Нет ничего, кроме любви

Это походило на наваждение, казалось важным и серьезным. Как взгляд в зеркало при попытке вызвать Пиковую Даму. Как пятак в сапоге перед особо сложным экзаменом. Как запомнить сон в ночь на пятницу. Словом, относилось к высшим материям. Понимать их не требовалось, да и следовать им было вовсе не обязательно. Только слово «первый» почти всегда значило «особенный». Первый шаг. Первое слово. Первая любовь. Первая заставка на новеньком кнопочном мобильнике с цветным экраном. Сережа с Олегом купили одинаковые – в честь поступления в МГУ. Так сказать, ознаменовали вступление в новую жизнь, опустошив копилки, и без того потерявшие в весе из-за переезда в Москву. Теперь два одинаковых черных девайса необходимо было как-то различать. Например, по фоновой картинке, которая определенно должна быть какой-то крайне значимой. Олег с этим не заморачивался и сразу же попросил щуплого длинноносого парнишку скачать и установить ему заставку с волком в ореоле луны. Сережа ничуть не удивился: Волков был в своем репертуаре, и объяснялось это отнюдь не отсутствием фантазии. Они считали это своего рода символизмом, и Сергей иногда жалел, что у него подобного символа нет. Парнишка у прилавка нервировал. Ему наверняка не терпелось пройти уровень в какой-нибудь новенькой пиксельной игре, а клиент, который никак не мог определиться с выбором, не торопился. Сережа чувствовал себя немного виноватым по этому поводу, но вместе с тем злился. У носатого – может, на пару лет старше Разумовского с Волковым, – была работа, которую следовало добросовестно выполнять. Они старались, откладывали деньги на обучение, на поездку, на телефоны и на эти чертовы картинки, которые можно было установить и кустарным способом, но в первый раз хотелось сделать все правильно. В закутке посреди гипермаркета. По десять рублей за загрузку. Так что «консультант» мог и потерпеть еще несколько минут. Сначала в голове возникли образы Питерских мостов, музеев и дворцов. Но Сережа быстро отмел этот вариант. Во-первых, выбрать из полюбившихся достопримечательностей что-то одно было слишком сложно. Во-вторых, так он еще сильнее скучал бы по Санкт-Петербургу. Разумовский мечтал учиться в главном вузе страны, но Москва ему не нравилась. Он не мог сказать, чем именно, и даже не пытался находить и накапливать причины. Пусть уж до выпуска будет это размытое ощущение дискомфорта, чем параноидальная помешанность на конкретных раздражителях типа бесстыдно зевающего «специалиста в сфере современных технологий». – Может, белую ворону? – пошутил Олег. – Нет такого, – отозвался скучный голос. – Вороны есть готичные, сова и какие-то цветные птички. Сережа покачал головой. Это все не то, да и с белой вороной наверняка покончено: вряд ли блестящие студенты МГУ похожи на детдомовских и общеобразовательно-школьных идиотов. Не хотелось снова оказаться в окружении подобных субъектов, выбрав для себя самое лучшее и достигнув поставленной цели. – Волки еще есть, тигры, котят много, – принялся перечислять носатый, лениво проворачивая колесико мышки. Сергей был уверен, что найти можно абсолютно любое изображение, только в глобальной сети, а не в крохотной базе данных одной жалкой московской точки. Но по правилам – значит, по правилам. – Цветочки всякие, ромашки, розы, лили, колокольчики с росой… Сережа скептически выдохнул, чудом поборов желание закатить глаза. Олег за его спиной очевидно забавлялся, но оборачиваться и шикать было бы совсем нелепо. Парняга и так уже почти издевался – не хватало, чтобы заржал в голос. – О, вот мотоциклы еще есть и автомобили всякие, – носатый, вопреки ожиданию, подкалывать не стал и даже чуть развернул монитор, объемную перфорированную трубу с выпуклым экраном, к Сереже. Мелкие квадратики изображений даже без детализации не вызывали у того восторга. В будущем он, конечно, хотел крутую машину, но пока еще не знал какую. Может, когда-нибудь он их каждый год сможет менять. Но пока цветные мерседесы и юркие заниженные гоночные автомобили с рекламными надписями по бокам были ему не интересны. – Мультяшки, мишки Тедди, – опять не то. – Голые красотки. – Бери, не прогадаешь, – не выдержал Олег и рассмеялся, а Сережа почувствовал, как вспыхнул до корней волос. Не из-за красоток, конечно, а из-за смеха Волкова, в принципе разделявшего его равнодушное отношение к противоположному полу. Однако в памяти все же всплыл образ, о котором, наверное, стоило бы подумать в первую очередь. С «голыми красотками» он был связан только злым языком сварливой тетки, якобы прививавшей детям любовь к прекрасному, но на деле непрошибаемо тупой, а потому свирепой. Обнаженная богиня на заставке телефона была бы идеальным решением: она много значила для самого Разумовского, а у недалеких ассоциировалась с эротикой и помогла бы, наверное, избежать неловких ситуаций. – У вас есть произведения искусства? – быстро спросил Сережа, не позволяя идее захватить его, чтобы не расстраиваться, если в базе изображения не окажется. – Чего? – опешил носатый. – Картины, – перевел Олег, и мышка затрещала, отматывая ленту вниз. – Вот Джоконда есть. – Мона Лиза, – тихо поправил Сергей. Так, что его услышал только друг. – Мужик на колесе. – Витрувианский человек. – Микеланджело вроде, с двумя мужиками. – Сотворение Адама, – ну хоть с автором угадал. Сережа заглянул в монитор, отыскивая взглядом нужный образ, и радостно подскочил, обнаружив в левом нижнем углу. Полотно было не полноценным: Венеру обрезали по пояс, заключив в квадрат, других действующих лиц вообще убрали. – Вот эту! – ткнул он пальцем, пока носатый не пролистал дальше, и на этот раз уже громче произнес: – Рождение Венеры. – Все-таки голые красотки? – Олег с ухмылкой ткнул его локтем в бок, и Сергей ответил тем же. Носатый пожал плечами, не спеша соглашаться со вкусами клиентов, но послушно загружая выбранную картинку на телефон. Сережа в нетерпении закусил губу. Надо запомнить этот день, как Сандро Боттичелли запомнил Симонетту Веспуччи, позировавшую для Венеры. Разумовский не задумывался над тем, насколько она красива, но знаковой фигурой она точно стала, ведь художник продолжал по памяти изображать ее даже после ее гибели, а когда пал дом Медиччи и вместе с ним идеи античного гуманизма во Флоренции, Боттичелли сжег все свои работы в угоду новому режиму, сохранив от огня только те, где изобразил свою музу. Некоторые воспоминания не горят. Когда загрузка завершилась, Сергей заметил чуть ниже еще одно занятное изображение: черное перо в ярком пламени. Посмотрел на Олега и снова перевел взгляд на картинку. Волков пожал плечами: одобрительно по отношению к перу и не очень – по отношению к расточительству. Победил сильнейший, то есть Разумовский выложил еще одну десятку за обои «для настроения». – На фон поставить? – участливо, но не без напряжения спросил носатый, и Сережа решил, что хватит уже его мучать, забрал телефон и бодро направился к выходу. – Мы сами, – улыбнулся Олег и поспешил следом за другом. – Ну что, вот она, взрослая жизнь? Сережа снисходительно улыбнулся: у них и детской-то не было. – Жизнь, просто жизнь.