переломы

в воскресенье теён открывает глаза и по привычке хватает телефон, чтобы посмотреть, который час, и запустить свою ежедневную утреннюю рутину. открыть оба глаза, принять вертикальное положение, пнуть тэиля, заставить его помочь ему пнуть каждого из участников, стащить сычена с кровати и отправить всю эту сонную кучу в душ. но теён смотрит на экран одним глазом и видит самую лучшую картину в своей жизни — воскресенье, девять утра. тот самый день, когда менеджер позволил им не принимать никакие звонки, не надевать узкие джинсы и не вылезать из кровати до самого вечера. теён выдыхает так облегченно, как будто с него сняли обвинения в каком-то особо жестоком убийстве, и откидывается обратно на подушку, которая все еще держит форму его головы. — привет, — хрипло говорит ему кто-то справа, и из-под одеяла выглядывает встрепанный джехен. он моргает пару раз на свет — глаза, две сонные щелочки — и улыбается, сверкая своими ямочками. не поцеловать их кажется преступлением, а теён честный парень, поэтому он поднимается на локте и легонько скользит губами по джехеновым щекам. тот морщит нос и пихает его ногой под одеялом. — классно, что ты уговорил хёна поменяться с тобой кроватями, — бормочет джехен, растирая глаза руками. — хотя он там сейчас с енхо, я сомневаюсь, что он хорошо проводит время. — учитывая то, что енхо вчера пришел с эфира полумертвый, то я думаю, что у тэиля есть время до обеда, — ворчит теён. ему хочется обниматься и целоваться — то, что он заслужил в свой выходной, за который ему пришлось буквально драться с начальством. до всеобщего восстания есть еще около двух часов и тратить время на болтовню здорово, конечно, но теён наговорился еще вчера ночью. тогда джехен не мог уснуть и не давал уснуть и ему своими: — хён, а какой фильм твой самый любимый? — хён, а если выбирать между ники минаж и дрейком, то с кем бы ты хотел коллаб? — хён, я потерял где-то под тобой телефон, поищи, мне надо срочно проверить чат. он сгребает джехена за шею одной рукой, а вторую просовывает под его теплым боком, сминая руками и без того сбитую на край кровати простынь. тот фыркает, как недовольный лис, и вертит головой из стороны в сторону, только подставляясь под теёновы поцелуи. — эй! — возмущенно ерошится джехен, когда теён сильнее вжимает ему пальцы в шею. он открывает рот еще для каких-то претензий, но как-то смешно охает и напрягается всем телом — от макушки до пяток. это невозможно не почувствовать, потому что его коленка больно впивается прямо теёну в живот. он медленно оглаживает пальцем сначала первую выпирающую позвоночную косточку, затем опускается ниже, очерчивая рукой все изгибы. больше, чем смотреть на джехена, ему нравится только трогать его. скажи ему закрыть глаза и это не доставит проблем — он знает это тело так же хорошо, как и все свои строчки в песнях. знает, куда надавить, чтобы джехен заорал, и знает куда надавить, чтобы он тоже заорал, но уже в другом контексте. когда он доходит до первого ребра, то джехен совершает какой-то совсем уже нарутовский переворот и выворачивается из-под его тела в сторону. теён даже пальцем не шевелит, когда его вжимают куда-то в матрац лицом — только дергает ногой пару раз для приличия, особо не стараясь — а когда он чувствует чужое дыхание на своей спине, то улыбается и кусает краешек подушки. — когда-нибудь, — невнятно бормочет джехен сверху, — ты перестанешь этим пользоваться. теён открывает рот, чтобы сказать — хрен тебе, пока я в этом нуждаюсь — но ойкает и еще сильнее вжимается животом в кровать. у джехена руки как горячая плита, и сам он — большая печка. когда он прижимается к спине теёна животом, тот чувствует, как горит и изнутри тоже. извернувшись, он сталкивается с джехеном лбами и взглядом — тот смотрит так, что хочется умереть. когда они, наконец, целуются, то теёну не хватает воздуха, а взъерошенные волосы джехена щекочут ему щеки и лезут в рот. пытаться одновременно не шевельнуться и убрать чужие волосы со всего лица — настоящее искусство. теён едва касается лица джехена, убирая отдельные торчащие прядки ему за ухо, и чувствует, как тот улыбается. а потом сразу же наваливается сверху, отчего правая рука теёна, которой он упирался о кровать, подкашивается и он всем телом может ощущать счастье быть снизу. тяжело. — ну хватит, — он пытается пнуть жутко довольного джехена по ребрам, но промахивается, потому что — ну да, специально. — я не для этого выгнал своего хёна, мы могли бы покувыркаться и в его присутствии. — а мы уже кувыркаемся? — джехен вскидывает брови и успевает цапнуть теёна за нос до того, как у него появятся еще какие-то вопросы. а потом он вновь начинает терзать его губы и теён думает — ладно, хрен с ним, с этим уж слишком ластящимся котом, и с тэилем тоже, за компанию. выгибается навстречу так, что хрустят позвонки, а джехену приходится чуть приподняться, чтобы подхватить его под спиной. — завтрак, суки! — вдруг совершенно неожиданно орет из коридора доён. орет хорошо, слышно, что специально старается взять такую высокую ноту. откуда-то издалека слышно, как кто-то орет в ответ, чтобы он заткнулся. сложно понять, кто это, когда об этом мечтают сейчас все. джехен сдержанно ржет в поцелуй. — в следующий раз снимем номер где-нибудь, хочешь? теён откатывается от него чуть в сторону и пытается одновременно отдышаться и найти хоть одну причину, чтобы сейчас не выйти в коридор и не начать драку. причин нет. зато есть орущий доён и шесть злых сонных человек, которые прекрасно сделают все за него, если тот не заткнется в ближайшие две минуты. а доён не затыкается. — в следующий раз, — тяжело вздыхает он и накрывает их обоих одеялом с головой, — я лучше сниму какого-нибудь киллера.