил ей боль, и говорит он это так правдоподобно, так реалистично, с этим ужасом и беспокойством в глазах, что Лекса уже не знает, чему верить.       Может это она просто сошла с ума от этого заточения? Может она настолько сумасшедшая, что сама пырнула себя в живот?       Может, так она пыталась наверняка избавиться от ребёнка?       Последние пару месяцев он не заставлял её делать тесты, и это на самом деле странно. Может его одержимость ребёнком прошла?       От собственных мыслей она коротко хмыкает, промокая края раны салфеткой, чтобы убрать кровь.       В глазах всё немного плывёт, а боль чувствуется слишком отдалённо, скорее всего из-за поступающего в кровь адреналина.       Лекса промакивает нить и иголку в спирте и пытается сделать пробный шов на кармане штанов.       Трясущимися руками это едва ли получается сделать, и Лекса глухо стонет, думая, что сейчас ей придётся накладывать шов самой себе без анестезии.       Она еще раз смывает кровь с руки и встаёт, чтобы лучше посмотреть на свою рану в зеркале. Блядь, она понятия не имеет, как это делается.       Дрожащими руками она берёт ускользающую из пальцев иголку. Выдыхает и пытается не зажмуриться, когда подносит иголку к середине раны.       Сдавленный крик вырывается из её горла, когда Лекса прокалывает край кожи. Руки начинают трястись ещё больше и она делает первый стежок. Нужно поторопиться и закончить, прежде чем адреналин выветрится из её организма.       Она снова кричит, зажимая зубами кулак, чтобы не издать слишком громких звуков и не потревожить его. Новый стежок ещё более болезненный, чем первый, и Лекса видит, как сквозь края снова начинает сочиться кровь. Скользкую и мокрую кожу дрожащей иголкой проткнуть невозможно, и Лекса снова чертыхается.       Вытирает рану полотенцем и продолжает её зашивать, кусая свой кулак так, что начинают хрустеть зубы.       Она заканчивает первую половину шва и выдыхает от облегчения.       Лекса разбавляет этиловый спирт с водой и сразу глотает эту жгучую смесь.       Она обрывисто кашляет, чувствуя, как жжет горло, но одновременно с этим по желудку распространяется тепло. Она выпивает ещё один стакан, прежде чем продолжить зашивать рану.       Это помогает притупить боль, но Лекса всё равно чувствует каждое мимолётное движение иголки, каждое прикосновение шерстяной нитки к порезу.       Сдавленно прорычав что-то в многострадальный кулак, она затягивает второй конец раны и делает узел, когда в глазах начинает плыть.       Всё двоится, нет, троится перед глазами, и Лекса пытается устоять на ногах, но комната начинает шататься.       Она аккуратно сползает на пол, чтобы не разорвать только наложенный шов, чувствуя, как сильно колет в рёбрах.       Так больше продолжаться не может, думает Лекса, наклоняясь к унитазу, когда желудок сжимается в спазме, отвергая всё его содержимое.       Она кашляет кровью и не может сдержать предательские слёзы, вырывающиеся из глаз.       Лекса ненавидит свои слёзы больше всего на свете, но не может прекратить плакать. Это признак её слабости. Её безысходности и бессилия.       Она плачет беззвучно, задыхаясь между рвотными потугами, пытаясь взять себя в руки.       В горле невыносимо жжет, а рана ноет так, будто в ней прокручивают этот самый нож, на который она напоролась (или это всё-таки сделал он?).       Ему нравилось смотреть, как Лекса снова и снова латает свои ранения, как пытается выжить, несмотря на то, что живёт она с ним.       Он, кажется, избивал её только ради того, чтобы Лекса снова пошла в ванную и постаралась себе помочь.       В такие моменты он говорил ей, что Лекса сама выбирает его, ведь снова и снова решает не умереть, справляясь со своими ранами. Он говорил, что это она не хочет уходить от него, ведь кто, кроме него, у неё остался?       Невеста, которая полгода ей изменяла? Родители, которые убили её сестру? Или друзья, которые спустя полгода просто прекратили её поиски и продолжили жить своей жизнью?       Когда он показал ей фотографии с её собственных похорон, целый мир рухнул.       Всё разрушилось, когда она поняла, что никто за ней не придёт. Их не найдут в этом подвале, хотя бы просто потому, что никто больше и не ищет.       Именно тогда она пыталась покончить с собой.       Не получилось. Более того, это его так разозлило, что Лекса не получала никакой еды неделю. Или две. А может, и три. Все дни смешались в один, и она даже не знает, какое сейчас время года. Сколько она уже тут? Месяц, два? Год?       Так больше продолжаться не может, снова думает Лекса, приоткрывая дверь из ванной.       Он разговаривает с кем-то по телефону, и это настолько редкое явление, что Лекса сразу же останавливается, убедившись, что он её не заметит.       Вдруг она сможет услышать что-то важное? Что-то, что поможет ей сбежать?       — Ну почему же, — говорит он своим устрашающим голосом и Лекса не может препятствовать своим мурашкам, расползающимся по коже. Таким голосом он разговаривал с ней, когда всё было действительно плохо. — Вы больше не боитесь, что она всё расскажет, мистер Вудс?       Лекса замирает. Этого не может быть. Невозможно.       — Не думаю, что ваша жена обрадуется, что вы причастны к похищению вашей дочери. — говорит он и у Лексы темнеет в глазах.       Она закрывает дверь в ванную и заходит внутрь, вслепую добираясь к ближайшей тумбочке, чтобы не упасть.       Нет, он не мог так поступить…       Именно так ты говорила, когда узнала о его причастности к смерти Джози, слышит она свой внутренний голос, прорывающийся откуда-то издалека.       В глазах всё темнеет, пока она качает головой, смотря в никуда.       Неужели он до такой степени монстр? Неужели ему до такой степени плевать?       Он знает, кто похитил Лексу, скорее всего, знает и место, где он её держит, но он ничего не сказал.       Неужели он и правда причастен к её похищению? Её собственный отец является соучастником этого преступления? А Амалия? Она, видимо, ничего не знает.       Неужели это всё из-за того, что она пригрозила ему рассказать о...       — Пошевеливайся, — кричит ей он за дверью, стукнув ногой по поверхности так, что Лекса аж подпрыгнула.       Надо успокоиться, думает она, пытаясь совладать с мыслями.       Она подумает об этом ночью.