***
— Как же они там, в этом долбанном Сохо, оборзели-то! — Хосок бьёт кулаком по столу и, встав на ноги, идёт к завешанным шторами окнам. — Ни за какие деньги, говоришь? — Ни за какие, — Тао остаётся сидеть в кресле, задумчиво чешет голову и всё надеется под горячую руку не попасть. — Его и так не предлагали никому. Ещё тогда, в первый раз, когда вы приказали разнюхать о нём, я выслал туда человека, но ему отказали от имени хозяина, Роба этого. В этот раз сказали категорически «нет», более того, его имя сняли с предложений. То есть, фактически, ваш брат больше в Show Boys не работает. — Интересно, — цокает языком Хосок. — Что ещё смог узнать? — За этим стоит Чон Чонгук. Говорят, бывший клиент Юнги уступил его именно чёрному волку. — Сукин сын! — выругивается полукровка и идёт обратно к Тао. — Ты хоть понимаешь, как мы проебались? — Тао не успевает сориентироваться, как Хосок хватает его за воротник рубашки и резко поднимает на ноги. — Понимаешь, насколько твоя медлительность усложнила мои планы? — альфа притягивает парня к себе и резко отшвыривает в противоположную сторону. Тао больно бьётся о стену и падает на пол. — Значит, Чонгук забрал его себе! Как мы до него теперь доберёмся, как пройдём через чёрного волка? Потрудись, ответь мне! — кричит полукровка на вжавшегося в угол человека. — Но я сразу начал действовать, просто было сложно найти оборотня, которому мы бы могли доверять. И потом, — Тао, превозмогая боль, встаёт на ноги, — Юнги живёт в квартире своего постоянного клиента, он вроде не переезжал, во всяком случае мне бы доложили, — заикаясь говорит парень. — И вообще, не похоже, что у вашего брата что-то серьезное с Чонгуком, поэтому дайте мне немного времени — я всё точно выясню и вышлю к нему человека. — Я не могу начать войну, пока этот омега и его выродок не сдохнут. Действуй быстрее, руки чешутся, как хочется наконец уже избавить Бетельгейз от оборотней. Люди — это высший вид, они должны стоять на вершине всего, они должны управлять всем, а не прислуживать оборотням и другим нечистям. Неужели, ты не хочешь этого, Тао? Неужели, не хочешь отомстить этим псам за то, что твои сёстры и братья драят им полы, прислуживают за столом, я уже не говорю о случаях, когда сами становятся основным блюдом, — Хосок подходит к парню и кладёт руки на его плечи. — Мы ведь стараемся во благо человеческой расы, мы столько времени боремся с этим режимом, так давай дойдем до конца, давай закончим начатое. — Да, босс, я всё сделаю, я больше не подведу, — на одном дыхании произносит Тао. — Умница, а теперь беги, принеси мне новости, желательно хорошие, — Хосок взглядом провожает выбежавшего за дверь помощника и проходит к своему креслу. Альфа достаёт из выдвижного шкафчика сигару и, раскурив, прислоняется к спинке кресла. — Скоро, совсем скоро с вашей же помощью, мои любимые пешки, я избавлюсь от всех оборотней Бетельгейза, ни одного не оставлю, и тогда никто не сможет пойти против меня. Не останется никого, кто будет способен меня победить. Все вы станете моими рабами. Я буду вашим Богом, а вы будете или преклоняться, или висеть на дорогах, пугая путников и показывая, что ждёт всех тех, кто осмелится пойти против Мин Хосока.***
— Я знал, что ты через трудности будешь проходить, всё гадал, куда же ты исчез, чем занят, но всё равно и подумать не мог, что всё вот настолько плохо, — Чимин лежит на ковре, положив голову на колени Юнги. Вот уже неделя, как Мин пришёл к Паку и, сразу собрав его вещи, забрал к себе в квартиру. — Человек ко всему привыкает, — горько улыбается Юнги. — Вот и я привык. Я относился к тому, чем занимался, как к работе. Для меня это был просто способ дохода. Я не мог вернуться в Дезир или убежать в Итон. И когда я начинал сопоставлять, что лучше — быть блядью в Сохо или жить под вечным страхом в Итоне, то я конечно же выбрал первое, и сейчас бы выбрал. Мы с тобой сейчас в одинаковой заднице, просто, у меня переболело, — лжёт Мин. — Я, когда ушёл тогда, уже принял и понял, что моя любовь не имеет под собой никакого основания, не имеет будущего, а ты это только сейчас принимаешь и тебе предстоит еще много бессонных ночей и горьких воспоминаний. — Да я всегда это знал, — отмахивается Пак. — Просто предпочитал игнорировать. Я знал это, когда мы только познакомились — понял, что оборотню с человеком не быть, но позволил своему сердцу руководить всем, позволил ему ослепить меня. Я ведь никогда никого больше не полюблю, — скорее утверждает, чем спрашивает Чимин. — Не полюбишь, — тихо говорит Юнги. — Будешь жить с Тэхёном внутри себя, так же, как и я живу с Чонгуком — он у меня везде, но только не рядом и не будет рядом. Я считаю, ты правильно сделал, что ушёл, ты просто представь себе, — Юнги облокачивается на диван и смотрит на принявшего сидячее положение друга. — Вы с ним живёте, гуляете, а ночевать он ходит к другому, представь этот запах, который ты будешь чувствовать на нем, эту постоянную сжирающую ревность и желание узнать, где он, с ним ли… Я бы такого не вынес. Я Рену пару раз морду бил не потому, что он дерьмо — а он именно такой, он меня провоцировал — а потому что он касался его, потому что целовал, потому что может держать его за руку, может касаться, когда хочет, может жить с ним и носить его фамилию. Именно поэтому. Я не смогу вынести такого. Но мы не будем отчаиваться, мы придумаем, как выживать, а потом посмотрим. Сейчас самое главное, не позволить депрессии завладеть собой. Мы будем бороться с нашими демонами, мы их выгоним. Пока у меня есть деньги, и их на пару месяцев хватит. Я всё равно попытаюсь уломать Роба, а если нет, то у меня есть один запасной вариант. Ты, главное, не отчаивайся. А сейчас дуй на кухню, готовить курицу с ананасами, по которой я дико скучал, только ты так умеешь. А я достану мои лучшие вина и устроим пижамную вечеринку. Чимин бьёт Юнги подушечкой и, встав на ноги, идёт на кухню.***
— Ты справишься, ты сильный, ты, как минимум, должен быть таким же сильным, как он, — Мун зарывается ладонью в пепельные волосы своего сына и играет с прядками. — Чимин сделал то, на что в своё время даже у меня смелости не хватило — он отказался делить своего мужчину с кем-то ещё, и я им восхищаюсь. — Папа, я задыхаюсь без него, я всё равно это решение не приму, я всё равно надеюсь, что это временный разрыв, и что он меня не бросил, — Тэхён удобнее располагает голову на коленях омеги. — Сынок, ты должен уважать его решение, хотя бы потому, что ты не можешь ему предложить ничего лучше. Я ненавижу себя за всё, что происходит эти месяцы, ненавижу за беспомощность, за то, что молча наблюдаю, как разбиваются сердца людей, которых я люблю, — грустно говорит Мун. — Я никогда не женюсь, я просто хочу, чтобы ты это понял и чтобы поверил, что я это говорю не из-за эмоций, а потому что так и будет. Или Чимин, или никто. Я не вижу других омег, для меня их не существует, жаль, что отец этого понять не может. — Он понимает, он всё прекрасно понимает, — Мун наклоняется и целует сына в лоб. — Но он не может по-другому, он не выбирал эту роль, не выбирал, кем будет. Это его судьба. Дживон — глава стаи, всю жизнь им был, а теперь Чонгук. У них нет других вариантов, они должны в первую очередь думать о стае, а потом о себе, именно поэтому вам и не разрешено строить семью с людьми. — Но я причём? — Тэхён приподнимается и садится на кровать. — Я этого всего не хочу, всё, чего я хочу, это мой омега. Отец волен делать, что хочет, так же, как и Чонгук, но я за себя отвечаю. — Сынок, — устало говорит Мун. — Ты Чон Тэхён, ты не глава стаи, но ты брат главы, ты из семьи, которая чтит традиции, сложившиеся веками. У тебя выбора никогда и не было, с самого рождения ты был обречён на такую жизнь, так же, как и твои дети, дети твоих детей, это замкнутый круг. И теперь я чувствую себя виноватым, я не должен был связываться с Дживоном. — Папа, — Тэхён снова кладёт голову на колени Муна. — Никогда так не думай, последнее, чего я хотел, чтобы ты чувствовал себя виноватым. Я что-нибудь придумаю, ничто ведь не вечно, вот и традиции такими могут и не быть.***
— Вечеринку я организую, поэтому она будет шикарной, весь Сохо будет говорить о ней, — Рен кладёт ладони на грудь лежащего под ним альфы и глубже насаживается. — Ты ведь придёшь завтра в Beast? — Не обещаю, у меня дел много, — Чонгук переворачивается и вжимает омегу в простыни. Альфа сразу переходит на грубые размашистые толчки — играть и оттягивать удовольствие, нет настроения. — Ну, Чонгук, — ноет Рен. — Ты должен прийти, хочу видеть зависть в глазах этих двух выскочек омег, сыновей… — Ошибаешься, солнце, я ничего не должен, а тешить твоё самолюбие тем более, — все остальные слова омеги Чонгук глушит жёстким поцелуем.***
— Мы почти каждый день сидим в Blackout, даже в будни, но черт, ничего не выходит. Район трусов, никто, блять, не подходит, — Юнги со злостью отшвыривает пульт на диван и идёт на кухню за Паком. — Я только рад, — пожимает плечами Чимин и достаёт чашки. — Не хочу, чтобы ты опять спал с кем-то за деньги. — Не начинай, пожалуйста, — Юнги садится на стул и подтаскивает к себе тарелку с пончиками, оставшимися с утра. — Нам же надо на что-то жить. Я должен найти нового клиента и зацепиться за него. — Я вчера в клубе спросил, нужен ли им официант, администратор долго на меня смотрел, но отказал, — понуро говорит Пак. — Я видел, — Юнги откусывает от пончика и медленно жуёт. — Он тебя глазами там же разложил, но эти сволочи работу тебе не дадут, никто не даст. — Но я всё равно не позволю тебе больше блядствовать, — Пак чуть ли ногой не топает, показывая, как он решительно настроен. — Перестань, — отмахивается Мин. — Ты думаешь, что ты самый умный, но я тебе сказал и повторять не буду. Хочешь, пойдём в клуб, но не снимать кого-то, а отдыхать, — Чимин замолкает, услышав звонок в дверь, но никто из омег с места не двигается. — Как же заебал! — Юнги доедает пончик и, встав, идёт включать чайник. — Ты не откроешь? — спрашивает Пак, уже зная ответ. — Нет, потому что ничего нового мне не скажут. «Господин Мин, пожалуйста, позвольте помочь вам вынести вещи, прошу следовать за мной вниз, вас ждет машина бла-бла-бла», — тянет Юнги. — Почему он такой баран? Почему не понимает, что я не перееду в его квартиру, не буду жить у него на содержании, что я вообще даже дверь его человеку не открою, а это уже четвёртый раз за последние две недели. — Он думает, ты сдашься. — Он ошибается. Ладно, пойду в душ, потом будем собираться в клуб.***
— Мне плевать почему и как, меня вообще причина не интересует, меня интересует только то, куда вы, блять, смотрите, что за последний месяц на территорию Сохо смогли пройти двое! — выговаривает Чонгук пограничникам главного КПП с Дезиром. — Вам повезло, что вы их нашли и вернули, ещё один перебежчик, и я обещаю, что лишу вас удостоверения, и вы никогда больше в Сохо вернуться не сможете, и ваши семьи тоже. Чонгук идёт обратно к панамере, прислонившись к которой стоит и курит Тэхён. — На сегодня всё, можно и отдохнуть, — говорит Чон брату и садится за руль. Тэхён выбрасывает окурок на асфальт и опускается на сиденье рядом. — Поедем выпьем, а то голова трещит, — Чонгук разворачивает автомобиль и выезжает на дорогу. — Почему не в Beast, мне не нравится в Blackout, — недовольно говорит младший. — Потому что там сегодня Рен и вся его тусовка, а у меня нет желания с ним играть, — твёрдо говорит Чон. — Ты с ним вообще-то всю жизнь прожить собираешься, а тут два часа выдержать не можешь, — язвит Тэхён. — Я на нём жениться собираюсь, а не жить с ним. Рена иногда слишком много, моя голова должна от него отдыхать, — спокойно говорит Чонгук. — По-моему, Рена всегда слишком много. Меня поражает другое, он прекрасно знает, что ты ни одну задницу в Сохо не пропустишь, и вообще, ты сейчас зациклен на одной конкретной заднице, я видел ваши перепалки, слышал всё то, что ты ему высказываешь, и при этом, он всё равно держится за тебя. У него совсем нет гордости, — непонимающе говорит Тэхён. — Гордость не всегда уместна, знаем мы с тобой уже гордых, и что им их гордость дала? Один найдёт себе человека и будет волочить жалкую жизнь, а второй думает, что так и будет упираться и избавится от меня, но ошибается. Наше с тобой отличие в том, что ты своего омегу отпустил, а я моего сучёныша не отпущу, нравится ему или нет, но он будет принадлежать мне и только мне, — со сталью в голосе говорит Чонгук. — Я никогда не буду применять насилие в отношении Чимина, как бы мне не было без него плохо. — Я не о насилии говорю, я и не собираюсь его применять. Я просто ему все пути отрезаю, все варианты. Он сам придёт, потому что другого выхода у Юнги нет. — Это ужасно. — Ужасно, согласен. Но отпустить я его не могу. Этот сучёныш отправляет моего человека обратно с пустыми руками, в первый раз наорал и выставил, а теперь даже дверь не открывает. Возомнил из себя, черти что, вот только у меня огромное терпение, и ждать я умею. Подожду еще недельку-две, потом сам его навещу. — Я рад, что Чимин с ним, а не на улице, но с другой стороны я переживаю, что твой на него плохо влиять будет, — говорит Тэхён. — Что ты хочешь сказать? — хмурится Чон. — Ну, твой омега легкого поведения, не хочу, чтобы Чимин пошел по его пути. — Какого хуя? — Чонгук резко тормозит автомобиль и поворачивается к брату. — По-твоему, это Юнги может плохо повлиять на Чимина? А твой, небось, святоша! — зло говорит альфа. — Не понимаю, почему ты бесишься, это же твой проституцией зарабатывал, — недоумевает младший. — Из-за тебя, между прочим, — добивает Тэхён. — Пошёл вон из моей машины, — Чонгук разблокировывает двери и ждёт. — И пойду, потому что ты правду не воспринимаешь, — восклицает Тэхён и выходит из автомобиля. Чонгук сразу давит по газам и, оставив за собой брата и клубы пыли, исчезает за горизонтом.Десять дней спустя. Blackout.
— Жрут одними глазами, вот у того, кто сидит рядом с баром, на лице написано, как он меня трахает, вижу же, я, сука, этих альф насквозь вижу, ну, подойди лузер с ролексом на запястье, давай, рискни. Малыш, я не кусаюсь, — бормочет Юнги, развалившись на кожаном диванчике клуба. Чимин со смехом слушает, как ворчит его друг, и потягивает мартини. — Ну, перестань, ты его взглядом четвертуешь, нам столько выпивки прислали, а ты ноешь, — продолжает смеяться Пак. — Я не ною, я уже всерьёз начинаю задумываться, что никто в этом долбанном районе на меня больше не клюнет. И вообще, меня от этого мартини мутит, — Юнги отодвигает бокал и, подозвав официанта, просит лонг-айленд. Мин понимает, что от прожигающего его взглядом альфы у барной стойки ничего не дождаться, по новой сканирует взглядом помещение. Но альфа его удивляет, он берёт свой бокал со стойки и медленно идёт к сидящим в центре зала омегам. — Позволите угостить? — обращается к ним мужчина. — Ну, попробуй, — тянет Шуга и двигается. Чимин сразу мрачнеет, опускает взгляд в бокал и пытается не слушать и не реагировать на такого Юнги. От этого Шуги у Пака волосы дыбом встают, этот образ настолько омерзителен, что Чимин даже ударить его готов. Будто на месте его друга какая-то высококлассная шлюха, хотя так оно и есть, от фальши в каждом его движении и улыбки — Чимина воротит. Альфу зовут Мик, у него свой автомобильный бизнес. Он распинается перед Мином, заказывает подряд лучшие напитки, и прошло всего полчаса, а Юнги у него чуть ли не на коленях сидит. — Может, продолжим у меня? — спрашивает альфа, но Юнги не успевает ответить. Сперва в накуренном, заполненным посетителями помещении становится резко холодно — этот холод пробирается под кожу, от него леденеет кровь, и застывает сердце. Потом Юнги чувствует запах, тот самый, который из миллиона узнает — этот запах забивается в лёгкие, четко выделяется на фоне запаха табака и всей той дури, что здесь курят. Мин смотрит на столик, заваленный бокалами, и боится поднять взгляд. Юнги знает, что он здесь. Он чувствует его так отчётливо, что сомнений быть не может. Шуге нужно время, чтобы подготовиться, особенно учитывая, насколько он тут не ждал увидеть самого главного альфу города. Юнги поднимает глаза, и у него кожа на лице с противным звуком трескается, кусками сходит, красную плоть обнажает, которую Чонгук угольными глазами буравит. Чонгук после прошлого раза снова решил приехать именно в Blackout, так как знакомых тут почти нет и можно запереться в кабинетике, как выпить, так и снять кого-то без угрозы выноса мозга. Тэхён должен был составить брату компанию чуть позже. Альфы с утра каждый занимаются своими делами, заданиями, под вечер они стабильно ссорятся и ругаются, а ночи проводят, пропуская бокал за бокалом, иногда в пугающей тишине. Юнги подбирается весь, моментально в струнку вытягивается, с трудом на месте маску кокетства держит, боится клиента спугнуть. Мик что-то рассказывает, но омега не слушает, он напряженно ждет следующего шага альфы, но Чонгук удивляет. Он проходит к соседнему от тройки диванчику, приказывает тем, кто уже там сидит поменять место и располагается. К Чону сразу подходят двое омег явно лёгкого поведения, для которых появление такого альфы в этом среднем заведении — праздник. Чонгук тянет одного из омег на себя, Юнги к Мику льнёт. Чонгук пальцами скулы мальчишки рядом поглаживает, Юнги ладонью по бедру альфы проводит. Чонгук парня на колени сажает, Юнги залпом допивает коктейль и, вложив ладонь в руку альфы, отвечает на его вопрос, заданный пятнадцать минут назад — коротким «да». Альфа встаёт и тянет за собой Юнги, но Мин даже не двигается, удобнее на диване располагается и думает, как этот Мик внезапно выросшую перед ним стену под названием Чонгук пробьёт. — Простите, — извиняется Мик. — Не прощаю, а теперь сгинь, — приказывает Чон, но мужчина не двигается. Волк внутри Чонгука рычит, и мужчина моментально, поклонившись, уходит, а Чонгук задумывается, почему тот его сразу не узнал. — Думаю, нам лучше пойти, — обращается Чимин к Юнги и встаёт на ноги. — Тебе, да, если не хочешь моего брата увидеть и поностальгировать. Он должен подойти, а эта куколка остаётся, поболтать хочу, — говорит Чон Паку. — Юнги, пойдём, — обращается Чимин к другу. — Я бы с радостью, но ты же знаешь, он не позволит, езжай, я приеду за тобой, — улыбается ему Мин. Чимин друга слушается, хватает куртку и выходит на свежий ночной воздух. Омега, усиленно игнорируя свист и позывы кучкующися у выхода альф, быстрыми шагами идёт в сторону дороги, пытается поймать такси. Чимин вытягивает руку, ёжится от прохладного ночного воздуха и идёт к остановившемуся такси. Пак называет адрес водителю, откидывается на спинку сиденья, и только машина трогается с места, как её блокирует остановившееся слева порше. Тэхён не мог ошибиться — он точно видел, как Чимин сел в такси. Альфа собирался пропустить по бокалу с Чонгуком и поехать спать, но он с удовольствием подкорректирует свои планы. Водитель такси громко матерится, Чимин молит его выкрутиться, обещает удвоить плату, но порше не даёт машине и двинуться. Пак смирившись, выходит из машины и, громко хлопнув дверью, идёт по обочине, решая поймать следующее такси. Омега будет усиленно притворяться, что Тэхёна здесь нет — ему его не вынести, не выдержать. Но альфа повторять за омегой не намерен — Чимин слышит хлопок дверью за спиной, но не оборачивается, только прибавляет шаг, но не успевает. Тэхён хватает парня под локоть и резко разворачивает его к себе лицом. — Чимин, — альфа ласкает взглядом любимые черты, пару секунд от губ взгляд увести не может, будто только сейчас понимает насколько сильно скучает. Все эти дни Тэхён думал, что горит в аду, но сейчас земля разверзлась, и альфа летит вниз головой в самое пекло, на поклон Аиду. Вот оно каково, значит, когда человек рядом, прямо на расстоянии вытянутой руки, а ты всё равно по нему скучаешь, всё равно тебе мало. — Мне надо домой, — омега опускает взгляд, боится не выдержать, боится потянуться к тому, чей один голос всю волю ломает. — Чимин, — повторяет альфа, и Пак чувствует себя незащищённым, на куски от своего имени, любимыми губами произнесенного, распадается. — Пожалуйста, вернись ко мне. — Нет, — омега резко разворачивается и снова начинает идти по дороге. Чимин и так на грани пропасти, ему особо и двигаться не надо — пара сантиметров, и он окажется на самом дне. Высшие силы хитры в этот раз — Чимина на погибель любимым голосом зазывают, сладкими речами в капкан заманивают. — Хватит мучить нас обоих, — Тэхён вновь преграждает ему путь. — Это ты себя мучаешь. Я нет. Оставь меня в покое, забудь уже, — Пак еле контролирует свой голос. — Перестань меня преследовать. — Я не могу, — треснуто говорит альфа. — Я пытаюсь, но я не могу, — альфа не выдерживает, в отросшие золотые пряди пальцами зарывается, ещё ближе встать хочет, но омега шаг назад делает — траншею между ними вырывает. — Я не вернусь, Тэхён, — голосом Чимина на стекле узоры вырезать. Всё сердце Тэхёна этими узорами точно разукрашено. — Позволь хотя бы подвезти тебя. Я не прошу о многом, — фактически молит его альфа. Пак ничего не отвечает, задумывается на пару секунд, а потом просто идёт к порше.***
— Ты спугнул мне потенциального клиента, так что, давай, расскажи мне что-то новое, что-то интересное, — Юнги посасывает через соломинку свой коктейль и смотрит на Чонгука. — У тебя не будет клиентов, малыш, я твой единственный клиент и на всю жизнь, — усмехается альфа и отбирает у Мина бокал. — Тебе хватит на сегодня. — Верни! — ноет омега, тянется за бокалом, но Чонгук вручает ему бутылку воды. — Когда ты уже съедешь, когда перестанешь ломаться. Мне, что, следующей течки ждать? — переводит тему Чон. — Ты серьёзно думаешь, что я ломаюсь? Ты совсем охренел? — Юнги встаёт на ноги и тянется за кожанкой. — Сядь! — приказывает альфа, но Мин обходит столик и сразу оказывается на коленях перехватившего его Чонгука. — Я хочу, чтобы ты понял кое-что, — шипит Чон в лицо пытающегося соскочить с его колен омеги и сильнее его к себе прижимает. — Я не в игры играю и долго ждать не смогу, потому что с ума по тебе схожу. Поэтому, мальчик мой, раз уж ты не понял по-хорошему, то придётся объяснять тебе по-плохому. — Свяжешь и бросишь меня в подвал вашего особняка? — Шуга перестаёт сопротивляться, обвивает руками шею альфы, сам ближе двигается, оставляет между губами пару сантиметров, играет со зверем, даёт ему себя пробовать и отстраняется. Шуга от своей власти над ним открыто кайфует, ногтями его шею царапает, с трудом в себе сучку унимает. Хочется сказать, похуй на всё: и на эту любовь, и на чувства, и гордость — отвези к себе и трахай, до первых лучей солнца, пробивающихся в твою спальню. Хотя бы так люби, хотя бы так теплом делись. Но нет, Юнги так не может — ему или всё, или ничего, вот и рыдает сейчас где-то внутри, забившись в угол, исподтишка внюхивается, лицо, жесты — всё по крупицам собирает, запоминает. Запасается, на своё уж точно не светлое будущее. — Хуже, — Чонгук соблазну не сопротивляется, кончиком языка губы омеги обводит. — Поехали ко мне, хочу тебя так, что на всё плюну и прямо на этом столике трахну. — О, я отчётливо чувствую, как хочешь, — Шуга нарочно на его коленях ёрзает, задницей по члену проезжается. — Ты так и не понял ничего, волчонок, — омега пальцами в угольные волосы зарывается, играется. — На этом свете у нас с тобой ничего не выйдет, а вот на том вполне может и получится, — Шуга оставляет короткий поцелуй на губах альфы и отталкивается, чтобы сползти с колен, но Чонгук впивается в его бока пальцами, обратно к себе притягивает и в губы что-то нашёптывает. Это со стороны кажется, что Чонгук омеге слова нежности, или, как минимум, о своих желаниях говорит, на самом деле каждое слово альфы, и Шуга в его руках осыпается. — До конца недели собери свои вещи, ты переедешь ко мне. Малон резко решил, что квартира ему просто жизненно необходима, — ядовито ухмыляется Чонгук. Юнги эту улыбку бы в красный окрасил, сам бы костяшками это наглое лицо разукрасил, но терпит. Продолжает слушать, не позволяет и мускулу на лице дрогнуть, а в голове сирены воют, о катастрофе оповещают. — А Чимин может выбирать, захочет один пожить — я его квартирой обеспечу, — продолжает, как ни в чём не бывало, альфа. — Но лучше бы он к Тэхёну вернулся, иначе по рукам пойдёт. — Ты уже все грани перешёл, — Шуга толкает альфу в грудь и встаёт на ноги. — Кем ты себя возомнил? Богом? Так вот я в него не верю и никогда не верил, — Юнги хватает с дивана кожанку и начинает натягивать её на себя. — Я за тобой бегать не собираюсь, — холодно заявляет Чонгук и пальцем подманивает, стоящего в стороне одного из недавних омег. — Я дождусь конца недели, и ты, мой маленький, сам придёшь, благо адрес моего пентхауса знаешь, почти месяц назад мы с тобой провели там чудесную неделю. — Жаль тебя разочаровывать, но тебе легче еще одного всемирного потопа дождаться, — бросает ему Шуга и идёт на выход. Чонгук откидывается на спинку дивана, усмиряет взбунтовавшегося внутри волка, который хочет за Юнги сорваться, и заказывает омеге выпить.***
— Теперь и в Blackout нам не пойти, эти альфы нас всех любимых мест лишили, — выговаривается Шуга сидящему напротив Чимину. Омеги сидят на кухне, и несмотря на то, что скоро рассвет, и не думают пойти спать. Оба парня встретили тех, от кого прятались, от кого вроде бы ушли и связи обрубили, и внутри сейчас такой хаос, такое марево, что сна, по-любому, ни в одном глазу. Юнги потягивает пиво прямо через бутылку и слушает Пака. — Довёз до дома, почти молчал, не домогался, — ерошит волосы Пак. — Я всё требую у него, чтобы оставил меня, чтобы разлюбил, а он за десять минут в пути интереса не проявил, у меня на душе кошки скребутся и плакать хочется, — горько улыбается омега. — Нужно, чтобы время прошло, оно вроде должно притуплять чувства, но эти долбанные братья не дают о них забыть! — Юнги со стуком опускает бутылку на стол и встаёт на ноги. — Короче, сейчас у нас проблема поважнее, чем тебе забыть Тэхёна, мой нас квартиры лишает, и я должен что-то придумать, а пока мне надо пообниматься с унитазом и перестать пить. Юнги возвращается через несколько минут весь бледный. Чимин убирает со стола и высылает его спать, сам же садится на подоконник и в сотый раз проигрывает в голове вечер, когда Тэхён сидел на расстоянии вытянутой руки, и в то же время их словно отделяли тысячи миль. Всё следующее утро Юнги проводит в постели, он отказывается кушать и, более того, заставляет Чимина закрыть дверь на кухню — омегу воротит от одного запаха. Чимин выходит за таблетками от похмелья, но даже они не помогают. К вечеру Мину уже получше, но принимать пищу он всё равно отказывается, объясняя это тем, что его сразу тошнит. Когда следующим утром Пак заваливается в спальню Мина с тестом для беременности в руках, Юнги долго и громко смеётся. Чимин не слушается, вручает ему тест и продолжает подталкивать в сторону ванной. — Да не спал я с людьми! — пытается увернуться Мин. — Попусту ты в аптеку пошёл. — Я буду только рад, но нам надо проверить все варианты, прежде чем пойти в больницу, — настаивает Пак. — Тебе постоянно нехорошо, а если это вирус какой-то, инфекция? Делай тест, а утром поедем в больницу. Юнги решает сдаться под напором прилипчивого друга и запирается в ванной на несколько минут. — Мы сейчас же поедем в больницу, — Юнги вылетает из ванной и подбегает к шкафу. — Что случилось? — Чимин подходит к переодевающемуся другу и, недоумевая, смотрит на него. — Я беременный! — восклицает Мин. — То есть нет, этого не может быть, поэтому я пойду сдам кровь, пусть проверят, скажут, ошибка. Я не могу ждать до завтра. — Ты же сказал, что не спал с людьми, — Чимин ловит брошенное в него худи и на ходу натягивает. — Вот именно! Поэтому твои тесты глючат, — на грани истерики заявляет Юнги и тащит друга к выходу. Юнги сдаёт кровь, и парни идут выпить кофе, так как за результатами надо вернуться через два часа. Для Мина эти два часа длятся вечность, он понимает, что ему переживать не о чём, он уверен в себе и знает, что последний его партнёр — волк, так что это просто ошибка. Но противное, скребущееся под грудиной чувство не позволяет парню расслабиться, он продолжает нервно поглядывать на часы и почти не слушает Чимина. — Но это невозможно! — Чимину кажется, что эти слова навсегда опечатаются в его сознании. За последние полчаса Юнги, кроме этого, ничего не говорит. Парни сидят на скамейке в парке — один, всё ещё отказываясь верить в результаты анализа, а второй, пытающийся решить — или Юнги ему врёт и спал с человеком, или всё-таки он залетел от волка, а это… — Это невозможно! — одними губами произносит Мин. — Прекрати! — взрывается Пак. — Ты залетел, и если ты говоришь, что твой последний партнёр — Чонгук, да и вообще, ты течку с ним провёл, то ребёнок точно его. Ещё раз скажешь "это невозможно", и я тебя ударю! Исключения есть из всего, твой папа, в конце концов, был исключением! — Что мне делать, Чимин, как мне быть? — Юнги растерянно оглядывается по сторонам, а Пак двигается ближе — успокаивающе поглаживает по плечу и смотрит в глаза, полные боли и пока ещё невыплаканных слёз. — Я сам растерян, — Чимин прокашливается, убеждает себя, что он должен быть сильным, должен ради Юнги, за них обоих, потому что Мин, ещё секунда, и по скамейке вниз пенящейся жижей потечет. Юнги своего состояния и скрывать не пытается, паника на его лице то ужасом, то отчаянием сменяется. Он продолжает пальцами края толстовки сминать, комкает в ладони и всё больше воздуха глотнуть пытается — как будто он не на улице сейчас находится, а в гробу заперт в двух метрах под землёй. — Этого не должно было произойти, это неправильно, всё неправильно, — треснутым голосом говорит Юнги и жуёт свою нижнюю губу. — Скажи ему, — выпаливает Пак и даже на ноги подскакивает. — Он же любит тебя, он сам говорил, и ты его любишь, скажи ему, что носишь его ребёнка, это всё поменяет, всё исправит! — Но… — Юнги запинается, даже представить себе не может, как он такое Чонгуку скажет. — А вдруг он не поверит, вдруг… — Ты идиот? — восклицает Чимин. — Мы живём в современном мире! Что значит, не поверит? Пусть сделает тест на отцовство. Ты должен сказать ему! — Но… — Никаких «но»! Звони ему! — Я не смогу. — Это ведь и его ребёнок, — Чимин вновь садится рядом с омегой. — Он должен знать, и потом, ты один с этим не справишься, тебе нужна его поддержка и помощь. Он с тобой в игры играет, вынуждает его любовником стать, скажи ему, что ты ждешь его ребёнка, открой ему глаза. — Я, — у Юнги лёгкие судорогой сводит, он пару секунд отчаянно ртом воздух ловит, с трудом с панической атакой справляется и продолжает. — Я знаю, что должен, но я не вынесу, если он оскорбит меня или не поверит, не выдержу его укоризненного взгляда. Я с ума схожу. — Пошли домой, — Пак хватает друга под локоть и тянет к тротуару, где стоит машина. — Мы не будем торопиться, я заварю чай, и мы всё обдумаем. Ты не просто беременный, ты беременный от волка, было бы хорошо и про риски узнать, ты же человек, в конце концов. Я за тебя больше боюсь, чем за этого ребёнка.***
— Это именно тот случай, когда размер имеет значение, — Рен выставляет ладонь вперёд, показывая Чонгуку кольцо с крупным камнем на безымянном пальце. — Спасибо, любимый, — омега становится на цыпочки и целует альфу в щёку. Чонгук о том, что он купил кольцо Рену, узнал только от своего банкира, а позже от отца, который решил всё-таки не тянуть с помолвкой и свадьбой. — Смотрю на вас, не нарадуюсь, — Дживон встаёт с кресла и идёт к бару. — Предлагаю отпраздновать ваше обручение сегодня вечером ужином в кругу семьи, а в конце недели можно и приём закатить. Пусть весь Сохо знает о новой главной паре города, — восторженно заявляет мужчина. — Слишком много вечеринок в последнее время, — устало говорит Чонгук и прислоняется к столу. — Но любимый, — капризно дует губы Рен. — Это же раз и навсегда, это вообще событие века в Сохо. Не будь вредным. — Ладно, организовывай, что хочешь, — отмахивается Чонгук. — У меня через полчаса встреча с учёными, есть какие-то пожелания? — обращается он к отцу. — Господин Чон, вас срочно хотят видеть, — докладывает вошедший в кабинет секретарь. Чонгук думает, что это его люди, и просит проводить их в переговорную. Альфа, оставив Рена и отца, идёт на выход. То, что в переговорной его ждут не работники, а Юнги, альфа понимает ещё в коридоре. Весь воздух в офисе пропитан запахом омеги. Чон влетает в комнату и сразу закрывает за собой дверь. — Неужели ты, наконец-то, образумился, стал мозгами шевелить? — Чонгук идёт прямо к стоящему у стола парню. — Такой приятный сюрприз, каждое утро хочу с тебя начинать, — Чонгук становится вплотную, притягивает парня к себе и только сейчас замечает, что что-то не то. Юнги не огрызается, не дёргается, и вообще, омега бледный настолько, что сливается с белой футболкой, на нем надетой. — Чонгук, — Юнги с трудом язык от нёба отлепляет, всё на ногах удержаться пытается. Юнги не спал всю ночь — они с Чимином рассмотрели миллион вариантов и в конце всё-таки сошлись на том, что Мин Чонгуку всё расскажет. Вот только сейчас, решившись приехать к Чонгуку, поднявшись на нужный этаж и стоя напротив альфы, Юнги понимает, что не может. Чонгук смотрит прямо в душу, и Юнги взгляд увести не может, у альфы в глазах похоть, сменяющаяся непониманием. — Нам надо поговорить. — Говори, — мягко говорит Чон и проводит костяшками по скулам омеги, опаляет горячим дыханием, всё только усложняет. Зверь в альфе подбирается весь, внюхивается. Волк внезапно дёргается, Чонгук даже отшатывается, не понимая с чего это зверь вдруг взбесился, что за отчаянное желание между ним и омегой встать — будто защитить хочет. Самое странное от Чонгука же. — Ты может и не поверишь, — Юнги, как провинившийся ребёнок, голову опускает, подол футболки теребит, мужества набирается. — Я и сам-то не могу поверить, — омега голову поднимает, вымученно улыбается. — Любимый, — в комнату влетает Рен, и улыбка с лица Мина на дорогой паркет осыпается. — Я хотел перед уходом попрощаться, решил зайти. А он что здесь делает? — Рен смеряет омегу презрительным взглядом и подходит к парням. Рен почувствовал запах ненавистного ему омеги сразу же, как из кабинета вышел, и он не ошибся. — У нас разговор, — Чонгук даже шага назад не делает, продолжает Мина взглядом пожирать. — Опять этот попрошайка просить пришел? — язвит Рен. — Оставь нас, подожди в приёмной, я закончу и выйду, — обращается Чонгук к своему уже без пяти минут супругу. — Как скажешь, любимый, я тогда поеду всё планировать — тянет Рен и впивается взглядом в Мина. — Столько всего надо сделать перед свадьбой, не хочу времени зря терять, — омега подходит к альфе и касается губами его щеки. — Спасибо за кольцо, оно прекрасно, — Рен нарочно левой рукой взмахивает, а потом развернувшись, идёт к двери. Мин в себя только от хлопка двери приходит, вздрагивает и вновь глаза на альфу поднимает. — Поздравляю, — Юнги проглатывает своё сердце, молит высшие силы ему помочь на ногах продержаться. — Так о чём ты поговорить хотел? — Чонгук на сочащийся ядом тон внимания не обращает. — Твоя квартира, — хрипит Мин, усиленно борясь с сомкнувшимися на горле ледяными пальцами безнадежности. — То есть Малона квартира, мы её освободим… освободили, — рвано договаривает омега и срывается вправо — сбежать, спрятаться, лишь бы исчезнуть, перестать обугливаться перед этими чёрными глазами. — Стоять, — Чонгук перехватывает парня у двери, разворачивает к себе, за плечи встряхивает. — Так и не сдашься? Сколько ещё ломаться будешь? В парке на скамейках ночевать будете? — рычит альфа, с силой хрупкие плечи сжимает и приказывает завывающему внутри зверю заткнуться. — Будем, — выплевывает слова ему в лицо омега. — Если придётся будем. Все мизерные остатки силы Юнги вкладывает в то, чтобы оттолкнуть Чонгука и выбежать из комнаты. Истерика начинает подступать уже в лифте — Юнги часто-часто моргает, всё повторяет себе «спокойно», всё пытается не расклеиться. Омега добегает до автомобиля, садится, блокирует двери и кричит. Так громко, так сильно, как может, пытается всю эту клокочущую внутри боль из себя выкричать. Свадьба. А чего Юнги собственно говоря ждал? На что рассчитывал? Чонгук изначально сделал его вторым, сразу сказал, что Юнги будет л ю б о в н и к о м. Ни больше, ни меньше. А Рен словами-пулями омегу изрешетил. Поставил на место. Ноги о него вытер. Юнги обхватывает руками живот, кладёт голову на руль и мечтает умереть при родах, так же, как и его папа. Ребёнка он не оставит — это однозначно. Знал бы Юнги, что вот так больно будет, ещё тогда на границе бы удавился. Он всё время про свадьбу слышал, знал всегда, что Чонгук женится и не на нём, но внимание не акцентировал, как-то не задумывался. А сейчас Рен на него расплавленный свинец вылил, ждёт, когда тот остынет и вместе с плотью срывать будет. Теперь и умереть уже нельзя. Теперь ответственность — Юнги бы эту крохотную жизнь в себе выносить и на свет родить — кто он такой за него решать. Мин снова кричит надрывно, истошно, пытается сбросить с себя этот стальной обруч, сомкнувшийся на груди. Одно Юнги знает точно — он от малыша не избавится, и похуй, что тому с отцом не повезло.***
— Чимин! — Мин влетает в квартиру и прямиком идёт к кладовке, доставать чемодан. — Собирай вещи! Мы уезжаем. — Как прошло? Что он сказал? — Пак подбегает к другу и ошарашенно смотрит на то, как Юнги подряд пихает в чемодан свой гардероб. — Что происходит? Куда ты собираешься? — уже тихо спрашивает Чимин и подходит сзади. Юнги резко останавливается, перестает пихать одежду в чемодан, молчит. Чимин видит, как подрагивают плечи друга, даже руку протягивает чтобы обнять, но Юнги оседает на пол изодранным мешком и срывается на глухие рыдания, прижимая к лицу не успевшую отправиться в чемодан кофту.