Заметка двадцать три: если хочешь сделать что-то хорошо, делай это подальше от Заводного.
— Говорю тебе, пусти. Вы вдвоём ничего не сумеете! — упорно долбил мне Перец голову, пока я сидел и откручивал щиток на протезе агента. Я молчал — пусть устанет побыстрее, в любом случае настаивать будет. Похуже дятла получается. — Раньше вы втроём ходили, я знаю. Да вас двоих просто по стенке razmazhut и не вспомнят! — Джеймс, руку поверни, — я попытался сделать голос равнодушным. Да, раньше мы таскались с этой чёртовой пушкой втроём. Вот только откуда Заводному знать это, если с того момента, как мы его подпаленные потроха охладили, и двух недель не прошло? И хотя я совсем недавно решил, что надо игнорировать словесные припадки Заводного, я не удержался и всё же обратился к этому всезнайке: — А вот тебе откуда знать, как мы раньше ходили? — Ха, подумаешь, тайна! — самодовольно фыркнул он. — Мне… Вдруг Агент громко кашлянул, резко дёрнул руку, перетянув всё внимание на себя и не дав сказочнику этому недоделанному договорить. Именно дёрнул, выдрал из моих рук, как будто я её распилить собираюсь. Я с удивлением и упрёком глянул на этого долбана. Придумал, мать его, игры перед поисками. Он же, заметив мой взгляд, прикинулся святой Девой Марией. Ну или невинным младенцем. Ну или веточкой. Ну или уродом моральным. — Что? — спросил он, как будто и вправду не понимал. «Вот же падла безрукая» — подумал тогда я. — Угадай! — и, увидев, что Заводной опять подготовил очередную фантастическую речь, я отмахнулся от его предложений, как от назойливой мухи. — Перец, ты вообще молчи. Не идёшь, и точка. — Молчи? Я иду, — уверенно заявил он. — По-любому иду. — На хуй ты по-любому идёшь. А с нами — нет. Одна только фраза, а какой из неё вышел спектакль, кто бы знал! Честное слово, такое лицо в последний раз у этого спорщика я видел, когда Шизофреник взял его ненаглядную трость и накарябал там ворону. Искусство, ага. Сам же счастливый обладатель обновлённой трости тогда чуть ли не пунцовый стал, вылупив глаза на испорченную вещь. Какие-то непонятные звуки лезли из него секунд пять, и уж потом-то начался подробнейший разбор полётов. Ору с этих двоих было много. Вот и сейчас пару мгновений он пытался совладать с самим собой, а потом вдруг мерзко так ощерился. Ни дать ни взять — гиена перед нападением. — Повтори, бллин? Я уже раскрыл рот, чтобы высказать свои мысли прямо в его глухие уши, как вдруг хранивший высокомерное молчание Джеймс внезапно спокойно рассудил, не спрашивая никого: — Он идёт. И, скрипнув протезом, вернул его в нужное положение, как будто он сказал нечто само собой разумеющееся и обсуждению это не подлежит. Я, равно как и Заводной, ошалело посмотрел на своего сбрендившего друга. Я бы свалил всё на то, что у этих придурков заговор, но охреневающий взгляд моего недавнего собеседника более чем показывал, что и он ни капли не понимал. Теперь, когда агента окружили таким вниманием, он как-то разом поник. Я бы не удивился, если бы он сейчас сказал «Да ладно, сритесь дальше, пошутить нельзя». Но ничего подобного он не сказал. Джеймс почти тут же резко выпрямился и подарил нас таким выражением лица, словно мы олухи несусветные и «а» от «б» не отличаем. — Чего? — Вот именно: чего? У тебя из-за железа окисление мозга началось? — спросил я, оставив протез. Заводной же молчал и только с прищуром наблюдал, как идут наши дебаты. Сейчас-то он оказался в большинстве, скотина, так что выяснение отношений с Джеймсом решил оставить на потом. А агент, видать, и сам был не рад, что заступился за него — сидел с кислой рожей — но и менять своё мнение так быстро было совсем не в его манере, чёрта с два. Упёрся, как бабка на рынке. — Если ты управишься с ним побыстрее, то оно не начнётся, — огрызнулся калека и демонстративно подтолкнул меня своей железкой, как будто я его за язык тянул. Вот только меня такой невероятно информативный ответ не устраивал, нет, и я с не меньшей упёртостью убрал многострадальную отвёртку с оплавленной когда-то ручкой. — Не катит, Джеймс Смит, не катит. Объясняй. На кой мне это надо?! — я указал на стоящего рядом с нами Заводного, чуть не влепив ему своей рукой в нос. Ему, похоже, не очень понравился мой тон, но и ладно, вот честно. — Он всё испортит! — А тут он ничего не испортит? Вдвоём мы не пойдём, и взять ты хочешь Бойца. Так? А теперь подумай, что Перец может тут сделать, пока нас не будет. Думаешь? А я подскажу: кошмар тут будет кромешный. Заводной, окончательно разобидевшись на то, что его вроде как защитник столь нелестно выражается о нём, опять попытался вклиниться в спор: — Знаете что, drugi… — А с нами? С нами не будет кошмара, по-твоему? — перебил я его. Задолбал встревать в разговор. Велика важность — Джеймс заступился! Да у Джеймса вообще какой-то непонятный прикол в последнее время. То за Флэша словечко замолвит, то за этого бешеного заступится. Мать Тереза, не иначе. — Шрам, пожалей Шизо! Перец ему остатки ума вынесет. — Да он и даром ему не сдался! — А Флэш? Он с катушек скатится с этими двумя. Подумай о нём. Вот я никогда не считал себя легковнушаемым и даже не представлял, что придам хоть когда-нибудь значение таким словам. Но Джеймс сказал подумать — и я подумал о нём. А ведь серьёзно. Оставить доверчивого Шизофреника, который в восторге от Флэша — изначально плохая идея. А если прибавить к ним сумасшедшего Заводного, который тоже неплохо побратался с этим «седьмым» — просто отвратительно! Так этот балбес хотя бы у меня на виду будет, без присмотра его оставлять — да это самоубийство! Но говорить вслух о своём решении я не собирался. Не очень хотелось показывать себя в качестве недоверчивого дурака… Нет, не так сказал! У меня вообще нет никаких оснований не верить новичку. Это всё предрассудки. Я ему верю, верю. Я ему даю полную свободу, я позволяю ему делать многое, мы же товарищи. Просто взять Перца с собой, может, не так уж и плохо. Ведь Заводной он такой, да — палец в рот не клади, всю руку до плеча сжуёт и за вторую примется. Да и с Бойцом Флэшу будет управляться с Шизофреником сподручнее. Просто я подумал. Вот. Кому я вру, господи. Даже на бумаге боюсь выражать свои мысли. Докатились. Hе верю я этому ублюдку ни черта! Слишком гладко всё складывается. Слишком уступчивый, слишком уживчивый, слишком… слишком! Во рту аж сладко, как всё верно получается. У нас такого не бывает. Я не знаю, чего ему от нас надо, но мне это однозначно не нравится. Пусть за ним хоть Боец приглянет — особо крепкой дружбы между ними как-то до сих пор не наметилось, и то неплохо. Одной проблемой меньше. А психи Заводного… Что же, и не такую беду видели. Ну, я так думаю. И нельзя показывать свои страхи. У ребят их и без того много. Да и Флэшу о моих подозрениях знать вообще не рекомендуется. Слишком много знает. — По-твоему, лучше оставить его с Бойцом? — усомнился я. Уже чисто показухи ради. Забавно, но я становлюсь подобным им, пытаюсь что-то из себя скорчить. Это я так индивидуальность потерял или в коллектив влился? — Да. А что? Нет проблем ведь. Ну, думаю: хорошо, Джеймс. Раз нет проблем, сыграем по твоим правилам. — Не то чтобы… А, ладно. С протезом чуток позже разберёмся. Ты всё равно расхлёбываешь за двоих — за себя и за Перца. — Почему это? — А кто у нас агент-я-все-налажу? — Я такого никогда не говорил! — начал было он, но это уж вовсе звучало жалко. Меня совершенно не интересовало, что он говорил, а что — нет. Но и возмущаться однорукому долго не пришлось. Он ведь всё строит из себя актёришку. Передо мной он, может, и хотел показать незаслуженно обиженного, но к нему тут же начал лезть Перец. Уж перед кем, а перед Заводным Джеймс навряд ли согласится даже намекнуть на то, что ему неудобно, что у него проблемы. С этим человеком — если так можно назвать нашего любителя музыки — он был хуже Эля. Вот пусть со своей гордостью теперь и давится, никто его не просил. — Джеймс, drug, спа… — Руку можешь не целовать, — холодно процедил агент, тут же сменив своё искреннее возмущение на привычное каменное выражение лица. Благодарность Заводного неожиданно рассеялась: он что-то там вякнул, зацепил Джеймса, Джеймс ему ответил. Но меня эта грызня не интересовала. Слишком часто бывает. Мне оставалось только бросить напоследок что-нибудь наподобие шутки. — Милые бранятся — только тешатся. — Да не нужен он мне! — начал отнекиваться он. Ну вот, готово, можно было гордо уходить. Собственно говоря, я их и оставил. Это было эпизодом, не более: есть по-настоящему важные вещи. И сейчас главное высказать всё Бойцу и не привлечь внимание Флэша.Страница 8. Между делом.
28 декабря 2018 г. в 09:56
Это был очередной наш шикарный денёк. Боец вернулся ближе к утру. И угадайте, кто оповестил меня об этом? Правильно, наша комсомолка, спортсменка и просто красавица Флэш, чтоб его за ногу. Когда я только-только продрал глаза и увидел своего гуляку, я даже выпал ненадолго — как себя вести-то? Что сказать? В итоге приём получился не то чтобы такой тёплый, но сам факт того, что клон жив и вернулся, однозначно радовал. Правда, Шизофреник почему-то вообще обиделся на него — довольно необычная для него реакция, но в основном всем плевать на его капризы было; настроение у него такое же постоянное, как спокойствие Перца.
Но и выругать Бойца не вышло — он и без того стоял, уперевшись глазами в пол, как посетитель на кладбище, ей-богу; ну не мог я на него голос поднимать. Да и навряд ли бы вышло. Ведь даже потом, когда он немного расшевелился, то всё равно суетился, как на вокзале: то назад оглянётся, то на кого-то из ребят странно так посмотрит. Мы пытались спросить его, что да как, но дальше нечленораздельного мычания и махания руками со словами «да короче» как-то не зашло.
К чертям. Ясно было одно: Эля он не нашёл. Так что, когда мы все окончательно убедились в том, что рассказчик из Бойца хуже, чем из слона — балерина, я решил оставить его. Если на чистоту, то тогда я понял, что веду себя хуже трусливой девочки и что пора начинать шевелиться. Мы должны найти испанца. Я обещал. А обещания — штуки противные, хочешь не хочешь, а исполнить придётся. Любой ценой.