***
Повисает мёртвая тишина, когда Тильда внезапно спрашивает: — Ты меня любишь? Они ведь женаты. Ему и нужно только, что кивнуть, сказать «разумеется, детка» или что-то в этом духе. Он скребёт вилкой по тарелке и не может выдавить из себя обычное «да». У неё на лице безысходное понимание и боль, которую она умело скрывает за слабой улыбкой. Он должен быть смелым хотя бы сейчас. Он качает головой, не уверенный, что голос не дрогнет, если он произнесёт одно-единственное слово. Нет. Н е т. Я тебя не люблю.***
Он просыпается посреди ночи от кошмара. Привычное дело. Не включает светильник, как делала Тильда, — яркий свет всегда резал глаза. Лежит в темноте, дышит глубоко. Ему вновь приснилось, как в Гарри стреляют. Каждый раз — до лопнувших барабанных перепонок от собственного крика. Он кричит. Он кричит всегда так, будто от него отрывают кусок за куском. Оказывается, раскуроченное сердце можно разодрать ещё сильнее. Эггзи надрывно смеётся. В ответ — тишина. Он один. Он теперь один. Это… принятие?***
— Я пересматривал твоё личное дело, Эггзи. Он не верит своим ушам. Звучит как начало нормального, полноценного разговора — в разы больше того, чем он довольствовался последние месяцы. Он держится, не выказывая волнения, хотя сердце вот-вот проломит рёбра и заглохнет от того, что Гарри и впрямь с ним разговаривает. Не отделывается скупыми репликами и отчётами. Как в старые добрые. — И? — Почему? Потому что она не смогла заменить тебя, а я позорно бежал. Потому что она никогда не станет важнее, дороже. Потому что ты — всё, что мне нужно. — Потому что я её не люблю. Гарри кивает. Тема исчерпана. Его холодность и спокойствие становятся поперёк горла. Эггзи в шаге от того, чтобы опрокинуть стол. Вместо этого он молчит, прикусывая губу до крови.***
Он остаётся в доме один. Тильда, будучи чрезвычайно тактичной, а может, вспомнив о королевской гордости, съехала ещё неделю назад. Эггзи не может найти себе места. Вспоминает о том, как натужно, косо, криво клеились-собирались их отношения. Когда всё летело в тартарары, он думал не о них. Не о том, что могут построить. Гарри не помнил. Эггзи заходился в агонии, на куски распадался. И это всё, что имело значение. Даже сейчас он не испытывает сожаления: эта диснеевская сказка не для него, он обязан её отпустить. По правде говоря, должен был сделать это ещё до свадьбы, до того, как связать себя узами, что душат, мешают. Мне жаль. Я не должен был.. Прости, Гарри. Чертовщина какая-то. Ему же не пять и даже не десять. Детсадовские отмазки уже давно не актуальны. Эггзи его не хватает. Он засыпает с телефоном в руках, так и не сообразив, что сказать. Ему так его не хватает.***
Он просыпается в который раз среди ночи в холодном поту. Сердце колотится ошалело, будто взяло разгон, а тормоза отказали. Ноги несут его сами. К дому, где слишком много воспоминаний, связанных с Гарри. С его невозможностью отпустить, с его нежеланием мириться. Гарри не удивляет его появление. Или он искусно притворяется. Он не разберёт. Не разберёт ничерта. — Ты можешь остаться до утра. Проводит линию между ними. Чертит границу. За неё заступать запрещено, Эггзи, заруби себе на носу. — Спасибо. Гарри уходит к себе в спальню. Эггзи распадается. От того, как раздирает глотку отчаяние. Он ему нужен. Сегодня. Завтра. Всегда. Но он больше не импульсивный и заносчивый мальчишка. Он не может ожидать того, что всё образуется как по волшебству. Не после того, как сам всё похерил. Волшебства нет. Люди умирают. Не возвращаются.***
Все худшие кошмары — наяву, понимает Эггзи, когда стоит на пороге его спальни. — Пусти меня. Я не уйду. Прошу тебя, Гарри... — шепчет в полубреду, и становится наплевать, даже если Гарри вышвырнет его к чёрту. Он заслуживает этого. На все сто процентов. Но он больше не в силах бороться. Силы иссякли, выдохлись. Он стучит в закрытые двери, зная: Гарри по ту сторону. Он ждёт. Вопреки всему, он не отвернётся. Я никуда не уйду. Не после того, как жил с мыслью, что тебя больше нет. — Мы можем сделать вид, что ничего не случилось, что это просто приснилось, я лишь… Он ругается себе под нос. Всё не то. Как донести? Как дать ему понять, господи, как сильно он нужен? Гарри дёргает его за локоть к себе и кривит губы в ухмылке. — Неужели одного раза было недостаточно, Эггзи? Эггзи не отвечает ничего — утыкается носом в его грудь и не верит своим ушам, когда слышит рваный всхлип, почти что вой. Это он? Это полудохлая псина, что цепляется за остатки сил — за Гарри цепляется. — Не хочу больше так. Гарри цепляет пальцами его подбородок, и он отдаётся порыву. Целует. Касается робко губами. — Я виноват, я так перед тобой виноват… — Давай спать. У нас ещё будет время всё наверстать. Эггзи различает в его словах нотки надежды. Той самой, что живёт, несмотря ни на что. Живёт в них обоих.