I'd Let You Win

Гарри от него отдаляется. Эггзи замечает это. Они проводят большую часть времени вместе: миссии, обсуждение стратегий, нудные собрания, ужины каждое второе воскресенье, ставшие их негласной традицией. Он и Гарри — только они вдвоём. Тильда не возражает, хоть в молчании отчётливо ощущается раздражение. Они ужинают два раза в месяц. И не заметить перемен в Гарри Эггзи не может. Сначала было удобно списывать нарастающую неловкость на последствия травмы и довольно болезненного восстановления памяти. Гэри Анвин — оптимист до мозга костей, прошедший через не один круг ада, но идиотом он не был никогда. И он видит, как Гарри отстраняется. Улыбается невпопад — наигранно, нелепо, фальшиво. Тянет заезженное «Где же Ваши манеры, мистер Анвин?», на что получает совсем другую улыбку. Искреннюю, тёплую. Потому что находиться с Гарри — приятно до покалывания на кончиках пальцев и мурашек от затылка к пяткам по хребту. Рядом с Хартом, пусть изменившимся, пусть не тем, спокойно. Рядом с ним Эггзи чувствует себя самим собой. Нелепым парнишкой из трущоб, которого из очередной передряги вытащил идеальный с ног до головы агент Галахад. Прищур не лукавый — подозрительный, улыбка вымученная и неживая, в жестах — на порядок меньше грации. Гарри совсем не тот. А чувства вызывает те же. К бесконечному восхищению добавляется непривычное ему желание защищать, оберегать, опекать. С того момента, как Эггзи вернул его, с того самого мига, когда растерянный взгляд намертво впечатался в подсознание, ему хочется окружить Харта заботой. Гарри от него с каждым днём всё дальше и дальше. Эггзи вдруг осознаёт, что они поменялись местами. Теперь говорит по большей части он, а Гарри лишь смотрит на него, как смотрел он сам полтора года назад, когда тот уверенной походкой вошёл в его жизнь. Когда сразил наповал, заворожил и заставил жадно внимать каждому жесту, каждому слову, интонации и намёку на улыбку. Во взгляде так много чувств, знакомых Эггзи не понаслышке. Восхищение, нежность, забота и боль. Боль, что чёрными вспышками мелькает в карих глазах, что пробегает по кромке радужек, поглощая тепло и свет. Растворяет надежду. Харт отделывается сухим кивком и кратким прощанием после собраний. В глазах осеннего Гарри настоящая стужа. У солнечного Эггзи — иней на сердце.

***

Он подставляется. Банально лезет под пули в попытке сыграть на опережение. Костюмы — не универсальный щит. От глупости уж точно не спасают. Текила кричит что-то в паре шагов от него, и Анвин мог бы поклясться, что это маты, если бы звук не рассеивался, а пространство не расплывалось бы перед ним. Его подхватывают сильные руки — Гарри — запоздало фиксирует сознание. Вся бойкость, упрямство куда-то исчезают. Тают под натиском ничуть не холодных, родных ему глаз. Вокруг становится непозволительно тихо. Эггзи надеется, что цель выполнена, потому что он не в состоянии дать отпор в данный момент. Гарри всё ещё держит его. Сквозь замутнённое восприятие, через неверие, мельтешащие, хаотичные мысли прокрадывается тихое: — Я солгал, мой мальчик, — в тоне та же твёрдость, только Эггзи знает, что это фальшивка. Голос Гарри едва-едва — сразу и не уловить — дрожит. Неужели дела настолько плохи? Странно, он не чувствует ничего. Ему спокойно. С ним ведь Гарри. Его Гарри. — Не надо… — хрипит и закашливается. — Я видел тебя тогда, — он прикрывает глаза на мгновение, не желая показывать, как уязвим. Стыдится чувств, словно из них двоих малолетка — не Эггзи, а он. — Какой же ты глупый, — нежности через край даже в полуобморочном состоянии. Веки тяжелеют, его клонит в сон. — Эггзи! — слышит растерянный возглас Харта, прежде чем провалиться в темноту. Он не боится, ему не страшно. Потому что с ним Гарри. Так близко. Так правильно.

***

— Присядь, — Эггзи не просит, он его умоляет. Всё в нём кричит — до сорванного голоса, до тахикардии, разрыва сосудов и больной потребности в Гарри прямо сейчас. Гарри с выверенным спокойствием подходит к койке, садится и смотрит не на него, а сквозь. Эггзи тянется к его руке и сжимает руку Гарри осторожно, бережно. «Я рядом». — Я так боялся тебя потерять, — взглядом вплавляется, пробирается под кожу, заполняет пронзительным взором каждую клеточку в нём. Гарри дышит прерывисто, не в силах совладать с собой. Эггзи приподнимается, шипит — внутренности словно пылают огнём — и приближается к Харту, чтобы обнять. Прижимается доверчиво, открыто, искренне. Вдыхает запах крепкого кофе — напарник отчего-то пахнет всегда именно им — и шепчет: — Мерлин наверняка сказал бы нам, что мы идиоты, каких поискать, — пальцы скользят по плечам Гарри, успокаивая. «Тише, я рядом». Харт обнимает его ещё крепче, и пусть раны ноют, ему всё равно. «Не оставляй меня». Гарри обещает. «Никогда». Отныне и навсегда.