***
— Как он это делает? Как он добирается даже до тех оборотней, которые Сохо никогда не покидали! — Дживон со злостью отталкивает чашку с кофе и смотрит на сидящего напротив сына. Семья Чон впервые за долгое время завтракает вместе, пусть и без Тэхёна, который просто скинул смс, что очень занят. — Я не понимаю, границы охраняются, перебежчиков почти нет, а мы погибаем. Оборотни мрут, как мухи. Как только кому-то плохо, сразу докладывают нашим учёным, и на несчастном проверяют все вакцины, над которыми столько времени мы работаем, но ничего не помогает, пара часов, и оборотень просто угасает. Я уже голову потерял думать, — продолжает альфа. — А завтра свадьба, мне бы ей заниматься, а мы только гробы заказываем. — Не будет никакой свадьбы, — Чонгук отодвигает тарелку так и не притронувшись к омлету. — Не понял, — растерянно говорит Дживон. — Свадьбы не будет. Мне сейчас не до неё, — твёрдо заявляет Чонгук и шумно выдыхает. — Сынок, война, смерти, это всё преследует нас всю жизнь, это же не значит, что свадьбу надо отменить или отложить, — недоумевает альфа. — Отец, я всё обдумал и решил, — Чонгук массирует ладонями виски и тянется к кофе. Бессонная ночь, проведённая на полу на коленях Муна, даёт о себе знать головной болью и вялостью. — Сейчас не время думать о свадьбах, закатывать пирушки и, вообще, развлекаться. Мне нужно окончательно решить вопрос с Мин Хосоком, защитить свой народ. А жениться я успею, и не факт, что на Рене. — Что это значит? — восклицает Дживон и встаёт на ноги. — Что ты несёшь? — Сядь, отец, — цедит сквозь зубы Чонгук и даже не двигается. — Ты не в том возрасте, чтобы так сильно нервничать. Всё, что я решил, я тебе уже изложил. Не вижу смысла повторяться. — Дорогой, — Мун кладёт ладонь на руку мужу и успокаивающе поглаживает. — Пожалуйста, не нервничай. Чонгук знает, что делает. — Ни черта он не знает! — альфа сбрасывает руку супруга. — Мы уже забронировали ресторан, пригласили самых важных оборотней Бетельгейза, даже в СМИ сводка пошла, и ты сейчас объявляешь, что отменяешь свадьбу? Ты чем вообще думаешь? Как я буду в глаза отца Рена смотреть? Кем ты нас выставляешь перед всем городом? — С Реном у меня встреча через час, я сам лично ему всё скажу, уверен, он и его семья поймут, а если нет, то это не наши проблемы. Никакой свадьбы не будет, — Чонгук поднимается на ноги и выходит из-за стола. — Мне до встречи с Реном надо успеть в офис заскочить, так что прошу меня извинить, — говорит альфа и идёт на выход. — Ты слышал? Ты слышал его? — Дживон поворачивается к супругу и с неприкрытым ужасом в глазах смотрит на него. — Слышал, — тихо говорит омега. — Не реагируй так бурно, подумай, насколько Чонгук вырос, насколько стал умнее. Это же важный стратегический ход. Он отменил свою свадьбу, перечеркнул своё счастье, — Мун на последнем слове морщится, но продолжает. — Он показал населению Сохо, что пока оно не в безопасности, он и думать о себе и своей личной жизни не будет. Это красивый ход, который поднимет фамилию Чон до небес в глазах всех оборотней. — Думаешь? — нахмурив брови, спрашивает Дживон. — Уверен, — улыбается Мун и целует супруга в щёку. — А теперь езжай на работу, и пусть в медиа отмену свадьбы предоставят именно так, как ты только что и решил, — подмигивает омега. — Ты знаешь, что ты у меня тот ещё стратег? — смеётся Дживон и поднимается на ноги.***
— Я скажу ему, — Юнги раскладывает на витрине свежеиспечённые печенья и бьёт Джина по руке, когда он пытается стащить ещё одно с подноса. — Ты же на диете сидишь! Ты сам мне сказал не позволять тебе есть углеводы! — Я сижу, но мне так больно. От всего этого у меня стресс, я его заедаю, — смеётся Джин и откусывает от печенья. — Так, что ты ему скажешь? — Скажу, что ребёнок его, — Юнги, придерживая спину, проходит к стулу и опускается на него. — Тебе бы уже работать перестать, осталось около двух месяцев, ты еле ходишь, ещё здесь горбатишься, — возмущается Ким. — Работа меня на ногах держит, я не могу сидеть дома и смотреть в окно сутками. И Чимина нет рядом, чтобы развлекал, — устало выдыхает Мин. — А я тебе пустое место? — обиженно спрашивает Джин и взбирается на стойку. — Ни в коем случае, — улыбается Юнги. — Просто у тебя альфа, тебе надо с ним больше времени проводить и за ним ухаживать, а не возиться с одиноким беременным омегой. — Глупости, я успеваю и то, и то, — пожимает плечами Джин. — Так, когда ты ему скажешь? — Каждый день собираюсь, — Юнги тянется к бутылке с водой на стойке. — Каждое утро я думаю, что позвоню ему, но трушу. — Особенно после того, что он закатил здесь, — хмыкает Джин. — Именно поэтому я и хочу ему сказать, хочу расставить уже все точки над «и». Примет он его или нет, поверит он мне или нет, уже плевать. Моё дело — сказать, — уверенно заявляет Юнги. — Умница. Восхищаюсь тобой. Серьёзно, ты самый сильный омега из всех, кого я знаю. Как решишься, я хочу быть рядом, — Джин спрыгивает со стойки и подходит к парню. — Я вообще бы хотел, чтобы ты ему в лицо сказал, как же я его ахуевшую рожу видеть хочу! — Нет, я не настолько смелый, — бурчит Юнги. — Я даже от его голоса трушу, не то, чтобы ему в глаза смотреть. — Ты уж побыстрее решайся, а то такими темпами скоро нам тупо малыша ему в руки вложить придётся, — смеётся Джин. — Ладно, я поеду к своему любимому, интересно, что он сегодня мне подарит. Каждый день по подарку, а ещё ужин сам готовить грозился. Виноватый альфа — моя слабость, — подмигивает Мину омега. — Короче, как осмелеешь, звякни, прилечу, поставишь на громкоговоритель, и послушаю.***
Течка у Чимина заканчивается так же внезапно, как и начинается. Тэхён находит омегу, сидящим с ногами на стуле на кухне и медленно выкуривающим стащенную у альфы сигарету. — Давно ты курить начал, притом столько? — косится на пепельницу альфа. — С тех пор, как мы живём в Итоне, я выкуриваю пачку в день, — тихо говорит Чимин. Чон выдёргивает стул и садится напротив парня. — Значит, бросишь, — спокойно говорит альфа и, протянув руку, забирает пачку со стола. — Да, мой господин, какие-нибудь ещё пожелания? — язвит омега и поднимает глаза. — Только одно, — Тэхён взглядом облизывает распухшие после горячих ночей губы, опускает глаза ниже, по одному рассматривает каждый засос, каждую метку на молочной коже, выглядывающей из-под растянутой майки. — Больше не уходи. Будь всегда рядом. Люби меня. — Это целых три, — треснуто улыбается Пак и тушит сигарету. Омега встаёт на ноги и обходит стол, но альфа ловит его за руку и сажает на колени. — Куда ты собрался? — Тэхён зарывается лицом в шею парня, сильнее фиксирует его руки, не позволяет подняться. — Я не могу остаться, — Чимин опирается о плечи альфы, старается держать расстояние. — Можешь. Я сейчас поеду к отцу и скажу ему всё, как есть, поставлю перед фактом, объясню, что или ты, или никто. Если он выслушает и поймёт, то отлично, если нет, то мне плевать. Я устал, Чимин. Устал бороться с собой, я не могу без тебя и не отпущу больше. — Но Тэхён… — Это будет сложный разговор, очень тяжёлый для меня, поэтому мне очень важно, чтобы, когда я вернусь, ты был здесь, чтобы ждал меня. Иначе, всё бессмысленно. Обещаешь дождаться? Ты ведь не завёл себе никого там? Ты ведь по-прежнему любишь меня? — хмурит брови Чон. — Люблю, — еле слышно произносит омега и кладёт голову на его плечо. — Только я пойду с тобой. Я могу постоять за себя и за свою любовь тоже. — Это очень смело, — улыбается Тэхён и продолжает поглаживать золотистые волосы.***
— Это же какая наглость! Почему ты не оставишь его в покое? — Дживон подходит к пытающемуся спрятаться за своим альфой Чимину. — Потому что люблю его, — тихо говорит Пак. — Ты делаешь его несчастным! — восклицает альфа. — Отец! Разговаривай со мной! — Тэхён легонько толкает Пака в сторону стоящего невдалеке Муна и поворачивается к Дживону. — Мы поженимся, ты можешь разделить с нами счастье или можешь его проигнорировать, но мешать нам больше я тебе не позволю, — твёрдо заявляет Тэхён и получает пощёчину. — Щенок! — кричит альфа на сына и рычит на сорвавшегося было к Тэхёну Муна. Тэхён поглаживает щёку, нервно сжимает в кулак левую ладонь, но с места не двигается. — Как ты смеешь говорить такое своему… — Дживон не договаривает, потому что в дом входит Чонгук, который смотрит на раскрасневшуюся щёку брата, потом переводит взгляд на Чимина и всё сразу понимает. — Семейная идиллия, как же я скучал по этому, — ядовито улыбается Чон и подходит к брату. — За что он тебя ударил? — За что надо! И ещё ударю, надо будет, давно пора ему мозги вправить! — кричит Дживон и вновь наступает, но Чонгук поворачивается к нему лицом и просит успокоиться. — Мун, почему бы вам с Чимином не выпить кофе на кухне, ему не обязательно слушать, как мы любезностями обмениваемся, — обращается Чонгук к омеге. Мун, взяв еле стоящего на ногах Чимина за руку, ведёт его на кухню. Пак в душе благодарен Чонгуку, иначе он уже готов был прям там перед всеми же расплакаться. Но до этого Чимин собирался расцарапать Дживону лицо, и пусть, после этого двери этого дома навсегда были бы закрыты для него. — Так в чём дело? — Чонгук вновь поворачивается к альфам. — Поздравляю, ты, я смотрю, своего омегу вернул, — говорит он брату. — Вот именно! — восклицает Дживон. — Только нормально жить стали, только этот пацан из поля зрения исчез, так опять появился! Мало того, что ты столько времени с Мино не видишься, так сейчас ты опять с этим мотаешься? Перестань позорить свою фамилию! — Отец, кончай давить на него, — холодно говорит Чон. — Чего ты к нему прицепился, а? — Чонгук останавливается прямо напротив, буравит мужчину тяжёлым взглядом. — Тебе меня мало? — Не понял, — недоумевает Дживон. — Ты на мне ездишь, как можешь, и я понимаю почему. Его-то в покое оставь. Дай ему свободу выбора. Тем, что ты ему что-то запрещаешь или угрожаешь, ничего не исправить. Он любит его, и даже эти месяцы разлюбить не помогли. Или ты поведёшь себя по-взрослому и хотя бы просто закроешь глаза на их отношения, или объявишь войну собственному сыну, но всё равно проиграешь, потому что он выберет Чимина. — Как ты можешь? — багровеет Дживон. — Что ты себе позволяешь? Ты вообще соображаешь, что говоришь? — Соображаю, и именно поэтому прошу тебя оставить Тэхёна в покое. — Ты лишаешь брата счастья! — кричит на весь дом Дживон. — Твой брат идиот, который пока не понимает масштабы трагедии, в любовь играет! — Не обязательно иметь ребёнка, чтобы быть счастливым, я и так счастлив рядом с ним! — вставляет Тэхён. — Я с ним согласен, — пожимает плечами старший. Тэхён подходит к альфам и с выражением полного непонимания смотрит на брата. — Ты, что, укурен? — с подозрением спрашивает младший. — Чонгук, — Дживон в слова сына верить отказывается, внюхивается, Чонгук даже не пил. — Я устал, мне Рен все мозги вынес, закончил тем, что угрожал разорвать всех омег, которые ко мне подойдут, а потом и меня тоже, и всё это в Beast, перед всем народом, пришлось запереть его в туалете. Так что я, с вашего позволения, спать. А ты, — обращается он к брату, — забирай своего омегу и беги отсюда, а то отец найдёт тебе такого же, как Рен. — Чонгук! — кричит Дживон, но альфа твёрдыми шагами идёт на кухню.***
— Кто он? — Чонгук подлетает к столу за которым сидит Чимин и останавливается напротив. — Кто отец его ребёнка? — Ты знаешь? — Чимин испуганно откладывает чашку в сторону. — Знаю, но не знаю, кто отец. Когда он успел? Он его любит? Почему его заставляют работать? Он бедствует? — Чонгук задаёт вопросы подряд, не даёт Чимину сконцентрироваться. — Чонгук, — встревает Мун. — Выдохни. — Кто он? — уже рычит альфа, и Пак от страха чуть под стол не лезет. — У него спроси, — пищит Чимин и спрыгивает со стула, увидев в дверях Тэхёна. Омега бежит к своему альфе и сразу прячется за его спиной. — Ладно, молчи, он сам мне расскажет, — хмыкает Чонгук и просит у Муна кофе. — Спасибо тебе, — тихо говорит Тэхён брату. — Мне не за что. Ты главное продержись, не пожалей, что с этим, — Чонгук кивает на Пака, — связался. Если пожалеешь, то я встревал впустую и защищал тебя тоже впустую. — В этом можешь не сомневаться, — улыбается младший и, послав папе воздушный поцелуй, идёт на выход. — Мне надо побыть с мужем, которому вы нервы потрепали, — мягко говорит Мун и, поставив перед Чоном чашку кофе, тоже выходит из кухни, оставляя Чонгука наедине со своими мыслями и со своей болью.***
После трёх недель тщательных поисков и ещё двенадцати погибших оборотней, Чонгуку удаётся выяснить, что небольшая группа людей в Сохо, взбунтовавшись против оборотней, завезли определённую дозу яда в Сохо. Эти люди, которые работали обслуживающим персоналом как в домах, так и в местах развлечения оборотней, подмешивали яд в напитки и еду, а так как действовать яд начинал в течение двух часов, то никто ничего и не подозревал сразу. Люди Чонов находят ослушавшихся и наказывают. Чонгук приказывает взять всех людей под подозрение и временно не допускать к исполнению их обязанностей. С утра альфа решает поехать на границу и лично переговорить с пограничниками, а потом поехать в лабораторию. Чонгук каждое утро говорит себе, что поедет в Итон, и ему и вправду надо туда, есть пара планов, которые надо обсудить с Намджуном, но смелости не хватает. Чонгук знает, что поедет, знает, что так это всё не оставит, ему надо поговорить с Юнги, и пусть, он сам не знает о чём, и нужен ли Юнги этот разговор, но Чонгуку он нужен. Альфа не может смириться с тем, что потерял Юнги, что тот нашёл другого. Обещает себе, что так просто своего омегу не отдаст, пусть он и опоздал немного.***
Чонгук просыпается в пять утра от ощущения, что его душат. Альфа резко садится на кровати, обхватывает руками горло, пытаясь содрать невидимый галстук, воротник, верёвку, но обнаруживает, что он спит голым. Чонгук кое-как нормализует дыхание, вновь откидывается на подушки, но заснуть больше не получается. За грудиной противно скребётся, будто рёбра оплетают покрытые шипами стебли, и каждый вдох — это острая боль. Чонгук зарывается головой под подушкой, пытается успокоить вдруг резко бьющееся сердце, валит всё на переутомление, учитывая, что эти три недели он не спит почти и ждёт утра. Уже полдень, Чонгук переделал кучу дел, встретился со своими людьми, даже был в офисе у отца, но пришедший ночью и поселившийся в груди страх, так и не ушёл, более того, растёт с каждым часом и даже настежь открытые в машине окна не помогают. Чонгук не может надышаться, а волк, который до этого просто болезненно поскуливал, уже полчаса, как истошно воет. Чонгуку ад в своей голове надоедает, поэтому, притормозив у парка, он выходит из машины и выпускает зверя. Альфа надеется, что прогулка успокоит волка, приведёт в порядок чувства и нервы. Час пробежки по парку легче не делает. Чонгук возвращается в машину теперь ещё и злым, волк сходит с ума, не даёт собрать мысли в кучу и ни на секунду не затыкается. Альфа сидит в выключенном автомобиле несколько минут, а потом тянется к мобильному и набирает Джина. — Надо же, его величество соизволило вспомнить о простых смертных, — смеётся с того конца трубки омега. — Тебе вообще нельзя мне звонить, у меня альфа ревнивый. — Послушай, — устало говорит Чон. — Я хочу насчёт Юнги поговорить и прошу, отвечай честно. — Почему бы тебе с самим Юнги не поговорить? — злится Джин. Волк, до этого разрывающий нутро, вмиг затыкается, и Чонгук во второй раз в своей жизни понимает, что зверь среагировал на его имя. Альфа задумывается над своим новым открытием пару секунд и продолжает: — Кто отец ребёнка? — Этот вопрос не ко мне. — Джин, пожалуйста, обещаю, я не буду скандалить и морды бить, хотя тому сукиному сыну бы я её набил. — О, поверь мне, я бы тоже, — смеётся Джин. — Если бы его знал, конечно, — исправляется Джин. — Не понял, — ошарашенно переспрашивает альфа. — Он бросил его? Он отказался от ребёнка? — Угу, — Джин что-то грызёт на том конце трубки. — Но… — Чонгук осекается, пропускает через себя всю горечь, вызванную словами Джина. У Чонгука в уме не укладывается, как так можно было бы поступить с этим ребёнком. Это неправильно. Такого не может быть с Юнги. — Тогда я убью его, убью сукиного сына, который смог бросить омегу с ребёнком! — рычит Чон. — Да успокойся ты, — с трудом сдерживает смех омега. — Джин, я приеду к Намджуну, и я хочу поговорить с Юнги. Помоги мне с ним поговорить. Прошу тебя. — С чего это? — хмыкает омега. — И что ты ему скажешь? Опять оскорблять будешь? Не позволю! Ему рожать скоро, а после твоего последнего визита ему было очень плохо. Так что, нет. Чонгук прикрывает веки, упивается ненавистью к себе, проклинает свою вспыльчивость и тянется к пачке сигарет. — Я хочу его забрать, я хочу сказать ему, что приму его даже с ребёнком, что моей любви его ребёнок не уменьшает. Я хочу, — Чонгук делает глубокую затяжку, злится, что Джин на том конце не помогает, выжидает. — Я заберу его в Сохо, мне бы только уговорить его. Он не должен работать, особенно в таком положении. Завтра, когда малыш родится, как он будет смотреть за ребёнком, если сам ещё ребёнок? Я знаю, что ты ему помогаешь, но я могу дать ему большее. — Деньги? Дом? Машину? Это твоя помощь? — цинично усмехается омега. — Заботу, — тихо говорит Чонгук. — Я люблю его и дам ему тепло, заботу и всю эту любовь, потому что она и так его. — Долго же ты думал, — грустно говорит Джин. — Долго. — Приезжай. — Буду через полчаса, а пока просьба, — Чонгук вытягивает ремень и, прижимая щекой к плечу трубку, натягивает его на себя. — Побудь с ним, я не знаю, что с ним, и как, но когда-то мне, то есть моему зверю было плохо, и оказалось, что плохо было и Юнги. У меня с ночи почти такое же состояние, я беспокоюсь. — Суеверный ты какой-то, развёл байки про истинных, — смеётся омега. — Но я и так собираюсь к нему в кофейню, так что прослежу. Чонгук сбрасывает звонок и заводит автомобиль. Перед глазами мрак расползается, альфа до побеления костяшек сжимает в руках руль, всё так же через раз дышит, слушает, как биение собственного сердца в голове набатом отдаёт. Чем ближе Чонгук к Итону подъезжает, тем хуже ему становится — альфе кажется, что его сердце внутри разрастается, что будто сейчас рёбра треснут, и оно, не уместившись, лопнет. Чонгук отчаянно давит на газ, буквально кричит на своего волка, приказывает заткнуться, но тот всё больше подгоняет, так отчаянно скулит, что будто это вопрос жизни и смерти, будто Чонгук не успевает, будто самое главное теряет. Спидометр показывает 220 км/час, а Чонгуку кажется, он ползёт. Чон сильнее давит на педаль газа, не тормозит на светофорах, не следует правилам, требует открыть ворота, не доезжая, влетает на территорию Итона и сразу задыхается. У Чонгука словно лёгкие к горлу поднялись, альфа их чуть ли не выплёвывает, одной рукой руль держит, второй рывком пару пуговиц на рубашке срывает, но не помогает. Ничего не помогает, ему всё хуже и хуже. Чонгук пробует последний метод, продолжает гнать и шепчет «Юнги», повторяет без остановки его имя, успокаивает волка, объясняет, что едет к нему, что совсем скоро тот его увидит. Но безрезультатно. Зверь вслушивается пару секунд, а потом по новой заходится. Чонгук чувствует, как он себе морду раздирает, когтями в глазницы лезет, сам себе лапы насквозь прокусывает. А потом резко издаёт истошный, пропитанный болью вой и затыкается. Чонгук даже скорость сбрасывает, прислушивается, но волк молчит, будто его и нет. — Ну же, — сперва шепчет альфа. — Говори со мной, — требует он. — Проснись, давай, проснись. Но зверь не реагирует, Чонгук будто вмиг один остаётся — эта пустота внутри пугает, сводит судорогой конечности. — Говори со мной! — кричит альфа, но зверь продолжает молчать. — Умоляю, — одними губами просит он. Чонгук чувствует, как страх чёрной змеёй вокруг сердца обвивается, чувствует, как от него леденеют кончики пальцев, как эта стужа поднимается выше, замораживает всю поверхность кожи, пробирается под неё, вымораживает нутро. Альфа сбрасывает оцепенение и тянется к телефону. — Я не успел, — полное боли от Джина, и у Чонгука кости дробятся. Телефон выпадает из дрожащих пальцев, а спидометр показывает 280 км/час.***
В кофейне сегодня мало посетителей, как и бывает обычно в будни. Юнги стоит за стойкой, болтает с подходящими за заказами официантами, шутливо обижается на шутки про то, что весь персонал готов принимать роды, и ждёт вечера, когда уже можно будет прилечь. Джин много раз предлагал ему не работать последние два месяца, но Юнги отказался, быть нахлебником — последнее, что себе позволит омега. Да и персонал его всячески балует, не разрешает много передвигаться, и малыш особо не беспокоит, просто спина к концу смены немного побаливает. Юнги высылает два латте за единственный занятый столик, когда в кофейню входит новый посетитель. Мин, увидев, что официант раскладывает напитки, обходит стойку и просит посетителя выбрать понравившийся столик. Вот только посетитель застывает напротив и тянется за пазуху пальто. Юнги решает, что он ещё думает, и только собирается к одному из столиков, чтобы убрать грязные чашки, как резко сгибается от того, что малыш больно толкается внутри. В следующую секунду омега слышит выстрел и, пронзённой острой болью куда-то в плечо, оседает на пол. Дальше для Юнги всё будто в тумане — он видит рыжего волка, влетевшего в кофейню, видит голову посетителя, отлетевшую к стенке и тело, бьющееся в конвульсиях на полу, из разорванной шеи фонтаном хлещет кровь, но Юнги глаз закрыть не может. Стеклянным взглядом смотрит на увеличивающееся кровавое озеро рядом и одной рукой накрывает живот. Джин что-то кричит, с кем-то говорит по телефону, потом прижимает рану Юнги и шепчет «что всё будет хорошо». Вот только Юнги почему-то не верится. Юнги не знает, что такое хорошо. Ему было хорошо только раз в жизни, но в итоге оказалось, что это был фарс, постановка, что целью был яд. Юнги с тех пор в это пресловутое "хорошо" не верит — живёт одним днём, жил, до той крохотной жизни заселившийся внутри. Сейчас для Юнги ничто не имеет значения и даже собственная жизнь, главное — его ребёнок. Джин думает, что слёзы, стекающие по щёкам Мина от боли, но плачет омега, потому что боится за ребёнка. Он даже боли не чувствует, всё поглаживает живот, молит малыша ещё разок толкнуться, подать признак жизни. Юнги даже слабо улыбается другу, пытается его подбодрить, потому что Джин напуган и, кажется, даже плачет. Мин таким его видеть не хочет. — Я вызвал скорую, ты только не теряй сознание, всё будет хорошо, — как в бреду повторяет Джин. Но Юнги будто в вакууме, слова Джина до него эхом доходят, он всё пытается сказать про малыша, даже губы раскрывает, но получается только воздух ловить. Чонгук, уже паркуясь, всё видит и понимает — перед кофейней столпились люди, одновременно с ним подъехал и Намджун. Чонгук не ждёт Кима, бежит ко входу и, влетев внутрь, замирает на пороге на несколько секунд, а потом перешагивает через бездыханное тело и опускается на колени перед Юнги. Именно на коленях. Перед этим омегой — это самая правильная поза Чонгука. Альфа не заслужил, на ногах стоять и сверху вниз на него смотреть. Жаль, что Чонгук это, увидев Юнги в луже крови, понял, жаль, что может и опоздал. Джин отодвигается, а в следующую секунду уже оказывается в руках любимого и даёт волю слезам. Юнги думает, что у него от ранения помутнел рассудок, или он давно отключился и видит сейчас то, чего нет в реальности, а то, что он хочет видеть. Но Чонгук произносит его имя, и это звучит так чётко, что Юнги теряется. А потом альфа берёт его за руку, и кажется, у него блестят глаза. Юнги точно не в себе. Почему у Чонгука должны слезиться глаза? Чонгук сжимает в руке маленькую ладошку, водит по ней пальцами, еле сдерживается, чтобы не взвыть, кричит на людей, спрашивает, где скорая. Чонгук решает, что его волк умер, обещает отправиться за ним же, если Юнги не выживет, если прикроет сейчас свои веки, потому что не видеть себя в отражении этих карих глаз – не жизнь вовсе. Чонгук всё повторяет, что любит, просит прощение, что опоздал, а Юнги улыбается. И пусть, улыбка совсем вымученная, но она Чонгука светом наполняет. — Ты только живи, хорошо? Я за тебя умру, каждый день умирать буду, только живи, — шепчет Чонгук и тоже пытается улыбнуться, но не выходит. — Вся моя жизнь — это ты. Я больше не отпущу, я больше тебя не потеряю, я за тобой даже на тот свет отправлюсь, — неуверенный даже в том, что его слушают, говорит альфа. Чонгук должен высказаться, должен сказать ему, насколько сильно он его любит. Страх, что он больше может никогда не увидеть эту улыбку, не почувствовать его прикосновений, переламывает Чонгука надвое. Он усиленно отрицает такую реальность, прижимает пропитанное кровью полотенце сильнее, шепчет больше себе, чем омеге, что всё будет хорошо. Чонгук осколками своих же перебитых внутренностей давится, как в бреду три самых главных слова шепчет, но Юнги ладонь из его руки медленно выдёргивает, а потом, схватив за большой палец, поднять пытается. Чонгук понимает, чего хочет омега, и сам кладёт ладонь на его живот. Чон его чувствует сразу же и чувствует своего волка. Альфа теряется, все его чувства смешиваются, потому что он какое-то мгновение не может разграничить, где заканчивается то, что живёт в животе омеги и начинается его зверь. Чонгук даже если захочет, то руку отобрать не сможет. Он больше своё тело не контролирует, внезапно восставший волк взял бразды правления в свои руки. Неужели... У Чонгука внутри коллапс, столкновение двух миров — малыш внутри Юнги на его руку отзывается, с его волком на контакт идёт, и Чонгука такая любовь к крохотному и ещё даже не родившемуся существу переполняет, что он боится не выдержать. Боится, что система, разум, самоконтроль, всё даст сбой, и Чонгук умом тронется. Так не бывает. Так чистым, отменным счастьем по венам не шмаляют, вот так вот и столько туда разом не запускают — передоз будет. — Малыш, — хрипит Юнги. Чонгуку приходится пригнуться, потому что расслышать омегу очень сложно, а еще мешают сирены подъехавшей, наконец-то, скорой. — Это твой малыш, — выдыхает Юнги и тычется лицом в руку, прижимающую рану на его плече, лишь бы взгляд спрятать. Чонгук думает, его от настолько разных эмоций прямо здесь разорвёт — счастье внутри граничит с адской болью и страхом потерять Юнги и ребёнка. Чонгук будто стоит на лезвии, а его чувства его по нему туда-сюда тащат — ещё мгновение, и альфа пополам распадётся. Юнги носит его ребёнка. Чонгук смаргивает пелену с глаз, приказывает скачущему внутри волку снова заткнуться и легонько поглаживает живот. — Я не заслужил, — треснуто говорит альфа. — Я не заслужил такого счастья. Но ты, Мин Юнги, меня в него головой окунул. Ты выкарабкаешься, ты родишь нам этого малыша. Мы вместе вырастим его, а я всю жизнь буду просить у тебя прощения, всю свою долбанную жизнь, только не закрывай глаза. Не оставляй меня одного. — Малыш… — хрипит Юнги. — Кажется, он… — омега разговаривать почти не может, поэтому он просто взглядом вниз указывает, и Чонгук видит лужу под ним. — У него отошли воды, — кричит подбежавший Джин и пытается оттащить от омеги Чонгука, чтобы освободить место для подошедших врачей. Но Юнги руку альфы не отпускает и смотрит так, что Джин эту идею бросает. Чонгук аккуратно перекладывает Юнги на каталку, ни на секунду от омеги не отходит. — Пусть он выживет, пусть ребёнка спасут, — тихо говорит Мин альфе, пока его вывозят из кофейни. — Да вы оба выживите! — кричит на них идущий за ними Джин, который уже окончательно пришёл в себя. — От царапины в плече никто не умер. Твой волчонок в животе умнее тебя, он сразу опасность почувствовал. Если бы ты не согнулся, посланник твоего брата бы тебе в сердце попал. А преждевременные роды у тебя от стресса, вон, Намджун, у меня восьмимесячный, зато какой альфа. А мне теперь красноглазым из-за вас быть, — театрально вздыхает Джин. — Джин, заткнись, — без злобы говорит Чонгук, который на самом-то деле за слова омеги готов его расцеловать.