Вечное лето

Goran Dragaš & Asja Kadrić - See The World Burn Аксел петлял по коридорам пещер в поисках выхода, вслушиваясь в гул и грохот. Создавалось ощущение, что позади клацала единая огромная и, судя по планомерным кошмарным звукам, на удивление слаженная и безотказная махина со множеством подминающих под себя лезвий, и вместе с рёвом на одной волне методично и беспрестанно резали слух визги в такт дроблению и жужжанию. Но как только беглец всё же тратил несколько секунд, дабы обернуться, позади лишь мерцали огоньки, не отстававшие точно так же, как и этот размельчающий остатки самообладания реквием, а безумный звук, вызывающий слёзы и заставляющий мальчишку издавать бесноватые пищание и рык, звучал уже впереди. И неясно было, действительно ли кто-то желал его смерти, или просто хотел напугать, свести с ума или заставить задохнуться от паники. Степенно, распускающимися цветками, огни обретали очертания. Никогда прежде таких тварей, подобных растерзанным гарпиям, изгнанным под землю, он не встречал, разве что тогда, на заводе. Обезображенные тела с пустыми грудными клетками и торчащими, продавленными рёбрами из-за спины — казнённые «Кровавым орлом», — юноша замечал, что они, когда нагоняли его, имели неестественную пластичность; конечности их проворачивались во все стороны, словно были на шарнирах, создания без труда карабкались по стенам. Туловища их были тоже странными, будто собранными вручную, смесь органов и железного скелета, потрескавшегося фарфора кожи, словно мальчишку преследовали ожившие куклы. Вместо одной руки был длинный ржавый штык, вместо лица — несколько пастей, вместо сердец что-то ярко светилось синим. Надо бы отдать должное мастеру, создававшему чудищ, так старательно и кропотливо выводившему узоры на разноцветном металле божеств, сверкающих, как алмазы, бериллы и изумруды, и вдохнувшему жизнь в сгнившие и иссохшие внутренности. Всё завертелось в головокружительном вихре — рушащиеся скалы, дикие стенания монстров, темнота, яркие, ослепительные мерцания и страх, пропитывающий Янссона, сшибающий с ног, ставящий на колени, как рыцаря, ожидающего посвящения. Наконец, Аксел примчался туда, откуда начался их с девушкой путь, но погром до неузнаваемости изменил это место. Интенсивней начались толчки над головой и под ногами, словно из-под земли поднимался до сего момента спавший тысячи и тысячи лет великан, — скоро всё будет погребено под толщей песка, воды, камней и пыли. Страшно и до умопомрачения весело. Одна мысль о том, что и они с ней будут похоронены заживо, раздроблены под многочисленными плотными слоями пород, взбурлила его кровь и заставила разрывающий адреналин прихлынуть, впиться осколками в самые нервы и лихо пройтись вдоль них. Он, на секунду застыв, поражённый под корень мышления опасностью, метался, не понимая, что делать, как поступить, а пространство вокруг становилось всё меньше и меньше. Несколько тварей навалилось на Аксела внезапно… И он кожей ощутил крепкий фарфор, впивающийся в рёбра, кровавые слюни, капающие на лицо, приставленные к животу и глотке штыки в форме огромных, заострённых к концу и извитых во всевозможных местах стрелок часов. Раздавят, пронзят насквозь, выдирая и разрывая органы. Вознесут. Помогла ему, как ни странно, огромная глыба, упавшая на одного из адских созданий и окрасившая его бледное, измученное лицо красивой насыщенной бурой рябью, будто тяжёлую кисть рябины бросили на кристально-чистый снег. Мальчишке придавило руку, он изогнулся всем телом и сжал зубы, однако отбиться на несколько мгновений от мразей всё же сумел: они встали на свои конечности и, подобно диким псам, ходили вокруг кругами, совершая странный, понятный лишь им ритуал. В полнейшей темноте пылали лишь их дрожащие, ритмично сокращающиеся склизкие сердца внутри твёрдых корпусов, будто маленькие смертоносные астероиды, и по аспидным стенам, как по космическому пространству, разгуливал кривой свет — форму придавали трещины в телах. Прорезая мглу, светлый проблеск резко пробился в «планетарий» откуда-то сверху, и когда разводы тьмы развеялись этим невозможным ослепительным светом, дух Аксела укрепился, словно кто-то буквально за волосы выволок его в реальность и заставил искать выход. Нужно было лишь добраться до стен грота — и он придумал как. Смутно, но осознал. Аксел, оперевшись другой ладонью об камень, крепко зажмурившись, выдернул окровавленную руку из-под булыжника, и в то же мгновение, через несколько секунд после характерного хруста пещеру огласил краткий сдержанный вопль — юнец сломал предплечье и пальцы и не мог пошевелить рукою. Он поднялся и принялся ждать, и ожидание это было хуже смерти. Янссон не позволял себе думать о том, что будет, если промахнётся, не сумеет, потеряет сознание, и камни выбьют из него жизнь, но это невольно подкрадывалось к парню, обнимая крепко, смертельно, точно Дева. Единственная попытка. Единственная… Божество, призывно вскинув в стороны чёрные трубки, исходившие из живота, кинулось на него, высвобождая свой звериный пыл. Аксел, не дожидаясь, пока остальные среагируют, попытался придавить коленом пасти существа к земле, затем вцепился обеими руками в загривок и сжал его, ощутив между пальцев выпирающие светящиеся узлы, натягивающие кожу существа и образующие бугристый горб. Оно заметалось под ним, и собратья существа, последовавшие за куклой, лишь вспороли зубами землю. Монстр начал рваться по стенам вместе с юношей, желая скинуть ненавистную тушу, всё больше распаляясь больным гневом. Сломанная рука сводила мальчишку с ума, в глазах всё плыло, а на череп, будто на наковальню, один за другим обрушивались молоты — но какими-то невероятными силами Аксел держался, и чем больнее ему было, чем больше что-то сводило в ушах от боли, чем сильнее напирали на ткани острыми концами разошедшиеся кости — тем сильнее он цеплялся за ревущее от ярости существо, стараясь направить его по нужному маршруту, стараясь преодолеть саму гравитацию. До узких стен грота оставалось лишь несколько метров, парень на максимум подал корпус тела вперёд, дабы удержаться всеми силами, но даже так едва ли не падал. Гарпия дёрнулась и в который раз, расправив грудь в полной мере, встала на дыбы, на этот раз во весь свой возможный рост… Несколько секунд Янссон беспорядочно хватал руками воздух. Вместе с рухнувшей надеждой в нём что-то оборвалось. Подняв тяжёлый, затравленный, одержимый взгляд, он не желал осознавать, что не сможет выбраться отсюда. Окружённый врагами, он пал на колени и начал молиться. Свет, лившийся сверху в изобилии и растекающийся в волосах юноши, казался теперь насмешкой. Всё перед глазами заплыло красным, а твари резким движением взмыли в воздух и внезапно остановились. Аксел, всё ещё стоя на коленях, часто дыша, неспешно опустил голову и посмотрел на свои руки, на то, как вначале они покрывались какими-то пушистыми продолговатыми наростами, будто иглами входя по самое мясо, как неестественно изгибались в муке его пальцы, как перекручивались кости, как затем отрывалась от плоти его кожа и тут же превращалась во что-то чёрное, словно обугливалась, и… Живое. Тело била крупная дрожь. Он не верил своим глазам, из тела, из живого тела его буквально формировались существа, а места оторванной плоти мгновенно заживали, как и передробленные и перекрученные пальцы. Затем всё это стало походить на непонятные скопления, покрытые перьями. Кожа, словно тряпка, растянулась, и они начали отделяться. Птиц становилось больше вместе с волнами злобы Аксела, они кружили в чёрном смерче и рвали на куски божеств, рвали визжащих гарпий на миллиарды огней, и вокруг словно весело лопались лампы, и большими, здоровенными хлопьями на землю в изобилии лились брызжущие, радужные искры, как фейерверки в день шумного праздника. Неожиданный прилив сил испугал до невозможности, как и то, что Янссон был каким-то образом в состоянии направлять свою ненависть, как и зрелище, которое Аксел только что лицезрел, и он всё ещё безоговорочно верил, что перед ним галлюцинация некрепкого рассудка, однако разбросанные железные кости и угасающие синие костры сердец говорили об обратном — вороны, всего лишь несколько минут назад бывшие плотью и кровью, каркали надрывно, словно стремясь показать, что они настоящие, и на секунду, всего лишь на мгновение, словно по приказу, угольное оперение вмиг отпрянуло от юноши, он поднял широко раскрытые глаза, и привычный тёмный янтарь радужки буквально растрескался глубокими пятнами бешенства. Они вознесли Аксела бушующими алыми волнами далеко-далеко ввысь, а затем мгновенно кинулись вниз, оставляя юношу в свободном падении рассекать собственную, великую, очаровательную, абсолютную ярость. Маленькие призраки развеялись, словно их и не было, оставив после себя лишь месиво, а он, мягко приземлившись, растерянно смотрел на свои ладони, в коже ещё осталось несколько перьев, и ликование, самое настоящее ликование затерялось где-то промеж рёбер. Неужели я болен и начинаю мутировать, как все эти монстры?.. В каком-то тумане он преодолел грот при помощи навалившихся глыб, по которым едва ли сумел взобраться, мучаясь от сломанной руки как никогда прежде. Ободранная кожа на ней стала густой и розовой. Осталось всего лишь немного, и Аксела уже не пугали падающие камни, рушащие и кромсающие под собой землю. Ему удалось миновать пробуждение великана. Выдернув оставшиеся перья, подвязал руку толстовкой, дабы хоть как-то утихомирить пытки, а затем, глубоко дыша, осел на землю, подставляя лицо обжигающе-агрессивному ветру, ласкающему пылающие ланиты и мёртвенно-сухие губы. Шло время, а усталость и боль накапливались, унося с собой разум. Почему-то хотелось до приятной одури спать. Аксел смотрел за тем, как поднимался из разворачивающихся земных глубин колосс — то Антей[1] что ли был, сын Геи, возрождался из силы своей, и хребет его сломанный — точно цепь горная, — ворочался огромными кусками вековых пород, и крик его, обращённый к Гераклу, был отчаянными негодующими раскатами земными, то ли — огромный древний самурай, чем-то непростительным разбуженный, восстал из самого ядра, и вокруг воина, искусных доспехов его — лавы затвердевшей и тысячелетним огнём облитой, — клубились вязкие магматические слепни, и воздух, раскалённый, точно изжелта-белый меч воина, теряющийся в холодном космосе, дрожал под их жаром. И он бы уснул под пробуждение титанов, если бы не услышал знакомый голос — недалеко шла в его направлении измотанная Изольда, по виду она мало чем отличалась от самого Аксела. Девушка, не проронив ни слова, подошла к нему и рухнула рядом, прижавшись к уставшему мужскому телу. Молодые люди, даже не обмениваясь взглядами, просто сидели, наблюдая за тем, как краснел горизонт, пронзённый вишнёвой стрелой, растворявшейся в темнеющем небосклоне. Ветер стал гораздо холоднее, и дохнуло полынью, словно луга причесал огромный ароматный гребень. — Рад, что выбралась. Какой далёкой, давней казалась их встреча на заводе, каким отдалённым казалось то время, когда Янссон нашёл приют в их жилище. Каким незнакомым казался тот период, когда всё было относительно хорошо. — Что ж ты делаешь… — чуть поведя рассечённой бровью, вновь подал голос Аксел. — Дома беспокоятся, наверное… Изольда молчала. Погром. Разруха под корень. Убитая Алиса. Дэвид, до хруста сжимающий зубами дуло «Беретты»… Собственно, «дома» её никто не ждал. Первые заморозки окутали прибрежный край в природную дрёму. Осень прошла. — Если ты видишь в своей жизни смысл… Если ты знаешь, как найти выход… Я хочу последовать за тобой.