Тульпа

      К сведению: Обри всегда разговаривала сама с собой.       В комнате витал запах малины. Она постоянно клала одну ложку джема в чашку вместо сахара. Медленно размешивала и садилась за свой стол в углу комнаты. Обри могла часами сидеть в своем кресле и размышлять. Иногда она хмурилась, иногда — улыбалась, но всегда нашептывала что-то.       Ее соседка по комнате — Абель — давно привыкла мириться со странностями молодой писательницы. Не зря же говорят, что творческие люди всегда немного не в себе. И она явно не была исключением. Все свое свободное время Обри Вилсон проводила за письменным столом, буквально напичканным разными бумажками — думать о том, что одна из них может потеряться, даже не хотелось — и блокнотами, исписанными от корки до корки.       Обри мечтала написать свою книгу.       Она могла ночами не спать, делать заметки, перечитывать старые страницы, писать новые, черкать, исправлять, перечитывать, еще раз черкать. Но каждый раз работа казалась ей недостаточно совершенной. Обри знала, что может сделать лучше. Должна сделать.       — И как мне заменить это слово?       Обри всегда разговаривала сама с собой.       Ручка плавно перемещалась меж пальцами, вырисовывала в воздухе нечеткие фигуры, парила сама по себе и снова опускалась в руку писательницы.       Недавно девушка начала новую рукопись. Это должна была быть небольшая история, которую после она отправила бы в какой-нибудь журнал, выложила бы в своем блоге или же навеки заперла на нижней полке письменного стола, где уже лежало с десяток подобных неудач. Но небольшие зарисовки диалогов превращались в ее воображении в настоящие споры, полные чувств. Главные герои, ранее такие загадочные даже для их создательницы, приобретали новые черты характера и развивались. В сюжете появлялись новые детали, и Обри решила, что должна раскрыть эту историю до конца, а не закопать ее в горах пыли и благополучно забыть, как она сделала с другими.       Обри Вилсон мечтала написать книгу.       — М-м, дай взглянуть, — тихий баритон раздался со спины, а затем крепкая рука забрала у нее лист бумаги, на котором размашистым почерком было написано начало первой главы истории. Ее истории. — У тебя ошибка здесь, кстати.       Девушка поправила свои очки и потянулась рукой за листком, чтобы убедиться в словах Эвра.       Обри не знала, почему его зовут именно так. Может, потому, что Виллариал звучит слишком странно, а Ник — слишком просто. Может, потому, что Эвр — первое, что пришло ей в голову. Или же на это нет никакой причины. Она знала одно: этого парня с ярко-зелеными — вряд ли такой цвет можно встретить в природе — глазами и черными, отдающими синевой, прядями волос, зовут Эвр.       Эвр лишь отошел на пару шагов назад, слегка хмурясь, словно не замечая осуждающий взгляд девушки, а затем начал черкать своим карандашом текст, что-то дописывать и кивать головой. Он всегда кусал нижнюю губу, когда читал ее писанину.       — Да, сойдет, — наконец-то изрек он и вложил лист бумаги с уже отредактированными абзацами в руку Обри. — А насчет того слова… просто вычеркни его.       Девушка недоуменно вскинула бровь, внимательно рассматривая изменения, внесенные Эвром, и снова поправила очки, которые успели немного сползти на нос. Взгляд снова опустился на слово «отрицание», выведенное ее неразборчивым почерком.       — Как это, вычеркнуть? Тогда теряется смысл.       Она взяла чашку с горячим черным чаем, в который она как всегда положила ложку малинового джема. Вместо сахара.       — Обри, эй, я ухожу, тебе нужно что-то в городе?       Открыть глаза. Если ты видишь перед собой дружелюбную улыбку твоей соседки Абель, снова поправь очки и улыбнись ей в ответ.       — Нет, ничего, спасибо.       После того, как дверь закрывается с глухим щелчком, Обри откидывается на спинку кресла, делает глоток из своей чашки и переводит взгляд на исписанную страницу блокнота, который лежит на коленях.       Ручка плавно перемещается меж пальцев, вырисовывая в воздухе неразборчивые фигуры, парит сама по себе и снова плавно опускается в руку девушки.       Слово «отрицание» все еще виднеется в конце строки.       Обри Вилсон всегда разговаривала сама с собой.       — Если я его сотру, тогда как мне закончить предложение?       И среди стен тесной комнаты словно эхом отдается: «Некоторые вещи не обязательно должны заканчиваться. Вычеркни его из своей жизни.»       Едва заметная улыбка появляется на ее губах. Отрицание это всего лишь слово, которое можно стереть.       Она снова оказывается за своим письменным столом, где Эвр не сможет сделать что-то странное с ее рукописями без согласия самой Обри. Ручка больше не парит, в воздухе витает запах малины.       — И что же я, по-твоему, отрицаю?       — Саму себя.       Девушка снова улыбается.       К сведению: Обри всегда разговаривала с Эвром.