Monster effect

Если за окном начинают бродить перезревшие мертвецы, волки из леса на почти полную луну воют как бешеные, а потерявшиеся девушки у дома появляются – Бэкхён уже знает, что так и должно быть. Ну, то есть, не должно. Обязательно случится. Когда вышедший за дровами Кихён возвращается с незнакомкой, это не удивляет. А вот то, что она насквозь промокшая и пахнущая тиной, подозрительно. Выясняется, что Сыльги – та самая, «которую украли русалки». Слыша это, она вдруг возмущённо заявляет, что всё ложь и клевета. Мол, сама хотела остаться, никто силой не удерживал. Кихён очень скептически приподнимает брови, и всё с ним ясно. Кажется, тема хвостатых для него сделалась особенно нетерпимой. В любом случае, ведьмак снова даёт поручение мышам, наблюдать за этим неловко. Не похоже, чтобы он переживал за молодую девушку, но, хотя бы, не настолько безразличен, чтобы выгнать из дома. Нейтральный такой хозяин. Бэкхён настойчиво советует Сыльги сходить в душ, но та нервно дёргается при упоминании воды. Что бы ни говорила, магией её явно приложило. Хваса стучит в дверь уверенно и громко, прошло от силы часа два после мышиных дел. Кихён с очевидным недовольством поднимается с кресла, в котором тонет уже некоторое время (глубокое и старое). Великолепная верховная ведьма приносит с собой, как шлейф, незаметное дурманящее тепло. Так эстетически прекрасна в длинном чёрном платье в пол и с этой чёрной помадой. - Говоришь, сама пришла? – вполголоса спрашивает у Кихёна, молча кивающего. – Сыльги, всё в порядке? Молодая ведьма чуть не подскакивает с пола, пугает почти уснувшего перед камином Бэкхёна; в её глазах невинная радость, доступная только тем, за кем вернулся значимый человек. Взметнувшиеся длинные волосы всё ещё пахнут тиной, хоть и просохли, в них даже можно найти остатки тростника и водорослей. - Это всё большая ошибка. Я оставалась по своей воле. То же сомнение, что было у Кихёна, возникает на лице Хвасы, но исчезает совсем быстро. Улыбнувшись, она только сбрасывает с плеч коричневатую меховую шубку, которую Кихён, по непонятно какому инстинкту, тут же подхватывает. Повернувшись, глаза Хвасы буквально кричат «я знала, что ты это сделаешь». Она с гордым видом направляется внутрь особняка, прихватывая Сыльги за талию. Кихён в такой ярости, что сейчас взорвётся, но молчит, пытается казаться выше этого дерьма. (Но всё очень плохо)

---

История Сыльги для Бэкхёна звучит знакомо: жила спокойно, без каких-либо интересных событий, занималась скучными делами, разгребая библиотечные завалы. Потом бам - внезапно проснулись способности, и всё резко изменилось. Дома ножи и вилки вдруг поднялись в воздух и стали наобум атаковать, так что пришлось спрятаться под столом. То же самое случалось на протяжении нескольких дней и на работе, где все металлические предметы буквально прилипали к телу. На улице вообще неприятно было: монетки почему-то врезались именно в лоб. Потом появилась Хваса, приняла в ковен на правах новичка. А потом была Джухён. Не сказать, что Сыльги испытывала неудержимый интерес к русалкам. Ладно, даже не знала об их существовании, пока не наткнулась в одной из книг по магии металла на интересное зелье. Подающий надежды библиотекарь, Сыльги тайно задротила на всё сверхъестественное, так что не удивительно, что первым делом поселилась в ведьминской библиотеке. Зелье убеждало, что, сваренное в точности, ускорит всякое обучение, повысив уровень интеллекта до небес. Требовалась, помимо трав, и слеза русалки. Поспрашивав других ведьм, открыто посмеявшихся, стало понятно, что в лесу как раз есть здоровая стая. Разумеется, о своём походе Сыльги никому не сказала. Дальше рассказ становится немного путанным, хотя по неожиданной переглядке Кихёна и Хвасы становится понятно, что они ни на секунду не поверили. Дело не в том, что Сыльги врала – скорее, саму себя пыталась убедить. Или нет. Бэкхён так и не выбрал. Сыльги вышла к реке с заброшенной стороны, там, где даже берег порос высокой травой. Не смутившись, подошла к самой кромке и начала петь, пока не заметила золотистое сияние, промелькнувшее у самой поверхности. Ладно, здесь всё из истории сходится с реальностью. Но потом… Пропуская десятки описаний красоты Джухён (а это была она, те же лиловато-серые волосы), можно сжать всё в одну фразу: Сыльги почувствовала, будто нашла потерянную часть души. Кихён некстати громко фыркнул. Бэкхён, втайне романтик и любитель историй «раз и на всю жизнь», шикнул с неожиданным осуждением. Выражение лица верховной ведьмы разве что алыми буквами не высвечивало «ЭТО ВСЁ РУСАЛОЧЬИ ЧАРЫ», а Сыльги, покрасневшая приятным розовым цветом, надолго замолчала. Пока Кихён не извинился, ничего не говорила. Колдовство или нет, но русалка казалась молодой ведьме недостижимым идеалом абсолютно во всём. У обеих нашлись общие интересы в литературе (Бэкхён на секунду задумался, как это русалки читать научились), взглядах на жизнь и пристрастиях. Зачарованная голосом, цветом роскошно переливающейся чешуи, Сыльги была готова пойти в воду. Без сомнений или страха. Всерьёз пыталась утопиться, но Джухён не позволила. И вот это уже странно – чтобы русалка отказалась от свежей плоти. Потому что хищники, вообще-то. Они просто говорили. Всё время. Сыльги потеряла счёт часам и дням, остальное казалось не важным, блёклым, когда глаза Джухён горели так ярко. Та приносила рыбу, сырую, конечно, иногда ещё бившуюся в руках, потому что Сыльги отказывалась уходить. Страдала от голода, но не уходила с берега, даже когда русалка уплывала. В воде было очень холодно. Вне воды – тоже. Джухён сказала, что помнит Сыльги в своей прошлой жизни, но больше эту тему не поднимала. Просто улыбалась, голова лежала на мокрых коленях ведьмы, и это было прекрасно. Очень странно, влекуще, таинственно. Джухён говорила, что это банально, но её любимая книга – про «русалочку, которая променяла прекрасный голос на ноги, лишь быть рядом с любимым». Рассказ прервался, но Бэкхён, увидев, как яростно побагровели уши ведьмы, сам додумал продолжение. Они явно времени не теряли. Джухён вообще не казалась ему такой – читающей сказки, позволяющей играть со своими волосами. Если всё так, то понятно, почему она так не хотела возвращать Сыльги. Грустная история. Вероятно, помог амулет, который Кихён отдал, Бэкхён не почувствовал «особенного» влияния русалочьего колдовства. Чего-то настолько сильного, как описала Сыльги. Не возникло желания утонуть ради Сынван. Может, все и правда встречаются заново в новых жизнях.

---

Бэкхён с Кихёном остаются наедине ближе к глубокому вечеру. Лицо ведьмака искажается от всполохов огня, меняет очертания. Бэкхён решает поднять важный вопрос, то, о чём умолчал, рассказав о призраке с машиной. Начинать страшно, не понятно, что можешь узнать. - Помнишь, тот демон перекрёстка… - от одного воспоминания по коже проходит мороз. Кихён неохотно отворачивается от пламени, лицо из-за теней кажется выточенным из камня. Скулы и нос – почти прямые линии. В глазах ничего нет, но это не похоже на пустоту. Скорее, наоборот, переполненность, когда места не остаётся, но и что-то одно не выделишь. - Призрак сказал, что на мне – демоническая метка. Сердце Бэкхёна пропускает удар, когда с секунды две лицо ведьмака не меняется, а затем в глазах проступает странный, пугающий блеск. Он совсем недобрый. Губы становятся одной тёмно-алой линией, тонкой и нервной. Огонь трещит в камине, повсюду тишина, но спать не хочется. - Это очень плохой знак, Бэкхён.