Лабиринт памяти

Soundtrack — Nouvelle Vague «In A Manner Of Speaking» Гермиона ощутила, как ужас, граничащий с безумием, сковал липкими пальцами горло, разлился по венам вязкой жидкостью безнадёжности, словно бездушный дементор, высосал из неё все чувства, целиком заполнив её существо. Она не могла выдавить и звука, она разучилась дышать, наблюдая за тем, как её самый страшный кошмар воплощается в жизнь. И, пожалуй, предложи ей кто-нибудь в этот момент умереть — она бы умерла. Лишь бы не видеть взгляд Гарри, в котором можно было прочитать абсолютно всё, что он испытывал в тот момент. Лишь бы не слышать этот издевательский, доносившийся со сцены звук — музыку, словно молотом бившую по нервам. Лишь бы не чувствовать боль, которая медленно сжирала её изнутри по мере того, как она находила всё новые оттенки эмоций в глазах лучшего друга. Лишь бы не… Внезапно она почувствовала, как руки Драко быстрым движением натянули лямки платья на её плечи, и только сейчас осознала, что всё это время сидела полуобнажённой. Конечно, ей повезло, что в общем-то Гарри увидел лишь её голую спину, но всё же это мало что меняло. Сам факт, что он застал её в объятиях Малфоя, застал полуголую и явно готовую к чему-то большему, чем просто поцелуи, уже говорил о многом. Вернее, о многом говорили глаза её лучшего друга, который не был дураком и запросто сложил два и два, получив до очевидности точный ответ в виде неприличного и не употребляемого Гермионой в обычных обстоятельствах слова «пиздец». — Поттер, тебя разве не учили хорошим манерам? Например стучаться, прежде чем войти? Голос Драко словно острым ножом разрезал тугую тишину комнаты. Гермиона кинула быстрый взгляд на Малфоя, не в силах поверить, что он мог сказать такое сейчас. Сейчас, когда Гарри, казалось, выбирает наилучший способ выразить все те чувства, которые тёмным огнём безумия горели в его глазах. — Убери от неё свои грязные руки, сволочь, — наконец тихо, но настойчиво процедил Гарри, сделав медленный, предупреждающий шаг в их сторону. Гермиона не смогла сдержать испуганного вздоха, когда он резко достал свою палочку из-за пояса и направил прямо на Драко, выглядевшего напряжённым. — Гарри! — в панике воскликнула она и слезла со стола, одёрнув подол платья. — Я прошу тебя, успокойся, всё… — Заткнись! — прокричал Поттер, обратив к ней безумный взгляд, после чего горько добавил, чуть прищурив глаза: — Ради бога, заткнись, Гермиона. Услышав такие резкие слова, она на миг оторопела: Гарри никогда так с ней не разговаривал. Обида на мгновение заглушила все прочие эмоции, слёзы подкатили к глазам, но уже в следующий момент её внимание привлёк звук резко открывшейся и стукнувшейся о стену двери. Гермиона быстро повернула голову и наткнулась взглядом на замерших в проёме Джинни и Блейза. Им потребовалась всего одна секунда, чтобы оценить ситуацию, а уже в следующую она услышала отчаянный голос подруги: — Пожалуйста, Гарри! Я всё тебе объясню… Очень медленно он обернулся, поражённо уставившись на Джинни. Он молчал бесконечно долгие несколько секунд, всматриваясь в её лицо, словно пытался найти что-то… — Так ты знала? — наконец тихо произнёс Гарри с исказившимся от боли лицом. Джинни, переминаясь с ноги на ногу, быстро взглянула на Гермиону, которой казалось, что она сейчас просто сойдёт с ума. Теперь она понимала, как это бывает: когда кто-то тянет за конец нитки, надеясь тут же вытащить её, а вместо этого распутывает целый мерзкий клубок. — Что я «знала», Гарри? — дрожащим голосом спросила Джинни, сделав медленный шаг ему навстречу. Поттер выглядел натянутым как струна, напряжённым до предела, и Гермиона понимала, что это лишь вопрос времени, когда вся его едва сдерживаемая ярость выплеснется наружу. — Знала про… — он неопределённо махнул куда-то позади себя, — это? Он сказал эти слова так пренебрежительно и вместе с тем горько, что Гермионе вновь захотелось заплакать. Инстинктивно она схватилась за руку Драко, как за спасательный круг, но в ту же секунду отпрянула от него. От этого движения Малфой резко дёрнулся и двинулся вперёд. — Послушай, Поттер, ты принимаешь всё близко к сердцу. Прекрати вести себя как истеричная мамаша. В конце концов, не произошло ничего такого, чтобы можно было впадать в истерику, — очень спокойно произнёс он, сделав пару шагов к нему. Гермиона в ужасе поднесла руки ко рту. Что? Малфой, какого чёрта?! Неужели он не понимает, что сейчас лучшее, что он может сделать, это просто молчать?! — Не принимать близко к сердцу, Малфой? — медленно повернулся в его сторону Гарри, в то время как его глаза окончательно потемнели. — «Не принимай близко к сердцу» — это то, что ты мне хочешь сказать после того, как чуть не трахнул мою лучшую подругу на этом столе, словно дешёвую шлюху?! Ты домогался её, ублюдок, и, поверь мне, сейчас точно что-то произойдёт! И, я надеюсь, это хоть немного вправит тебе мозги! С этими словами он резко вскинул палочку в сторону Драко и что-то громко проорал, но его слова не были слышны из-за вмиг поднявшегося в комнате шума. Гермиона видела, как жёлтый луч летит прямо в грудь Малфою, но Драко среагировал так быстро, произнеся контрзаклинание, что она застала лишь тот момент, когда он и Гарри отлетели друг от друга в стороны, стукнувшись о стены. Она услышала свой отчаянный, полный ужаса крик словно со стороны, когда Поттер резко поднялся на ноги и, стремительно сократив расстояние до Малфоя, со всей силы заехал тому кулаком по лицу. Голова Драко мотнулась в сторону, и он едва удержался на ногах, ощутив силу удара, а уже в следующую секунду развернулся и что есть мочи ударил в живот обидчику. Гермиона, охваченная настоящей паникой, наблюдала, как подогнулись колени Гарри и он рухнул на пол, держась за живот. Она собиралась уже кинуться к нему, когда её взгляд наткнулся на Драко, прислонившегося к стене с закрытыми глазами. Из его носа текла кровь, губа была рассечена, а сам он тяжело дышал. И в миг, когда Гермиона внезапно замерла в немом сомнении, они оба посмотрели на неё, посмотрели с одинаковым вызовом. Воздуха стало мучительно не хватать, когда она поняла, что значат их взгляды. Ей необходимо сделать выбор. Ей необходимо решить, на чьей она стороне. Но она не успела задуматься об этом дольше, чем на несколько секунд, потому что уже в следующую Гарри словно потерял к ней всякий интерес и обратил на Малфоя взгляд, полный такой всепоглощающей, опаляющей ненависти, что, казалось, всё вокруг вот-вот вспыхнет адским пламенем. Поттер неуклюже поднялся на ноги — его очки от этого движения съехали на кончик носа — и уже собирался вновь броситься на Драко, когда дорогу ему преградила Джинни, раскинувшая руки: — Гарри, милый, я прошу тебя, успокойся! Пожалуйста, давай выйдем, поговорим… — умоляюще залепетала она, взяв его лицо в свои ладони, но он тут же скинул её руки и взглянул так, что она сразу же замолчала. — Ты всё знала, — выплюнул он, смотря ей в глаза, после чего окинул взглядом, полным отвращения, всех присутствующих и проорал: — Вы все знали! А знаете что? Катитесь вы к чёрту! Все катитесь к чёрту! С меня хватит этих ваших грёбаных тайн. Пошатнувшись, он решительно развернулся и зашагал к выходу. Когда до двери оставалась всего пара метров, Гарри замедлил ход, резко обернулся, угловато дёрнувшись,и посмотрел на Гермиону. — Только ответь мне на один вопрос, — в его глазах мелькнула надежда, на миг затмив все тёмные чувства, бушевавшие в них, — ты хотела этого? От этих слов её сердце пропустило удар. Она, отчаянно хватая ртом воздух, хотела ответить, хотела соврать, должна была соврать, но не смогла. Гермиона видела, как меняется лицо Гарри, как этой своей безмолвной, но такой очевидной правдой она вытаптывает последнее светлое, что оставалось у него в душе. И этим самым уничтожает весь свет в душе у себя. — Знаете, я ведь мог ожидать от этих чего угодно, — после непродолжительного, но невыносимого молчания кинул он быстрый, полный отвращения взгляд на Драко и Блейза, — но от вас двоих! Джинни всхлипнула, когда он перевёл глаза, в которых плескалось жгучее разочарование, на неё. — Не могу поверить, что всё это время ты была заодно. Он вылетел из комнаты, словно обезумевшая птица из клетки, и она, не в силах сдерживаться больше, заплакала уже в открытую. — Гарри, постой! Прошу тебя… Джинни побежала следом, а её голос утонул в шуме, доносившемся из-за открытой двери. Только сейчас Гермиона поняла, что её колотит, а по лицу текут безмолвные слёзы. Боже, что она наделала? Неужели это она во всём виновата?! Ответ был неутешительным. Чувствуя, что ноги просто отказываются стоять, Гермиона начала обессиленно опускаться на пол, и если бы не чьи-то руки, вмиг подхватившие её и смягчившие падение, то она бы непременно больно ударилась коленями о кафель. — Грейнджер… — услышала она настороженный, но вместе с тем неожиданно мягкий голос Драко. — Не трогай меня, — изнурённо произнесла она, стараясь унять дрожь, полностью овладевшую её телом. На удивление Малфой сразу же молча убрал руки, и Гермиона краем глаза увидела, что его ноги выпрямились в коленях. Сейчас ей было всё равно. Абсолютно всё равно. Она ничего не чувствовала — чувств больше не осталось, она ничего не хотела — эмоции покинули её, а уж делать сейчас она точно ничего не собиралась. Ей бы застыть вот так, сидя на полу, с почти высохшими слезами на щеках и ждать, пока жизнь вернётся к ней. Ведь она сейчас просто не чувствовала себя живой. Она не чувствовала вообще. — Это, конечно, всё очень мило, но вам обоим не мешало бы привести себя в порядок, — услышала она, словно издалека, раздраженный голос Блейза. — Знаешь, Малфой, ты не слишком убедительно звучал с этой твоей расстёгнутой ширинкой. Гермиона безразлично отметила, что Драко не шелохнулся. — Вали отсюда, Забини, — медленно произнёс он ледяным тоном, и его кулаки сжались. — Хорошо, я уйду, но, думаю, тебе будет интересно кое-что узнать… — Ты не понял? Уходи, вали, съебись, в конце концов, отсюда! Или ты по-прежнему не понимаешь?! — повысив голос, сделал шаг к нему навстречу Драко, и Гермиона подумала, что если Блейз сейчас же не исчезнет, то она станет свидетелем ещё одной потасовки. А этого она точно не выдержит. Очень медленно Гермиона подняла голову и посмотрела прямо на Забини. Тот был мрачнее тучи и молча сверлил Малфоя взглядом исподлобья. Это продолжалось ещё несколько секунд, после чего он, резко развернувшись на каблуках, пошёл прочь. Уже у самой двери он кинул через плечо: — Если для тебя это хоть сколько-то ещё важно, Малфой, то… Эл здесь. Знаешь, мне кажется, она была крайне впечатлена тем представлением, что вы устроили на сцене с Грейнджер. Потом, словно забыв что-то, небрежно обернулся. — Ах да, кстати, в следующий раз запирайте дверь, когда запланируете потрахаться в пяти метрах от твоей подружки. А то ведь на месте Поттера могла оказаться она, и я сомневаюсь, что в этой комнате хоть кто-то остался бы жив в таком случае. Гермионе показалось, что её сердце вырвали из груди. * * * Драко до последнего не хотел уходить. Он понимал, что его присутствие скорее раздражало Грейнджер, чем помогало ей, но просто не мог оставить её одну в таком состоянии. Её лицо ничего не выражало, в глазах была пустота, а от одного вида её хрупкого тела, застывшего на полу подобно сломанной кукле, всё внутри него скорчилось в агонии беспомощности. Сейчас он был ужасно зол. Зол до такой степени, что это чувство словно пригвоздило его к полу, удерживало невидимой силой, заставив гореть заживо посреди чёртовой комнаты, в которой за последние полчаса произошло слишком много. Сначала атрофировался его мозг: Драко абсолютно перестал рационально мыслить в тот момент, когда увидел Грейнджер в грёбаном красном платье. Он проявил слабость, отпустил себя, окончательно сдался и, самое главное, не возразил, когда сдалась она, когда позволила ему зайти так далеко. Это была их общая ошибка. Одна на двоих. И она была началом конца. Потом стало недееспособным его тело. Поттер устроил настоящее представление, появившись, как всегда, феерично и не вовремя, и, в общем-то, в другой ситуации Драко бы легко развернул его обратно, но не когда был слишком уязвим, слишком слаб, чтобы действовать сразу и наверняка. Он был в шоке не слабее Грейнджер, когда мальчик–который–никак-не-желает-сдохнуть заявился в кульминационный момент их с Гермионой… общения. И поэтому, слушая все эти до отвращения громкие слова о его глубоком разочаровании, видя, как реагирует на них Грейнджер, Драко изо всех сил сдерживался, чтобы не заехать что есть силы кулаком по ненавистному очкастому лицу. И плевать, что это был самый маггловский и, как выражался его отец, недостойный Малфоев способ решить проблему. В тот миг он был наиболее актуален. Драко этого не сделал. Он снова допустил слабость, подумав, что только причинит Грейнджер ещё больше боли, если разобьёт лицо Поттера в кровь, только усугубит и без того дерьмовую ситуацию, в которой они оказались, и потому просто зарядил очкарику под дых, чтобы на какое-то время обездвижить его. Но сейчас он понимал, что это была ошибка. Чёртов урод испоганил, возможно, самый безумный и неправильный эпизод его жизни, но от этого не менее желанный и необходимый. И тем не менее не это было главным. Главным было то, что Поттер довёл Грейнджер до состояния, которое пугало Драко. И чем дольше он на неё смотрел, тем стремительнее в нём росла злость на самого себя. Он позволил Поттеру ударить первым. Он оборонялся, но не собирался нападать. Это ошибка была только его — ничья больше. И наконец Забини. Своими словами он, казалось, окончательно выпотрошил из Драко всё то, что от него ещё оставалось. Создавалось вполне реальное впечатление, что сказанным он вспорол его тело и вывернул содержимое, а потом с каким-то особым остервенением потоптался на нём, чтобы полностью добить. Именно это почувствовал Малфой, когда услышал от Блейза, что Эл была здесь. И это стало финальным аккордом в симфонии безумия, звучащей в его голове так, словно кто-то безжалостно скрежетал ногтями по стеклу прямо возле ушей. Драко не мог понять, зачем Блейз так поступил. Что, мать его, произошло с ним, когда он решил озвучить всё то дерьмо, что вылилось из его рта, при Грейнджер. Какого хрена он это сделал? Малфой знал, что вряд ли когда-нибудь сможет забыть реакцию Гермионы на слова Забини. На какую-то жалкую секунду её тело встрепенулось, взгляд пронзила боль, а сама она выглядела так, словно ей только что дали пощёчину. В тот момент она взглянула на Драко так быстро, что в другой ситуации он не успел бы понять, о чём она думает. Но он понял. И от этого сам был готов беспомощно рухнуть на колени рядом с ней, прижать её к себе в безумной попытке не потерять, готов был сделать что угодно, лишь бы, несмотря ни на что, вернуть то шаткое доверие, которое каким-то необъяснимым образом ему удалось завоевать. И от осознания, что сделать это снова будет практически невозможно, ему захотелось взвыть. А ещё была Эл, о которой он благополучно забыл, полностью окунувшись в хитросплетения своих отношений с Грейнджер. Поразительно, каким он был мудаком, когда, находясь в «Магнолии» исключительно благодаря Элисе, умудрился в её отсутствие полностью поддаться оглушающей потребности обладать другой женщиной. Женщиной, которую, как он говорил, ненавидел всей душой. Видимо, помимо того, что он был последним мудаком, он был ещё и величайшим лицемером, и та боль, от которой сейчас саднило губу и щипало в носу, была более чем заслуженна. Под тяжестью проблем, вопросов, мыслей, которые безжалостными гиенами сжирали то, что осталось внутри, словно падаль, Драко сел на пол недалеко от Грейнджер и, обхватив колени руками, уткнулся взглядом в противоположную стену. Он понимал, что ему необходимо во всём разобраться, но просто не знал, с чего начать, вернее, с кого. Конечно, ему следовало бы пойти к Эл, попытаться поговорить с ней, объясниться, но… Что? Что он может ей сказать, если, как утверждал Забини, она и так поняла всё без слов? И как быть с Грейнджер, которой слова сейчас, казалось, и вовсе были не нужны? Драко не знал. Зато другое стало очевидным: он никуда не пойдёт прямо сейчас. Будет сидеть до последнего, пока она не сдвинется с места. И разве это не говорит о том, что он уже сделал выбор в её пользу? Внезапно ему захотелось горько рассмеяться. Поразительно, как за такой короткий промежуток та, которую он ненавидел и презирал долгие годы, смогла стать ближе, чем другая, в которую он был влюблён. А был ли? Где-то внутри сильно заныло. Драко понимал, что если сейчас продолжит размышлять о своих чувствах, то совершенно точно дойдёт до ручки, и поэтому просто отдался ощущениям, прикрыв глаза. В этот момент он с каким-то почти извращённым наслаждением принимал ту боль, которую испытывал, потому что знал: как бы он ни пытался перекладывать ответственность за свои проблемы на кого угодно, во всём был виноват он сам. И, пожалуй, удар Поттера был наименьшим из того, что он на самом деле заслуживал. Драко не знал, сколько прошло времени, прежде чем в комнату вернулась Уизли. Он отстранённо наблюдал, как она присела рядом с Грейнджер, что-то успокаивающе бормоча, а потом помогла той встать. Они обе медленно двинулись к выходу, и Драко видел, с каким трудом даются Грейнджер шаги. По её походке было видно, что она абсолютно обессилена, почти как он, растерзана недавними событиями, но она, во всяком случае, хотя бы смогла наконец уйти. И когда Грейнджер, прежде чем выйти из комнаты, даже не взглянула на него, не бросила ни одного чёртова взгляда в его сторону, Драко почувствовал, что теперь он полностью получил по заслугам. * * * Следующая ночь для Гермионы длилась бесконечно. Она плакала без остановки, упиваясь жалостью к себе, и смогла заснуть лишь тогда, когда до завтрака, на который она благоразумно решила не идти, оставалось каких-то два часа. Поразительно, ещё день назад она была абсолютно счастлива: наслаждалась отдыхом в кругу друзей и тихо радовалась тёплому чувству, зародившемуся в её сердце к мужчине, который хоть и категорически не подходил ей, но заставлял чувствовать себя по-настоящему желанной. И всё это лопнуло, растворилось, как воздушный замок, в одно мгновение. В тот жуткий миг она поняла, что осталась ни с чем. Похоже, она махом потеряла всё, благодаря чему была счастлива. Её лучший друг вряд ли когда-либо сможет простить ей то, чему стал свидетелем, а она сама едва ли сможет отделаться от ощущения, что человек, который был тому виной, тот, к кому она питала такие пугающие, но светлые чувства, просто использовал её. Конечно, она сама была во всём виновата, потому что прекрасно знала с самого начала, что он не свободен. Просто забыла, или предпочла забыть, на какое-то время о существовании той, другой, которую он, возможно, скоро поведёт под венец, которая наверняка сделает его счастливым и, несомненно, подходит ему гораздо больше, чем какая-то «грязнокровка» и «забитая заучка». А то, что было… Скорее всего, для Драко это не более, чем способ развлечься в отсутствие своей подружки. Гермионе было очень больно думать об этом, но она не наивная дурочка, чтобы не понять: вряд ли Блейз произнёс бы те слова, которые она услышала, если бы у Драко с Элисой всё было несерьёзно. Тон его голоса, выражение лица, смысл слов говорили Гермионе, что в глазах Забини она всего лишь очередная девица, с которой Драко решил просто скоротать время после выступления, втайне от своей постоянной подружки. И если учесть, что Блейз был едва ли не единственным, с кем Малфой поддерживал дружеские отношения, то, вероятно, так оно и есть. Унизительно. Но было ещё кое-что, что заставляло Гермиону ненавидеть себя в эту ночь сильнее, чем когда-либо: она по какой-то причине отказывалась верить в то, что вроде бы было очевидно. Она всё ещё стыдливо верила в другое, в то, что все те моменты, которые она пережила с Драко во время подготовки к выступлению: все те разговоры, взгляды, поцелуи, прикосновения — всё было настоящим. Он не относился к ней как к девушке, «общение» с которой длится не более одной ночи. Гермионе казалось, что для него — Мерлин, как же паршиво это звучит!— она была особенной… Или всё-таки не была? В любом случае это уже не имеет никакого значения. Теперь, когда Элиса вернулась, всё должно встать на свои места. Это будет легко, вернее, легче, чем могло бы быть, ведь тренировки закончились, выступление состоялось, и больше нет поводов для встреч с Малфоем. Оно и к лучшему. Оставалось лишь надеяться, что они случайно не столкнутся где-нибудь и ей не придётся вновь почувствовать, что сердце словно вырывают из груди, когда она увидит счастливую Элису под руку с Драко. Время до обеда Гермиона провела между сном и явью, пытаясь доспать положенные для хорошего самочувствия семь часов. Обе стрелки будильника остановились на цифре два, когда она заставила себя подняться с постели. Смутно припоминая, что кто-то с утра стучался в дверь её бунгало, Гермиона решила, что она наконец готова столкнуться с дикими неприятностями в лице её лучших друзей. Или, вернее будет сказать, бывших лучших друзей? В любом случае терять ей уже почти что нечего. Зато она может попытаться всё исправить, всё объяснить, и тогда, может быть, друзья смогут принять то, что произошло, и свыкнуться с этим. На то, что Гарри и Рон смогут понять, пусть даже и смирившись с произошедшим, Гермиона не надеялась вообще. Она на автомате умылась, приняла душ и надела первое, на что наткнулась рука в шкафу. Кое-как причесалась и, даже не взглянув напоследок в зеркало, отправилась в большой зал. Казалось, она израсходовала весь доступный запас эмоций, а потому ей уже было всё равно, как она выглядит: вряд ли хороший внешний вид поможет, когда придётся столкнуться со впавшим в ярость Роном или с полным презрения Гарри. Зато гордо вскинутый подбородок и прямой взгляд, пожалуй, смогут дать ей некоторую уверенность, когда она честно расскажет им всё, глядя в их разочарованные лица… — Гермиона! Грёбаный гоблин, неужели эти дурацкие танцы так тебя вымотали, что ты проспала больше четырнадцати часов?! Знакомый голос прозвучал где-то справа, и её глаза невольно округлились, когда она повернула голову и увидела Рона, сидящего за столом и смотрящего на неё хоть и хмуро, но, во всяком случае, точно не с презрением, которое она ожидала увидеть в его глазах. Гермиона на какое-то время застыла, недоверчиво всматриваясь в лицо друга, но через пару секунд быстрым взглядом окинула столик целиком — все оставшиеся места были пусты, хотя прямо рядом с Роном стояли две полные разнообразной еды тарелки. — Эй, ты в порядке? — вырвал из ошеломлённого состояния Гермиону его голос, и она, неуклюже потоптавшись на месте, наконец осторожно присела на свободный стул напротив него. — Да, прости, просто слишком много спала, — всё ещё анализируя поведение Рона, медленно произнесла Гермиона, стараясь не выражать никаких эмоций. — А где Гарри и Джинни? На последнем вопросе её голос всё же предательски дрогнул, и всё внутри застыло. — Они ушли с Матео подписать какие-то документы, должны уже вернуться, — просто ответил Рон, и Гермиона заметила, что он хочет что-то сказать, но по какой-то причине сомневается, стоит ли. И она искреннее надеялась, что это «что-то» не связано с рассказом Гарри об увиденном меньше суток назад. — Послушай, Гермиона, могу я спросить? — внезапно нетерпеливо произнёс Рон, посмотрев на неё прямо, и она почувствовала, как по телу медленно расползается противное чувство леденящего кровь страха. Конечно, она предпочла бы сейчас не отвечать ни на какие вопросы, но, судя по решительному виду друга, у неё не было иного выбора, кроме как сказать: — Спрашивай. Её голос прозвучал чересчур траурно и обречённо, но Рон, кажется, не заметил. Вместо этого он задал вопрос, который поразил её до глубины души: — Ты на меня обижаешься? Гермиона слегка приоткрыла рот от изумления, неверяще уставившись на него. Что? Ей показалось, или Рон действительно спросил, не обижается ли она на него?! Она на него?! Ввиду последних событий, этот вопрос казался сущим абсурдом, но означал лишь то, что подарило Гермионе необыкновенное облегчение: очевидно, Рон не знает о случившемся. И, хотя осознание этого факта заставило её с новой силой испытать щемящее чувство вины, всё же, помимо всего прочего, она не могла игнорировать зародившуюся в душе тёплую благодарность Гарри. При воспоминании о друге сердце Гермионы сжалось, и она решила вернуться к начатому Роном разговору. — Нет, я не обижаюсь. И вообще, на что я должна была, по твоему мнению, обидеться? — Ну, я не пришёл тебя поздравить, — взглянул на неё из-под опущенных ресниц Рон. Гермиона пару раз моргнула. — Поздравить с чем? — С тем, что ваш танец был признан лучшим на вчерашнем шоу, — сзади раздался голос Джинни. — Ведь мы же пришли к тебе в гримёрку, чтобы сообщить это, помнишь? Очень медленно Гермиона повернулась и столкнулась с пристальным взглядом подруги. Её лицо выглядело добродушным, как всегда, вот только в самой глубине глаз плескалось предупреждение. Так вот, оказывается, для чего Гарри так спешил к Гермионе. Он хотел поздравить её, сказать какие-то тёплые слова, а вместо этого испытал настоящее потрясение, увидев свою лучшую подругу в объятиях врага. Она перевела взгляд вправо и невольно вздохнула: рядом с Джинни вполне ожидаемо стоял Гарри, который хмуро смотрел себе под ноги. Страшно представить, какие он испытал эмоции за последние сутки. На его долю выпало слишком много боли, чтобы пережить ещё и предательство лучшей подруги. Ведь именно так он воспринял увиденное, разве нет? Словно почувствовав её взор, Гарри слегка вздрогнул, будто вспомнив что-то, кинул на неё быстрый взгляд и сел рядом с Роном, уставившись в свою тарелку. Сразу после этого Джинни заняла своё место справа от Гермионы. — Не знаю, как сказать, но… Я просто не мог тебя поздравить в тот момент. Честно говоря, я боялся, что не смогу за себя поручиться, если вновь увижу тебя рядом с Малфоем, — как ни в чём не бывало продолжил Рон, нахмурившись. Гермиона заметила, как напряглось тело Гарри от его слов, но он по-прежнему хранил молчание, вяло ковыряя вилкой содержимое своей тарелки. — Ох, Рон… — закатила глаза Джинни и с беспокойством глянула на своего будущего мужа. — Что «Рон»? Ты сама видела, как он её лапал на сцене! И вообще, если бы я не знал Гермиону, то подумал бы, что ей это даже нравится. — Рон! — уже возмущённо воскликнула Джинни, и её глаза наполнились страхом: пальцы Гарри побелели, когда он со всей силы сжал вилку в руке. На его лице заиграли желваки, и Гермиона молилась всем богам на свете, чтобы он не сорвался. — Ты всё преувеличиваешь, — наконец произнесла она стандартную отговорку, зная, что на самом деле Рон даже преуменьшает. Ведь ей не просто нравилось танцевать с Малфоем. Она по-настоящему наслаждалась этим. — Ладно, чёрт с этим, Гермиона. В общем, я просто хотел извиниться, что не поздравил тебя. Понимаешь, я был в бешенстве и ушёл сразу после слов ведущего о том, что ваш с Малфоем танец признан лучшим, — немного успокоившись, с раскаянием произнёс Рон. — Я очень разозлился, когда мне в голову пришла одна дурацкая мысль… Он замолчал на какое-то время, опустив взгляд в тарелку, после чего вновь поднял на неё глаза и сказал: — В какой-то момент вашего танца мне пришла мысль, что это всё по-настоящему. Я почти мог поклясться, что у тебя что-то есть с Малфоем, Гермиона. Неожиданный звук упавшей на пол вилки приковал взгляд всех сидящих за столиком к Гарри, который торопливо поднял её и чересчур нервно бросил на стол. — Знаете, я, пожалуй, уже наелся. Пойду к себе в бунгало, — с шумом отодвинув стул, он поднялся на ноги и кинул напряжённый взгляд на Джинни. — Я буду ждать тебя там. Не дожидаясь ответа, он резко развернулся и почти бегом двинулся прочь. Лишь когда его спина окончательно скрылась из вида, Гермиона поняла, что всё это время не дышала, с ужасом наблюдая за развитием событий. — Что это с ним? — недоумённо спросил Рон у своей сестры. — Он с самого утра сам не свой. Джинни устало вздохнула. — Не одному тебе, Рон, было неприятно видеть Гермиону в объятиях Малфоя. И когда Рон понимающе хмыкнул в ответ на её слова, Гермиона почувствовала себя по-настоящему несчастной. * * * Драко нашёл для себя лекарство. Он в который раз одержимо сжал края уже изрядно затасканного листа бумаги и жадно пробежался по строчкам, написанным на нём: «Draco, mio caro! Я не знаю, смогу ли найти тебя, прежде чем мне придётся вновь покинуть «Магнолию», и поэтому пишу тебе это небольшое письмо. Представляешь, мне удалось уговорить дядю вернуться сюда, и, хотя у меня есть всего тридцать минут, я искренне надеюсь, что смогу провести их с тобой. Но если нет, то хочу, чтобы ты знал: я очень по тебе скучаю и с нетерпением жду нашей встречи. Мне не хватает тебя, жаль, что последний наш разговор был столь напряжённым. Прости меня за мои глупые сомнения! Я ведь не должна в тебе сомневаться, правда? Ну вот, чувствую себя ревнивой дурой. И раз так, не могу не спросить: ты же по-прежнему верен только мне? Правда? Понимаю, звучит так глупо, но мне почему-то не по себе. Надеюсь, ты сможешь избавить меня от всяких дурных мыслей, как только мы увидимся. Пора идти, а я пишу такой бред. Мне жаль, Драко. Я просто, видимо, совсем схожу с ума без возможности быть рядом с тобой. Оказалось, мои чувства к тебе куда глубже, чем я могла представить. Надеюсь, они взаимны. Крепко целую, твоя Элиса». К счастью, эффект был тот же: Драко вновь почувствовал, как желание ворваться в бунгало к Грейнджер постепенно начало отступать. Несмотря на то, что это было нестерпимо трудно — бороться с потребностью хотя бы просто посмотреть на неё, он всё же вновь совладал с собой и, устало опустившись в кресло, прикрыл глаза рукой. Прошло уже три дня с того самого момента, как они виделись в последний раз. Сложнее всего было в первые сутки: тогда он даже почти дошёл до двери её бунгало, прежде чем невероятным усилием воли заставил себя уйти прочь. Он понимал, что обязан сначала разрешить все вопросы с Эл, если хочет окончательно выяснить отношения с Гермионой. Но проблема была в том, что он понятия не имел, когда вернётся Элиса и вернётся ли вообще. Конечно, он никогда не претендовал на роль хорошего парня, но сейчас понимал, что в сложившейся ситуации просто обязан перед ней объясниться, особенно теперь, когда узнал о её чувствах и просто потрясающей интуиции. И плевать, что, скорее всего, его откровения принесут только ещё больше проблем. В конечном счёте это гораздо лучше, чем разрываться на части, пребывать в подвешенном состоянии, будучи не в силах решить, что же делать дальше. Драко запрокинул голову на спинку кресла и устало вздохнул. Он в который раз попытался представить, как бы всё сложилось, не зайди Поттер в комнату в тот момент. Вероятно, у Драко был бы самый лучший секс в жизни, а потом… Что? Общались бы они с Грейнджер как прежде, или их отношения как-то изменились бы? Встречались бы они снова, спали бы вместе или, наоборот, предпочли бы сделать вид, что всё произошедшее — ошибка? А может, всё обернулось бы совсем иначе, например, как если бы Грейнджер по-настоящему возненавидела его за то, что по его вине окончательно потеряла рассудок, а он этим воспользовался?! Драко этого не знал. Но зато совершенно точно вырисовывалось одно: ему в любом случае пришлось бы рано или поздно объясниться и с Элисой, и с Гермионой. Это был лишь вопрос времени. Внезапно перед глазами Драко вновь пронеслось воспоминание о том, как посмотрела на него Грейнджер, услышав слова Блейза об Эл, а следом всплыло и другое — как она на него не посмотрела, прежде чем уйти из комнаты. И это лучше всего прочего говорило Драко о том, что вряд ли после произошедшего она ждала его с распростёртыми объятиями на пороге. Скорее всего, она не хотела его видеть вообще. Но он хотел. И пришёл бы, точно пришёл, наплевав на то, что это, определённо, было бы проявлением высочайшего эгоизма с его стороны. И единственным, что его сдержало тогда и сдерживало до сих пор в мгновения этих безумных порывов увидеть Грейнджер, было письмо. В сущности, оно стало необходимым лекарством от наваждения по имени Гермиона. Но надолго ли? Рядом что-то зашелестело. Драко открыл глаза и увидел на столике справа от себя знакомый конверт со знаком «Магнолии». Первой мыслью было не открывать его, сделать вид, что он не заметил, но всё же интерес победил, и в следующую минуту Драко прочитал послание. Лучше бы он этого не делал. Ведь способа оградить себя от злых шуток «Магнолии» у него не было до сих пор. * * * — Неужели нас всех пригласили? — Рон по-прежнему с подозрением сравнивал содержимое трёх разложенных на столе писем. — Гермиона, ты уверена, что в твоём приглашении текст такой же? — Да, уверена, — в который раз утвердительно ответила она. — Я уже говорила: нет ничего удивительного в том, что всех пригласили на танцевальный урок, посвящённый подготовке к балу-маскараду. — Ненавижу танцы, — неприязненно буркнул Рон и скрестил руки на груди. — И тем не менее тебе придётся пойти. Ты же знаешь правила «Магнолии», — вздохнула она, с тоской посмотрев на письма: ей и самой меньше всего на свете сейчас хотелось вновь оказаться на танцевальном паркете. — Ненавижу «Магнолию», — упрямо продолжал Рон, смотря на Гермиону так, словно это она во всём виновата. — Ради Мерлина, Рон, заткнись, — закатив глаза, бросила ему Джинни. — Это не самое худшее, что могло произойти. Подумаешь, потопчешься час вместе с нами на паркете и пойдёшь заниматься своими делами. К тому же не ты ли когда-то кричал, что хочешь танцевать с Гермионой? — Вообще-то я это говорил ради того, чтобы избавить её от общества Малфоя! — покраснев, горячо произнёс Рон. — Жаль, не вышло, — как бы между прочим бросил Гарри и вновь уткнулся взглядом в газету, сжав её в руках чересчур сильно. Гермиона вздохнула. Все прошедшие после того жуткого события дни Гарри, как и прежде, не разговаривал с ней, пресекая любые попытки объясниться с её стороны. И, хотя в присутствии Рона он худо-бедно поддерживал иллюзию, что всё в порядке, всё же периодически с укором кидал двусмысленные фразы, на которые Рон, к счастью, не обращал особого внимания. Конечно, Гарри всё ещё злился, конечно, он не простил её, что вполне ожидаемо, но Гермиону по-прежнему расстраивало это. Джинни уверяла, что он просто пока не готов всё выслушать, но, во всяком случае, он так же не собирается рассказывать обо всём Рону. В последнем была её заслуга, ведь, приложив какие-то сверхчеловеческие усилия, Джинни всё-таки уговорила Гарри оставить произошедшее в тайне, но Гермиона знала, что рано или поздно он потребует, чтобы Рон узнал правду. И это было больно, хоть и справедливо. — Как он? — устало спросила Гермиона по пути к главному пляжу, где, к её удивлению, должна была состояться репетиция. — Уже лучше, но… — уклончиво ответила Джинни и грустно посмотрела на идущего впереди Гарри, который молча слушал эмоциональную болтовню Рона. — Ему нужно время. — Я понимаю, — Гермиона проследила за её взглядом и вздохнула. — Понимаю. У Гарри было несколько причин, по которым он имел полное право ещё долго с ней не разговаривать: во-первых, ложь, которой она покрывала свои отношения с Малфоем, а во-вторых — сами эти отношения с Драко. При воспоминании о нём сердце мучительно сжалось: ведь, скорее всего, сегодня ей предстоит увидеть его в паре с Элисой, и Гермиона очень надеялась, что это будет не слишком больно. Хотя — кого она обманывает! — она была уверена, что будет больно, возможно, даже сильнее, чем когда-либо. За все эти дни ей удалось немного унять острое чувство разочарования в их несложившихся отношениях, которые, подобно фениксу, ярко разгорелись, опалив их огнём страсти, а потом обратились пеплом, не оставив никаких надежд на будущее. И поэтому Гермиона знала, что в миг, когда она увидит Драко с Элисой — живое воплощение причины её внутренней агонии, ей предстоит испытать все горькие, разъедающие её эмоции с новой силой. И сейчас, пожалуй, она была как никогда рада, что в это время её друзья будут рядом. Ещё издалека Гермиона заметила, что над территорией главного пляжа раскинулся большой белоснежный шатёр, подсвеченный сотнями мелких огоньков, и она была уверена, что песок внутри него трансфигурировали в блестящий танцевальный паркет. Её губы невольно тронула грустная улыбка, когда она вспомнила, как искусно Драко превращал их маленький пляж в прекраснейшее место для репетиций. Сразу захотелось отмотать пленку времени, вернуться в те дни, когда они так самозабвенно готовились к выступлению и постепенно делали шаги навстречу друг другу. Но, конечно, это невозможно, да и, если бы было возможно, стало бы только больней: как ни крути, настоящее с его жуткой неизбежностью явно весомее прошлого с его горько-сладкими моментами истинного, но краткосрочного счастья. До входа в шатёр оставалось всего несколько метров, и внезапно Гермиона почувствовала, как от кончиков пальцев по всему телу начало расползаться противное, ноющее чувство страха, смешанного с волнением. Ей захотелось резко развернуться и убежать, в этот миг она себе напоминала животное, которое идет на заклание, будучи не в силах противиться этому. Конечно, покинуть курорт раньше времени, ослушавшись веления «Магнолии», было бы хоть и просто, но абсолютно эгоистично по отношению к друзьям. Благо, осталось потерпеть всего несколько дней, и она, наконец-то, окажется дома, подальше от этого странного курорта с его по-настоящему жутким чувством юмора. — Гермиона? — окликнула её Джинни, и только сейчас она поняла, что стоит как вкопанная возле входа в шатёр. Встряхнув головой, Гермиона сделала глубокий вдох и наконец ступила на гладкий паркет. — Давайте пойдём туда? — стараясь перекричать царивший в шатре гул, произнёс Рон и указал куда-то в противоположный конец импровизированного зала. Гермиона проследила за его взглядом и увидела, что там, рядом с небольшим столом, украшенным магнолиями, есть пара свободных стульев. Вся их небольшая компания двинулась с места, лавируя среди пришедших на репетицию волшебников. В зале царило радостное воодушевление главным образом из-за того, что для многих это занятие танцами было первым за всё время их отдыха в «Магнолии», если не считать мастер-класса в день приезда. — Извините за беспокойство, мисс, но вы — Гвермиона Грайнджер? — внезапно услышала она справа. Резко остановившись, Гермиона с удивлением обернулась и увидела миловидную даму средних лет под руку с импозантным пожилым мужчиной. — Гермиона Грейнджер, если вы действительно имеете в виду меня, — настороженно улыбнувшись, поправила Гермиона. — Ох, простите, память уже не та. Меня зовут Лаура, — произнесла женщина и взяла её ладонь в свои руки. — Я хотела вам сказать, Гермиона, что вы с партнёром просто потрясающе выступили! Мы с Дэвидом до сих пор под впечатлением. После этих слов мужчина, которого, очевидно, звали Дэвид, шагнул вперёд и протянул ей руку. — Да, мисс, ваш танец был бесподобен! Такого эмоционального танго мне ещё не доводилось видеть. Гермиона моргнула и пожала его ладонь. — Большое спасибо за добрые слова. Мне очень приятно это слышать, хотя, думаю, вы мне льстите, — наконец медленно произнесла она, находясь в потрясении от услышанного. — Никакой лести, мисс. Вы с Драко потрясающе передали характер танца. Я ведь, знаете, когда-то тоже танцевала, правда, это было несколько десятилетий назад, — грустно рассмеялась Лаура, и только сейчас Гермиона заметила, что она гораздо старше, чем показалось сначала. — Простите мне мою назойливость, но можно задать вам личный вопрос? — Конечно, — после некоторых внутренних метаний отозвалась Гермиона. — Мы с Дэвидом поспорили и хотели бы, чтобы вы рассудили нас. Мне очень неудобно у вас это спрашивать, но скажите, пожалуйста, вы танцевали то танго со своим возлюбленным? — смущённо улыбнувшись, спросила Лаура, и Гермионе показалось, что в этот миг всё у неё внутри перевернулось. «Возлюбленный». Это слово просто выбило её из колеи, ведь она никогда не думала о Малфое в таком ключе. Уже не враг — да, ещё не друг — да, несостоявшийся любовник — пожалуй, но возлюбленный? Видимо, заметив её замешательство, Дэвид начал говорить: — Простите нам нашу бестактность, но Лаура утверждает, что чувства, которые вы с Драко передали через танец, невозможно сыграть, а я считаю, что вы оба — просто отличные актёры, раз смогли всех убедить в искренности своих эмоций. Гермиона ощутила, как во рту пересохло. — Вы правы: мы просто… актёры, — через силу выдавила она и внезапно почувствовала, что ей просто нестерпимо хочется убраться подальше от этого места, очутиться там, где её никто не увидит и она сможет дать волю предательским слезам, которые были готовы выступить из глаз. — Ну вот, видишь, Дэвид, мы расстроили бедную девочку. Простите нас, Гермиона! — с раскаянием произнесла Лаура и бросила укоризненный взгляд на мужа. — Ничего, всё в порядке, — сдерживаясь изо всех сил, произнесла Гермиона. — Я прошу прощения, но меня ждут друзья… — Конечно, конечно, идите! — с готовностью отозвалась Лаура, и когда Гермиона развернулась и зашагала прочь, услышала голос Дэвида: — Нам было приятно с вами познакомиться! Удачи! Она быстро обернулась, не сбавляя хода, и кивнула в знак благодарности. Интересно, как много раз ей ещё предстоит услышать подобное?! Как оказалось, много. Пока она с друзьями дожидалась начала репетиции, к ней постоянно подходили волшебники и говорили хоть и приятные, но причиняющие нестерпимую боль слова об их, как они выражались, «прекрасном» выступлении с Малфоем. Особенно невыносимо было вновь слушать о том, что чувства, переданные ими в танце, настоящие, что такое невозможно сыграть и что наверняка в реальной жизни Гермиона и Драко безумно влюблены друг в друга. Все эти люди искренне хотели её порадовать, доставить ей удовольствие своими комплиментами, но в большинстве своём делали только хуже, расковыривая словами не успевшую ещё зажить сердечную рану. Поэтому, когда на небольшую сцену в центре зала поднялись Стефано и Мария, Гермиона была по-настоящему счастлива: ведь этот ад, наконец, закончился и она может хотя бы на время оградить себя от назойливого внимания волшебников. — Добрый вечер, уважаемые гости нашего курорта! Сегодня предпоследний день вашего отдыха, и поэтому, как многие из вас уже наверняка знают, нам предстоит подготовка к такому важному событию, как прощальный бал-маскарад! — приставив палочку к горлу, торжественно произнёс Стефано, и все присутствующие зааплодировали. — Уже более тридцати лет в последний день отдыха каждого заезда волшебников на территории «Прекрасной Магнолии» устраивается красочное мероприятие, вход на которое возможен только в парадной мантии и маске. Каждый сможет выбрать понравившийся наряд на просторах нашей огромной костюмерной, коллекция одежды которой постоянно обновляется, — продолжила Мария. — Но причина, по которой мы вас всех собрали, в том, что нам необходимо выучить один общий танец. Традиционно в середине прощального бала-маскарада все волшебники танцуют древний вальс «Магнолии», который по технике исполнения идентичен венскому, но отличается тем, что дамы успевают повальсировать с каждым из присутствующих кавалеров, а партнёры, соответственно, с каждой дамой в зале. Вокруг Гермионы разнёсся возбуждённый гул, а внутри она почувствовала странное волнение: ведь, если верить словам Стефано, ей предстоит танцевать со всеми мужчинами, которые будут присутствовать на прощальном мероприятии. Со всеми. И с Драко в том числе. Она невольно окинула взглядом зал, задержав дыхание, и расслабленно выдохнула лишь тогда, когда по-прежнему не увидела Малфоя. Кто знает, может, в тот вечер, когда приехала Элиса, они вместе и покинули «Магнолию», посчитав, что здесь больше нечего делать. И, хотя Гермиона понимала, что в сложившейся ситуации это был бы лучший вариант для неё, всё же в душе что-то отчаянно заныло. Видимо, она, испытывая какое-то мазохистское желание, но отказываясь до конца признаваться в этом даже самой себе, всё ещё хотела его увидеть. Хотя бы в последний раз. — Итак! Сначала разучим основные шаги венского вальса. Для этого внимательно слушайте наши объяснения и старайтесь повторять за нами, — хлопнув в ладоши, воодушевлённо произнес Стефано. Было видно, что ему бесконечно нравится танцевать и учить этому замечательному искусству других людей. — В зале присутствуют наши помощники, поэтому они будут наблюдать за вами и подсказывать, если возникнут какие-то проблемы с усвоением материала, — произнесла Мария с довольной улыбкой и окинула взглядом всех присутствующих. — Что ж, приступим! Помещение заполнили прекрасные звуки музыки, и волшебники погрузились в изучение танца. Гермиона видела, что большинству движения давались невероятно легко, чего нельзя было сказать о Гарри с Роном, которые то и дело чертыхались, путаясь в своих ногах. Скорее всего, дело было в том, что многие уже умели танцевать венский вальс, ведь это был один из тех классических танцев, которые исполняют на светских приемах, устраиваемых знатными семьями волшебников. И, если учесть, что подавляющее большинство из тех, кто отдыхал на курорте Магнолии, составляли невероятно богатые и прекрасно образованные люди, удивляться было нечему. — Гарри, но ты же уже учил вальс во время подготовки к балу в честь Турнира Трёх Волшебников! — заныла Джинни, безуспешно пытаясь научить его шагать в унисон с ней. — Это было на четвёртом курсе, Джинни! — возразил Гарри, всматриваясь в свои стопы. — Кстати, у меня почти получилось! Смотри! С этими словами он постарался ускорить темп, сжав её талию так сильно, что Джинни вскрикнула, а затем и вовсе споткнулась о его ноги и чуть не упала, не придержи Гарри её в этот момент. — Боюсь, я станцую не лучше, — мрачно произнёс Рон, наблюдая за другом. — Может, не стоит? Гермиона вздохнула. С начала занятия прошло больше получаса, и многие пары уже давно кружились в вальсе, но они с друзьями по-прежнему стояли на месте, оттачивая движения в стороне. Причём, если Гарри хоть и неумело, но пытался танцевать, Рон вместо этого нервно перешагивал с ноги на ногу, постоянно бормоча себе под нос что-то вроде: «Вперёд, влево, на носки, опуститься, назад, вправо…» Проблема заключалась в том, что он никак не мог запомнить последовательность движений, а на все попытки Гермионы помочь отвечал гордым отказом. Лишь когда к ним подошла приятная молодая девушка в форменной мантии и практически приказала встать в пару, Рон всё же обречённо подошёл к Гермионе и, неуклюже приобняв её за талию, взял в свою левую руку её правую. — Стоит, Рон. Ведь у тебя не получится, пока не попробуешь, верно? — наконец ободряюще улыбнулась Гермиона и потянула его немного на себя, чтобы дать импульс к началу движения. — Эй, стоп, что ты делаешь? — неловко шагнул вперёд Рон, чуть не сбив Гермиону с ног своим мощным телом. — Пытаюсь помочь тебе начать танцевать, — терпеливо сказала она, чувствуя, что выдержке совсем скоро может прийти конец. — Но разве не я партнёр? Я же должен тебя вести, ведь так? — деловито произнёс Рон и даже приосанился от собственной значимости. Гермиона едва сдержалась, чтобы не закатить глаза. — Да, ты прав. В таком случае я жду, пока ты сам не начнёшь движение. Услышав её слова, Рон скис. — Ладно, только ты мне помогай, подсказывай, если что, хорошо? Она и старалась помочь, но Рон всё так же безжалостно наступал ей на ноги, путал направление движения и уже не просто чертыхался, а демонстрировал по-настоящему впечатляющий словарный запас ненормативной лексики. Гермионе было искренне его жаль, ведь Рон не обладал и минимальными способностями к танцам, но, с другой стороны, она просто мечтала сейчас потанцевать с кем-то, кто мог составить ей достойную пару в вальсе. Внезапно она почувствовала, что Рон начал шагать правильно и даже немного ускорил темп. — Смотри, Гермиона, получается! У меня получается! — радостно воскликнул он. И она искренне разделяла его радость, кружась пусть и в не столь быстром темпе, но всё же в ритме вальса по залу до тех пор, пока внезапно не увидела его. В этот миг Гермионе показалось, что кто-то с силой сдавил её горло руками, ведь она не могла сделать и вдоха. Резко остановившись, она едва не упала вместе с Роном, который, ничего не замечая, собирался продолжить движение. — Эй, что с тобой? — недовольно обратился он к ней, еле удержавшись на ногах, но она ничего не слышала. Казалось, Гермиона вообще забыла, что кто-то ещё существует в миг, когда увидела Драко Малфоя. Он смотрел прямо на неё без тени улыбки, прожигал своим напряжённым взглядом, а она была не в силах оторвать глаз от его немного осунувшегося с их последней встречи лица. И, конечно, для Гермионы не было неожиданностью, что в мгновенье ока к ней, словно на бис, вернулись все главные действующие лица её собственной внутренней трагедии под названием «разочарование»: гнев, сковывающий тело, отчаяние, поселившееся в груди, и боль, много боли, затопившей всё её существо. Она смотрела на него, и в голове было так много мыслей, но ни одна из них не хотела обретать ясную форму. Разве что это предательское, болезненное и такое унизительное желание отчаянно броситься к нему, найти его губы своими, почувствовать жар его тела, наплевав на всё и на всех. Гермиона не думала, что всё ещё может так сильно в нём нуждаться, и не подозревала, что это будет так больно — просто стоять и смотреть на него, без права сделать хоть шаг навстречу. Смешно: их разделяла всего пара метров, но ей казалось, что сейчас между ними пролегла целая пропасть. Внезапно что-то в лице Драко дрогнуло, и Гермиона издала испуганный вздох, когда он сделал медленный шаг к ней. И в миг, когда она сама готова была пойти к нему, он вдруг остановился, крепко сжав кулаки, а его взгляд пронзила боль. Было ясно, что он не может к ней приблизиться. И Гермиона, кажется, знала причину. Горько усмехнувшись, она отвела от Малфоя взгляд, приготовившись увидеть поблизости Элису, но, кроме неприязненно смотрящей на неё блондинки, рядом с Драко никого не было. — Чего это Малфой опять на тебя так уставился? — вырвал её из временного оцепенения раздражённый голос Рона, и она, вздрогнув, резко к нему повернулась. Образовавшийся в горле комок мешал говорить, но Гермиона изо всех сил старалась взять себя в руки. — Ерунда. Давай дальше танцевать, — тихо произнесла она дрожащим голосом и, замолчав, вновь встала с Роном в пару. К счастью, он спорить не стал, и уже в следующую секунду они продолжили движение, разве что теперь Гермиона совершенно не могла ни о чём думать, кроме Драко. Внезапно руки Рона, которые она ощущала на своём теле, показались слишком тяжёлыми и до боли чужими. Хотелось сбросить их, избавиться от этого гнетущего контакта, ведь в этот миг воспоминания об объятиях Малфоя со всей жестокостью обрушились на неё, и она не могла отделаться от ощущения, что находится в тесной близости не с тем мужчиной. И тут Гермиона неожиданно поняла, что стоит ей снова прикоснуться к Драко, ощутить его тело, прижатое к её собственному, она не захочет его отпускать. Но, так как сделать это всё-таки будет нужно, лучше тогда и вовсе не дотрагиваться. Но ведь это невозможно? Ответ утвердительный, а оттого горький. Вдруг музыка стихла, и взоры всех волшебников обратились к Стефано, который начал говорить: — Итак, я вижу, что вы научились искусству венского вальса! Теперь же осталось запомнить следующее: первую восьмёрку вы танцуете с одним партнёром, после чего дамы идут против часовой стрелки, а кавалеры — по часовой основным вальсовым ходом на четыре счёта. Следующие четыре такта сначала партнёр приветствует даму, а затем и дама партнёра. Далее вы начинаете снова вальсировать, но уже в новой паре. Сейчас мы с Марией, а также с двумя нашими помощниками — Алексией и Валерио — продемонстрируем то, что вам необходимо будет станцевать. На сцену вышла ещё одна пара — грациозная шатенка и благородной внешности мулат, и преподаватели вчетвером показали, как должен выглядеть танец. Двигались они легко и воздушно, и со стороны казалось, что они парили над землёй в ритме вальса, поэтому, когда музыкальный отрывок подошёл к концу, вокруг раздались оглушительные аплодисменты. Но Гермионе сейчас было не до этого. С каждой секундой ей становилось всё больше не по себе от осознания, что совсем скоро придётся столкнуться с Драко лицом к лицу, и она совершенно не могла предугадать свою и тем более его реакцию. Она уже послушно шла за Роном занимать своё место, когда он внезапно произнёс: — Ты вся дрожишь. Тебе холодно? Гермиона нервно заправила прядь волос за ухо. — Немного, — соврала она, зная, что ложь вышла никудышной. — Послушай, Гермиона, мне кажется, или с тобой что-то не так? — нахмурился Рон и взял обе её ладони в свои руки. — Ты в последнее время какая-то грустная, периодически замолкаешь и думаешь о чём-то своём… — Нет, Рон, всё в порядке, — перебила его Гермиона, заслужив благодаря этому ещё один недоверчивый взгляд. Рон немного помолчал, всматриваясь в её лицо так, словно пытался найти ответ на свой вопрос, после чего шумно выдохнул и опустил голову вниз. — Ладно. Ты же знаешь, что если что, можешь рассказать мне всё? — вновь серьёзно посмотрел он на неё. Что-то внутри Гермионы дрогнуло. Бедный Рон, он даже не представляет, к чему может привести её с ним полная откровенность. — Да. Вторая ложь за минуту, так легко сорвавшаяся с её губ. Гермиона определённо делала сомнительные «успехи» по части вранья. К счастью, этот неловкий момент был прерван громкой летящей музыкой венского вальса и словами Стефано о том, что пора начинать. Они вновь встали с Роном в пару, продолжили танцевать, и Гермиона на какое-то время забыла, что вскоре им нужно будет менять партнёров, пока Рон неожиданно не отстранился от неё. Пару секунд она молчала и недоумённо смотрела на его удаляющуюся спину, и лишь нетерпеливый толчок идущей сзади девушки заставил её начать двигаться. Следующим её танцевальным партнёром стал высокий, но немного неуклюжий парень лет двадцати, который в знак приветствия сделал лёгкий поклон. Гермиона в ответ присела в реверансе, а затем снова закружилась в вальсе. Благодаря танцу она отвлеклась от своих мрачных мыслей, и, когда на смену предыдущему пришёл уже пятый партнёр, внезапно заметила, что всего через одну пару танцующих вальсирует Малфой. Внутри всё замерло, мысли, одна отчаянней другой, заполнили её голову, и Гермиона почувствовала, как с каждым тактом ею всё больше овладевает паника. «Один… Два… Три… Четыре…» Она не могла остановить счёт, который с каждой секундой все быстрее уносил её навстречу неминуемому столкновению с Драко. «Пять… Шесть… Семь… Восемь…» Теперь он танцевал с ней рядом, и, казалось, лишь сейчас заметил Гермиону, бросив на неё мимолётный взгляд. «Восемь… Семь… Шесть… Пять…» Время вело обратный отсчёт, а она до сих пор отчаянно пыталась придумать, как бы ей избежать контакта с Драко. «Четыре… Три… Два… Один…» Стефано объявил, что это завершающий круг вальса и после него репетиция будет закончена. Гермионе было жаль, что он не сказал это шестнадцать тактов назад. Она старалась смотреть себе под ноги, лишь бы не на его лицо, но взамен увидела приближающиеся к ней знакомые чёрные туфли, которые не могли принадлежать никому, кроме… — Полагаю, тебе стоит смотреть на меня, когда я здороваюсь с тобой, — услышала она холодный голос у себя над ухом. Встрепенувшись, она вскинула голову и наткнулась взглядом на Драко, который смотрел на неё с невесёлой усмешкой на губах. Стараясь вести себя как ни в чём не бывало, Гермиона ответила, отчаянно пытаясь унять дрожь в руках: — Я не слышала твоего приветствия. Не самое изобретательное, что она могла сказать, но, во всяком случае, это лучше, чем ничего. Увидев краем глаза, что партнёрши уже заканчивают делать поклон, Гермиона поспешно присела в реверансе. Судя по тому, как усмехнулся Драко, выглядело это не слишком изящно. — Ты могла бы увидеть приветствие, если бы так старательно не разглядывала мои туфли. Чёрт. Он был абсолютно прав. Гермиона почувствовала себя дурой. В следующую секунду все пары приняли танцевальную позицию, готовясь к очередному кругу вальса, и лишь они с Малфоем просто стояли друг напротив друга, не двигаясь с места. — Нам нужно танцевать, Грейнджер. Постарайся это пережить, — низким голосом с легкой хрипотцой произнёс Драко, смотря на неё так, что тело Гермионы покрылось мурашками. Ведь она знала, что его слова означают совершенно другое: им нужно не просто танцевать друг с другом — им нужно друг к другу прикасаться. — Я и не такое переживала, Малфой, — не подумав, выпалила она первое, что подкинуло ей подсознание, и в этот миг, как в момент их сегодняшней встречи, в его лице что-то дрогнуло. Не отводя глаз, он мягко притянул её к себе, и она едва не задохнулась от этой близости. Тело Гермионы, абсолютно неподвластное голосу разума, истосковавшись, прильнуло к Малфою, и от этого они оба вздрогнули. — Грейнджер… — тихо протянул Драко, слегка склонившись к ней, и она поспешно отвернулась. — Давай просто танцевать, — дрогнувшим голосом произнесла Гермиона, чувствуя, что если этот диалог затянется, она просто не выдержит и… Но Драко послушал её, и уже в следующую секунду начал движение. И в миг, когда они стали вальсировать, Гермиона ощутила, как на глаза навернулись слёзы. Это было так прекрасно — вновь ощущать его тело, двигающееся с ней в одном танцевальном ритме, снова испытывать это невероятное, дурманящее желание, которое просто сводило с ума, чувствовать, словно в этот короткий момент они двое — единое целое, и так будет вечно… Но это был горький обман. Меньше чем через минуту танец закончится, они опять окажутся далеко друг от друга, и от сладких ощущений останется лишь едкое послевкусие, напоминающее о том, что всё-таки ничто не вечно. Боль с новой силой пронзила её сердце, и Гермиона невольно сильно сжала ладонь Драко, словно это могло как-то облегчить её страдания. И, когда он ответил ей тем же и притянул за талию ещё ближе к себе, она почувствовала, что если сейчас не уйдёт, то уже просто не сможет этого сделать. До конца их танца, а заодно и репетиции в целом, оставалось всего каких-то два такта, но, несмотря на это, Гермиона решительно выдернула свою ладонь из руки Драко. Она, резко отвернувшись от него, стремительно зашагала вдоль движущихся по кругу пар и, лишь когда закончилась музыка, позволила себе вылететь из шатра навстречу прохладному вечернему воздуху, который с жадностью глотала, стараясь заглушить рвущиеся наружу рыдания. Ей удалось дойти до того места, где белая натянутая ткань надёжно скрывала её от глаз волшебников, присутствовавших на занятии, когда она почувствовала, как на её запястье сомкнулась чья-то рука. Очень резко кто-то развернул её к себе, а в следующее мгновение она столкнулась лицом к лицу с Драко. — Грейнджер, — тяжело дыша, сказал он, находясь в такой близости от неё, что их носы практически соприкасались. Она задержала дыхание, слегка приоткрыв рот от глубоко потрясения. — Что… ты делаешь? — в конце концов ошеломлённо произнесла Гермиона дрожащим голосом, не в силах пошевелиться. Похоже, сейчас её тело принадлежало не ей: оно абсолютно отказывалось слушать разум, который кричал, нет, приказывал в очередной раз уйти. А Драко смотрел на неё так, словно гипнотизировал взглядом, и его глаза вновь были темны, как тогда, после окончания их выступления на сцене. — Я сдаюсь, — наконец прошептал он в ответ, а в следующую секунду грубо обхватил её затылок, сжав волосы рукой, и накрыл её губы своими. Тело Гермионы не сопротивлялось. Она с готовностью прильнула к Драко, словно только это было правильным. Словно это было спасением от боли, страданий, неизбежности. В сущности, это и было спасением. Просто сейчас её тело полностью принадлежало ему.