***
Юнги не знает, сколько он уже вот так стоит посередине улицы. Чонгук и его люди давно уехали, так же, как и Хосок. Остались только абсолютная тишина и мгла, посередине которой застрял омега. Юнги не понимает и не хочет понимать, не воспринимает сейчас эту реальность и закрывается от неё на сто замков. Это плохой сон, Юнги будет в это верить. Потому что стоит представить, что это правда, что Чонгук и вправду бросил его здесь, на границе жизни и смерти, и Юнги кажется, что он не выдержит, эту ношу не поднимет. Он медленно оседает на асфальт, сворачивается в позу зародыша и, подтянув коленки к груди, лежит. Теперь Юнги делится холодом с землёй. Этого холода, этой идущей от самого сердца стужи хватит, чтобы заморозить весь Бетельгейз. Юнги переломанный весь, перебитый, и даже те стежки, которые он сам себе понаставил после Хосока, сейчас один за другим распарываются, и из каждой раны, каждого пореза на холодный асфальт алая кровь льётся, та самая, запах которой вроде так любил Чонгук. А любил ли? Ответ очевиден. Юнги от этих трёх букв в дрожь бросает. Эти ночи, эти долгие горячие ночи, воспоминания о них добивают: теперь каждое прикосновение — это лезвием по коже, каждый поцелуй — попытка высосать жизнь, каждый взгляд — кожу живьём сдирает. Его голос. Этот долбанный голос в сознании никак не замолчит, всё долбит и долбит черепную коробку, заставляет каждую секунду по новой всё прокручивать. Его руки. У Юнги сейчас вся кожа огнем полыхает, пенится, каждый сантиметр тела, куда дотрагивался Чонгук, ожогом покрывается. Такие ожоги время не подлечит, такие раны не затянутся, и никакое обезболивающее в этой блядской вселенной не поможет. А Чонгук был везде. И не только снаружи. Чонгук внутри так плотно засел, что Юнги бы раскрыть себе грудную клетку, голыми руками его оттуда выдернуть. Но сейчас Юнги ни на что не способен, кроме как по земле размазываться, ногти об неё ломать и почву слезами орошать. Боль эта совсем другая, даже Хосок такую не раздавал. Она Юнги поперёк хребта переламывает, заставляет о смерти молить. Потому что после Хосока можно было бы врача вызвать, можно было бы Чимина попросить и раны пластырем заклеить, кровь в конце концов перелить, а Чонгук, как смерч, пронесся, ничего после себя не оставил. Подчистую уничтожил. Юнги теперь себя ничем не заполнить, он всю эту пустоту резко осознаёт. Чонгук выбросил его, как ненужную вещь, на обочину. Но перед этим выпотрошил. Всё с собой забрал: и смысл, и мечты, и надежды. Оставил огромную зияющую дыру в груди, именно там, где у Юнги сердце было. Заменил всё на тупую ноющую боль. Её ничем не унять. У Юнги внутри сквозняки гуляют, за грудиной скребутся, шепчут, что только смерть спасение. Только умерев, только там в сырой земле Юнги сможет от Чонгука избавиться. Вот только лгут те, кто говорит, что смерть — это удел слабаков, на себя руку поднять огромная сила нужна, у Юнги её нет. Мин с трудом дышит, глотает отдающий гарью воздух, всё наглотаться им пытается, хотя бы им себя наполнить. Юнги просыпается то ли от ноющей спины, то ли от беспощадно палящего в лицо солнца. Мин с трудом принимает сидячее положение, руками обхватывает раскалывающуюся голову, и только боль его возвращает в реальность. Значит, всё-таки реальность. Значит, он так и провёл ночь на земле недалеко от КПП. Сколько бы он сейчас ни жмурился, ни пытался в сон провалиться — не выходит. Реальность костлявые руки протягивает, горло обхватывает и душит, больнее делает, доказывает, что от неё не сбежать, что не отключиться. Добро пожаловать в новый мир, Мин Юнги, и пусть он сюда не хочет и ему уже тут не нравится, но кто его спрашивает? Кто его когда-то о чём-то спрашивал? Всю свою жизнь Юнги только и делает, что выживает, и лишён права выбора. Он восемнадцать лет так жил и недавно впервые сам осознанно попробовал сделать выбор, но и тут оказалось, что до него уже всё выбрали. Чонгук заранее решил, что Юнги — пешка в его игре с Хосоком, а Мин подумал, что он любовь выбрал. Первую и, видимо, последнюю. Она, сука, такая болючая оказалась, Чонгук будто в глотку Юнги снаряд запихал, на безопасное расстояние отошёл и на красную кнопку нажал. Юнги продолжает сидеть на земле и смотрит на себя будто со стороны, на то, как его взрывной волной по сторонам разносит, на того, кто вместо любви его порохом начинял. У Юнги все кости ломит, он с трудом поднимается на ноги, отряхивает одежду и плетётся в сторону постепенно просыпающихся улиц. Несмотря на разбитость и полное нежелание жить, как это ни странно, аппетит никуда не делся. Мин вспоминает, что ничего не съел за проклятым ужином, когда проходит мимо кофеен, из которых доносится соблазнительный запах свежей выпечки. Есть хочется неимоверно. Юнги шарит в карманах и находит только мелочь, на которую вряд ли даже булку купишь. Вчера они с Чимином вышли из дома без ничего, даже без мобильного, Юнги не знал тогда, что больше на ту квартиру не вернётся, не знал, что за несколько минут потеряет всё, другой вопрос, что, как оказалось, он этим всем и не обладал. Мин поддаётся соблазну и заходит в первую же кондитерскую, останавливается перед витриной и тщательно изучает цены. Кассир пристально смотрит на омегу с разбитой губой и ждёт заказа. Мин с грустью понимает, что на выпечку из кондитерский у него точно денег не хватит, выходит на улицу и решает пойти в ближайший супермаркет и купить хотя бы пачку печенья. — Постой, — Мина окликает непонятно откуда взявшийся омега. Парень одного с Мином возраста, у него проколотые в нескольких местах уши, пирсинг на губе, а чёрные волосы спереди украшены синими прядками. — Я тебя знаю? — спрашивает Мин и пытается обойти незнакомца. — Не-а, не знаешь, — цокает языком омега. — Меня Дени зовут, вот теперь знаешь. — Чего тебе надо, Дени? — издевательски тянет имя Мин и вновь пытается обойти прилипчивого парня. — Из дома выгнали? Родители-изверги? — не прекращает пытаться вызвать на диалог омегу Дени. — Слушай, у меня была ужасная ночь, и мне не хочется тебе грубить, но если ты сейчас не отойдёшь, мне придется тебя подвинуть, — зло говорит Юнги. — Эй, потише, — вздыхает парень. — Я просто помочь хотел. Ты так на круассаны смотрел, но ничего не купил. У тебя потрёпанный видок и губа разбита, ты явно в полной заднице, а я ангел, присланный тебе помочь. — Спасибо, не надо, я уже на ангелов, мне помочь пытающихся, сполна нагляделся, — Юнги грубо толкает парня в грудь и заходит в магазин. — Я не такой, как те, поверь мне, — не отстаёт Дени. — Короче, хочешь есть эти круассаны тоннами, сидеть часами в лучших ресторанах города, кататься на самых дорогих тачках и жить в роскошном пентхаусе? — не отстаёт омега. — Бла-бла-бла, и ты скажешь мне как, ага, — Юнги вымученно улыбается. — Ты же человек, — дёргает плечами Дени и оттаскивает Мина к полке с чипсами. — Вас тут не так много, но потребность есть, особенно на таких, как ты. — Каких таких? — цедит сквозь зубы Юнги. — Красивых, — лучезарно улыбается Дени. — Ты, что, сутенёр? — выпаливает Мин. — Не я, а вообще фу, как некрасиво. Я просто вижу в тебе потенциал, ты можешь этот город на колени поставить, все омеги будут тебя ненавидеть, а все альфы дрочить на твой образ. Позволь мне познакомить тебя с Робом, и ты больше никогда не будешь смотреть на круассан без возможности его купить. Да что его! Ты сможешь купить всё, что захочешь, — воодушевлённо заявляет Дени. — Не интересно, — Юнги снова отталкивает парня и идёт за печеньем. — Да послушай, — Дени вновь нагоняет омегу. — Не отметай всё так сразу! Я не предлагаю тебе на улице стоять. То, о чём я говорю — это другой уровень! Поверь мне, я должен показать тебя Робу, он будет в восторге! Ты такой хрупкий, но глаза у тебя дикие, уверен, ты всех у Роба сместишь, номером один будешь! Давай, пойдём к нему, не понравится - уйдешь. — Слушай, отъебись, пока я тебе зубы не сломал! — кричит на парня Мин и на них оборачиваются покупатели. — Хорошо, дикий котёночек, — усмехается Дени и, вытащив из кармана визитку, кладёт её в карман брюк ошарашенного Мина. Дени нагибается вплотную к парню и шепчет тому прямо в губы: — Если надумаешь, позвони, я приеду за тобой, — доставучая омега, виляя бёдрами, уходит, а Юнги, взяв пачку печенья и бутылку воды, идёт на кассу.***
— Перестань, Чимин. Нарезая круги по Сохо, ты его не найдёшь. Я же сказал, что выслал людей, и его ищут, — Мун продолжает идти за омегой, который по одной обходит все улицы ночного города. — Он даже телефон не взял, а если Чонгук солгал, если Юнги всё-таки у Хосока? — Чимин прислоняется к стене какого-то офиса и пытается отдышаться. — Я думаю, тебе надо ждать Юнги в квартире, — Мун останавливается напротив и ёжится от предрассветного холода. — Позволь отвезти тебя в квартиру, и там ты его дождёшься. Что бы ни случилось, Юнги придёт за тобой, и искать он будет тебя именно там. Чимин вымотался, вот уже четыре часа, как он, преследуемый Муном и автомобилем омеги с шофёром, рыщет по улицам Сохо и ищет своего друга. Юнги будто сквозь землю провалился. Но в словах Муна есть логика. Чимин слабо кивает и идёт за омегой к остановившейся на обочине машине. Может, Юнги и вправду ждёт его там. Но Чимин ошибается. Приехав в квартиру, омега понимает, что Мин тут не появлялся. Окончательно разбитый Пак идёт на кухню и включает чайник. Чимин будет пить кофе до самого утра, но не заснёт и Юнги дождётся. Юнги — единственный родной человек Чимина, и сейчас ему кажется, что он его теряет, безвозвратно. Чимин отчаянно плохие мысли отгоняет, всё себя в руки взять пытается. Как назло, и Мун не уходит, тоже берет чашку и, насыпав туда растворимого кофе, садится напротив. — Я, вообще-то, хотел бы остаться один, — недовольно заявляет Пак. Чимин не в том положении, чтобы любезностями обмениваться, и уже плевать, что перед ним папа его любимого. — Есть моменты, когда человека лучше не оставлять одного, как бы он об этом ни просил, — мягко говорит омега. — Я понимаю твою боль, обиду, горечь. Ты боишься, что потерял друга, но он вернётся. Тебе просто надо потерпеть, я уверен, Юнги скоро войдёт в эту дверь. А потом мы все будем думать дальше, что делать. — Тут не о чем думать, — твердо говорит Пак. — Я заберу Юнги, и мы уйдём отсюда. Будем жить вдвоём, работать и выживать, подальше от всего этого, подальше от вашей семейки. — Ты зол, и есть на что, но, прошу, пойми, не всё так просто, как кажется, — грустно говорит Мун. — Вы на улице и дня не протяните. В Дезир вы по очевидным причинам не можете вернуться. У вас вариант — только Итон, но я и представить не могу, чем вы там заниматься будете. — Нам нельзя в Итон, — треснуто говорит Пак. — Мы уже пробовали. У Хосока в Итоне руки развязаны, он нас там за час достанет. Так что нравится вам или нет, но мы останемся в Сохо. — Мне это очень нравится, — тепло улыбается Мун. — Вот только в Сохо без протекции оборотня не выжить. Ты заметил, что здесь есть люди, но их очень мало, и они все под протекцией. То есть за ними стоят оборотни, тут даже дворником человеку не устроиться, если за ним нет оборотня. Понимаешь, о чём я? — То есть, — растеряно говорит Пак. — Мы не сможем найти работу в Сохо? — К сожалению, нет. — А вы можете дать мне протекцию, чтобы я смог работать? — с надеждой спрашивает Пак. — Нет, потому что я считаю, что тебе она не нужна. Ты напрасно думаешь, что мой сын тебя так легко отпустит. Я разговаривал с домом, они совещались до четырёх утра, а потом поехали проверять границы, они очень заняты и загружены, но при первой возможности Тэхён примчится к тебе. — Я не хочу, — бурчит Пак и, встав из-за стола, идёт переодеваться. Чимин со злостью стаскивает с себя одежду и, отшвырнув её в дальний угол, натягивает на себя серый спортивный костюм. Только Пак заканчивает одеваться, как в дверь звонят. Чимин бегом срывается к выходу, радуясь, что Юнги пришёл, но открыв дверь, оказывается зажатым в объятиях Тэхёна. — Пусти, — бурчит куда-то в грудь сильнее его к себе прижимающего альфы Пак и пытается вырваться. Тэхен пахнет улицей, почему-то дымом, у него уставший и вымотанный вид, но несмотря на всё это, в его руках Чимин расслабляется, все тревоги, проблемы — всё отступает. Чимин сдувается, как воздушный шарик, сам руками его шею обвивает и, уже не стесняясь, плачет. Тэхён берёт омегу на руки и идёт в спальню, по пути кивнув собирающемуся уходить папе. Чимин рыдает так, будто годами не плакал, копил, он еле губами воздух ловить успевает, захлёбывается в слезах, мочит рубашку альфы и переходит на рукава своей кофты. Тэхён Паку не мешает, понимает, что тому надо выплакаться, только по голове гладит и нежности шепчет. Альфа оставляет омегу на минуту, чтобы принести салфетки, а когда приходит, то Чимин уже почти не плачет, только всхлипывает и успокоиться пытается. — Держи, — Тэхён передает парню салфетки и опускается рядом на кровать. — Полегчало? — Он не приходит, — шмыгает носом Пак. — Я жду всю ночь, он не приходит. Вдруг, так и не придёт, вдруг, его Хосок похитил? — омега полными отчаянья глазами смотрит на парня. — Юнги не у Хосока, и он придёт, успокойся, — Тэхён притягивает омегу к себе и обнимает. — Всё будет хорошо, поверь мне, надо просто перетерпеть. — Перетерпеть что? — Чимин поднимает лицо и смотрит на альфу. — Что именно перетерпеть? Что твоя семья не примет меня и Юнги, что твой брат так подло с ним поступил, что мне с тобой никогда не быть вместе? Что именно мне перетерпеть? — истерика вновь подкатывает, Чимин с трудом дыхание нормализует. — Я придумаю выход, мы его придумаем, — заверяет альфа. — Мы решим этот вопрос, только возьми себя в руки, не закрывайся и не убегай от меня, — Тэхён проводит ладонью по волосам омеги. — Я сделаю всё возможное и невозможное ради тебя. А Юнги мы поможем с тобой вдвоём. — Ты не можешь, ты тут бессилен, — надломлено говорит Пак. — Я всё знаю, и про будущее, которое меня ждёт, тоже знаю. И знаешь, сперва я злился, бесился, что всё так несправедливо, но потом понял, что всё ведь правильно. Чего я ожидал? Это я идиот, я тот, кто пытался выдать желаемое за действительное. — Папа тебе что-то сказал? — хмурится альфа. — Какая разница кто? — вскипает Пак. — Главное, что всё, что они говорят — правда. Я тебе не пара. — Не говори глупости! — Это не глупости. Я человек, ты волк, ты не просто волк, ты из семьи, которая правит Сохо, а я кто? Я сам не могу на этот вопрос ответить. — Ты мое солнышко, — Тэхён тянется к парню и обнимает. — Ты смысл того, что последние месяцы я живу, дышу. Ты моё счастье. — Я не могу сделать тебя счастливым, и я не имею права лишать тебя семьи. Я долго об этом думал, ты такого не заслуживаешь, — Чимин обхватывает ладонями лицо альфы и смотрит в глаза. — Ты заслуживаешь лучшего. — Что ты несёшь? — Чон накрывает ладони омеги своими и спускает их вниз. — Ты и есть лучшее. Самое лучшее. И ты моя семья. Послушай, что бы там мои родители ни говорили, если не на тебе, я ни на ком не женюсь, умру холостяком. — Не говори глупости. — Я так и сделаю, можешь не сомневаться, — твердо говорит альфа. — Я не отпущу тебя. Заруби себе на носу, что тебе от меня никуда не деться. — Тэхён… — Я всё сказал, — альфа притягивает омегу к себе и обнимает. Долго пробыть в тишине и насладиться обществом друг друга парням не дают — в дверь вновь стучат. Чимин, выбравшись из объятий альфы, снова бежит в коридор. В этот раз за дверью Юнги. Первым делом Пак прижимает омегу к себе и крепко обнимает. — Я должен был тебя увидеть, должен был узнать, что ты в порядке, — начинает Мин, но Чимин, не разжимая объятий, втаскивает его в спальню. Юнги, увидев в спальне Тэхёна, сразу пятится назад. — Послушай, — альфа встаёт на ноги и медленно подходит к парню. — Я не знаю, что тебе наговорил и сделал Чонгук, но я тебе верю и не желаю тебе зла. — Я пришёл за вещами, — тихо говорит Мин, стараясь не смотреть на валяющегося на постели Куки. — И за Чимином. — И куда ты собрался? — спрашивает альфа. — Пока не знаю, но твой брат запретил нам оставаться здесь. Поэтому нам надо отсюда съехать, а потом будем думать, что делать, — дёргает плечами Мин. — Это не проблема. Я сниму вам другую квартиру, и вы будете жить там. Я позабочусь о вас, обещаю, — говорит Тэхён. — Не надо, — Юнги проходит к шкафу и достаёт оттуда толстовки. — Не думаю, что лично мне отныне от вас что-то надо. — Юнги, не глупи. Ты сейчас зол и расстроен, но вам некуда идти, и вообще, у тебя даже денег нет, — продолжает давить Тэхён. — А что ты предлагаешь, жить за твой счет? Сколько так будет продолжаться, и вообще, твой брат чётко дал понять, что оставляет меня ни с чем. Он чуть в Дезир меня не вернул! — зло говорит Мин и продолжает рыться в шкафу. — Мой брат сейчас занят войной, и ему на всё будет плевать, я слишком хорошо знаю Чонгука. А вам я сниму отличную квартиру, даже забирать отсюда ничего не разрешу, чтобы воспоминаний не было, купите всё новое и заживёте. — Вы точно от одного отца? — горько усмехается Мин и просит у Чимина воды. Юнги садится на краешек кровати, теребит в руке взятую из шкафа толстовку и усиленно старается не разрыдаться. Чимин идёт в спальню со стаканом воды, когда слышит очередной стук в дверь. На пороге стоит незнакомый Паку мужчина. — Хотел лично оповестить вас, что сегодня вы должны выселиться. Я несколько раз звонил утром, но мне никто не ответил, вот и решил лично зайти, — говорит мужчина и на его голос выходит Тэхён. — Вам Чонгук звонил? — спрашивает альфа. — Да, — кивает мужчина. — Всё понятно, сегодня они выселиться не успеют, пусть мой брат запасётся терпением, — зло говорит Тэхён и прикрывает дверь. — Но они должны, господин Чон настаивал… — мужчина договорить не успевает, как дверь перед его носом захлопывается. — Что случилось? — Юнги выходит за парнями в коридор, но те игнорируют его вопрос и предлагают выпить кофе. Мин отказывается и возвращается в спальню, разрываемый между желанием сбежать отсюда подальше, но понимающий, что и бежать-то по большому счёту некуда. — Мне надо сделать пару звонков насчёт новой квартиры для вас, а вы пока соберите то, что хотите с собой взять, — Тэхён пропускает в комнату Чимина, а сам, достав из кармана мобильный, идёт в спальню своего парня. — У нас нет выбора, и это единственная причина, почему я всё ещё здесь, — говорит словно себе Юнги. — Но Тэхён ведь тоже прав, мы не сможем выживать на улице, — понуро говорит Пак. — Тут всем правит Чонгук, даже не его отец. Ты должен понимать, что с Тэхёном будет нелегко, и рано или поздно мы всё равно окажемся на улице. — Я понимаю, о чём ты, но я слишком люблю его, чтобы сразу все связи оборвать, я так не могу. Мне надо сперва хотя бы тупо к этой мысли привыкнуть, и потом, Мун сказал, что мы тут даже работать не сможем. Пока поживём с помощью Тэхёна и одновременно будем себе что-то искать, чтобы не зависеть от него, — пытается уговорить друга Пак. Парней прерывает очередной звонок в дверь, и Чимин выругавшись, снова идёт в коридор. — Я ведь ясно сказал твоему дружку, чтобы вы свалили отсюда. Почему мне звонит комендант и докладывает, что вы не освобождаете квартиру, и где мой братец с синдромом Ромео? — на пороге стоит сильно злой и уставший Чонгук. — Здесь я, — Тэхён выходит в коридор и останавливается напротив брата. — Вот и прекрасно, бери свою сучку, раз уж ты жить без его задницы не можешь, пусть у тебя и живёт. Мою квартиру освобождайте. Вместо того, чтобы поспать хотя бы два часа до следующей встречи, я должен и с этим лично разбираться, — рычит Чон. Юнги слышит голос Чонгука и подскакивает — он не знает, чего в нём сейчас больше: страха или ненависти. Или всего одновременно. Юнги дыхательную гимнастику делает, уговаривает себя на ногах держаться, но все его резервы, вся та мизерная оставшаяся сила покидают его со скоростью света. Юнги его вида не вынесет, на ногах не устоит, слишком ещё рано, слишком свежо, он к этому не готов. Один голос Чонгука, и Юнги уже задыхается, на него стены двигаются, раздавить грозят, он отчаянно за изголовье кровати цепляется, уговаривает себя не сгореть дотла, не осесть пеплом на блестящий паркет. Выдыхает с трудом, будто жизни лишается, машинально в самый угол комнаты забивается, надеется, что альфа сюда не зайдёт. Но Юнги ошибается. Чонгук запах крови сразу чувствует и моментально звереет. Отталкивает брата и идёт прямо в спальню, в которой совсем недавно проводил самые жаркие ночи своей жизни. — Какого чёрта ты здесь делаешь? — Чонгук влетает в комнату и с такой силой захлопывает за собой дверь, что одна из петель слетает. — У тебя совсем гордости нет? — Я… — осекается Юнги. — Я за вещами пришёл. — Какими такими вещами? — наступает Чонгук и его взгляд моментально темнеет. — У тебя есть вещи здесь? — от голоса альфы у Юнги кожа трескается, прямо сейчас сходить начнёт, сгоревшую за эту ночь плоть обнажит. — Но… — Юнги верить в это отказываеся, моргает пару раз подряд, пытается от песка, забившегося под веки, избавиться. — У тебя ничего здесь нет, — выговаривает медленно каждое слово альфа и подходит вплотную. — Ничего, — по слогам повторяет. — Здесь всё принадлежит мне. И даже то, в чём ты сейчас. Это какую наглость надо иметь, чтобы вернуться сюда. На что ты рассчитывал? — Ни на что! — выпаливает Юнги и стаскивает с себя пиджак. — Ты прав, о чём я только думал, — омега лихорадочно расстёгивает рубашку, но пальцы слишком сильно дрожат, и он, теряя терпение, просто разрывает её на груди и кое-как стаскивает. Мин тянется к пряжке брюк. — Что ты делаешь? — прищуривается Чонгук. — Ухожу, но сперва верну тебе всё, что мне не принадлежит, — Юнги только спускает брюки, но альфа подаётся вперёд и натягивает их обратно. — Считай, дарю, — грязно ухмыляется Чонгук и ворует в последний раз запах с волос Мина. Чон нагибается за валяющейся рядом толстовкой и собирается натянуть её на омегу, но в памяти слишком свежи воспоминания, где он недавно натягивал на Юнги толстовку и вёл гулять. Чонгук со злостью швыряет толстовку в лицо омеги и идёт к двери. — Не хочу тебя больше видеть, никогда, — бросает альфа перед выходом из спальни. — Я тоже. Чонгук идёт к выходу, по пути предупредив Тэхёна, чтобы через час здесь никого не было. Юнги вылетает следом и ищет Чимина. Омега находится на кухне. — Чимин, я ухожу, я не могу так, не могу там, где Тэхён, пойми меня правильно, это все слишком для меня, — у Юнги руки трясутся, глаза по сторонам лихорадочно бегают, выглядит он так, будто сейчас его на части разорвёт. — Но куда мы пойдём, что делать будем, и Тэхен не такой, он неплохой, — пытается убедить друга Пак. — Лучше на улице сдохну с голоду, чем хоть копейку у этого семейства возьму. Этот урод с меня одежду снять готов был, тебе этого не понять, Чимин, но я ухожу, — Мин разворачивается и идёт в коридор, увидев всё ещё стоящего там Чонгука, замирает на мгновение, но потом всё равно двигается к двери. — Юнги, — бежит за ним Чимин. — Пожалуйста, я решу всё. — Я тебе звонить буду, обещаю, — треснуто говорит Мин. — Я устроюсь, потом найду тебя. Чонгук взглядом следит за идущим к двери омегой и нарочно становится на порог, преграждает путь. — Он устроится, конечно, — ухмыляется альфа. — Всю жизнь за счёт брата жил, тут из меня дурака сделал. Ничего не умеет, ни на что не способен. Кому ты нахуй тут сдался? — шипит Чон. Юнги глотает ком обиды, запрещает себе плакать, обещает, что этот альфа его слёз больше не увидит. Только смотрит так затравленно, и грусти в его глазах океан, Чонгук в неё уже с головой нырнул, тонет, но не сдаётся. Добивает, хочет его поверженным увидеть, лучше на коленях. — Поверь мне, — Юнги приходится прокашляться, потому что ком в горле застрял, и глотать его сил уже не осталось. Как он вообще на ногах стоит, поразительно. — Что-нибудь да найду. — Что, блядствовать будешь? Был бы хоть ярким что ли, красивым, мог бы тело своё продавать, но увы, это тоже не выйдет, — цокает языком Чон. Нарочно задеть пытается, на эмоции толкнуть, сожаление увидеть, в слезах его искупаться. Потому что, сука, больно Чонгуку не меньше. Потому что стоит перед ним, хорохорится, нет бы прощения просить или раскаяние показать, он обиженного строит, бесит Чонгука, когда тот и так на грани. Альфа челюсть еле сжимает, зверя с трудом контролирует, Юнги бы на куски самому разорвать, может, так хоть отпустит, может, забудется. Засел в голову прочно, будто впечатан, выжжен там, и стоит о нём подумать — болит. Болит всё и сразу, Чонгук не знает, за что конкретно хвататься. Этот мальчишка его мир перевернул, а потом дураком выставил, смотрит сейчас так зло и обиженно, а злиться и обижаться не он должен. Чонгук его разорвать не может, но в грязь втоптать может, даже думать о том, что к нему что-то чувствует, себе не позволит, а Юнги об этом никогда не узнает. — Что угодно сделаю, лишь бы от тебя не зависеть, — Юнги еле губами шевелит, каждое слово огромные усилия, а Чонгуку плевать, что сил у омеги не осталось, что он всё на то, чтобы с земли под утро свои остатки отскрести потратил. Чонгуку вообще на Юнги плевать. — Да за тебя и цента никто не даст. Я бы не дал, а я точно знаю, чего ты в постели стоишь, — прищуривает глаза Чон и мажет по фигуре парня, как он думает, безразличным взглядом. — Я под тебя даже за миллион бы не лёг, — зло выплёвывает слова в лицо Чонгуку омега. Юнги альфу обойти пытается, но тот не отступает, играет с омегой, заставляет на свою грудь его натыкаться. — Ну-ну, — хмыкает Чонгук и нарочно медленно делает шаг влево, пропуская парня. Чимин срывается за Юнги, но Тэхён хватает его и не отпускает. — Дай ему время, пусть подумает. — Какое время, ему есть нечего! — кричит Пак, но Тэхён сильнее к себе прижимает. — Как это мило, — кривит рот в улыбке Чонгук и идёт в спальню Юнги. Альфа останавливается напротив разворошённой постели, несколько секунд смотрит на игрушку, одиноко валяющуюся на покрывале, а потом хватает её и идёт к выходу. — Жду тебя в два в офисе, — бросает Чонгук брату и выходит. До самого парка Юнги бежит так, будто за ним гонятся. Опускается на краешек фонтана и, несмотря на людность, срывается на рыданья. Плачет так долго и горько, что в какой-то момент слезы заканчиваются, и Мин, соскользнув на землю, просто хрипит, судорожно ловя ртом воздух. Юнги думал, что Чонгук больнее не сделает, но оказалось, одно его появление, и у Мина по одному оголяются нервы, вены в струнку вытягиваются, и одна за другой лопаются, каждое слово альфы — у Юнги внутри мясорубка, кости в порошок и желание жить ноль целых ноль десятых. Больше так продолжаться не будет. Больше Юнги не позволит себя в грязь втаптывать. И Чонгука больше он тоже не увидит, потому что не переживёт просто. Потому что слишком сложно потом, как сейчас, сидеть и себя по кускам собирать. Омега встаёт на еле его держащие ноги, отряхивает брюки и, нашарив в кармане пару последних центов, оставшихся после завтрака, идёт к телефонному аппарату. Достаёт из кармана визитку и, не давая себе даже шанса подумать, набирает номер.