***
— Против тебя могут выдвинуть обвинения, Лекса, — строго говорит Кларк молчаливой девушке. — Они могут обвинить тебя в том, что ты покрывала Роана и умышленно признала Тома виновным, — добавляет она, пододвигаясь к ней и обхватывая мирно лежащие на коленях ладони своими. — Мы должны поговорить с доктором, для твоего же блага. Лекса молча смотрит на её умоляющие глаза, полные слёз, и медленно кивает, сглатывая. Она переплетает свои пальцы с пальцами Кларк и однобоко усмехается. Доктор Маккартни пододвигается к столу и колёсики от стула противно пищат от старого линолеума. — Я ознакомилась с вашим делом, Лекса, — она собирает бумаги в стопку и скрепляет степлером. Лекса почему-то очень внимательно за ней наблюдает. — В насколько близких отношениях вы были с Роаном? Лекса сглатывает, сжимая ладонь в кулак так, что ногти впиваются в кожу, прежде чем Кларк снова накроет её ладонь своей. Она мягко кивает, показывая девушке, что она здесь и если вдруг что-то пойдёт не так, они всегда могут уйти. — Мы были очень близкими… — голос Лексы хрипит, она прокашливается, прежде чем продолжить, — друзьями. — Как долго вы были знакомы? — снова спрашивает докторка, делая какие-то записи в большом блокноте. — Пять… Шесть лет, — исправляется Лекса и женщина неспеша кивает своим догадкам. Она снова поворачивается к Кларк и Лексе, складывая руки на столе. — Скорее всего, в первый раз, когда вы узнали, в чём заключается настоящая цель Роана, это нанесло непоправимый вред вашему ментальному здоровью, — она откладывает несколько листов бумаги в сторону, — Все те вещи, которые с вами делал родной для вас человек, оставили отпечаток на вашем психическом состоянии. Поэтому, когда у вас появился шанс избежать такого исхода событий, ваш мозг не пренебрёг этой возможностью. Проще говоря, вам было легче думать, что это какой-то незнакомый для вас человек, а не лучший друг. Это было попросту лучше для вашего мозга. Женщина на секунду замолкает, а Кларк пододвигается к Лексе ближе. — То есть, когда появился новый подозреваемый, я ухватилась за эту возможность, потому что на подсознательном уровне не хотела знать, кто настоящий похититель? — Именно, — она снова откладывает стопку бумаг в сторону, поправляя свои тёмные кудрявые волосы. — Мне надо будет провести с вами ещё несколько сеансов, прежде чем я смогу поставить точный диагноз, но, я считаю, что стокгольмский синдром имеет место быть. Кларк вопросительно смотрит на Лексу, ожидая её реакции на то, что ей предложили продолжить лечение у психоаналитика, но Лекса только вяло кивает, играя пальцами. Она сама уже думала об этом, но силы признать это вслух ни у одной из них не находилось. Кларк только облегчённо выдыхает, когда девушка не сопротивляется и так легко соглашается на диагностику. Может, это и правда поможет Лексе прийти в себя. С того самого дня, когда всё это произошло, Лекса практически не разговаривает. Она часто просто часами сидит и смотрит в одну точку, и Кларк понимает, что в такие моменты она анализизирует каждое своё воспоминание о Роане. Лекса мельком упоминала, что вспомнила всё, но она ничем не делилась с безумно переживающий о ней Кларк. Может, именно поэтому между ними и выросла необъятных размеров стена. Может, именно из-за того, что Кларк просто слепо боится за Лексу, думая о ней каждую секунду своего дня. Однако она ничего не может с собой поделать. Лексе каждый день становится всё хуже, и осознание того, что Кларк ничем не может ей помочь, никак не может облегчить её боль, лучше не делает. Лекса закрылась от неё, только на несколько коротких мгновений в день позволяя Кларк проникнуть в её голову. Она даже ни разу не плакала. Кларк понимает, насколько важны сейчас слёзы. Слёзы, в случае с Лексой, это принятие. Принятие ситуации, принятие того, что на неё свалилось очередное предательство, и, в каком-то смысле, смирение. Но у Лексы нет ни того, ни другого, и это не может хорошо для неё закончиться. Когда на допросе у офицера Дженсена встал вопрос о том, что Лексу могут привлечь к ответственности за намеренное сокрытие информации, Кларк поняла, что больше так продолжаться не может. Лекса продолжала односложно отвечать на вопросы, выдавливаяя из себя слова буквально насильно. Именно тогда Кларк встретила Дженну, сидящую в зале ожидания. Она видела женщину уже несколько раз до этого, ещё когда Лекса была в больнице, и знала, что это именно она тогда переехала её. Именно она доставила её бездыханное тело в больницу. Дженна упомянула скорую свадьбу с Дженсеном, главным следователем по делу Лексы, и Кларк подумала, как же это иронично. То, что разрушило жизнь одному человеку, дало жизнь двум другим. Дженна была на третьем месяце беременности; она носила близнецов. Странный круговорот жизни. Кларк не чувствовала неприязни к этой женщине, хоть и понимала, что это несправедливо. Лекса не заслужила всего того, что с ней произошло, и она однозначно не заслужила, чтобы на фоне этих разрушающих её жизнь событий эти люди обрели счастье. Кларк знала, что кошмары о беременности почти прекратились. В первую очередь потому, что уже третий врач подтвердил, что Лекса больше не может иметь детей. Когда она ещё была призраком, они часто обсуждали эту тему; Лекса говорила о том, что хотела бы иметь дочь. Она говорила о том, что плохо представляет себя в роли матери, но Кларк понимала, что это просто фасад. Лекса говорила так просто для того, чтобы не казаться уязвлённой тем фактом, что ничего из этого она больше иметь не сможет. Но тогда она была призраком. Сейчас она уже Лекса Вудс, с кучей дерьма позади и, возможно, с такой же кучей дерьма впереди. Дженна ушла до того, как вышла из допросной Лекса, но это не помешало ей её заметить. Они поздоровались друг с другом кивком, пока к Кларк подходил офицер Дженсен. Именно он сказал ей, что Лекса может предстать перед судом, и что им нужна консультация с психоаналитиком и подтверждение того, что это не было сделано целенаправленно. Кларк порывается выйти из кабинета докторки, чтобы оставить этих двоих наедине, но Лекса хватает её за руку, притягивая обратно на место рядом с собой. — Не уходи, — прерывисто шепчет она, бросая мимолётный взгляд в глаза Кларк, и это разбивает ей сердце. Глаза Лексы, когда-то ясные и искристые, выглядят тусклыми и пустыми, но когда их взгляды пересекаются, в них что-то мерцает. Что-то живое, то, что зацепило Кларк в первую их встречу. Поэтому она остаётся, пока надежда на то, что ей станет лучше, разгорается в груди. Может, это и маловероятно, но Кларк попытается исцелить её. Всеми своими силами попытается. Лекса кажется ей такой крохотной, пока сидит на этом странно неудобном диване рядом с ней, пока крепко держит её руку. Она выглядит такой одинокой, и озлобленной, и такой сломленой, будто она совсем одна стоит против целого мира. Впрочем, иногда кажется, что так и есть. Будто целый мир сплотился против неё, против Лексы, которую она знала. Они доехали до дома в полной тишине, как и обычно, и всё, что Кларк хочется — поговорить с Лексой. Просто чтобы она показала хоть какую-то реакцию на все эти события. Лекса же продолжает молчать, держать всё в себе и часами думать. И это самый худший вариант развития событий. Она должна была кричать, злиться, спорить. Она должна была плакать, срываться на всех подряд и исцеляться. Вместо этого Лекса только глубже роет яму внутри себя, когда молчит. Она отказывается принять реальность, а без принятия её раны никогда не затянутся. Иногда Кларк даже казалось, что Лекса снова захочет вернуться к Костии. Теперь, когда она всё помнит, и когда Роан арестован, ей, должно быть, очень не хватает кого-то, кто мог бы хотя бы на половину разделить её боль. К сожалению, Кларк не знала Роана настолько хорошо, чтобы чувствовать, будто он её предал. Она чувствовала, будто он предал Лексу, будто он не заслуживал того отношения, которое ему давала Лекса. Да, у Кларк тоже что-то покалывает внутри, когда она выкидывает тот фартук, который Роан часто надевал на их кухне. Ей тоже больно закрывать его спальную комнату на ключ и прятать его на чердаке. Ей тоже больно. Но не так, как Лексе. Не так, как Костии. Именно поэтому она думала, что общая боль от предательства может их сплотить. Поэтому, она думает, Лекса не слишком хочет разговаривать с ней. — Мне надо встретиться с Рэйвен, — вдруг говорит Лекса с гулко бьющимся в ушах сердцем, пока они обедают хлопьями с молоком. Кларк растерянно ей кивает, не зная, как ещё реагировать на эту фразу. Часть её радуется, что Лекса продолжает контактировать с некоторыми своими друзьями. На самом деле, только с Рейвен, но это всё равно хорошо. Может, хотя бы с ней она сможет поделиться своими мыслями. — Никаких объятий, поцелуев и прикосновений. Расстояние между вами должно сохраняться не менее метра… — мужчина продолжает говорить что-то прямо над её ухом, но Лекса уже давно потеряла интерес к этим правилам. Она садится, кажется, за тот же стол, где её допрашивали в прошлый раз, но спустя несколько минут понимает, что ошибается. Каждый шаг за дверью отчётливо отдаётся в ушах оглушающим гулом, и вся Лекса превращается в натянутую от напряжения струну. Она вся становится ожиданием. Теперь она поняла, что ожидание это то, что она ненавидит всей своей душой. Сначала ожидание дня, когда она сможет освободиться. Потом ожидание диагноза от врачей, спустя ещё какое-то время — приговора от родителей и Костии. Обезоруживающее ожидание окончания расследования, а сейчас ожидание того, кого она меньше всех хотела бы ждать. Всё её тело бросает в жар, а по спине стекает одинокая капля пота, когда она слышит, нет, чувствует, как на дверную ручку с той стороны ложится громоздкая ладонь одного из следователей. Они здесь. Лекса старается выглядеть холодной, но с треском проваливается, когда Роан садится на стул напротив. Все инстинкты буквально кричат о том, что ей следовало бы давно уже убраться отсюда. Что ей, как минимум, не следовало приходить сюда. Но Лекса понимает, что только так она может сразиться со своими кошмарами. Только так она может победить своих демонов и продолжать жить. Продолжать жить вместе с Кларк. Интересно, что бы подумала Кларк, если бы узнала, где она сейчас. Наверное, она бы наорала на Лексу за то, что та так безрассудно срывается на такие встречи; она бы отчитала её за то, что та ей соврала. Но Кларк бы никогда её не осудила. Она всегда понимала, что у Лексы есть свои причины на каждое принятое ею решение, хоть и раньше Лекса всегда ими с ней делилась. — Привет, — улыбается Роан и протягивает к ней свои скованные руки. Лекса дёргается от этого прикосновения, как от огня, и убирает свои мокрые ладони под стол. Она не может даже посмотреть на его лицо, не то, чтобы улыбаться ему в ответ или отвечать на это приветствие, но Роан, кажется, этого не замечает. — Я скучал по тебе, — краем глаза Лекса замечает его неоднозначный взгляд, и ей становится дурно, когда девушка понимает, о чём он говорит. Лекса покрывается ещё одной волной дрожи, которая бесконтрольно распространяется по телу, и она не может не ненавидеть себя в эту секунду такой очевидной слабости. Она так хочет собраться, хочет быть сильной и казаться несокрушимой, но всё это разбивается вдребезги о её воспоминания. — А ещё я соскучился по своей стряпне. Не могу есть эту дерьмовую еду. Она даже не знает, с какой целью Роан говорит всё это ей сейчас. В голове Лексы он существует в двух вариантах. Первый — её лучший друг, тот, кто всегда был готов прийти к ней на помощь. Тот, кто всегда защищал её, несмотря ни на что. Тот, кто готовил им с Кларк завтраки на кухне Индры. Второй же человек был именно тем Роаном, который и похитил её. Он был тем, кто издевался над ней каждый день на протяжении этих тринадцати месяцев. Он был тем, кто не побрезговал снова и снова её ломать. В её голове эти два человека не имеют совершенно ничего общего, и это безумно глупо. Безумно глупо с её стороны, полагать, что её Роан это кто-то другой. Очень ошибочно предполагать, что перед ней сидит не её лучший друг, а просто её насильник. Но, кажется, именно сейчас Лекса и понимает всё значение слов, которые ей сегодня сказала докторка Маккартни. Именно это и значит — отказ от принятия действительности. — Я пришла не для того, чтобы по старой дружбе поболтать, — неожиданно даже для самой себя безразлично говорит Лекса. Она поднимает взгляд вверх, на глаза сидящего перед ней парня, и понимает, что это чертовски глупая идея. Потому что его взгляд не поменялся. Он выглядит абсолютно таким же, каким и выглядел неделю назад. Месяц назад. Три дня назад. Он совершенно не выглядит каким-то психопатом или кровожадным злодеем теперь, когда Лекса всё знает. Он выглядит всё тем же Роаном, который успокаивал её после кошмаров, пока она не могла видеться с Кларк. Это был всё тот же Роан, который таскал к ней в комнату сладости. Это был всё тот же Роан, который принёс ей их видеозаписи в больницу. Это был всё тот же человек, что и раньше, вот только Лекса теперь знает то, что больше никогда не позволит никому видеть его тем же другом, что и раньше. — Хочешь узнать, почему, — даже не пытается спросить Роан, и Лекса видит, что он и так уже знает, зачем она здесь. Конечно, ведь другого варианта и быть не может. — Почему что, Лекса? — спрашивает он, прекрасно понимая, о причине какого именно его поступка хочет спросить девушка. Но он хочет, чтобы Лекса сама об этом ему сказала. — Почему ты сделал со мной всё то, что сделал, — сквозь зубы шипит она, сжимая ладони в кулаки. — Конкретнее, Лекса. Я много чего с тобой делал, — невозмутимо отвечает ей он, пока у Лексы по спине бегут мурашки от его голоса. Интересно, сможет или она хоть когда-нибудь от этого избавиться. Кровь отливает от лица и Лекса старательно пытается потушить разгорающуюся жгучую боль в лёгких. — Почему заставлял меня играть в семью, хотел ребёнка, почему каждый день заставлял меня быть кем-то другим и почему думал, что не вредишь мне, когда всаживал нож мне в живот, — так же невозмутимость как и парень пытается ответить ему Лекса, и это у неё почти получается. Её голос звучит холодно и незаинтересованно. Так, будто это Роан пришёл сюда с просьбой поговорить. Будто это не она пришла в такой унизительно-отчаянной попытке понять его. С каждой секундой его молчания Лекса теряет надежду на то, что он что-то ей расскажет, но Роан кажется и сам хотел этого разговора. Кажется, он и сам хочет поделиться своей предысторией, ведь в чём смысл совершения преступлений, если никто не узнает твоих истинных мотивов? — Когда мы впервые встретились я сразу понял, что у нас будет длинная история. Ты была такая наивная и глупая, хотела бороться со всеми и всем, не боялась сказать мне всё, о чём думаешь, хоть я и был в три раза больше тебя, — он не выдаёт никаких эмоций, но Лекса всё равно внимательно наблюдает за каждым его действием. От слов парня по коже пробегает холодок. — Ты смотрела на меня так, будто я божество, будто я это всё, что у тебя есть. Потом ты встретила Костию. Его лицо меняется и приобретает черты животного оскала. Лекса ещё никогда не видела его глаза настолько… безумными. — Тогда я понял, что если у меня нет шансов, я должен создать их сам. Я прослушивал твой телефон, чтобы знать, когда вы ругаетесь и миритесь, когда тебе нужна помощь физическая либо же моральная. Потом умерла моя мать от отравления палёной водкой, она задохнулась в луже собственной блевоты. В тот день я нашёл письмо. Она назвала имя моего отца и сказала, что он жив. Что он бросил её ради другой семьи. Она сказала, что если умрёт, то в этом вина моего отца. Нашего отца, — он поднимает взгляд и смотрит в глаза Лексы, и она понимает, что чувствует именно то, что он хочет, чтобы она чувствовала. Роан снова складывает руки на стол, пододвигая всем телом стул ближе. — Она всю жизнь издевалась над тобой, Роан… — В её организме нашли цианид, — продолжает он, игнорируя слова Лексы. — Но дело замяли, решили, что это было самоубийство. Полиция не знала, что перед смертью она несколько раз угрожала Вудсу, что всё расскажет. Она хотела денег. Хотела переехать и начать всё с чистого листа. В этот день я впервые захотел тебя убить. Он потягивается на стуле, выпрямляя ноги. Лекса застывает, смотря куда-то за его голову, ведь она помнит этот день. Спустя два года после их знакомства. Её просто парализовывает, но Лекса пытается не подавать виду, что это как-то её волнует. Не получается. — Я смотрел на наши жизни и сравнивал их. Ты была золотой девочкой, ни в чём себе не отказывала и жаловалась на то, что родители тебя не замечают. А я всё детство сбегал от своих новых владельцев, пытался убежать от побоев этой суки, а на следующее утро приносил ей аспирин с водой. Я был ребёнком. — он замолкает на несколько секунд, и Лекса даже не знает, стоил ли ему верить. Он был силён в человеческой психике, он всегда знал, куда надавить и что сделать, чтобы человек испытывал нужные ему эмоции. Может, это снова его очередная игра? Может он снова хочет её одурачить? — Я знал, как легко мне удастся это сделать, знал, что ты мне доверяешь. Я спланировал всё до последней мелочи. В тот день ты узнала о причастности твоего отца к смерти сестры. Я смотрел на тебя и меня разрывало от желания причинить тебе боль, убить тебя медленно и мучительно. Но так же я видел ту девушку, которая стала моим другом. Я любил тебя, я хотел быть с тобой, я хотел, чтобы ты стала моей. Но так же сильно как я хотел этого, я хотел, чтобы ты страдала. Страдала так же, как страдал шестилетний я. Я наблюдал за тем, как ты спишь, понимая, что в любой момент могу придушить тебя своими же руками. Я даже пытался это сделать. И не один раз. — он хмыкает и Лекса думает, как она могла всё это не заметить. Как она могла быть настолько слепой. — Я подливал в твои напитки клофелин и седативные, а потом выливал всё это в раковину. Меня разрывало на две части, а ты не помогала. Всё время давала надежду, но снова и снова возвращалась к Костии. Когда вы ссорились ты приходила плакаться мне в жилетку, а я не мог этому противостоять. Я любил тебя, Лекса. До сих пор… Лекса перебивает его своим наигранным кашлем, ведь в горле пересохло настолько, что язык просто физически не может двигаться. Она хочет сказать ему, что это не любовь. Она хочет сказать ему, что тоже любила его, но не так. Она хочет оправдаться перед ним, но понимает, что это именно то, чего он добивается. Он хочет, чтобы она чувствовала себя виноватой. Чтобы она снова и снова винила себя в том, что якобы давала ему надежду на то, что они будут вместе. Она с самого первого дня их знакомства сказала, что парни ей не нравятся. Она сразу дала ему это понять, и не её вина, что тот думал, будто может это исправить. Это не её вина. — Я продолжал следить за каждым твоим шагом, продолжал прослушивать все твои разговоры, наблюдал за тобой через камеру телефона… Лекса чувствует, как волна тошноты поднимается из желудка и стремительно подбирается к горлу. Она выбегает из кабинета, бегом направляясь в туалет. Она очищает желудок несколько раз подряд. Спазмы в животе настолько сильные, что от этого темнеет в глазах. Волосы прилипают к мокрому от слёз лицу и Лексе кажется, что ещё немного и её начнёт тошнить собственными органами. Этого, к счастью, не происходит, и Лекса встаёт на ноги и трясущимися руками убирает волосы с лица. Она несколько раз умывается, а когда выходит из уборной, Роана в допросной уже нет. Такси приезжает довольно быстро, а её тошнота так никуда и не уходит. Она чувствует себя такой грязной, такой мерзкой и униженной, что от этого снова становится плохо. Всё тело горит, но ей холодно. Она просит водителя закрыть все окна, а через несколько минут открывает со своей стороны. Когда Лекса приезжает домой, первым делом она бежит в душ. Она не замечает сидящую на диване Кларк, не слышит её приветствия, а только на ходу скидывает с себя верхнюю одежду. Она становится под обжигающе горячую струю воды и одежда, которую она не успела снять, неприятно прилипает к телу. Лекса проводит в душе полтора часа и Кларк уже начинает волноваться. Но она терпеливо ждёт, пока девушка выйдет и они смогут поговорить. Лекса выходит в одном полотенце, вся она неистово дрожит от холода, а её ступни оставляют после себя мокрые следы, пока она садится на высокий барный стул. Кларк стоит к ней спиной, медленно размешивая ложкой чай. — Я не была с Рейвен, — спустя несколько долгих минут говорит Лекса и Кларк неспеша к ней поворачивается. — Я знаю, — кивает она, прикрывая глаза и обхватывая тёплую чашку двумя руками. Она ставит её на стол рядом с Лексой, и в этот момент она как никогда понимает, как сильно любит Кларк. Она ничего у неё не спросила. Она дождалась, пока Лекcа сама захочет ей об этом рассказать, и от этого в груди что-то так сильно начинает болеть, что становится практически невозможно сопротивляться слезам. Но их, почему-то, больше нет, и Лекса только хватает ртом воздух, пока Кларк к ней подходит. Она не понимает, кто из них первый протягивает руки к другой, но это объятие оказывается именно тем, что ей нужно. Оно совсем не успокаивает или умиротворяет, оно наполнено злостью, перемешанной со слепой любовью, принятием, граничащим с ненавистью, и смирением, под руку идущим с безумием. Лекса первая тянется за поцелуем, и этот поцелуй — взрыв, взрыв всех чувств и эмоций, которые она так долго подавляла. Этот поцелуй приносит физическую боль, но Лексе плевать. Она чувствует металлический привкус на губах, и это заставляет её отвлечься от всех остальных мыслей. Этот поцелуй состоит из сплетённых языков и тел, теперь уже борющихся за контроль над ситуацией. Этот поцелуй на вкус как обжигающий лёд, который силой выбивает всё, кроме животного желания. Лекса не помнит, как Кларк оказывается на барной стойке и когда её ноги обхватывают её талию. Её руки везде; на спине, на талии, на бёдрах, и это то, чего Лексе не хватало. Она сжимает нежную кожу, царапает её ногтями и тихие стоны Кларк только распаляют её желание. Она впивается в белоснежную шею губами, оставляя небольшой кровоподтек и чувствует, как в плечи впиваются ногти Кларк. Она продолжает кусать её мягкую кожу, продолжает исследовать её губами и зубами, продолжает хвататься руками за всё, до чего дотянется. Что-то разбивается, и Лекса вообще удивлена, что она может слышать этот звук, пока Кларк притягивает её к себе для очередного убивающего их поцелуя. Они кусают друг друга, чтобы почувствовать боль, они продолжают царапать друг друга, пока страсть только распаляется. Лекса залезает холодными руками под её домашнюю майку и касается ногтями её живота, пока Кларк нервно выдыхает ей в рот. Лекса сжимает её талию, прижимая к себе, оставляя укусы на её ключицах, пока Кларк держится за барную стойку, запрокинув голову и кусая и без того кровоточащие губы. Каждое прикосновение её пальцев к этой белоснежной мягкой коже обжигает, каждое движение рук Кларк разжигает в её груди ураган, а каждый её тихий полустон заставляет Лексу с новым энтузиазмом припадать к её телу. Лекса делает шаг назад так же быстро, как Кларк приближается к ней. Она дышит тяжело и быстро, сердце стучит в ушах, а губы пощипывает от их интенсивных поцелуев. Коленки подкашиваются и она едва ли может стоять на ногах, когда смотрит на Кларк. Её губы искусаны до крови, вся шея в бордовых засосах, а на бёдрах уже сейчас начинают проступать светлые синяки. — Прости, — хриплым голосом говорит Лекса, делая еще несколько шагов назад. — Я не хотела, — шепчет она, мотая головой. Кларк быстро слезает с барной стойки, поправляя майку и приспущенные шорты, и спешит подойти к дрожащей Лексе. — Всё не должно было быть так, — шепчет она, делая ещё несколько шагов назад и упираясь спиной в стену. Кларк снова её обнимает, обхватывая дрожащую спину руками. — Нам обеим это было нужно, — шепчет она в макушку девушки, — всплеск эмоций, накал чувств, Лекса, такое случается. Лекса только машет головой в ответ, шумно сглатывая комок в горле. — Я не хотела причинить тебе боль, Кларк, я люблю тебя, я не должна была… — Ш-ш-ш, — успокаивает её девушка, прижимая к себе и оставляя сотни поцелуев на её волосах. Они обе опускаются на колени и Кларк продолжает крепко прижимать к себе Лексу, пока она взахлёб пытается рассказать о том, что на говорил ей сегодня Роан. — Я даже не знаю, могу ли я ему верить, он всегда так умело играл с моим сознанием… В один день он становился спокойным и весёлым, а на следующий день он уже избивал меня за любое действие, о котором он не просил, мне даже сейчас, — она снова всхлипывает, но слёз на лице совсем нет, — даже сейчас настолько унизительно об этом говорить… Её мысли путаются между собой, и каждое предложение не связано с предыдущим. Из её рта просто льётся поток слов, который хотел вылиться уже давно, но Лекса, как обычно, держала всё в себе. — Даже там я винила себя, я думала, что я виновата в том, что он не выпускает меня, я позволяла ему так с собой обращаться, я не сопротивлялась достаточно… Может я вообще хотела, чтобы он меня держал… — Лекса, — шепчет Кларк, пытаясь обратить её внимание на себя. — Послушай, — ещё раз тихо говорит она, мягко обхватывая её лицо своими ладонями. — Он хотел, чтобы ты так думала, Лекса. Он хотел, чтобы ты сама уничтожала себя, ведь так ему было намного проще делать с тобой всё, что ему хочется, — она сглатывает, когда в глазах Лексы мелькает намёк на слёзы, — он хотел, чтобы ты винила в этом себя, а не его. Он умело манипулировал твоим сознанием, а ты не знала, что он это делает. Ты доверяла ему. Ты любила его. Он не заслуживал этого, а ты просто об этом не знала. Он одурачил тебя, и мы не знаем, скольких ещё он одурачил, Лекса. Никто из нас не думал, что это мог быть он. Лекса медленно кивает, сглатывая горькую слюну, постепенно успокаиваясь, но дрожь не спешит покидать её тело. — Я люблю тебя, Лекса, и я не позволю тебе так измываться над собой, — шепчет ей Кларк, вглядываясь в тёмные зелёные глаза, и Лекса снова сглатывает. Она медленно тянется за очередными объятиями, и теперь они дарят ей покой. Она знает, что Кларк всегда найдёт такие слова, которые смогут её успокоить. Такие слова, которые смогут помочь ей. — Я не хочу больше тут находиться, — внезапно говорит Лекса и Кларк боится, что она хочет вернуться в свой дом, но что-то ей подсказывает, что Лекса говорит о другом. — Давай купим билеты в Вашингтон? Кларк неуверенно улыбается и кивает, поглаживая бархатную щёку. Телефонный звонок вырывает их из этого состояния и Лекса нехотя отвечает. — Алексис Вудс? — Да, — шепчет в ответ она с глухим сердцем чувствуя дежавю. Что-то точно случилось. — Это офицер Дженсен, главный следователь по делу похищения Алексис Вудс. По адресу Коупер-стрит 64 было найдено тело главного подозреваемого по делу, Роана МакГоуэна, вместе с телом Костии Уайт. Просим вас приехать в участок для дачи показаний.Глава 30
22 апреля 2020 г. в 17:14
Роан падает, выкрикивая ругательства, и в этот момент Лекса оседает на пол, чувствуя, что ноги её больше не держат.
Кларк подбегает к ней, дрожащими руками отбрасывая пистолет в сторону, и обхватывает её лицо своими ладонями.
Холл начинает наполняться людьми, и музыка со второго этажа заглушается их голосами.
— Лекса, — зовёт девушку Кларк, вглядываясь в её безжизненное лицо. — Ты цела, — бормочет она, убирая окровавленные волосы со лба, — ты цела, — ещё раз шепчет она, прижимая её к себе.
Кто-то вызывает полицию, а Лекса слышит только отдалённые крики и разговоры.
Роан сзади неё стонет от боли и лужа его крови касается её пальцев рук.
Кто-то пытается поднять её, но девушка лишь заторможенно отмахивается.
— Он хотел… я подумала, что он убьёт… я не могла… — отдалённо слышит Лекса всхлипы Кларк и понимает, что это именно она выстрелила в Роана.
Именно она в очередной раз её спасла, пока Лекса не могла справиться со своими эмоциями.
Она краем взгляда замечает расплывчатые силуэты людей и чувствует соль на губах. Кажется, слёзы продолжают литься из глаз, хоть Лекса и не плачет.
Она медленно, не понимая, что делает, пододвигается к Роану и всматривается в его лицо.
Он кажется умиротворённым, радость от того, что Лекса рядом, проявляется на его лице улыбкой, и девушка чувствует, как гулко бьётся пульс в ушах.
— Почему, Роан, — уже даже не спрашивает Лекса, смотря, как кровь вытекает из раны на бедре.
Он молчит в ответ, но ей и не нужен его ответ. Всё, что ей нужно было знать она уже знает.
Лучше бы не знала.
Она горько хмыкает, вспоминая, какой уже по счёту раз она думает об этом, и в этот момент кто-то поднимает её на ноги и уводит в сторону.
Она чувствует мокрые следы, которые оставляют её туфли, и это кровь Роана. Она видит свои красные руки и ощущает, как эта красная жидкость разъедает её кожу, оставляя одни обглоданные кости.
Кажется, будто она наблюдает за самой собой со стороны, будто она уже умерла, и просто смотрит на свое тело.
Кажется, Беллами, садит её на крыльцо у входа, рядом с матерью и Кларк.
Рэйвен садится слева от неё, чтобы не занимать место между Лексой и Кларк.
— Что случилось с твоей головой? — тихо спрашивает она, протягивая ладонь с ватным диском и дезинфицирующим средством к её виску.
Лекса мотает головой в ответ, не в силах открыть рот, чтобы ответить на этот вопрос. Она даже едва ли чувствует прикосновение к своей голове.
Рукой она нащупывает ладонь Кларк, лежащую рядом, и всё, что она может сделать — сжать её ледяные пальцы своими.
Даже для этого просто движения ей нужно собрать всю свою волю в кулак.
Кларк рядом всячески пытается отмахнуться от слишком нападающего с опекой Беллами. Руки продолжают неистово трястись, когда она понимает, насколько близка была Лекса к смерти.
Она сама выстрелила в Роана, и на этот счёт у неё нет никаких сожалений.
Лекса пытается отмахнуться от помощи и разговоров, которые преследуют её по пятам, но никто не спешит оставить девушку одну.
Кто-то идёт в дом, чтобы зажать ему рану, и Лекса дёргается в ту сторону, но никто её не пускает.
Как он мог так поступить?
Все воспоминания продолжают вихрем вертеться в голове, и это совсем не помогает.
Кто-то пытается дотронуться до неё, но Лекса отпрыгивает в сторону, ударяясь ступнёй об острый угол ступеньки, но не обращает внимания. Рефлексы, которые вернулись к ней вместе с воспоминаниями.
Теперь ей придётся заново отучиваться бояться людей.
Она до сих пор слышит голос Роана в ушах, она отчётливо слышит каждое его слово, каждый звук, который он когда-либо издавал.
Именно он намекнул ей присмотреться к дате на фотографии из академии, после чего Лекса поняла, что её обманывали.
Он посоветовал Костии всё ей рассказать, хоть Лекса и не знает, что значит это «посоветовал».
Он предложил ей пистолет, чтобы она чувствовала себя в безопасности, после того, как она рассказала ему о своих бесконечных кошмарах и беспочвенных страхах.
Он советовал ей присмотреться к Тому, разобраться в своих эмоциях и чувствах, чтобы она была уверена в том, сделал ли это он или нет.
Он положил эту фотографию в свой кошелёк и сложил его на стол так, чтобы Лекса наверняка его опрокинула. Должно быть, для этого он даже забрал её телефон.
Он пытался подарить ей эту чёртову заколку точно так же, как и в первый раз, с теми же словами и в той же упаковке.
Он знал, что Лекса возьмёт с собой пистолет. Он знал, поэтому взял один и для себя тоже.
Он специально оставил её сумку там же, где она её в последний раз видела, чтобы дать ей возможность использовать своё оружие.
Чтобы посмотреть, сможет ли она его использовать.
Ну, как оказалось, не смогла.
Зато Кларк смогла.
Именно её он и не мог учесть. Он ведь даже не знал о её существовании до того, как Кларк сюда приехала.
Лекса будто в замедленной съемке поворачивается к сидящей справа девушке, которая продолжает смотреть на её лицо. В ушах до сих пор продолжает стоять невыносимый гул, и только небольшая улыбка Кларк способна на секунду его приглушить.
Она тянется к девушке, пытаясь охватить её тело дрожащими руками, и утыкается носом в её рубашку на плече.
Лекса приглушённо чувствует запах яблок с корицей, исходящий от Кларк, и именно это становится тем, что её ломает.
Её легкие сжимаются в неконтролируемом спазме, пока Лекса старается не позволить себе впасть в отчаяние. Она не хочет снова расколоться на кусочки, не хочет снова чувствовать эту всепоглощающую боль.
Однако она уже всё это чувствует, и только Кларк способна это смягчить.
— Ты в порядке, — шепчет Лекса ей в плечо скрипучим голосом, — ты в порядке, — чуть тише ещё раз добавляет она, тяжело дыша.
Кларк только крепко прижимает её к себе в ответ, смотря на приближающуюся к ним машину скорой помощи.
Они осматривают её три раза, но кроме небольшой раны на макушке ничего не находят; Амалии ставят капельницу с физираствором, чтобы вывести из организма парализующее вещество, которым он её напоил.
С Лексой они проводят намного больше времени. Они перематывают её опухшее запястье, тщательно обрабатывают рану на виске и содранных до крови ногтях. Они вымывают кровь с её рук, время от времени пытаясь вернуть Лексу в реальный мир, но девушка практически никак не реагирует на их присутствие.
Через несколько минут на носилках выносят Роана, и Лекса почти что подбегает к нему, чтобы узнать, как он.
Она хочет спросить, будет ли он жить и не задела ли Кларк важные кровеносные артерии, но понимает, что это глупо. Он столько над ней издевался, и Лекса не будет вести себя как идиотка. Она не позволит ему снова разбить себе сердце, не позволит снова сделать из себя безвольную марионетку.
Но у её сердца, видимо, совершенно другие мысли на этот счёт, и оно предательски останавливается, когда Лекса слышит, что он теряет слишком много крови.
Синие и красные полицейские мигалки ослепляют, но Лекса не может не смотреть прямо на источник света. Глаза слезятся и болят, но именно это ей и нужно.
У неё берут показания, но Лекса даже не помнит, что только что им отвечала, и они быстро теряют к ней интерес, понимая, что у неё всё ещё шок после произошедшего.
Они допрашивают Кларк и всех присутствующих, и всё это происходит как в тумане.
Она видит знакомое лицо офицера и не может вспомнить, кто это.
Он подходит к ней и задаёт вопросы, смысл которых она не может понять.
Кларк что-то прикрикивая ему отвечает и мужчина хмурится, отходя в сторону.
Несколько человек заходит в дом, видимо, чтобы взять на экспертизу оружие и отпечатки пальцев, все следы, которые они там оставили.
Лекса снова садится на ступеньки, упираясь головой о перила, и смотрит на лежащую на каталке мать.
Все цвета притупляются и Лекса не может преодолеть жуткую тягу ко сну.