Побег

Чувствуя себя как никогда глупо, я понуро шел рядом с Лестатом, который не обращал на меня ни малейшего внимания. Все его чувства были направлены на поиск добычи. Казалось, даже если рядом с ним рухнет рояль, он и то не оторвётся от выслеживания. Мучил меня отнюдь не голод, как я говорил. Меня терзали абсолютно другие, не связанные с едой, мысли. Я ощущал отстранённость Лестата, холодную обиду Клодии, и внутренне ожидал взрыва. Рвануть в каждый момент мог любой. Лестат грозил сорваться в любой момент, Клодия могла выйти из себя — и что в этой ситуации делать мне? Обычно я старался держаться нейтралитета. Если я принимал чью-то сторону, то наша ссора грозила перейти в войну, причём кровавую. Один Бог знает, сколько раз наш дом висел буквально на волоске. Один раз мне вообще пришлось почти до самого рассвета убирать разбитую посуду, сломанную мебель и осколки стекла — последствия одной такой вот ночки. Сейчас я решал, что мне делать, пока напряжение в доме не достигло пика. Заручиться поддержкой Лестата? Но как? Он прекрасно знал, как я к нему относился. В свои лучшие побуждения я его не посвящал. Да и какая у него могла быть реакция на это? На секунду я представил себе, что всё же рассказал создателю о своём желании поменять наши отношения с вражды на хотя бы сотрудничество. И тут же в моей голове Лестат презрительно кривит губы и, не стесняясь в выражениях, объясняет мне моё место и положение. Я не рассчитывал на другую реакцию. Ну откуда ей было взяться? Лестат долгое время старался сам изменить моё к нему отношение. У него не получилось. Точнее, это я наотрез отказался понимать его и его принципы. До появления Клодии я задумывался о том, как бы сбежать. Когда же нас стало трое, моя жизнь изменилась к лучшему. У меня появилось существо, о котором я мог заботиться. Которого мог любить без страха быть осмеянным. Лестат редко был в хорошем расположении духа, когда общался с Клодией. И все же, я отдавал себе в этом отчёт, вина была отнюдь не его. Клодия первые годы была привязана к нам обоим. Я заботился о ней, но Лестат её учил. Она переняла многие его привычки, манеру говорить, использовать свою внешность как приманку. Но позже она стала тянуться ко мне, пока наконец не осознала себя самостоятельной личностью. Этот момент я переживал глубоко и долго. И хотя она была рядом, я чувствовал её отстранённость. Она выглядела как ребёнок, но от дитя в ней не осталось ровным счётом ничего. Кроме внешности, разумеется. Хотя и её она старалась изменить по мере своих сил. Она требовала шить ей уменьшенные в размерах женские платья, причесывалась как женщина, говорила и вела себя, как женщина. Порой, если не видеть ее лица, мне казалось, что это была миниатюрная взрослая леди. Изменился её взгляд, её манера говорить, держать себя. Она ощущала себя равной нам и имела на это полное право. Часто её злило моё желание нянчиться с ней. Она уничтожила все куклы, которые изображали детей, оставив только фарфоровых женщин в роскошных нарядах. Её картины все чаще изображали взрослых. В обществе она вела себя пугающе откровенно. Это забавляло всех, но я встречался тревожным взглядом с Лестатом, который не сводил с неё глаз. И в то же время я старался понять, что чувствовал Лестат. О себе он ничего не рассказывал. Его прошлое было его тайной. Кроме его отца, я не имел ни малейшего представления о его семье. Я не знал, где он родился. Я не знал, кем был его создатель. Лестат оставался тайной, раскрыть которую не суждено было никому. Я обернулся к нему, почувствовав, как он напрягся. Лестат смотрел куда-то поверх моего плеча и улыбался. — Вот и ужин, Луи, — произнёс он. Я обернулся и увидел прогуливающуюся пару. Это были молодые, скорее всего, недавно поженившиеся мужчина и женщина. — Лестат, не надо, — я схватил его за рукав, остановив от стремительного рывка. — Почему? — он поднял на меня немного раздражённый взгляд. — Они такие счастливые, — невольно сорвалось у меня с языка, и я прикусил губу. Лестат замер. Я чувствовал, как он застыл, пристально вглядываясь в моё лицо, словно пытаясь прочесть мои мысли. — Как будто ты никогда не убивал счастливых, — произнёс он сухо. — Я убивал одиночек. — Таких же, как ты сам, — бросил мне Лестат, выдернул рукав из моей руки и стремительно пошёл прочь. Я долго смотрел ему вслед, а потом оглянулся на пару. Они успели уйти уже довольно далеко и выглядели по-прежнему счастливыми. Вполне возможно, они уже ждали пополнение в семье. И я снова ощутил своё лишнее существование. Вернулся я только под утро. Звуки музыки раздавались из зала. Клодия разучивала новый вальс, но услышав мои шаги, повернулась. — Доброй ночи, — произнесла она уже несколько мягче. Я кивнул. — Что-то случилось? — она с тревогой осмотрела меня с головы до ног и встала. — Ты чем-то расстроен. — Нет. Просто немного устал. Пойдёшь спать? Она тряхнула копной густых кудряшек. — А можно с тобой? Я кивнул, но особой радости не испытал. Все мои мысли занимала неудачная прогулка. Я никогда ещё не ложился так рано. Но Клодия без пререканий залезла ко мне, обняла одной рукой и заснула. А я долго лежал в темноте, прислушиваясь к шагам на втором этаже. Лестат не ложился почти до рассвета. Следующей ночью я проснулся раньше Клодии. Меня мучил дикий голод. Наскоро одевшись, я вышел на улицу, и прячась в густом тумане, устремиться вперёд. Первой жертвой стал нетрезвый мужчина неподалёку от таверны. Но им одним я не насытится. В висках отдавалось вино. Слегка захмелевший, я все же продолжил путь. Алкоголь должен был скоро выветриться. На глаза мне попалась какая-то растрёпанная девица. Она шагнула мне навстречу, недвусмысленно улыбаясь, и тут же, слабо вскрикнув, обмякла в моих руках. Я опустил безжизненное тело на голую землю и пошёл дальше. Тёплая человеческая кровь ненадолго подарила мне тепло и слабый румянец. Я прошёлся вдоль набережной, прислушиваясь к голосу ночного города. А потом услышал шаги. Я не успел оглянуться, как Лестат проворно взял меня под руку. — Прекрасный воздух, mon cheri, — произнёс он с лёгкой улыбкой, словно не было вчера той сцены в парке. Я согласился с его словами, но держался по-прежнему тихо. Его внезапное появление меня слегка обескуражило, но я был рад, что он шёл рядом. — Я хочу в оперу. Или в театр. Засиделись дома! — капризно произнёс Лестат. — Как пожелаешь, — отозвался я. — Тогда идём? Билеты я достану в любой момент, — его лицо так лучилось воодушевлением. Я вспомнил про Клодию, которая наверняка будет искать меня, но потом подумал и решил купить ей что-нибудь по пути домой, чтобы она не обижалась. Лестат действительно достал нам два билета с поразительной лёгкостью. Ненадолго оставив меня в одиночестве, он вскоре вернулся и повёл меня в ложу. Усевшись на своё место, я принялся наблюдать за происходящим действием, как почувствовал на себе пристальный взгляд. Я обернулся, но Лестат, казалось, был погружён в разворачивающемся перед нами историю. Я пожал плечами и последовал его примеру, но вскоре по моей ладони, лежавшей на подлокотнике кресла, скользнули его пальцы. Я вздрогнул, сделал вид, будто ничего не произошло, но полностью погрузиться в сюжет уже не смог. Лестат иногда шёпотом комментировал действия, нагнувшись ко мне и щекоча мою щеку прядью белокурых волос. Его губы порой почти касались моей кожи, и от этого ощущения меня словно бросало в жар. Я не мог сосредоточиться, подобное происходило со мной впервые. Пожалуй, ещё год назад я бы рассерженно отстранился от него, но сейчас мне хотелось самому повернуться к нему, взять за руку, улыбнуться. Но у меня самого была роль, которую мне надлежало играть. Я не мог сразу вести себя так, словно между нами действительно что-то было. Потому что ничего не было! А может, это было лишь моё воображение? Лестат порой мог вести себя очень свободно, бесцеремонно нарушая личные границы, говорить недвусмысленные вещи, и все же это был Лестат. Нельзя было полностью верить тому, что он в этот момент говорил. Он мог играть, флиртовать, провоцировать. И глупо было поддаваться этому. Из театра я вылетел раньше, ⎌чем многие только поднялись со своих мест. Лестат нагнал меня на улице, и я титаническими усилиями смог взять себя в руки. — Что с тобой? Я помотал головой, чувствуя, что мой голос может выдать меня. Лестат с тревогой заглянул мне в лицо, при этом положив руки на плечи, и я зажмурился, чувствуя, как колотиться сердце. Однако Лестат расценил это как недомогание. Он отпустил меня и предложил поохотиться, ссылаясь на мой нездоровый вид. — Я в порядке. Его не убедил мой ответ. — Ты чем-то встревожен? Луи, скажи мне прямо, в чем дело? К такому напору я был не готов. Лестат неожиданно взял меня под локоть и отвёл вдоль по улице на какую-то лавку. Усадив меня, он присел рядом и неожиданно ровным голосом спросил: — Чем я могу тебе помочь? Что бы Лестат вдруг сам предложил не с того не с сего помощь?! Возможно, я действительно недооценил всю степень моих депрессивных мыслей, которые отразились на моем лице, раз Лестат обратил внимание на кого-то, кроме себя. Я покачал головой. — Все хорошо, Лестат. Спасибо, но я в порядке. — Ты так говоришь, чтобы я отстал, — уверенно отозвался он, — но со мной этот номер не пройдёт. — Послушай, я правда ценю твою желание помочь, но ты не поможешь мне, Лестат, ничем! — я попытался встать, но Лестат удержал меня на месте. — Ты можешь врать ей, но не мне. Клодия не видит дальше своего носа, когда дело не касается её. — А ты проницательный и отзывчивый самаритянин, — неожиданно огрызнулся я. То ли от напряжения, то ли от всех этих мыслей я неожиданно вспылил, но Лестат спокойно смотрел на меня, не изменившись в лице. — И все же я бы мог тебе помочь, объясни ты, в чем дело. Увы, он был прав. Возможно, если бы я рассказал ему всю правду о том, как теперь отношусь к нему, он бы повёл себя достойно и не оттолкнул бы меня. Но я знал точно — если я расскажу ему правду, выхода не будет. Наши отношения изменятся, а вот как именно, я не мог сказать. Страх взял своё. Я поднялся на ноги и угрюмо побрел прочь, не обращая внимания на его зов. Лестат не стал меня догонять, а я не стал его ждать. Лишь дома я понял, какую глупость совершил.