Ненормальный дуэт

Череда наполненных страданием дней потянулась в калейдоскопе тренировок, арабского языка и работы. Я смогла договориться с Маликом и тот нашёл для меня клиенток, уж не знаю где он их откопал. У меня вообще сложилось впечатление, что даи - это такие многопрофильные специалисты, без которых братство рухнет. Утром приходила девочка, одна из местной босоты, которая согласилась за мелкую монету каждый день обходить дома и приносить мне работу, а вечером относить обратно. Девчонка была худая, и я первый день думала, что она вовсе сломается под тяжестью немаленькой корзины, но та оказалась жилистой и живучей, как таракан. Работала девчонка исправно, и я потихоньку начала её откармливать, хотя Малик был против того, чтобы возле бюро ошивались беспризорники. Пришлось подключить Кадара и Кристину и доходчиво объяснить консерватору, что бедняки, беспризорники и прочие маргинальные личности, могут оказаться кладезем полезной информации о том, что происходит на улицах и о чём говорят богатые и наделённые властью. К тому же, заручившись верностью человека, доведенного до отчаяния, ты век будешь пользоваться его помощью. Как ни странно, поддержал меня Альтаир, который всё время внимательно слушал наш разговор в один из тех вечеров, когда завалился, уставший, через люк бюро после трехдневного отсутствия. Именно за ним было решающее веское слово. Малик проникся, и через пару дней уже сам начал нет-нет да и подбрасывать девчонке лишний медяк или оставлял для неё приличные объедки со стола. Мы целыми днями сидели с бюро не выходя на улицу. Приносимую девочнкой одежду я штопала, в который раз благодаря собственную предусмотрительность, ведь имея свой маленький швейный набор, вполне могла прокормить себя и Кристину. Бурчащую и грозящую бухнуться в обморок и пролежать так до скончания времён подругу, я так же подключила к делу. В остальное, не заполненное работой время, мы уезжали за город с ассасинами на тренировки. Хотя и казалось странным, что нигде в городе нет площадки или зала для занятий и подготовки юнитов. Но на мои вопросы Малик только презрительно скривился и буркнул что-то про то, что настоящих ассасинов тренируют подальше от глаз любопытных, в благословенных стенах Масиафа. Альтаир решил нас натаскивать на быстрых убийствах, так как в открытом бою нам банально силёнок не хватит дать отпор тому же стражнику. Я тренировалась с самоотдачей, которую давно за собой не ощущала. Дела давно минувших дне, но когда-то ведь ходила на курсы по ножевому бою и дралась как бешеная. Сейчас другое время и я другая, однако Альтаир смог вновь разжечь во мне этот интерес с бою. Кристина ворчала, но старалась не меньше. Я радовалась каждый раз, наблюдая за её боем и видя как она серьёзно подходит к тренировке. Она недолюбливала оружный бой, предпочитая кулаки, поэтому я была ей благодарная за эти старания. Конечно, помимо боя, и хитрой премудрости быть у всех на виду и оставаться незамеченной, нас так же натаскивали на выносливость. Это я раньше думала, что мы сильные и выносливые? Серьёзно?! Я враз передумала гордиться своей физической подготовкой, когда наматывала третий круг с мешками песка на ногах и руках. Велико было желание лечь и сдохнуть, но лечь нам не давал садист местного масштаба, который, словно коршун, висел над нами, внимательно следя за выполнением задания. Одно удивляло — Кадару доставалось не меньше, хотя, казалось бы, уж он-то с детства привык к подобным тренировкам. Как-то само собой (а может благодаря одной бойкой темноволосой подруге) Кадар стал всё своё свободное время в бюро проводить с нами. Даже когда мы садились за работу, он присаживался рядом и рассказывал, что-то интересное. Однажды я посоветовала ему читать книги, и парень стал читать нам вслух, хотя, по его признанию, не любил это дело. Как это часто бывает, мальчонка, который воображал себя великим воякой и с благоговением смотрел на Альтаира, двигался лишь в одном направлении. Он как проклятый тренировался бою с мечом и совершенно игнорировал тренировку ума. Как бы брат Малик не старался приучить его к чтению, парень проявлял удивительную смекалку в деле сбегания из-под строгого надзора писарей братства. Так он нам рассказывала о своих юных годах в братстве. Полная противоположность ворчливому, но умному Малику. Каково же было удивление Кадара, когда в один из приездов в Иерусалим после выполненного задания, Альтаир присел к нам и стал внимательно слушать смущённого парня, читающего книгу. Когда тот закончил, мастер-ассасин спросил наше мнение о прочитанном. Мы ответили, насколько позволяло знание языка и я в который уже раз удивилась, обнаружив, что Альтаир знаком с этим произведением и имеет свою точку зрения. Довольно умную, если честно. Этот разговор немало меня позабавил и удивил. У Кадара судя по всему вообще мир перевернулся. Во время нашего с Альтаиром небольшого спора о смысле доброты, он сидел, чуть ли рот не раскрыв от изумления. В следующий раз Альтаир привёз нам книгу. Это оказался биографический труд жившего в прошлом столетии персидского поэта, который прославился своими рубаи — четверостиший, прославлявших земные радости и напоминания о бренности мира. Вот, что мне больше всего запомнилось: * Чтоб мудро жизнь прожить, знать надобно немало, Два важных правила запомни для начала: Ты лучше голодай, чем что попало есть, И лучше будь один, чем вместе с кем попало. * Меня философом враги мои зовут, Однако — видит Бог — ошибочен их суд. Ничтожней много я — ведь мне ничто не ясно, Не ясно даже то, зачем и кто я тут. * Когда вы за столом, как тесная семья, Опять усядетесь — прошу вас, о друзья, О друге вспомянуть и опрокинуть чашу На месте, где сидел средь вас, бывало я. Альтаир верно рассчитал — я была просто в восторге! Правда, как потом выяснилось, он эту книгу добыл в библиотеке братства не совсем законным способом. Когда Малику пришла ориентировка на Альтаира, даи на несколько часов разразился потоком отборнейшей ругани, но, в конце концов, написал прошение разрешить хранить книгу в его бюро. Теперь молодому ассасину вход в обитель писцов был заказан на ближайшие месяцы. Мы тогда весь вечер смеялись над его рассказом о том, как он добывал этот труд и обвёл вокруг пальца зорких и непреклонных писарей. Во время рассказа он как-то преобразился, оживился и улыбался по-особенному, словно мальчишка довольный проделанной шалостью. В принципе он и был этим мальчишкой, в очередной раз подумалось мне, который волею судеб вынужден отнимать жизни по приказу и крутиться в политической игре. Не до конца понимая, что это за игра. У Кадара был уже конкретный разрыв шаблона. Парень неожиданно начал налегать на литературу и личностно расти в геометрической прогрессии. Альтаир же наоборот, казалось, избавлялся от своей угрюмости, порождённой завистью собратьев ассасинов к его таланту и чувством собственного превосходства. Ох сколько рассказав было нам доверено холодными вечерами на втором этаже бюро. Альтаир рассказывал о своей жизни спокойно, не утаивая и не показывая эмоций. Малик изредка присоединялся к нашим вечерним посиделками и слушал. Всё больше слушал, что было для него неожиданно. Но пару раз он всё же недовольно цокал языком и вскакивал, махая единственной рукой, обвиняя Альтаира в глупости и самоволии. Только с Маликом Альтаир огрызался, но с нами, двумя женщинами и юным ассасином, он был открыт, дружелюбен и часто шутил. Я наблюдала за будущим легендарным ассасином и в какой-то момент с небольшой тревогой поняла, что привязалась к нему. Вот так легко и незаметно он стал занимать мои мысли, я стала волноваться о его здоровье и радоваться его успехам и неудачам. Это была не влюблённость, о нет. Это была прочная эмоциональная связь, основанная на взаимном, глубоком уважении друг к другу. А во взаимности я была уверена. Чем я могла заслужить его уважение не имею ни малейшего понятия, но ни разу я не услышала от Альтаира грубости или пренебрежения к моим словам. Даже когда мы не сходились во мнениях, он психовал, сбегал, но неизменно возвращался, порой спустя несколько дней и смиренный и послушный пытался вновь меня понять. Он прислушивался к моим словам и иной раз по нескольку дней обдумывал их, прежде чем огорошить меня своими интересными выводами. Парень был умён, и я испытывала то самое особое удовольствие книжника от наших с ним разговоров, которые зачастую касались весьма философский тем, или же наоборот являлись рассматриванием прозы жизни. Поболтать наедине, нам выпадала возможность довольно часто, свободное время между миссиями Альтаира увеличивалось. Кристина больше времени уделяла Кадару и порой я чувствовала себя одинокой. Малик не знал английского так хорошо как Кадар, а я не знала арабского в достаточной мере, чтобы вести долгий разговор. Альтаир оказался неожиданно удобным собеседником. Он учился от меня английскому, а я от него арабскому. В подобном темпе прошёл спокойный и тихий месяц, а Альтаир уже подбирался к истинной сути своего наставника и в его разговорах мелькали темы сомнения в непогрешимости идей братства в лице наставника. Стоит ли говорить, что Малика эти разговоры невероятно раздражали. Он с какой-то отчаянной решимостью фанатика цеплялся за свои убеждения и веру в наставника, несмотря на все доводы Альтаира. Я старалась не влезать в их споры, но нет-нет, да и вставляла свои пять копеек. Так как я поддерживала Альтаира, Малик на меня обижался, но я не считала нужным беречь его чувства, так как искренне считала — чтобы выжить, нужно избавиться от собственных иллюзий. Он уже делал успехи, в плане ухода от консервативных взглядов на устои братства. Взять хотя бы то, что он вопреки правилам приютил нас с Кристиной. И не только нас. Та мелкая девчонка, что приносила мне работу, потихоньку привыкала ко мне и даже рассказывала о том, что происходит в городе. Она была тихая и внимательная, поэтому я пыталась всеми силами заслужить её доверие. Она с разрешения Малика начала спать в бюро и стала, чем-то вроде подмастерья у даи, делала уборку, выполняла мелкие поручения. Вскоре Малик убедился в её старании и усидчивости и сам принял решение учить ей чтению и письму. Мне казалось, что наслушавшись наших уроков на первом этаже, он завидовал, что не может принять участие в обучении, хотя наверняка в глубине души считал себя самым умным человеком в этом бюро. Однажды, когда мы вместе с Кристиной сидели на втором этаже за штопкой, чтобы развеять тоску монотонной работы мы затянули песню, одну из наших любимых. Это была тихая, красивая баллада «Славянская колыбельная». Я вела, а Кристина мне подпевала. Когда я закончила и подняла глаза от штопки, то увидела сидящую на лестнице девочку. Она сидела, обхватив руками острые коленки и большими тёмными глазами смотрела на меня, склонив голову чуть набок, и внимательно слушала. В своём мешковатом балахоне она была похожа на взъерошенного воробышка.  — Понравилось? — с улыбкой обратилась я к ней. Та тут же смутилась и нахмурилась, недовольная тем, что её так легко уличили в проявлении интереса, но в итоге улыбнулась и кивнула. Недоверчивая малышка Аиша выросла на улицах и поэтому приобрела те черты, которые помогали ей выжить, а именно недоверие к взрослым, замкнутость и угрюмость, вместе с готовностью делать ноги в случае опасности.  — Очень красивый язык, — наконец сказала девочка, — Что это? Я ни разу подобного не слышала.  — И не услышишь, — хмыкнула Кристина, используя разговор как возможность оторваться от штопки. — На этом языке говорят на родине Вики, далеко-далеко отсюда, за морем, за океаном.  — Не отлынивай от работы, — заметила я. Тяжело вздохнув, Кристина волком посмотрела на гору белья, но продолжила штопку платья.  — Так далеко? — удивилась девочка, — Как же ты попала сюда?  — По воздуху перелетела, — снова вмешалась подруга и хихикнула. И ведь не скажешь, что соврала.  — Я уже не маленькая, — недовольно поджала губы девочка. — Не надо меня сказками дурить.  — А что плохого в сказках? — Я оторвалась от штопки, чтобы бросить внимательный взгляд на маленькую девочку.  — Они все лживые, — твёрдо ответила она. — Их придумали, чтобы обманывать маленьких детей, чтобы те не плакали и вели себя хорошо.  — Ну, некоторые сказки действительно придумывались в назидание подрастающему поколению, — согласно кивнула я, — Однако без сказок, наша жизнь была бы ужасно скучной, не находишь?  — Нет, — мотнула та головой после минутной задумчивости. — Жизнь опасная и жестокая, а сказки обманывают маленьких детей, дают им надежду и веру в то, что кто-нибудь придёт и спасёт их.  — А ты уже успела разочароваться? — Я удивлённо покачала головой, даже Кристина притихла. — Раньше, когда я была ещё меньше, я слушала рассказы старших детей о семье, которая обязательно тебя найдёт, о добрых людях, которые помогут, если ты будешь следовать пути Аллаха и будешь хорошим ребёнком. Но потом я поняла, что это всё ложь. Никто не придёт и не спасёт меня и, если я хочу есть, мне придётся красть и обманывать, а, значит, Аллах меня никогда не простит. Я отложила штопку. Аиша не смотрела на меня пока говорила, а, всё так же сжавшись в комок, ковыряла грязным ногтем цветастый ковёр. Сделав себе заметку приручить её к чистоплотности, я задумалась о несправедливости этого мира, в котором мне приходится жить. Я задумалась о том, как бы мне улучшить жизнь этой девочки? Показаться ей, что в жизни ещё может произойти много хорошего, даже если ты мелкая воришка, вынужденная каждый день бороться за жизнь.  — Хочешь, я научу тебя своему языку? — Я вновь принялась за позабытую на время работу, игнорируя удивлённый взгляд Кристины.  — А зачем? — с сомнением посмотрела на меня девочка.  — Для общего развития, — я пожала плечами и поздно сообразила, что она могла меня не понять. — Чтобы петь красивые песни, и записывать свои тайны так, чтобы никто не мог их прочитать.  — Эту песню я тоже научусь петь? — тут же загорелась девочка.  — Да.  — Тогда хорошо, — легко согласилась она и опять смутилась. — А можете ещё что-нибудь спеть? Я задумалась на минуту и затянула «Балладу о трёх сыновьях». Кристина подхватила. Почти на автомате мелькали пальцы управляя острой иголкой. Со стороны лестница послышался скрип и за спиной погрузившейся в слух девочки материализовались две высокие фигуры. Заканчивала я, прикрыв глаза и легонько улыбаясь картинам, что рисовала моё воображение перед закрытыми глазами. В душе я уже была среди этой прекрасной страны, где поют горы и сверкают миллиардом брызг реки чистейшей воды. В стране, где рождаются мечты и сны. Но вот последняя нота замерла дрожащая в воздухе, а я открыла глаза, возвращаясь в жаркую и опасную реальность Иерусалима в средневековье.  — Рада видеть вас в добром здравии, — несколько натянуто поприветствовала я Альтаира и Кадара. Кристина, обворожительно улыбаясь, так же поприветствовала их и, с надеждой глядя на Альтаира, спросила:  — Ты же заберёшь нас сегодня на тренировку за город, да?  — Мне казалось ты прошлый раз клялась, что если не умрёшь, то ноги твоей не будет на тренировке, — усмехнулся мастер-ассасин и привычно скрестил руки, прислоняясь к стене. Кадар, улыбаясь ярче чем начищенный полтинник, уверенно подсел к своей пассии, но не обнял и не поцеловал. Парень хоть и не скрывал от Альтаира свои отношения с Кристиной, но всё равно в его присутствии не позволял себе какие-либо проявления нежности. Хотя подруга и не возражала, её вполне устраивало его поведение наедине. Она активно занималась его сексуальным воспитанием, о чём не забывала мне докладывать, пока я её не прерывала, устав слушать смущающие подробности.  — Я осознала всю степень своего заблуждения, — надула губки Кристина, но тут же улыбнулась, — Сам бы попробовал день-деньской сидеть здесь и бесконечно шить, шить и шить.  — Вы сами решили зарабатывать, — резонно заметил Кадар. Я продолжала шить, не обращая внимания на обвиняющий перст подруги.  — Эта особа заставляет меня корпеть над чужими портками и абсолютно не желает слушать мои возражения! — Преувеличенно возмущённо воскликнула Кристина. В моём лице не дрогнул ни один мускул, а руки продолжали быстро работать, управляя маленькой, но весьма опасной иголкой, которая, если знать куда бить, могла причинить не мало боли, одной наглой особе. Хотя конечно всё это лишь мысли, я бы никогда не причинила боли Кристине. Не после всего того, что нас объединяет. Но с языка вот вот были готовы сорваться недобрые слова. Кажется, только Альтаир, да малышка девочка, поняли, что ещё минута и темноволосой лентяйке не поздоровиться. Мастер-ассасин поспешил спасти мою подругу от скорой и жестокой расправы:  — Окей, — ввернул английское словцо араб, чем заслужил наши улыбки. — Если так охота, то можем прямо сейчас отправиться.  — Вика, ты с нами? — Кристина наконец заметила моё напряжение и, извиняясь, дотронулась легонько до руки, пыталась заглянуть в глаза. Я ответила не сразу, хотя и понимала, что в этой ситуации строить из себя обидчивую особу глупо. Закончив строчку, я аккуратно оборвала нитку и мысленно посетовала о маленьких ножницах, которые ещё попусту не изобрели.  — Я с вами. Маленькая девочка уже хотела по обыкновению шмыгнуть с свою коморку на первом этаже, которую для неё выделил Малик, но я вовремя поймала её за плечо, заставляя остановиться и посмотреть на меня.  — Не хочешь сходить с нами? — девочка вся сжалась от моего прикосновения, но тут же распрямилась, круглыми глазами смотря на меня.  — А, можно? — недоверчиво спросила малышка.  — Да, — я кивнула и посмотрела вопросительно на молчаливо наблюдающего Альтаира, тот едва заметно пожал плечами. Девочка подпрыгнула на месте от радости и кубарем помчалась вниз, чуть не сбив спускающихся Кадара с Кристиной.  — С ней сама будешь возиться, — негромко заметил Альтаир и спустился следом за остальными. Я лишь передернула плечами. Никогда не бегала от ответственности. И сейчас не буду. Когда мы приехали на наше обычное место, я помогла спуститься худенькой девчушке с коня. Та всю поездку сидела ровно и даже, кажется, боялась дышать, чтобы её, не дай боги, не прогнали, решив, что она обуза. Вот и сейчас я, легко обхватив её за тонкую талию, сняла с коня, а она вся покраснела и нахмурилась, смущённая тем, что ей помогают. Я же с удовольствием отметила, что за месяц она успела поднабрать в весе и уже не торчат страшными углами рёбра под тонкой кожей, грозя распороть её от одного неверного движения. По счастью наш учитель сегодня решил нас не мучить, и мы провели лёгкую разминку, которая закончилась уже традиционным командным боем, мы трое против Альтаира. Девчонка сидела в тени палатки, которую мы специально для неё захватили с собой, и во все глаза следила за нашим боем. На этот раз нам удалось достать неуловимого мастера и его бока обзавелись двумя небольшими, тонкими царапинами, от моих ножей. Кристина от души заехала ему по скуле, а Кадар оставил приличный синяк, когда выбил меч. Я была довольна своим результатом и плевать, что получила по рёбрам, когда не успела вовремя отскочить после удачной серии. Кристина тяжело дышала и улыбалась, держась за безвольную руку, которой она попыталась заблокировать удар в солнечное сплетение. С Кадаром же Альтаир не церемонился и заехал ему простым хуком в нос, показывая, что парень слишком рано радовался победе, раз забыл про защиту. Уставшие, мы присели под палатку и принялись с удовольствием сметать нехитрую еду. Мы весело болтали и смеялись, обсуждая свои успехи и неудачи. Заметив, что малышка опять насупилась я обратилась к ней:  — Тяжело было?  — Немного, — нехотя призналась она и понуро опустила голову: — Я слишком слабая, даже круг пробежать не смогла. Вокруг ребята засмеялись, чем заставили девочку ещё сильнее сжаться и ниже опустить голову.  — Так ну-ка хватит! — прикрикнула я на развеселившихся ребят и обратилась к девочке: — Зря ты так. Ты большая молодец и ничего страшного в том, что не смогла выдержать наш темп. Мы же взрослые в конце концов, а у тебя всё впереди, так что не расстраивайся.  — Вика права, — согласился Альтаир и под его суровым взглядом девочка почему-то не смела опустить глаза, она замерла как зверёк перед хищником. — Ты ещё успеешь вырасти и обогнать даже эту длинноногую лошадь. — Кивнул на меня ассасин и я на мгновение обиженно поджала губы, на такое сравнение, но потом подумала и решила, что обижаться тут не на что, араб привёл единственное сравнение, которое мог найти в реалиях своей жизни. Тем более что на арабском это звучало гораздо лучше, чем на русском.  — Ну вот насчёт длинных ног это ты в точку попал, — рассмеялась подруга. — Такие ножки стройные грех прятать! Я взглядом смерила веселящуюся подругу и смущённо улыбнулась на похвалу. Всё-таки обсуждать мои формы в компании мужчин могла только Кристина. Хотя я лишней скромностью не страдала, но считала, что должны быть какие-то нормы и правила хорошего тона. Мужчины, что интересно, даже ухом не повели на провокационную фразу и тактично сделали вид, что не слышали. Когда мы уже собирались возвращаться, Кристина, хитро сверкнув тёмными глазами, обратилась к Альтаиру:  — Я слышала, что ты недавно отличился, — мужчина, собирающий седельную сумку, вдруг замер и подозрительно посмотрел на чертовку с ангельским лицом.  — А я слышал, что у одной женщины недавно уши отрезали за тягу к сплетням, — ровно заметил ассасин, но нужно было что-то посильнее, чтобы сбить Кристину с выбранного курса.  — Я это всё к чему веду, — протянула плутовка. — Мы так давно тебя не видели, вон Вика все глаза выплакала, тебя вспоминая ночами холодными. Тут уж я не выдержала и, подойдя к подруге, влепила ей увесистый подзатыльник. Та позволила мне лёгкое рукоприкладство, но тут же отошла под защиту Кадара, наивно полагая, что я её там не достану.  — Понятия не имел, что Вика умеет плакать, — с ухмылкой ответил Альтаир, смотря на наглую девицу из-под белого капюшона. Я же вновь вернулась к своей лошади, не обращая внимания на этот цирк. Стараясь не показывать свою заинтересованность. Что бы не задумала Кристина - это будет интересно.  — Это случается редко, но всегда по особой причине, — тут же ввернула Кристина. — Например, от безответной любви!  — Да ну? — Альтаир не изменил своей позы, а я мысленно пообещала себе устроить нахалке хорошую взбучку.  — Ага, даже не сомневайся, — кивнула подруга. — Но я отвлеклась. Мы так рады тебя видеть!  — Особенно она, — вставил Альтаир.  — Ага, — согласилась подруга. — И поэтому мы просто обязаны отметить твоё возвращение парой бутылочек вина.  — А не многовато ли тебе будет? — С сарказмом изогнул бровь ассасин.  — Ха, ты действительно думаешь, что меня можно свалить парой бутылок вина? — Почувствовав слабую жилку спросила подруга. — О, спорим, я тебя перепью? Кадар даже поперхнулся, хотя чем он мог поперхнуться мне не понятно. Кристина и ухом не повела на своего ухажёра, прямо смотря в глаза Альтаиру и задорно вздёрнув подбородок. Это был полноправный вызов и я, помня характер ассасина, забеспокоилась. Всё-таки в этом обществе презирают пьющих женщин, а уж если она пьёт лучше мужчины, то быть беде. Особенно с таким задиристым как Альтаир.  — Будет тебе вино, — наконец ответил Альтаир и я удивилась его спокойному тону, я то ожидала гнева или злорадства. — Но одной бутылки будет с тебя довольно.  — Фу, жлоб! — скривилась Кристина, но решила не тянуть быка за… хм, в общем, решила не испытывать терпение араба и с лёгкостью вскочила на покладистого гнедого, к которому уже успела привыкнуть и даже наладить дружеские отношения. Взобравшись на коней, мы вернулись в город.