Вожделение

      Трепка, которую запланировал для звонаря судья, Квазимодо так и не понадобилась. Толпа сама сделала так, что горбун прочувствовал все наставления судьи на собственной шкуре.       Какой-то идиот с весьма убогим чувством юмора запустил в бедолагу гнилым овощем, и толпа как с цепи сорвалась. Несчастного звонаря в мгновение ока привязали к колесу на эшафоте и как следует крутанули, попутно забрасывая беднягу всякой гадостью. Квазимодо умолял судью помочь ему, но Фролло решил, что чашу сию горбун должен испить до дна. Нет, судья освободил бы его через какое-то время, но урок должен был быть хорошенько закреплен, ибо ничто не дает возможность запомнить его лучше, нежели практика.       Но тут вмешалась эта маленькая цыганская танцовщица.       Когда она взошла на эшафот, толпа вдруг замолчала, и на площади стало так тихо, что можно было услышать, как жужжит пролетающая мимо муха.       — Мне очень жаль… — тихо сказала Эсмеральда. — Так не должно было случиться.       Ей действительно было безумно жаль этого уродливого парнишку. Ох, если бы она знала, что это — его настоящее лицо, ни за что она бы не стала выдергивать его из толпы на сцену! Она развязала свой поясной платок, присела и со вздохом попыталась оттереть лицо горбуна от грязи.       Судья смотрел, как нежно касается Эсмеральда лица его приемного сына. Фролло все бы отдал, чтобы она так же прикоснулась к нему самому. Господи, подумал он, да я же ревную! Когда он это осознал, в нем вспыхнуло раздражение. Какого дьявола эта девка вмешивается не в свое дело?! Какого дьявола она вообще тут появилась и вносит в его душу смуту и беспокойство?!       Фролло вскочил на ноги.       — Эй ты, цыганка! — рявкнул он. — Немедленно спускайся!       — Да, ваша честь, — спокойно ответила она. — Как только освобожу этого беднягу!       Раздражение перетекло в свинцовую ярость. Так нахально вмешаться в воспитательный процесс и подрывать его, судьи, авторитет, да как она смеет!       — Я запрещаю тебе это делать!       Ну конечно, она не послушала. Такие молодые да зеленые, как она, вечно думают, что знают все и лучше всех, и постоянно спорят с людьми, которые старше, а главное, — умнее их. Последней каплей в их споре стало то, что дерзкая цыганка обозвала его дураком и швырнула в него этой дурацкой короной. Судья взбеленился.       — Капитан! — прорычал Фролло. — Арестовать ее!       Подвалы Дворца Правосудия научат ее манерам, подумал он. Он лично даст ей пару уроков… наедине… Нет, никаких плеток, никаких орудий пыток, только длинная нотация. Ну, возможно, он перекинет паршивку через свое колено и отшлепает ее так, как отшлепал бы любого совершенно непослушного ребенка на ее месте. Однако при мысли о таком наказании для цыганки, кровь опять отхлынула от мозга судьи и устремилась вниз. Фролло с шипением выдохнул сквозь зубы.       Эсмеральду трясло от злости и возмущения. Ну почему этот судья такой жестокий ублюдок?! Он ведь — приемный отец этого парня, она точно знала об этом, подслушала как-то раз разговор между Фролло и архидьяконом Собора. Судья должен защищать и оберегать своего приемыша, а вместо этого удовлетворяет на нем свои извращенные, жестокие наклонности и позволяет этим людям так издеваться над бедолагой! Она с большим удовольствием высказала в лицо старому мерзавцу все, что о нем думает.       — Я вижу здесь только одного дурака! — выплюнула Эсмеральда. — И дурак этот — вы!       То, что последовало потом, было вполне ожидаемо — судья напустил на нее солдат. Только солдаты эти были неуклюжими и слишком медленными, видно, прошлый капитан их сильно распустил. Они так и не смогли ее поймать.       Эсмеральда укрылась в Соборе, где ее и нашел капитан Феб. Поначалу она подумала, что этот капитан — такой же, как все солдафоны, тупое оружие, исполняющее волю судьи. Для того, чтобы она переменила свое мнение, им понадобилось подраться. Она славно отделала его канделябром, хотя он особо и не нападал, только защищался. Было видно, что Феб старается не причинить ей вреда. Эсмеральда даже прониклась симпатией к этому солдату, как вдруг дверь Собора открылась, и туда вошел судья со стражей.       Когда Фролло увидел Эсмеральду, стоящую напротив его капитана, в нем взыграла ревность гораздо более сильная, чем когда она стояла рядом с Квазимодо. Вот чертова вертихвостка, продажная девка! Как бесстыдно она кокетничает с его капитаном, строит ему глазки, пытается очаровать! А капитан рад стараться, стоит, слюни распустил!       Внутри судьи все кипело и клокотало, хотя внешне он оставался совершенно спокойным.       — Молодец, капитан! — холодно сказал он. — А теперь, арестуй ее!       — Не могу, ваша честь! — пожал плечами Феб. — Она попросила убежища, я тут бессилен.       Идиот.       Судья скрипнул зубами.       — Так вытащи ее на улицу, и… — начал он, но архидьякон Жозасский стоял на страже своей паствы.       — Судья Фролло, вы не можете арестовать девушку! — настойчиво сказал он. — Она находится вне вашей юрисдикции, она в божьем храме, и Бог ей судия! Прошу вас, не кощунствуйте здесь.       Фролло гневно нахмурился, но поделать ничего не мог — они были правы. Тот, кто попросил убежища — неприкосновенен. Пока не выйдет за двери храма. Судья ухмыльнулся про себя и сделал вид, что пошел на выход. Но пока архидьякон выводил под руку капитана Феба, которого дополнительно еще бодала под зад рогами коза Эсмеральды, Фролло спрятался за колонну, обошел цыганку сзади и скрутил ей руки.       — Думаешь, ты меня провела? — промурлыкал он ей на ухо. — Но я — человек терпеливый, а вы, цыгане, не в состоянии сидеть взаперти.       Судья чувствовал, как эта девчонка трепещет в его руках, она была такой упругой, с нежной кожей… А какой у нее был роскошный запах! Судья зарылся своим носом в ее волосы, смакуя этот чудесный аромат, исходящий от цыганки. О, какое блаженство!       Эсмеральда почувствовала — творится что-то не то. Судья стоял слишком близко, да нет, он явственно прижимался к ее телу, а когда он зарылся носом в ее волосы… Она запаниковала.       — Что вы делаете?! — спросила она.       Фролло еще сильнее прижался к ее телу, и его рука скользнула к ее шее, нежно коснувшись бархатистой кожи на горле девушки.       — Я просто представил веревку на этой дивной шейке, — ответил он, но его тон красноречиво говорил о том, что в воображении своем судья видит вовсе не такую картину.       В Эсмеральде взбурлила злость вперемешку с ликованием. Погоди же, подумала она, я найду на тебя управу! Ты у меня из рук есть будешь!       — Я знаю, что вы представили! — она вывернулась из его рук и дернула его за сутану. Судья от неожиданности нагнулся, а она впилась в его губы.       Судья не мог в это поверить. Она опять это сделала! И на этот раз, поцелуй не был чем-то случайным, она целенаправленно прицелилась и ужалила его своим острым язычком, словно пчела.       — Вот, чего на самом деле вы хотите! — прошипела Эсмеральда, яростно прожигая его своими зелеными глазищами. — И что вы теперь будете делать?!       Какая наглость. Какое возмутительное нахальство… восхитительное нахальство…       Фролло схватил ее за локоть и втолкнул в один из тех самых темных уголков Собора, где тебя никто не видит. Там он буквально вжал дерзкую девчонку в стену своим телом.       — Тебе не следует заходить так далеко, девчонка, — хрипло прошептал судья. — Есть грань, за которую переступать нельзя. Ты только что это сделала.       Он смял ее губы своим ртом, терзая их, наслаждаясь их вкусом. Она была такой терпкой, такой сладкой, отдавала вишнями, он просто не мог от нее оторваться.       Когда судья втолкнул Эсмеральду в эту нишу, она перепугалась. Она не успела ничего сделать, уж тем более достать нож, чтобы охладить судью, как тот прижал ее к стене и впился в ее губы. У Эсмеральды закружилась голова — поцелуи судьи нисколько не походили на те, которые она испытывала раньше. Она не испытала никакого отвращения или брезгливости, как это было с другими мужчинами, когда язык судьи оказался у нее во рту и коснулся ее языка. Нет, судья будоражил ее, заставлял ее кровь вскипать, он опалял ее своим жарким дыханием, и когда она подумала, что вот прямо сейчас умрет от интенсивности своих ощущений, его рука нырнула в вырез ее рубашки и обнажила ее грудь, сжимая ее, теребя пальцами за сосок. Эсмеральда задохнулась и застонала:       — Ваша честь, мы же в церкви! Это кощунство…       Судья был на седьмом небе от счастья. Она отвечала ему, да еще так жадно, что он заходился от страсти. Люди нас не видят, а бог простит, подумал он и сделал то, чего так давно ему хотелось — обнажил ее грудь и нежно сжал в своей ладони, играясь с ее соском пальцами. И, когда она простонала ему в рот ту фразу про кощунство, что возбудило его еще сильнее, судья оставил в покое ее губы и прильнул своим алчущим ртом к ее груди.       Эсмеральда почувствовала, как она сходит с ума. Его рот жадно терзал ее грудь, отчего удовольствие стало острым и расходилось по телу волнами. Жар внизу ее живота был совершенно невыносимым, она была вся влажная и отчаянно хотела, чтобы уже судья переступил грань. Она хотела, чтобы он сделал с ней все то, что мужчины обычно делают со своими женщинами, когда находятся в такой же ситуации и так же возбуждены, и ее совершенно не волновало, что они сейчас стоят в церкви, что их могут увидеть люди, она просто хотела почувствовать судью внутри себя. Она зарылась рукой в его густые, серебристо-седые волосы, и застонала, выгибаясь навстречу его ласкам.       Фролло почувствовал, как ее рука коснулась его волос, и девчонка выгнулась навстречу ему, застонав от того, что он с нею делал. Она недвусмысленно показывала, что хочет большего. Вот так-то, моя дорогая, торжествующе подумал судья, сейчас ты узнаешь, каково это — так дразнить взрослого мужчину. Он оторвался от ее соска и, обхватив ее голову ладонями, властно сказал:       — Через три дня ты, дитя, придешь в мой дом. Здесь — божий храм, мы и так в нем хорошо накощунствовали.       Эсмеральда облизала губы, и судья подавил дикое желание опять прильнуть к ней, насладиться ее вкусом.       — С черного входа или парадного? — хрипло спросила она, и в этой фразе он почувствовал яд, чем не мог не восхититься — даже находясь в невменяемом состоянии от его ласк, соображать она начинает быстро и саркастически. Она явно намекала, мол, будешь ли ты скрывать свою связь с цыганкой, или открыто осмелишься?       — Мне все равно, — ответил он, — входи так, как ты хочешь. Но чтобы через три дня ты была в моем доме!       — А если я не приду? — выдохнула она.       Судья опять впился в ее губы, опаляя ее своим жаром, не давая вздохнуть. Оторвался он от нее только тогда, когда она жалобно захныкала и потерлась промежностью о его бедро. Его собственное мужское достоинство болезненно пульсировало, желая логичного завершения всех этих ласк.       — А если ты не придешь, — обжег он ее ухо своим дыханием, — я пойду искать тебя. И я тебя найду, даже если мне для этого понадобиться сжечь весь этот город.       — Меня поймают! — ее губы почти касались его рта. — Вы же сами оцепили всю площадь и выходы из Собора. Как же я попаду к вам?       — Я не собираюсь менять свой приказ, — ухмыльнулся он. — Это тебе за то, что ты мне надерзила. Отсюда тебе поможет выйти мой пасынок, а дальше прояви смекалку, ты это хорошо умеешь, я же видел. Если не струсишь, конечно.       Судья хорошо знал, что делает. Девчонку заводила эта игра, и он не сомневался, что она придет.       Он отступил от нее, поднял с пола свой шаперон, упавший туда во время их шалостей, стряхнул с него соринки и, пригладив выбившиеся из прически пряди, надел на голову.       — Не забудь, дитя, через три дня я жду тебя, — с этими словами он развернулся и степенно пошел к выходу, совершенно не походя на того охваченного безумным желанием человека, каким он был еще только пару секунд назад. Выдавал его разве что непривычный румянец на его лице, обычно всегда таком бледном.       Эсмеральда поправила рубашку. Низ живота тяжело ныл, тело требовало удовлетворения, которого судья ей так и не доставил.       И тут до нее дошло, что он сделал — он присвоил себе ее инициативу! Это она собиралась диктовать ему свои условия, но на деле вышло наоборот. Судья этого просто не позволил. До сих пор она вертела мужчинами, как хотела, они ластились к ней и делали все, что ей было нужно. Теперь же она была в положении этих мужчин. Судья поставил ей свое условие, и она не могла отступиться. Во-первых, потому что сама этого хотела, и она невольно восхитилась тем, как судья ее раскусил, все-таки он — чертовски умен, да и двадцать лет судейства… он же людей насквозь видит, вот об этом она не подумала, когда творила все свои глупости. Во-вторых, угроза судьи была чрезвычайно серьезной, Эсмеральда нисколько не сомневалась, что, когда он говорил про сожжение города, он действительно собирался это сделать. В-третьих, ей понравилась эта авантюра. Пробраться в дом судьи так, чтобы тебя не поймали солдаты, которых на тебя напустил сам же судья! Это вызов. Нет, она была уверена, что, даже если ее схватят, в подземелье она пробудет недолго, судья ее оттуда вытащит. Но это было бы фиаско. А она не желала ему проигрывать хотя бы в такой мелочи. Нет, ваша честь, игра еще не закончена, подумала она, мы еще посмотрим, кто кого!