+.-.+
— Так ты живёшь с бабушкой? — спрашивает Юнги. — Да. Из живых родственников только она и осталась, так что после Сеула… — Чимин останавливается. Юнги всегда знал, что так и случится. Нет, не так — он уже успел заметить, что каждый раз, как тот упоминает в разговоре Сеул, на него накатывает ностальгия, и Чимин начинает пусто смотреть в никуда, снова переживая горькие воспоминания, — родители отправили меня сюда, — заканчивает парень. Внутри домик маленький и уютный, почти без украшений. Бабушки Чимина нигде не видно, но тот ведь сказал, что старушка уже уснула и он не хотел её будить. Кроме комнат бабушки и Чимина в доме есть ещё пара свободных, но, по словам парнишки, они все, к сожалению, заставлены коробками, и потому Чимин предложил занять его комнату, мол, он и на диване поспит. От этого Юнги быстро отказался, заявив, что дивана будет более, чем достаточно, и они тихо спорили о том, кто же где будет спать (Юнги даже пригрозил устроиться в ванной, если тот продолжит настаивать), пока не решили перетащить вторую кровать из одной из пустующих комнат к Чимину. Было уже далеко за полночь, когда Юнги устроился в кровати, смотря в чужой потолок. Они потратили много времени на то, чтобы перетащить другую кровать к Чимину, пока не поняли, что дверь слишком узкая и рама в неё так просто не пролезет: пришлось поднимать всё и разворачивать (и приложить чёрт знает сколько усилий), чтобы затащить её внутрь, и всё это под смех и беззлобные подколы (вроде “ты уверен, что не нарисовал себе пресс, а то даже кровать поднять не можешь?” и “и это я слышу от того, кто кричал про свою бедную спину, когда мы её только приподняли”). — И кто тут пришёл ко мне за помощью? — К твоему сведению, ты был последним вариантом. Знаешь, я даже жалел, что к тебе заявился, — шутя выдаёт Юнги. — Ты злой, хён. — А ты просто тупой, Пак Чимин. Чимин лежит на кровати рядом с ним, широко распахнув глаза. Да, свет выключен, но догадаться об этом несложно. Как забавно. Когда Пак Чимин только появился в его жизни, Юнги и подумать не мог, что они окажутся в такой ситуации. Первые пару раз, когда он нормально говорил с мальчишкой, Юнги приходилось думать над каждым словом, боясь, что чем-то доведёт его до слёз. — Спасибо тебе, Чимин-а, — всё же говорит парень. Сегодня выдался непростой день. Слова отца всё ещё звучат в голове: то, как он назвал его ублюдком за то, что Юнги идёт за своей мечтой, за то, кто он есть и кем будет всегда. — Я не знал, куда ещё пойти. Тогда Юнги едва-едва показал, что за гордостью, издёвками и резкими словами скрывается доброе сердце, которое он всеми силами прячет. — Всё в порядке, хён. Никто никогда у меня не ночевал, — делится с ним Чимин. — Даже в детском саду? Никаких ночёвок? Боже, какое скучное детство, — дразнит его Юнги. — Я… я был постоянно занят, — неожиданно грустно отвечает Чимин. Но на самом деле всегда так, парнишка каждый раз унывает, когда речь заходит о Сеуле и его прошлом. — Я ходил в частную католическую школу в Сеуле. Особо не было времени на игры с друзьями. Юнги фыркает — именно это он больше всего и не любит в Пак Чимине. — Тогда сейчас у тебя времени предостаточно. Не нужно было ничего видеть, чтобы знать, что Чимин улыбается.+.-.+
Во сне Юнги Хосок делал впечатляющую сальтуху, а у Тэхёна было туловище свиньи, но тут откуда-то начал доноситься ужасный шум — и Юнги проснулся под чудовищные крики. У него ушла пара минут на то, чтобы понять, что он спит не в своей комнате, потому что поссорился с отцом и пришёл к Чимину. Это до него почему-то доходило особенно долго. Из прострации Юнги вырвал очередной крик. Подорвавшись с кровати, он подбегает к двери, почему-то думая, что за ним могли прийти родители, что как-то нашли его дома у Чимина. Но второй крик, высокий и полный злости, уж точно не принадлежал никому из его родственников. — Это не то, о чём вы подумали! Кричит Чимин, а на фоне ещё два голоса, мужчины и женщины. За этим всем еле слышно тихий голос кого-то, пытающегося их утихомирить. Скорее всего, это бабушка Чимина. — А мы-то думал, что у тебя всё идёт лучше. Не для этого мы заставили тебя уехать из Сеула, — кричит женщина. Наверное, это и есть госпожа Пак. — Вы выдворили меня из Сеула, потому что вам было стыдно! — не менее громко кричит Чимин в ответ. До этого Юнги никогда не слышал, как Чимин кричит, даже не видел его злым, и потому замирает у двери, схватившись за ручку и понимая, что не должен выходить. Он и не должен был всего этого услышать. — Мы отправили тебя сюда для твоего же блага, — говорит уже его отец. — И что? У меня теперь не может быть друзей? Вы хоть когда-то будете чем-то довольны? Мне что, в школу для девочек пойти? Вам этого хочется? — с издёвкой спрашивает Чимин, всё ещё не понижая голос. — Пак Чимин, не смей говорить с родителями таким... — И что вы за родители, если разрушили жизнь собственного сына? Теперь вы довольны? Раздаётся шлепок пощёчины — и ему не показалось, Юнги хорошо знает этот звук после всех тех случаев, когда отец его бил. За этим следует оглушительная тишина, которую нарушает полный презрения голос госпожи Пак. — Именно ты, Пак Чимин, свою жизнь и разрушил. За снова упавшей тишиной следует звук шагов, приближающихся ко второму этажу. Дверь комнаты резко распахивается и в неё врывается плачущий Чимин с алой от удара щекой. В тот момент, когда мальчишка переводит взгляд на него, Юнги вдруг кажется, что он вот-то сломается и упадёт прямо там, на месте, рассыпавшись на части, и, что странно, Юнги почему-то думает о том, чтобы сделать шаг вперёд и обнять его, удерживая все эти куски вместе. Из оцепенения их вырывает голос, снова зовущий Чимина. — Хён, бежим, — говорит парнишка, хватая Юнги за запястье и идя к окну. — Что? — Они не знают, что ты здесь. А может и знают, я понятия не имею. В любом случае, нам стоит бежать сейчас же, — выдаёт он, залезая на подоконник и перекидывая через него обе ноги, становясь на парапет. — Стой, стой. Прямо сейчас? — Да, хён. Прости, но нужно бежать прямо сейчас, — отвечает ему Чимин, пытаясь перебраться с окна на дерево рядом с домом. Пусть и матерясь себе под нос, но Юнги лезет следом, выбираясь из окна и повторяя за Чимином. У того всё это так легко получается: Чимин просто перескакивает с парапета на ветку, а затем, выгнувшись, цепляется за ствол дерева. Родители Чимина же решили ворваться в комнату именно когда Юнги тянулся за веткой, а сам парнишка, уже спустившийся на землю, просил его поторопиться. Было бы даже смешно, если бы тот не воспринимал всю эту ситуацию так серьёзно. Надо же, Юнги просто переночевал у друга, а теперь приходится вести себя, словно он случайный любовник, удирающий от разьярённой жены. Юнги совсем не спец в лазании по деревьям, но всё же смог спуститься, ничего не сломав, и, как только его ноги коснулись земли, Чимин снова ухватил его за запястье, начиная бежать. Они не останавливались минут десять, и всё из-за Чимина. Он тащит Юнги невесть куда и, видно, совсем не собирается останавливаться, и постепенно Юнги устаёт всё сильнее. Сейчас всего лишь раннее утро, а ему приходится заставлять себя бежать со всей дури без никакой разминки — и это если не считать того, что дороги в Сончон-гыль не самые ровные. Юнги в одних носках, и бежать так невероятно больно, а Чимин же словно оглох, совсем не слыша его просьб остановиться. Чтобы вырвать младшего из транса ему пришлось резко дёрнуть того за руку и громко закричать: — Чимин, стой! И Чимин останавливается. Только тогда Юнги наконец-то удалось рассмотреть его лицо. Всю дорогу парнишка плакал, содрогаясь всем телом и тихо всхлипывая. Сейчас он действительно кажется разбитым, и, если судить по растрёпанным волосам, он был готов ко встрече со своими родителями не больше самого Юнги. И щека у него всё ещё красная, что так напоминает парню о такой же пощёчине от отца. Чимин стоит посреди дороги лишь в футболке и шортах; у Юнги хоть носки были… и только тогда он замечает кровь на ногах парнишки. — У тебя все ноги в крови, — говорит ему Юнги, наклоняясь, чтобы рассмотреть их получше. Тихо охнув, парень разрешает Юнги проверить его ступни. Чимин, должно быть, даже не заметил, что бежал. — Нам нужно куда-то зайти. Лучше всего к Сокджину, но может... — Нет, — резко обрывает его Чимин. — Нам нужно обработать это всё, ладно? А сейчас мы посреди блядской дороги и нам некуда идти, — говорит Юнги, поднимаясь, пытаясь мыслить как можно более здраво. Может, сейчас они этого и не чувствуют, но если продолжат стоять посреди улицы в одних шортах и футболках, то очень скоро пожалеют, что не нашли, где спрятаться от горного ветра. — Пожалуйста, хён, — повторяет он, почти умоляя, — просто дай мне... Чимин так и не смог закончить предложение, но Юнги всё равно понял, что тому было нужно. — Ладно, — тихо отвечает он. — Но нам всё равно нужно куда-то пойти.+.-.+
Сегодня суббота, школа закрыта, а так, как их команда готовится к чемпионату, спортзал забит за ними. Даже по воскресеньям приходить могут. Намджун даже сказал ему (только ему, не остальным), что ключ спрятан за большим горшком с растением у входа в спортзал. Чимина он туда притащил на спине — ну не мог же он разрешить мелкому идти самому, с таким-то кровавым порезом. Парнишка подчинился, просто позволяя Юнги нести его на спине всю дорогу до спортзала, сидя ужасно тихо, но хотя бы уже не плача. Они засели в подсобке, устроившись рядом с горой сдутых мячей и пыльных матов, чтобы никто, случайно зашедший внутрь, их не увидел. Чимин, всё так же упрямо молчащий и сверкающий глазами, откинулся на стену, и Юнги решил не задавать вопросов, вместо этого подбирая забытую кем-то из них на тренировке бутылку воды и наливая её на ногу Чимина в попытке почистить его рану. Об аптечке, спрятанной где-то здесь, он вспомнил лишь посреди всего этого действа, после чего бежит за ней и достаёт оттуда бутылку перекиси, вату и бинты. — Будет больно, — предупреждает его Юнги, пропитывая ватку спиртом и пытаясь вытереть порез от грязи. Зашипев, Чимин едва не одёргивает ногу, но каким-то чудом умудряется не сдвинуться с места даже после того, как Юнги с его ограниченными познаниями в первой помощи, перебинтовывает обе ноги. Сокджину такое даётся лучше, тем более, он лучше (куда лучше) утешает других. Юнги в душевных делах не помощник. Вот в оскорблениях он спец, а наоборот, увы, не работает. Закончив, он просто садится перед Чимином, ожидая, пока тот скажет хоть что-то, но в итоге начал подумывать над тем, чтобы уйти, даже начал было подниматься, разворачиваясь к двери, но вдруг Чимин решил его остановить. — Нет, хён. Останься, пожалуйста, — просит его парнишка. Парень оглядывается на Чимина, натянувшего на лицо улыбку — ту самую, слабую и жалкую, которую он ненавидит так же сильно, как и его слёзы. Юнги возвращается и плюхается на пол рядом с младшим, тоже опираясь спиной на стену. — Прости, — тихо говорит Чимин. — Я знаю, ты терпеть не можешь, когда я говорю такое, но всё так и есть. У него на языке уже вертится сотня остроумных фразочек, какие-то утешения, что, возможно, развеселят парнишку, анекдоты и пошлые шутки, что никак не подходят в этой ситуации, но Юнги вдруг понимает, что лучшее сейчас — тишина. — Я не знал, что они сегодня приедут. Родители. И Юнги чувствует, что Чимин вот-вот снова расплачется. Чувствует. Как он может чувствовать эмоции другого человека? — Бабуля разбудила меня, как только машина подъехала к дому. Она знает — и понимает. Только она меня понимает. Я побежал вниз, сказал, что у меня просто ночует друг,а они разозлились. Мне не стоило об этом говорить, потому что мы поссорились и… и вот, мы с тобой здесь, — рассказывает Чимин, слишком горько смеясь в конце. У Юнги нет ни решимости, ни права расспрашивать, но всё как-то связано с Сеулом, а прошлое мелкого, о котором они никогда не говорят, и обрывки сегодняшней ссоры говорят сами за себя. Чимин совсем не в порядке. Ну серьёзно, какие родители не разрешают детям приводить гостей? Может, в Сеуле так принято, конечно, но Юнги о таком не слышал. Что-то, чтобы это ни было, случилось там, и было настолько плохим, что сломало Чимина. Смешно, что после всех раз, когда он видел мальчишку плачущим, Юнги понял это только сейчас. — Я ужасный человек, хён. В Сеуле я... Юнги ждёт продолжение истории, ждёт, что Чимин прольёт свет на тайну Сеула, но тот замолкает, словно внезапно понимая, что не хочет ни о чём говорить. “В Сеуле всё грустно”, вот что он тогда сказал, и это запомнилось Юнги особенно ярко. Набрав полные лёгкие воздуха, парнишка всё же продолжает: — Я знаю, что я идиот. Я такой идиот, я во всём виноват, хён. Я всегда всё порчу, — говорит Чимин, закрывая лицо руками и снова бросаясь в слёзы. Его совсем не видно за ладонями, и Юнги остаётся лишь смотреть на мелко трясущиеся плечи. — Это я в-во всём в-виноват. Я испортил себе жизнь. Я з-знаю, т-ты н-ненавидишь, к-когда я п-плачу, но п-пожалуйст-та, м-можно... — Хватит, Пак Чимин, — говорит он, поворачиваясь к парнишке и делая именно то, что сделал бы Мин Юнги: он хватает запястья Чимина, отрывая их от его лица в попытке остановить слёзы. Тот же лишь пытается не смотреть ему в глаза, смотря в пол и продолжая лить слёзы. Да, Чимин наверное хочет, чтобы он просто был рядом и обнимал, пока тот плачет, но Мин Юнги так не делает. — Ты такой идиот, один из самых тупых людей, что я когда-либо встречал. Жалкий, постоянно плачешь и что-то не так понимаешь, — Юнги даже не думает о том, что говорит, но почему-то изо рта всё равно льётся одна правда. — Но ты ничего не портишь. Да, ну наделал ты что-то в Сеуле, но какая разница? Ты же уже не там. Теперь ты здесь, и, знаешь, как по мне, то ты просто лучшее, что могло случиться с этим чёртовым городом. И Чимин просто останавливается. Прекращаются плачь и дрожь. Юнги понятия не имеет, ляпнул ли он что-то не так или же сказал всё правильно, но парнишка медленно поднимает голову. Глаза у него всё ещё красные, а пухлые щёки мокрые от слёз, но за всем этим что-то скрывается, и Чимин перестаёт плакать и смотрит прямо на Юнги. Они просто сидят так, и парень не решается убирать руки от запястий мелкого. Юнги думает о Чимине, о том, что тот приехал в городок, что так ненавидел, а он сам и не думал, что говорил что-то не так, о том, как увидел Чимина плачущим в классе впервые и подумал, что тот ненормальный, о том, как заметил слёзы парнишки в ночь инициации, реши он тогда, что тот просто странный, о том, как мелкий решил, что он, Юнги, его ненавидит, и как то переросло в беспокойство. Вспомнил о том, как Чимин влился в их группу друзей, дал им шанс наконец-то выиграть трофей в этом году, стать лучшей командой в провинции Гангвон — это уж точно будет лучшим, что случится с Юнги за всё время, что он живёт в этом городе. А ещё он вспомнил о прошлой ночи, когда заявился к Чимину, потому что было больше некуда пойти. И вдруг внезапно он подумал о звёздах. Пусть рядом с ним и сидит лишь Пак Чимин, но Юнги всё равно кажется, что он видит звёзды — во всяком случае. Сердце стучит точно так же, как когда он поднимает глаза на алеющее закатное небо. Тогда он понимает, что всё ещё держит Чимина за руку, и быстро её отпускает, чувствуя себя неловко, а затем отворачивается, отводя взгляд от парнишки и снова откидываясь на стену. С плеч словно гора спадает и Юнги облегчённо вздыхает, про себя решая, что сморозил полную глупость и сейчас думает невесть о чём. Он тяжело вздыхает и комната снова погружается в тишину. Как-то очень часто между ними повисает такая неловкая тишина, и Юнги, вспомнив похожий момент, тихо хмыкает. — Что смешного? — спрашивает всё ещё тихо всхлипывающий Чимин. — Ничего, — отвечает ему Юнги. — Помни, мелкий, — продолжает он, всё ещё не оглядываясь на Чимина, — всё это не значит, что мне на тебя не наплевать. Чимин хмыкает, как только это слышит. — Знаю, хён. Но всё равно спасибо. — Не за что. — И за ноги тоже спасибо. Чимин подтягивает ноги ближе к себе, осматривая, как Юнги наспех и неумело их перевязал. Ну, они хотя бы туго перевязаны. Возможно, даже слишком туго. — Я тут подумал, благодарность за ноги забираю назад. выглядит просто ужасно, хён, я даже обувь не смогу надеть. — Эй, не жалуйся. Кто тут у нас говорил, что не хочет идти к Джину, а? — парирует Юнги, раздражённо фыркая. Чимин тихо смеётся, а Юнги просто благодарен, что тот больше не плачет. — Знаешь что, а я опять потащу тебя на спине, раз так залажал с ногой, — как бы между делом говорит Юнги. Чимин на это преувеличенно громко охает, притворяясь. — Что ты сделаешь, хён? — Заткнись, мелкий, мы не можем позволить себе потерять тебя перед матчем. Нам нужны твои здоровые ноги и способность победить этот матч.. — Так вы только поэтому со мной общаетесь? Потому что я хорошо играю в баскетбол? — Поправочка — ты лучше Намджуна, а нам точно нужна замена. Так что если, скажем, Джун играл бы лучше тебя, мы бы не приняли к себе в компанию такого странного новичка. — Ты злюка, хён. Юнги пробивает на смех. Теперь, когда Чимина попустило, ему почему-то тоже стало легче. Всё кажется смешным. Как чьё-то счастье может его так радовать? И тут он внезапно вспоминает о доме. Когда-то им придётся вернуться домой. Чимину к себе и, может, там всё ещё будут его родители, а Юнги к себе, и он не знает, как долго ещё может терпеть отца. Парень качает головой, пытаясь избавиться от тяжёлых мыслей, портящих такой редкий хороший момент. Сидящий рядом Чимин медленно опускает голову ему на плечо. Юнги его не отталкивает, позволяя волосам мальчишки щекотать шею и подбородок, и прислоняется к теплому телу, позволяя себе закрыть глаза. — Ты лжец, хён. Юнги вздёргивает бровь, ожидая объяснений. — Тебе совсем не всё равно. И в тот раз Юнги его не исправил.