***
Нейтон, как и намеревался, сообщил родителям Маринетт о случившемся, только решил, что лучше сказать об этом лично, а не по телефону. Но, исходя из соображений этичности, рассказал Тому и Сабрине только то, что считал нужным им знать, немного умалчивая и изменяя оригинальные события. Так как Маринетт всё равно ничего не помнила, он решил до последнего держать своё имя в стороне, попросив и родителей не говорить его имени дочери, объясняя это их расставанием и ссорой, о деталях которой, конечно, ни Том, ни Сабина не знали. На его счастье шокированная чета Дюпен-Чен тоже согласилась, что для скорейшего выздоровления Маринетт лишнее волнение ей ни к чему, и пообещали не упоминать его имени. Натаниэль сказал, где находится брошенная машина, и с грустью в глазах покинул их.***
— Ты чувствуешь, Паон? Находящийся в тени человек говорил очень тихо, его фигура была как будто расплывчатая. Медленно, словно без сил, он поднял руку и остановил её в воздухе, ощущая в пространстве что-то невесомое. Стройная женщина с русыми волосами, стоявшая неподвижно у окна, облегчённо вздохнула. — Посредник справился с работой, — растягивая слова, своим низким голосом проговорила она, — даже лучше, чем я рассчитывала. Вместо одной золотой жилы мы получили две. Вы видите? — Да-а, — почти шёпотом протянул человек в тени, — два потока, и они совершенно разные, такие полные, сочные, мощные, — он плавно вращал рукой, словно купая её в воде. — Проследи, чтобы это продолжалось, — повелительно добавил он. На что женщина лишь улыбнулась кончиками губ. Уже давно ей не за чем было следить — не было защитников, которые избавляли её жертв от чёрной сосущей Энергетики тех маленьких остроконечных звёзд, что она умело раздавала «избранным», сейчас её работа была легче лёгкой.***
Маринетт открыла глаза. Белый потолок в незнакомой комнате — вот, что предстало перед ней. Сначала она не поняла, где находится, но потом, пошевелив рукой и почувствовав капельницу, вспомнила, что она в больнице. Вчерашнее воспоминание о том, что она оказалась в больнице, было как-то смазано и обрывисто, голова жутко болела. По мере того, как она отходила ото сна и постепенно вспоминала события вчерашней ночи, уныние и пустота наваливались на неё. Не хотелось ничего, ни бороться, ни страдать. Она ощущала огромную «дыру» в своём теле, будто её приставили спиной к дулу пушки и привели её в действие, ядро напрочь вынесло всю середину её грудной клетки, и рваные края, истекая кровью, причиняли ещё большие муки. Для Маринетт был выбор: чувствовать эту боль и постепенно возвращаться в действительность или просто отключиться от реальности и уйти в никуда, где не было боли, где не было предательства и обиды, где просто царила пустота. И сейчас, хлебнув здоровенный глоток «яда» и почувствовав отвратительно горький привкус измены, она выбрала пустоту. Она лежала и продолжала сверлить взглядом потолок, видимо показание приборов изменилось, сигнализируя о её пробуждении, и до Маринетт донёсся звук приближающихся шагов. В палату вошла медсестра и приветливо поздоровалась. Она подняла изголовье кровати и, взглянув на девушку, спросила: не хочет ли она есть. Лежащая на кровати Маринетт промычала что-то нечленораздельное, опустошённо глядя перед собой, и та, расценив это, как согласие, вышла, отправившись за завтраком. Вернувшись через несколько минут с подносом, она аккуратно всё поставила перед брюнеткой и, повернувшись к приборам, стала внимательно изучать показания. Маринетт на автомате взяла ложку и лениво поводила ей по тарелке с кашей. — Мадемуазель Дюпен-Чен, — обратилась к ней медсестра, — вы что-нибудь помните из того, что произошло вчера? — Нет, — ответила Маринетт, желая, чтобы это было действительно правдой. — Совсем ничего? — удивилась медсестра. — Совсем, — приглушённо ответила девушка. — Я могу вам рассказать, как вас доставили сюда. В истории болезни есть описания о случившемся от свидетеля аварии. Маринетт молчала, эта беседа была ей крайне неприятна, потому что приходилось концентрироваться на том, отчего она хотела убежать. — Нет, не хочу, — ответила она дрожащим голосом, сглатывая подступающие слёзы. Заметив это, медсестра перестала навязываться и, закончив свои дела, тактично вышла. Так и не поев толком, девушка отдала поднос обратно. Она полулежала на кровати и глядела в окно, на голые ветви клёна, которые раскачивались на холодном ветру. Через какое-то время дверь снова открылась. — Маринетт, — позвал осторожно знакомый голос. «Мама», — мелькнуло в голове девушки, но она не повернулась. Моментально почувствовав настрой своего ребёнка, Сабина тихо подошла и молча взяла дочь за руку. Месье Дюпен-Чен так и остался стоять у двери, уже зная немного о том, что произошло, и видя подавленное состояние своей дочери, он чувствовал себя здесь лишним. Сабина не задавала вопросов. Просто стояла рядом и держала её за руку, немного сжимая и разжимая, показывая, что она понимает её боль, и она готова помочь ей. Но Маринетт не реагировала. Тогда, решив дать ей немного времени для того, чтобы переварить случившееся, они тихо попрощались и вышли, сказав, что навестят её завтра. Так прошёл весь день. Маринетт молчала, глядя в окно, почти не ела и всё больше и больше погружалась в пустоту. Не желая разрывать окутывающие её сети беспамятства, она выключила свой смартфон, чтобы никто не смог до неё дозвониться и потревожить её сон на яву. В полнейшем молчании проходило время, но Маринетт теперь не ощущала его.***
Прошло четыре дня. Нейтон, как и родители Маринетт, приходил после работы каждый день, но лишь вылавливал дежурных врачей, чтобы справиться о её состоянии. Он был осторожен и старался не показываться на глаза ни Тому, ни Сабине. Ему казалось странным, что Маринетт, которая получила всего лишь сотрясение, так долго держат в больнице. От врачей, которых он спрашивал об этом, добиться ничего не удавалось, и каждый раз, разговаривая с новым человеком, он надеялся, что наконец-то выпадет смена доктора Камбера, и тот сможет объяснить ему, что происходит. На пятый день он, как обычно после работы, заехал в больницу, чтобы в очередной раз узнать о её состоянии. Удача! В этот раз к нему вышел доктор Камбер, который принимал Маринетт. Увидев Нейтона, он помрачнел и, подойдя ближе, удручённо попросил его пройти с ним в кабинет, чтобы поговорить в спокойной обстановке. — Месье Куртцберг, — обратился он, когда они уселись друг на против друга, — я должен настаивать, чтобы вы открыли свою личность мадемуазель Дюпен-Чен! — сказал он, глядя на парня в упор. Нейтон непонимающе уставился на лечащего врача. — Состояние мадемуазель Дюпен-Чен ухудшается. На момент её поступления к нам, она чувствовала себя намного лучше, даже несмотря на те повреждения, которые она получила после аварии. Сейчас это буквально мумия, а не человек… Прошло всего несколько дней, а выглядит она, будто полгода лечилась химиотерапией. У неё сильная душевная травма, и это не даёт ей идти на поправку, если ничего не изменить, состояние её только усугубится. Нейтон сразу понял, о чём идёт речь. — Она находится в очень подавленном состоянии, — продолжил Доктор Камбер, — всё время молчит, практически ничего не ест и даже не плачет, что было бы наверно лучше в такой ситуации. Сильные антидепрессанты приведут её к психическим расстройствам, и я пока запретил их, но если ничего не изменится… — месье Камбер замолчал на минуту. — Поэтому я прошу вас попытаться хотя бы извиниться перед ней, чтобы выдернуть её из этого угнетающего её забытья. Доктор Камбер думал, что в её состоянии виноват Нейтон, и просил его поучаствовать в лечебном процессе. Но Нейтон-то знал, что он здесь ни причём, он посмотрел с грустью на врача и сказал: — Увы, я не в силах изменить её состояние, так как не я спровоцировал его. Месье Камбер замер с немым вопросом на губах. — Она застукала своего парня, настоящего парня, — уточнил он, —с другой девушкой, я не знаю, что именно произошло, но видимо ничего хорошего, и я здесь ни при чём, я просто стал свидетелем её аварии. Вы не подумайте, несмотря на то, что мы расстались, она мне очень дорога, но я совершил ужасный проступок по отношению к ней, и сейчас, в таком состоянии, увидев меня, боюсь, ей будет только хуже. Он замолчал, тут было о чём задуматься. Нейтон сидел, опустив взгляд в пол, и сжимал переплетённый руки, и тут ему пришла мысль. — Скажите, месье Камбер! К Маринетт кто-нибудь приходит кроме меня и её родителей? — Нет. — Тогда, возможно, я знаю, кто сможет помочь вернуть её к жизни! Доктор Камбер ожидающе посмотрел на рыжего парня. — Я всё организую, не беспокойтесь, — наполнившись энтузиазмом, ответил Нейтон. Конечно, он подумал об Але и, подскочив, наскоро пожал руку врачу. «Аля её лучшая подруга, она сможет вытащить на свет её переживания, она поможет, выслушает и утешит», — и Нейтон почти бегом вышел из кабинета.