***
— Он так и не приходит в себя, — Тэхён нервно ходит по коридору больницы, не может найти себе места. — Они говорят, он впал в кому. Я не знаю, что мне делать, — альфа останавливается напротив прислонившегося к стене брата. — Во-первых, успокоиться, — Чонгук отталкивается от стены и, подойдя к Тэхёну, кладёт руки на его плечи. — Он очнётся, я уверен. Просто запасись терпением. А Юнги тут минимум на месяц останется — сломанные пальцы, сломанное ребро, сотрясение и куча всего. Я даже не запомнил всё, потому что доктор перечислял без остановки. — Ещё бы, я когда туда зашёл, сперва подумал, что парень мёртв, а он вон какой живучий, — усмехается младший. — Как мы будем эту кашу расхлёбывать? — Я договорился со всеми, никто кроме персонала не знает, что в нашем госпитале проходят лечение люди. Пресса, в принципе, всё равно под нами, но лишняя осторожность не помешает, поэтому всё держим в тайне. Я сейчас поеду к отцу, уверен, до него уже дошли новости. А ты давай иди домой, прими душ, отдохни. Ночь была тяжелой. — Я останусь, я позвонил папе, он должен приехать. — Как хочешь, — говорит Чонгук и идёт к лифту. У самого выхода альфа сталкивается с только вошедшим в стеклянную дверь Муном. Чонгук смеряет омегу холодным взглядом и проходит мимо. — И тебе не хворать, — усмехается про себя Мун и подходит к стойке регистрации. Выйдя из лифта, омега прямо идёт к нужной ему палате. Мун находит Тэхёна, сидящим рядом с койкой незнакомого омеги. Стоит папе войти, как альфа сразу встаёт на ноги и, подойдя, целует его в щёку. — Мальчик мой, ты совсем не отдыхал? Ты хоть ужинал? — Мун обеспокоенно всматривается в осунувшееся лицо сына. — Не успел, а сейчас и не хочется уже. Во мне литра два кофе, да и вообще, не беспокойся, у меня всё в порядке, — тепло улыбается ему альфа. — У тебя, может, и да, — Мун подходит к койке, на которой лежит омега. — А вот у него не очень. — Папа, я должен был тебе давно сказать, — начинает Тэхён. — Я твой папа, мне иногда слов не нужно, чтобы понять, что происходит с моим сыном, — улыбается Мун. — Так вот он, значит — твой омега. Красивый. — Да, — растерянно говорит альфа. — Ты же знаешь, что он человек. — Знаю, — вздыхает Мун. — Но так же я знаю, что любовь не смотрит на правильность и неправильность, не спрашивает у тебя разрешения, не интересуется тем, готов ли ты её принять или нет. Она приходит и ставит перед фактом, и никуда тебе от этого не деться. Если твоя судьба — человек, значит, так тому и быть. Вот только почему он в таком состоянии? — Ты так легко принимаешь тот факт, что я люблю человека… — не веря своим ушам, переспрашивает альфа. — Мне грустно, что у тебя впереди полоса препятствий, что тебе придётся пройти через отца и, главное, через Чонгука, — сокрушается омега. — Что возможно, многое ты потеряешь в пути, а без этого никак, ведь приобретя его, ты должен будешь отдать что-то взамен. Грустно, что этот очаровательный губастый омега тебе не подарит сына, но я всё равно буду стоять рядом с тобой и пройду весь этот путь с тобой, потому что когда я полюбил твоего отца — от меня отказались мои же родители, друзья. Обзывали разрушителем семьи. Тем, кто позарился на альфу стаи и даже залетел, чтобы женить его на себе. Я никому не смог тогда объяснить, что мы любовь не выбираем, мы перед ней ничтожны — она выбирает. Я тебя одного не оставлю. — Даже не представляешь, как я люблю тебя, — говорит Тэхён и обнимает папу. — Я не понял, ты типа во мне сомневался? — притворно возмущается Мун. — Кстати, ты мне с отцом помоги, а с Чонгуком, кажется, будет полегче, — говорит Тэхён, вызвав неприкрытое удивление на лице омеги. — Дело в том, что в соседней палате тоже лежит омега-человек, и волк Чонгука, скорее самого Чонгука, этого омегу выбрал, хоть и не признаётся. — Ты шутишь? — приподняв брови, спрашивает Мун. — Я абсолютно серьезен. Как, по-твоему, я бы смог проникнуть на территорию людей и привести этих омег в Сохо. Без Чонгука я бы ничего из этого не смог, и уж тем более не выиграл бы открытый бой с полукровкой. — Я запутался, — Мун берёт сына за руку и выводит в коридор. — Я знал, что ты влюблён, что к кому-то бегаешь, и да, я знал, что он человек. Но будь добр и расскажи мне нормально, что за связь у омег с полукровкой, и что вообще происходит? Но сперва я хочу увидеть омегу Чонгука. — Я бы таких громогласных заявлений не делал, — усмехается Тэхён и, взяв папу за руку, ведёт к палате Юнги. Омега проходит в палату первым и замирает на пороге, уставившись на находящегося в бессознательном положении парня. — Это точно омега Чонгука? Но как так…— Мун растерянно смотрит на Тэхёна, будто тот способен ответить на незаданный вопрос. — О чём ты? — тихо переспрашивает его альфа. — Именно его я, значит, и видел в своих снах, — Мун прикрывает ладонью рот и выбегает в коридор. Тэхён, прикрыв дверь, выходит за ним следом. — Можешь объяснить, что происходит? — начинает нервничать альфа. — Этот омега — судьба Чонгука — это я знаю точно, а ещё я знаю, что именно он должен был родить нашей стае будущего лидера. Этот омега новое будущее для оборотней, он бы спас жизнь твоего брата, но этого всего в моём сне не происходит, потому что чёрный волк омегу убьёт. То есть я вижу сон наоборот, со сцены смерти омеги, точнее со сцены разбившегося вдребезги аквамарина под лапой волка. Аквамарин на шее Чонгука и есть этот парень. Только теперь я стал понимать, что это за кошмары, мучающие меня последние месяцы. — Папа, перестань. Это просто сны, а этот паренёк вообще человек, он не родит никакого лидера волкам, — мягко говорит Тэхён, пытаясь успокоить побледневшего родителя. — Сынок, может, сон не точный, может, вообще бредовый, но в одном я уверен — этот омега должен оставаться на шее твоего брата, а не под его лапами. Нельзя допустить, чтобы Чонгук с ним плохо поступил. Это очень важно. — Так, я сам отвезу тебя домой или лучше в твой любимый спа, — Тэхён тянет Муна к выходу. — Тебе надо отдохнуть, привести мысли в порядок. Ты просто сильно расстроен, да и больницы ужасно влияют на настроение. — Я не псих, — обижается омега, но послушно идёт за сыном. — Очень прошу, не дай брату его потерять. Не позволяй ему уничтожить единственного, кто будет любить его до глубины души. Чонгук сам может этого не понимать, но он без этого омеги умрёт. Они связаны. Они созданы специально друг для друга. Целью их жизни была встреча друг с другом, они рождены только для этого момента. У них нет иного варианта, как быть вместе, умоляю, поверь мне и помоги им это понять, — чуть ли не со слезами на глазах просит Мун, пока Тэхён, открыв дверь автомобиля, ждёт, когда папа сядет. — Хорошо, только ради тебя, даже не веря во всё это, но видя, как для тебя это важно — я постараюсь, — альфа закрывает дверцу автомобиля.***
Юнги с трудом поднимает тяжелые веки, пытается шевельнуть руками, но его будто придавили к койке бетонной плитой. Сильной боли омега не чувствует, но ноют кости и тяжело даже веки раскрытыми держать. Омега облизывает сухие потрескавшиеся губы и, не двигаясь, следит за ставящим ему капельницу альфой. — Где… — Юнги свой голос не узнает, даже пугается. — Где я? — Вы в больнице, вы уже переведены в палату и идёте на поправку. Лежите спокойно, — медбрат заканчивает с уколами и, встав, прибирает за собой. — Чимин, — одними губами произносит омега. — Ваш друг в соседней палате, он тоже идёт на поправку. А пока вам нужен полный покой, — альфа поправляет омеге подушку и выходит за дверь. Юнги вновь прикрывает веки. Пытается хоть частично восстановить картину совсем недавнего прошлого. Юнги не помнит побои Хосока, не помнит рвущуюся под его когтями свою же плоть, не помнит звук хруста своих костей в ушах и даже не помнит разводы крови на полу. Не помнит ничего. Юнги помнит только одно — чёрного волка, смотрящего на него, лежащего на полу. Помнит себя в отражении этих кроваво-красных зрачков и помнит то чувство абсолютного покоя и безопасности, которое вселилось в его душу в то же мгновенье, как в комнату влетел волк. Юнги больше его не боится. Наоборот, всё нутро изнывает от обуревающего желания снова его увидеть. Юнги бы к этой шерсти прикоснуться, провести по ней своими искалеченными пальцами, зарыться бы в неё, почувствовать тепло этого зверя. Он ведь им немного поделился, он дал Юнги попробовать, каково это, когда тебя защищают, загородил собой. И омеге это понравилось: до скручивающихся в сладкой истоме внутренностей, до дрожи в пальцах, до разрывающего желания вновь ощутить его настолько близко. Легкая улыбка трогает израненные губы Юнги, когда он вспоминает, как Чонгук сел рядом на пол, как водил пальцами по его лицу, как смотрел долго-долго, не отрываясь. Юнги кажется, его сейчас разорвёт от нахлынувшего внутри потока нежности. Но он не может перестать вспоминать каждый момент по сотне раз, прокручивать в голове все детали и наслаждаться каждой секундой. Он отчётливо помнит, как альфа нёс его к дверям, помнит жар, исходящий от его тела, его дыханье на своей макушке, его запах, просочившийся под кожу. Даже сейчас, в этой пропитанной запахом лекарств палате, он отчётливо чувствует его запах. Юнги в него кутается, расправляет свои лёгкие и даже несмотря на боль, пронзающую при каждом вдохе — он вдыхает. Он и вдыхать отныне готов только чтобы этот запах чувствовать. Юнги впервые в жизни обрёл смысл. У Юнги никогда не было героя. Он придумывал себе героев, создавал их и позволял им жить на страницах своего так и не законченного романа. Наделял героев именно теми чертами, которыми обладает Чонгук — благородство, смелость, милосердие и доброта. Но Юнги всегда думал, что такие герои живут только на бумагах, что в реальности их не существует, а тут столкнулся с таким лицом к лицу, увидел его своими глазами. Стоит о нём подумать, как у Юнги по венам тепло разносится, поднимается к покрытому трещинами, замерзающему сердцу, пробирается в самую середину и согревает. Оно миллиметр за миллиметром оттаивает, сдаётся под напором нежности. В то же время Юнги понимает, что идеализировать никого не стоит, что надо быть осторожным и ни в коем случае не выдавать желаемое за действительное. Возможно, то, что чёрный волк его спас — это чисто поступок джентльмена, возможно, что любой бы на его месте так же отреагировал на такую жестокость. Но долго акцентировать внимание на этой мысли не хочется, от неё у Юнги настроение портится. Омега пока до конца не понимает почему, но ему очень хочется верить в личную заинтересованность Чонгука. Хочется ему нравиться, хоть чуточку. Он хочет думать, что волк примчался туда за ним, специально для него. С образом Чонгука перед глазами и с его именем на губах Юнги вновь проваливается в сон, который должен быстрее восстановить организм и поднять омегу на ноги.***
Чонгук проходит в просторный кабинет отца, который совсем скоро уже будет его, и идёт прямо к бару. Дживон, откинувшись, сидит на кресле за столом и следит за передвижениями сына. — Думаешь, тебе есть, что отмечать? — скептически спрашивает мужчина, пока Чон, плеснув виски в бокал, идёт к его столу. — Мне всегда есть, что отмечать, а этот вечер по-особенному прекрасен, — Чонгук ставит бокал на стол и опускается в кресло напротив отца. — Уверен, ты и так всё знаешь, — альфа делает первый глоток и смакует вкус на языке. — Поэтому ты сейчас выговоришься, я послушаю, а потом я буду говорить. — Знаю, — грубо отрезает Дживон. — И единственной причиной, почему я не послал за вами армию волков, чтобы предотвратить то, что двум моим единственным наследникам чуть не перегрыз глотку полукровка — это моё ожидание того, что у тебя есть объяснения. Я очень надеюсь, что они достойны моего внимания и времени. — Я хотел нарушить статус-кво, мне нужен был повод, и я его нарушил. Я хочу убить Мин Хосока и объединить Сохо и Дезир, и я это сделаю, — спокойно говорит Чонгук. — Я сейчас очень зол, — шипит Дживон. — Настолько, что если бы не моё уважение к твоему волку, я бы тебя ударил, и это впервые за твои двадцать пять лет, когда я этого настолько сильно хочу. — Дай договорить, отец, — Чонгук глаз с альфы не уводит, даже в поединке взглядами не сдаётся. Чонгук его не боится, и Дживон это знает. Где-то восхищается смелостью сына, а где-то побаивается. Как бы он сейчас ни ругал его и даже ни угрожал, Дживон знает, что против чёрного волка у них в стае точно никто не попрёт, а если попрёт, то живым не останется. В то же время Дживон считает, что дал сыновьям достойное воспитание, и уверен, что Чонгук не то, чтобы напасть на отца даже в случае ярости, но и голос не повысит. До сих пор такого не было. В семье Чон традиции и уважение к старшим — святое. — Договорить что? — мужчина в ярости хлопает ладонью по столу и встаёт на ноги. — Что ты скажешь мне такого, что я забуду, как ты ворвался на чужую территорию, перечеркнул плод моего многолетнего труда?! Чисто, чтобы покрасоваться перед какими-то омежками, вы с твоим братцем перевернули всё вверх дном! — срывается на крик альфа. — Что за омеги? Почему мне доложили, что в моей клинике люди?! Что твой больной мозг придумал, что я этого понять не могу? — Хосок готовит яд, — Чонгук оставляет стакан и откидывается назад. Дживон медленно опускается в кресло и пытается унять кромсающую сердце боль. Она никуда и не уходила. Всегда была там. Просто периодически, как сейчас, она проявляется особо остро, пронзает нарастающими приступами, да так, что альфа вдохнуть не может без ощущения вкуса своего же раздробленного сердца на языке. Столько лет Дживон собирает материалы по этому яду, столько лет следит за всеми новостями и перешептываниями на эту тему, пытается простить себя, что не уберег Чена, что разрешил ему присутствовать на той злополучной встрече. Дживон потратил огромные ресурсы на то, чтобы всё, что касалось яда, было уничтожено, но кажется ему это удалось не до конца. Почти что двадцать лет спустя этот ад начинает возвращаться по новой. — О чём ты говоришь? — треснутым голосом переспрашивает мужчина. — Один из омег, который сейчас на нашей территории, брат Хосока. Он мне это и рассказал, а сложив дважды два, получается, что он не лжёт, — Чонгук вновь тянется к своему бокалу. — Слишком много разговоров о яде, да и мои шпионы докладывают, что Хосок пропадает по полдня. Где и зачем, выяснить пока невозможно. Но я уверен, что у него есть лаборатория, где он и торчит сутками. — Он уже собрал микстуру? — испуганно спрашивает Дживон. — По утверждению этого омеги — нет, и я ему верю, если бы яд был готов, то мы бы уже собирали трупы наших. Более того, этот пацан заявил, что он ингредиент яда. Это нам предстоит еще проверить. — Как мы это проверим, если у нас нет других составляющих? — не понимает Дживон. — Омега расскажет. — Он тебе доверяет? — Пока нет, но будет, — хмыкает Чонгук. — Что у тебя за план? Только налей сперва и мне виски, — Дживон, который под чутким руководством Муна весь последний год пытается бросить курить, достаёт из выдвижного ящичка пачку Parliament. Чонгук разливает им виски и, передав отцу бокал, снова садится напротив. — Так вот, перемирие нарушено, — начинает Чонгук. — Хосок будет проводить мобилизацию, как и мы в принципе. Мы перекинем пару наших в Итон и попробуем уломать Намджуна на союз, если он откажет, то мы его подмажем и упросим держать нейтралитет. Это если мой план А не сработает. Я нарочно начал с плана Б, чтобы ты не перебивал своими любимыми «если», — усмехается альфа и продолжает: — Теперь план А. Юнги, так зовут братца Хосока — живой пример неоправданной жестокости последнего. Когда он придёт в себя, я уговорю его дать пару интервью и именно тем телеканалам, которые крутят и в Дезире, и в Итоне. Омега расскажет людям об ужасах своей совместной с братом жизни, покажет им истинное лицо Хосока. Тем более этому пацану и вправду есть, что рассказать. Народ Дезира и так недоволен Хосоком и его показными наказаниями перебежчиков, по жестокости превосходящими наши. Пусть поймут, что тот, кто с членом своей семьи так обращается, с какими-то чужими людьми вообще церемониться не будет. Я не говорю, что они поднимутся и сразу пойдут против него, но они, как минимум, могут затаиться у себя в квартирках, и когда я пойду за его головой — мне мешать не будут. Народ Дезира должен отвернуться от своего правителя, а один он, без поддержки — ничтожество. Следующий пункт — это яд. Мы уверены только в одном, что он пока не готов. Это нам на руку, у нас есть время для действий. Если омега не врёт, то без него Хосок никогда не закончит приготовления яда. Поэтому я пока буду держать его при себе, а заодно узнаю у него весь рецепт. — Интересно, — Дживон скрещивает руки на груди и задумывается. — Говорю же, мне всегда есть, что отмечать, — ухмыляется Чонгук. — Как ты убедишь его? Того омегу. Что бы там ни было, почему ты уверен, что он открыто пойдёт против брата, и более того, расскажет тебе самую важную тайну и единственный козырь людей против оборотней? — скептически спрашивает Дживон. — Я просто его попрошу, — не задумывается Чонгук. — Не слишком многое на себя берёшь? — Он же омега, отец, — приподнимает бровь Чонгук и усмехается. — Он не устоит перед моим обаянием. Я бы сказал, что он уже не устоял. Я его герой сейчас, спаситель. Он, я уверен, даже должным себя чувствует. Просто доверься мне, отец, и очень прошу, не мешай, а самое главное, в мои отношения и игру с ним не вмешивайся. Я всё сделаю, как надо, и мы будем править всем Бетельгейзом.***
Чонгук почти каждый день приходит в больницу, спрашивает врачей о состоянии Юнги и сразу заходит к нему в палату. Омегу постоянно искусственно усыпляют, вкалывают обезболивающие, и он почти не приходит в себя. Чонгук заходит в палату, пару минут даёт волку насладиться его обществом и уходит, оставив запах, с которым пробуждается Юнги и начинает думать, что у него помутнение рассудка. За эти десять дней в больнице он ни разу не увидел Чонгука, но его запах всегда присутствует в палате. К концу второй недели Юнги навестил Чимин, который пока всё ещё под наблюдением и даже перенес небольшую операцию на нос, который Хосок всё-таки разбил. Чимин пришел в себя только на третий день и передвигаться ему разрешили сегодня с утра, и он первым делом пришёл к другу. У Чимина узнать что-то новое не удаётся, потому что блондин сам пока не до конца понимает, что происходит. Чимин только говорит, что всё хорошо, что они в Сохо, и что Тэхён с ним рядом. Юнги рад видеть друга и тому, что у того всё в порядке — спросить у него о Чонгуке он стесняется. В очередной из этих похожих друг на друга пробуждений, когда Юнги не знает ни день недели, ни число, он находит рядом с собой в постели плюшевого Снорлакса. Юнги не особый поклонник покемонов, но этого пузатого неваляшку из сотни узнает. Юнги протягивает руку и, подтащив игрушку ближе, прижимает к себе. Снорлакс пахнет Чонгуком. Юнги засыпает в обнимку с новым другом, дыша любимым запахом.***
Чонгук еле досиживает до конца совещания, всё время смотрит на часы. Сегодня Юнги хочется видеть просто невыносимо. Хотя видеть его хочется всё время. Попрощавшись с гостями, он предупреждает отца, что опоздает на совместный ужин с семьей, и сразу спускается к своему порше. Сперва Чонгук просто обязан глянуть на спящего омегу. Это стало своего рода традицией для альфы. Каждый день один раз Чонгук ездит в больницу, проводит рядом со спящим парнем двадцать минут и уходит. А вчера он даже купил ему Снорлакса. Чонгук сам не понимает, что это был за странный порыв, но проезжая мимо магазина игрушек и увидев его в витрине, сразу решил, что подарит его Юнги. Чонгук никогда никому не дарил игрушек — цветы, украшения, дорогие подарки — всегда. Несмотря на противоречивые чувства и мини войну с самим собой, Чонгук в итоге сдался и игрушку всё-таки купил. На самом деле, каждый раз уезжая из больницы, альфа обещает себе, что завтра не вернётся. Напоминает себе сотню раз, кто этот омега и откуда, но стоит очередному дню подойти к концу, как Чонгук срывается в клинику. Он убеждает себя, что пока омега в больнице, лучше с ним чаще проводить время, не позволять ему сомневаться в своих лучших намерениях, твердит себе, что это всё ради его целей, но каждый вечер сидя у постели Юнги, всё больше понимает, что цели тут ни при чём. Этот омега завладел его вниманием, его заботой, всеми его мыслями. Чонгук идёт по чётко уже изученному маршруту и останавливается напротив хорошо знакомой двери. Альфа аккуратно дёргает за ручку, чтобы не побеспокоить омегу, и входит. Чонгук на несколько секунд застывает на пороге, увидев, как сладко спит омега, прижимая правой рукой к себе игрушку. Чонгука сшибает цунами нежности, он с трудом сдерживает внутренний порыв подойти ближе и коснуться паренька, провести пальцами по нежной коже. Чонгук вообще сейчас не против оказаться на месте игрушки. Он прикрывает за собой дверь и подходит к койке. Слушает размеренное дыхание парня, мрачнеет от этих многочисленных проводов, тянущихся из его рук, и опускается в кресло рядом. Даже волк Чонгука сидит спокойно, молча наслаждается моментом. Альфа не удерживается, протягивает руку и невесомо поглаживает щёку омеги. Юнги смешно морщится сквозь сон, а Чонгука кроет. Чертову омегу хочется затискать до смерти. Посадить себе на колени и играть. Послушать его недовольство, зарываться в волосы без страха быть пойманным, водить губами по так невероятно пахнущей коже, послушать биение его сердца, положив голову на грудь. Чонгука раздражают его же желания, а самое страшное, его неспособность ими управлять. Когда этот омега превратился в сборник фетишей альфы, он сам пропустил. Чон резко поднимается на ноги, понимая, что пока он ни одно из своих желаний в реальность не превратил — надо уходить. Но Юнги ближе к себе притягивает Снорлакса и разлепляет веки. Чонгук теряется. Взрослый альфа, которого боится и уважает весь город, теряется перед каким-то омегой, тем более человеком. — Ты очнулся? — Чон говорит первое и самое очевидное. Юнги, не моргая, смотрит на альфу, пытаясь прочувствовать грань между реальностью и миражом. Он отчётливо слышит его голос, чувствует его запах всё ярче — вся вселенная Юнги концентрируется в этом смотрящем на него своими бездонными глазами мужчине. — Спасибо за Куки, — севшим ото сна голосом бурчит омега. — И за то, что спас — тоже спасибо. — Юнги опускает взгляд, теребит ухо игрушки и нервно покусывает свои губы. — Куки? — недоумевает Чонгук. — Я думал, это Снорлакс. — Это Снорлакс, — улыбается Юнги. — Просто его имя длинное и неудобное, а мне пока говорить сложно. Так что я назвал его Куки. — Он на тебя похож, — возвращает ему улыбку альфа. — Похож? — искренне удивляется омега. — Ну, как минимум цветом, — смеется Чон, указывая взглядом на волосы омеги. Юнги снова улыбается — Чонгук воздухом давится. Альфа моментально прячет взгляд, даже шаг назад делает — подальше бы от него отойти, вообще, лучше бы сбежать, километры между оставить и дорогу назад не найти. Потому что рядом с ним Чонгука больше нет. Альфа с трудом затыкает проснувшегося зверя, старается не реагировать на прошитое током нутро. Чёртов мальчишка пробуждает в нём новые, никогда ранее не испытываемые чувства, и от того, насколько они прекрасны — Чонгук на ногах еле стоит. Опускается вновь в кресло и смотрит омеге в лицо, глаз оторвать не в состоянии. — Как ты себя чувствуешь? — с трудом собирается альфа. — Не знаю, — грустно говорит Юнги. — Я хочу уже выйти отсюда, но даже эту мысль до конца редко додумываю, я всё время сплю. — До этого тебе постоянно делали уколы, чтобы ты спал, теперь не будут. Тебе уже лучше, совсем скоро ты выйдешь отсюда. Скажи лучше, что тебе еще принести? — Чонгук мнется, каждое слово подбирает с трудом, хотя скорее с трудом перекрывает тот поток слов, который сейчас готов вырваться наружу. — Мне ничего не надо, — опускает взгляд омега. — Мне главное выйти отсюда, а потом… — он запинается. — Потом я посмотрю. — Потом у тебя начнётся новая жизнь, — твёрдо заявляет альфа. — Мне бы со старой разобраться, — грустно произносит Мин. — Тебе ни с чем разбираться не надо. Отдыхай, — Чонгук встаёт на ноги. — Ты в Дезир не вернешься, во всяком случае, пока там правит твой брат. А я больше никому не позволю и пальцем тебя тронуть. Юнги не находит, что ответить, прикусывает внутреннюю сторону щеки, лишь бы удержаться и не улыбнуться, не показать альфе, как от одних его слов у Мина внутри свет врубается, многолетняя темнота отступает и уступает место яркому, заливающему всё вокруг свечению. Чонгук желает спокойной ночи и, не оборачиваясь, выходит за дверь. Прикрывает её за спиной, прислоняется и обещает себе больше не приходить. Во всяком случае до того момента, пока толстые стены не отстроит, пока рядом с ним функционировать не научится. Этот омега все планы вверх дном переворачивает. Чонгук же всё решил. Всё продумал. Почему же рядом с ним альфа вспоминает, что у него душа есть, почему только рядом с ним все планы и цели теряют смысл — всё теряет смысл. Скорее, смысл вырисовывается один — и у этого смысла голубые волосы и самая красивая улыбка из всех. Чонгук проклинает ту ночь и своего волка, который заставил последовать за Тэхёном, проклинает тот миг, когда, повалив омегу на землю, внюхался, посмотрел в его глаза, почувствовал вкус его крови и кожи. Юнги не составляющая яда — он и есть яд, а Чонгук уже отравлен.