Ненормальный дуэт

Спокойные дни текли за днями. Сказала бы я, если бы не появление в моей жизни Багиры и Марты. И обе больше всего действовали на нервы именно мне, хотя Малик мог бы оспорить это утверждение. Девочка-подросток и безжизненная, замученная женщина. Как оказалось, обе достаточно быстро спелись и начали терроризировать меня с подругой да ещё и Малика за одно. После того как обеих накормили, отмыли и одели в приличную одежду, много часов у нас ушло на то чтобы объяснить их статус в этом доме. В семьях мусульман всегда была чёткая иерархия и то, что незамужние женщины живут в одном доме с неженатым мужчиной, не являющимся их родственником, считалось развратом. Марта — сирота, чью семью убили крестоносцы, когда проходили мимо её деревни. Злые от голода солдаты господни не стали разбираться виновна ли её семья или нет, а просто зарезали всех до кого смогли добраться и подожгли все дома в деревне. Как потом узнал их военачальник, семья Марты были добросовестными христианами и поэтому он защитил молодую женщину, которая единственная смогла выжить, от растления солдатами. Во время похода она прислуживала ему и её никто не трогал, так как военачальник был ревностным слугой божьим, сам её не трогал и другим не позволял. Однако когда они добрались до города, где располагался штаб православных, выяснилось, что его роту отправляют на передовую, и женщине там не место, поэтому он попытался пристроить её к христианской семье. Она тогда долго плакала, когда её оставили с незнакомыми людьми в чужом городе, где христианство было насаждено силой. Она уже успела помечтать о том, как военачальник женится на ней, и она даже успела полюбить его, а теперь ей опять предстояло оказаться совсем одной, никому не нужной сиротой. Приёмная семья была строга с ней, хозяйка дома, волевая и озлобленная на весь мир женщина, невзлюбила сироту и старалась сделать всё, чтобы отравить ей жизнь. Марту загружали тяжёлой работой, не выпускали на улицу и каждый день говорили, что она шлюха, которая пришла сюда, только чтобы совращать доблестных христиан с пути истинного. Тогда, говорит Марта, я и перестала плакать. Хозяйке очень нравилось видеть её слёзы и 19 летняя девушка пообещала самой себе, что больше никогда не доставит старой карге такого удовольствия. И своё обещание она сдержала. Она не заплакала даже тогда, когда хозяйка продала её проезжающему сирийскому торговцу тканями. Разумеется, всё это было обставлено как выданье сиротки замуж, но факт оставался фактом, сириец со своей первой женой, хорошенько рассмотрели голую Марту, убедились, что она не тронута и обладает достаточно широким тазом для родов и заплатили хозяйке и хозяину дома несколькими мотками ткани. — Это была очень хорошая цена, — горько усмехнулась Марта. Во всяком случае хозяйка была довольна, что ей, наконец, удалось спровадить шлюху из своего дома, тем более, что, как она узнала от соседок, военачальник, тот, кого Марта так любила и ждала, погиб под стенами враждебного города. Сириец забрал Марту и уехал из города. Он несколько раз возлегал с ней, но забеременеть она так и не смогла и первая жена, вовсю отрывалась на сироте, вымещая свою злость и ревность. Как потом узнала Марта, первая жена имела детей от первого брака. А вовсе не от сирийца, и разумеется торговец тканями, в бездетности винил её, а теперь появилась Марта и вина опять была на женщине, которая даже забеременеть не может. Торговец отказывался признавать, что он бесплоден. Ведь он был настоящим мужчиной, физически здоровым и уверенным в себе. Первые несколько месяцев всё было хорошо, вспоминает Марта, но, когда выяснилось, что я никак не беременею, торговец обозлился и решил избавиться от лишнего рта. Когда он прибыл в Иерусалим, он рассказал о своём желании другу и тот, предварительно рассмотрев Марту, предложил её перекупить для себя. Что торговец с радостью и сделал. Новый хозяин не спешил заключать брак с сиротой. У него уже была любимая жена и, выкупив Марту, он просто хотел насолить торговцу, когда тот увидит, что его бывшая жена беременна. Но звёзды расположились так, что Марту на рынке заметил Мадж-Аддин и возжелал её. Разумеется, женщина отвергла его предложение, и тогда к её хозяину обратились напрямую. Тот согласился, когда ему пообещали кошель золота, который с лихвой покрывал стоимость Марты. Женщину привели в покои Мадж-Аддина и она взбесилась. Она столько лет терпела унижения, что сейчас не смогла с собой совладать и стукнула регента вазой по голове. Разумеется, стража её тут же скрутила, но регент приказал запереть нахалку в темницу для публичной казни. Слушая рассказ бесцветной женщины, которая столько пережила на своём коротком веку, мы не могли удержать слёз. Несколько раз ей приходилось прерываться, чтобы с лёгким беспокойством спросить, всё ли с нами в порядке и не хотим ли мы воды. На протяжении всего рассказа, она не проронила ни слезинки, а ровный, тихий голос не дрогнул, и, лишь спрашивая о нашем самочувствии, в её глазах мелькало беспокойство. Я была поражена силой воли этой женщины. Когда Кристина обняла напряжённую женщину, я лишь несколько секунды боролась со своим телом, прежде чем обнять женщину со своей стороны. Маленькая Багира, которая тоже присутствовала при рассказе, вся дрожала, когда принесла кувшин с холодной водой. По щекам девочки текли ручьи слёз, и она тоненько подвывала. Когда я протянула ей руку, она с благодарностью метнулась ко мне, прижимаясь. Из всего нашего клубка, не плакала только Марта. Она обнимала нас своими слабыми тоненькими руками и улыбалась. И от этой улыбки в моей груди словно поворачивали нож, вызывая новую волну боли. Нескоро мы смогли успокоиться. К обеду, когда Аббас, стоя за занавеской, осторожно поинтересовался собираемся ли мы спускаться, Кристина резко отодвинула войлочную занавеску и кинула со всей силы в лицо Аббасу подушку. Парень быстро понял что ему не рады и через пару минут принёс поднос с едой, поставил его у входа и поспешно ретировался. У Марты и Багиры был шок. Чтобы женщина в мусульманской стране грубила и метала подушки в мужчину — это что-то с чем-то. За обедом Кристина споро объяснила нашим новым соседкам, что нас воспитывали в совершенно других правилах и вера у нас своя, отличная. Я жевала лепёшку и с интересом слушала объяснения подруги. Из её слов выходило, что мы до этого жили в некой волшебной стране, где мужчины и женщины живут и трудятся наравне, где, если мужчина поднимет на женщину руку или повысит голос, то она вправе от него уйти, вернутся в родительский дом и никто её не станет осуждать. Что есть даже такие же женщины, вроде нас, которые живут вместе и не нуждаются в защите и одобрении мужчин. Что веру там никто не насаждает и все вольны исповедовать то, что душе угодно, а если кто-то против, то ему делают массовое внушение, мол если что-то не нравится вали из города. А уж когда Багира с большими горящими глазами спросила про нашу веру, я чуть не подавилась пресловутой лепёшкой. Кристину несло на волнах красноречия, и она начала вещать про целый пантеон богов, которые исполняют роль покровителей, и нашу покровительницу зовут не иначе как Ноктюрнал. Грозная богиня, которая покровительствует ворам, даруя удачу. Когда я смачно изобразила жест рука лицо, чуть не выбив себе последние остатки здравого смысла, Кристина косо на меня посмотрела и чуть подумав добавила, что я в последнее время всё чаще молюсь Ситису — богу смерти, воплощению Хаоса и Разрушения. От этих слов даже апатичная Марта слегка изменилась в лице, а у Багиры откровенно отвалилась челюсть. В следующее мгновение Кристина уже была вынуждена улепётывать от подушечных снарядов. Когда сестрица ушла на первый этаж, я со вздохом решила всё же поддержать её рассказ и выдать за веру историю мира древних свитков. Рассказ о создании мира, заставил девушек подивиться тому, какой только глупости не придумают люди. Они-то точно знали, что мир создал Бог, а слово его несут пророки. Поэтому история нашей веры, показалась им совершенно абсурдной и глупой. Я лишь пожала плечами, мудро заметив, что в каждой вере есть куча не состыковок, а тут хотя бы всё расписано по полочкам, хотя и за давностью времён, некоторые детали утеряны. Этим же вечером, хмурый Малик привёл Аббаса и мужчины принялись снимать войлочные занавески. Как мы успели выяснить, ни Марта, ни Багира не хотят спать отдельно, даже если нас просто разделяется плотная ткань. Делать было нечего, пришлось расширять нашу спальню в ущерб остальным комнатам, предназначенным для отдыхающих ассасинов. Спасало только то, что сами ассасины достаточно редко оставались ночевать, только если были настолько ранены, что не могли вскочить на коня и отправиться в Масиаф. На протяжении всего дня, личности в капюшонах появлялись в бюро и тихо исчезали, передавая Малику бумаги, записки или устные отчёты. Спустя три дня со смерти регента, я пригласила Аббаса в нашу комнату. — Мне кажется, или капюшонов в бюро стало слишком много в последнее время? — пока раненный ассасин, кряхтя усаживался на подушки, я задумчиво перебирала стежки Кристины, проверяя их на прочность. Я не была так уж уверенна в умениях своей сестры, тем более что если она не хотела что-то делать, то она делала это спустя рукава специально. Ассасин с интересом наблюдал за моими действиями, подперев голову рукой. Его тёмно-зелёные в крапинку глаза, демонстрировали поселившихся там навечно бесенят. — Так и есть. Все в городе теперь знают, что контракт ассасинов, и не просто контракт, а поручение самого Аль-Муалима, выполнили две женщины, которые проживают именно в этом бюро. Уверен, они очень хотят своими глазами увидеть этих таинственных героинь. Я тяжело вздохнула, встряхивая платье, чтобы оно легло более-менее ровно, прежде чем начать шить. Кристина сегодня филонила с моего милостивого позволения, так как я беспокоилась из-за слишком большого количества женщин в бюро и отправила её вместе с Багирой, Мартой и Аишей погулять по городу, щедро отсыпав заработанных монет на приятные сердцу мелочи, вроде ленточек и брошек. — И чем это нам теперь грозит? Мужчина пожал плечами, на минуту нахмурившись и прислушиваясь к звукам. Я уже профессионально отметила, что в бюро пришёл очередной капюшон и Малик его поприветствовал в своём стиле. — Да ничем. Малик охраняет ваш покой словно пёс, слышишь, как лютует? — усмехнувшись, парень ткнул себе за спину пальцем. Я кивнула, смутно разобрав в арабской ругани Малика, пожелание распроститься со своим не в меру любопытным носом и начать, наконец, работать. С удивлением и смутным удовольствием отметила несколько знакомых выражений, сказанных на английском. — Дело в том, что, я боюсь, Малик не всегда сможет охранять нас. Что с нами сделает Аль-Муали? — В лоб спросила я ассасина, и вперила в него тяжёлый взгляд, под которым он медленно перестал веселиться и стал серьёзным. — Я не знаю, — мужчина выпрямился, отводя хмурый взгляд на узкое окно за моей спиной. — Раньше такого не было, и я боюсь представить, что по этому поводу думают наши историки. Убивать вас не будут. Пока, — нехотя буркнул Аббас, искоса поглядев на моё мрачное лицо. — Расспросят, выяснять есть ли связи с тамплиерами и как вы узнали про контракт. — Что, зачем, почему, — я кивнула. — Это я знаю и так, а вот что насчёт нашего будущего? Мы с Кристиной тут одни одинёшеньки, нам некуда податься. Наш дом так далеко, что я иногда думаю, что он мне приснился, — мрачно улыбнулась, — Если бы не Малик, мы бы так и жили впроголодь в той пещере. — Удивительно что он вообще вас в бюро пустил, — сочувствующе кивнул Аббас, — После того как он потерял руку и брата, словно с цепи сорвался, кидался на всех. Альтаира ненавидел лютой ненавистью. Наставник отправил его в бюро, надеясь, что здесь он обретёт покой, принося братству пользу. Но судя по тому, что я вижу, успокоился он только с вашим появлением. — Ну, он всё-таки встретился с братом, которого считал погибшем, ничего удивительного, — смущённо улыбнулась я, не отвлекаясь от штопки и наблюдая за ассасином в пол глаза. Молодой парень тонко улыбнулся. — Это конечно тоже сыграло свою роль, но я несколько раз за месяц в бюро заходил и видел, как он со временем меняется. Ворчит меньше, а уж когда он начал улыбаться, так вообще!.. — Постой, то есть ты уже был в бюро? — от удивления я даже кольнула себя иголкой, благо что не до крови. — Ага, мы не встречались, но я временами слышал странные звуки на втором этаже. Как-то вечером, я пришёл, собираясь получить последние инструкции, а со второго этажа послышался шум, словно что-то тяжёлое упало и сразу за ним приглушённый гогот. Малик меня не видел, вскинув голову он прислушивался к шуму со второго этажа и тут как улыбнётся! — от переизбытка чувств парень с силой ударил себя раскрытой ладонью по коленям, — Я уже сто лет не видел его улыбающимся, а тут такое! — Ох, а ведь мы пытались быть тихими и незаметными! — со стоном я прикрыла глаза рукой, почувствовав, как щёки заливает румянец. — Хах, зря старались, — уверенно растоптал мою самооценку веселящийся Аббас, — все братья в городе знали, что в бюро с некоторых пор живут женщины. И мы даже делали ставки гадая, кто это. Нам как-то не верилось, что у нашего ворчуна Малика может вдруг появиться жена. — Оххх… — Кстати, — неожиданно сменил тон на серьёзный парень, — я вот всё хочу узнать, вы же вроде не замужем, что вы думаете о нашем ворчливом даи? — ЧТО?! — Я вскинулась, забыв про самобичевание. — Откуда такие вопросы? — Ну, вы живёте уже сколько вместе, — хитро сощурился парень, — Обычно за это время уже успевают свадьбу сыграть. А Малик у нас видный жених, молодой, красивый, обеспеченный. — Да ну? — я с улыбкой вновь вернулась к шитью, — А ты у нас, значит, сводником подрабатываешь? Он возмущённо вскинул руки. — Да что б я! Да никогда! — тут же вновь нацепив на лицо хитрую маску, лицедей продолжил: — Я, может, для себя спрашиваю? Я поперхнулась воздухом и с недоверием окинула взглядом фигуру ассасина. — Так и скажи, что деньги поставил на то, что Малик собирается на одной из нас жениться, — доделав узелок, я зубами оборвала нить и аккуратно сложила работу в стопку с уже готовой одеждой. — Эх, признаюсь, есть такой грех, — сокрушённо склонил голову лицедей. — Ладно уж, своим так и передай — облом. Ни я, ни Кристина замуж за Малика выходить не собираемся и вообще, скоро нас в Масиаф отправят, и не факт, что оттуда мы выйдем на своих двоих, — хмуро закончила я, легонечко протирая уколеный палец. Вот что делает с людьми невнимательность. Эх, со своей концентрацией мне ещё работать и работать. Ассасин кивнул и неожиданно, для его ранения, ловко встал на ноги, собираясь уходить. Когда я уже со вздохом притянула к себе новую штопку, он задержался у занавески. — Знаешь, — я удивлённо подняла голову и увидела, что в тёмных глазах Аббаса пляшут макарелу чертята, — Я ведь и правда для себя спрашивал. Смотря на занавеску, за которой скрылся ассасин, большими от удивления глазами, я с минуту обдумывала его слова и, в итоге, фыркнув, продолжила работу. Мало ли что там кто говорит, все они только говорят. А мне ещё столько предстоит сделать. Работа не ждёт как говориться. Но этот парень весьма интересный.