переломы

донхёк серьезно объявляет, что рождество уже через неделю и загружает в духовку партию уродливых печенюшек. джисон смотрит на них через прозрачную перегородку и говорит, что они похожи на маленькие кривые члены. донхёк обиженно открывает рот для крика; в кухню просовывает голову юта. — я слышал, что тут кто-то несовершеннолетний произносил грязные слова. потом вместе с джисоном заглядывает в духовку и удивленно добавляет: — блин, это правда запеченные письки? донхёк говорит, что письки здесь только две и они прямо перед ним, и демонстративно отписывается от них в твиттере и инстаграме. печенье даже не сгорает — с подозрительными лицами в кухню вползают джонни с тэилем, у которых развито шестое чувство на всякую хрень, которую вытворяют младшие — они сошкребают ножом немного подгоревшие бока, и донхёк гордо вымазывает своих сдобных уродцев кремом из кондитерского шприца. тэиль тянется через весь стол за единственной чистой чашкой — джонни четко заученным движением держит край его свитера, ползущий куда-то вверх, к груди. — кто-то видел джехена с тэёном? — спрашивает юта; донхёк бросает в него полотенце, когда тот пытается своровать остывающее печенье. — это ж вроде как их квартира. — джехен дал мне ключи, — отзывается джонни. — и тэиль решил, что им пора украсить дом. праздники совсем скоро, а у них только снежинка на окне висит. тэиль снизу вверх режет джонни взглядом. — пиздишь, — коротко говорит он, и джонни покорно передергивает плечами. — может быть, тэн взломал замок. — последний раз, когда тэн пытался открыть дверь без ключа, он просто разбил окно кирпичом, — снова попускает его тэиль, и джонни поднимает обе руки в знак поражения. в коридоре что-то глухо падает и кто-то неразборчиво ругается. у юты загораются глаза, и он выбегает на звуки, едва не сшибая собой стул и тэиля. донхёк и джисон убегают скорее за компанию, чем от большого желания посмотреть, как сычен очень перецепился через полку для обуви и шмякнулся. на кухне пахнет пригоревшим тестом и клеем — донён склеивал елочную игрушку, на которую сел джонни несколько часов назад. тэиль опять тянется, чтобы поставить чашку обратно, и его растянутый красный свитер ползет вверх. он смешно фыркает, когда джонни задевает его спину холодными пальцами, и пытается пнуть его ногой вслепую. он делает это просто для того, чтобы джонни не понял, что его защита пала. так-то проще развалить кирпичную стену, чем завалить джонни с одного пинка. — со ёнхо, — говорит он, не поворачиваясь, — прекрати приставать, мы еще не развесили омелу, у тебя нет повода. джонни наклоняется и щекотно выдыхает в тэилеву шею — ему тепло и спокойно, а тэиль в смешном красном свитере с открытым горлом, и хочется запереться где-нибудь и обниматься двадцать часов. проблема только в том, что тэиль — хён с шилом в заднице, и для него проблема даже просто постоять спокойно две минуты, переждав наплыв внезапной нежности. он откидывает голову назад, упираясь макушкой джонни в грудь, и строго смотрит снизу вверх через прищур. — со ёнхо, — снова повторяет он, — никаких поцелуев, пока мы развесим омелу, ты же не хочешь разрушить традиции? его слова означают «нет», но взгляд и тон говорят «я жду уже пять минут, пока ты сделаешь это». джонни не тупой, он размыкает руки и позволяет тэилю выкрутиться и повернуться к нему лицом. — а можно вопрос? — спрашивает он; тэиль вопросительно вскидывает брови. — ты знаешь, где мы развесим омелу? поцеловать его получается быстро и смазанно, потому что тот сразу просекает фишку, что где-то его сейчас обманули, а еще потому, что джонни теряет равновесие, когда наклоняется, и ему приходится схватиться за стол, чтобы не пролететь мимо тэиля прямо в пол. у него немного сухие губы, со вкусом шоколадного бальзама, а еще тэиль втихую умудрился снять пробу с печенья донхёка. — мы повесим ее прямо тут, — отвечает на собственный вопрос джонни, красиво облокачиваясь локтем об угол стола. тэиль закатывает глаза и позволяет снова сгрести себя в удушающий захват со спины. из коридора юта весело кричит, что на донхёка упала елка.