LOVE SICK: беспокойная жизнь парней в синих шортах

Отмаявшись в женской школе, мы решили завалиться в гриль-ресторан близ шоссе Касет-Навамин, принадлежащий семье нон Кнотта. Мы так часто туда захаживаем, что его отец больше не тревожится по поводу неизбежно производимого нами шума. Он даже сказал нам, что только «за» наличие толпы детей в ресторане, так мы его оживляем. — Э-э-э-эй! Кто, блин, засунул говядину на гриль?! Дуй сюда, всыплю тебе! — Пум, целый час молчавший, восклицает, заметив кусок красного мяса, красующийся на гриле. Это после нашего единодушного соглашения «без говядины». Его возглас был таким громким, что я вздрогнул. И, конечно, вытворить подобный ужас мог только… — Что? Это не говядина, — а вот и он, виновник кутерьмы, раскрывает себя. Наблюдаю за Омом, держа во рту палочки для еды. Он медленно поднимает улику, названную Пумом «говядина», и болтает ею перед обвинителем. — Посмотри-ка. Слепому видно, это же… шпинат, — вот ублюдок! В жизни не встречал кого-нибудь столь же бесстыжего, как он! Башка Ома становится мусоркой, когда парни забрасывают её грязными салфетками. Так тебе и надо, говорю от всего сердца. Пум и Ом ещё немного поспорили о том, был ли это кусок говядины или шпината (у него хватает наглости возражать?). Пум одержал победу, подозвав официанта и попросив его немедленно заменить гриль ввиду ужасного недоразумения. Мы смеёмся, поднимая свинину, курицу, бекон и кучу другой снеди с гриля, чтобы они смогли его поменять. Между тем поглощается еда с других грилей. Сегодня тут много музклубовцев, поэтому в итоге мы сдвинули вместе три отдельных стола с тремя электроплитами. Нам едва удаётся фланировать и уминать еду. — Вот, ещё свинина, — я, вероятно, забыл упомянуть, что, как мы сели, я не поднимал глаз от своей тарелки. Я вообще ничего не жарил. Тем, кто занимался готовкой, проверял готовность, снимал для меня еду с гриля, был Пунн Пумипат или секретарь студсовета, который заявился в ресторан без приглашения (потому что также без приглашения сегодня ранее сопровождал группу). Думаю, теперь он секретарь президента музыкального клуба, ослеплённый безграничной любовью ко мне. В смысле он бы не отказался жевать и глотать за меня, если б мог. — Эй, ты тоже лопай. Разве не голоден? — я быстро перекладываю свинину и курицу в его пустую тарелку, когда на моей высится гора из свинины, утятины, грибов и курятины (на самом деле, нету никакой утятины. я просто хотел срифмовать, ха-ха). Однако Пунн просто улыбается и продолжает накладывать мне жареную свинину. Тьфу, ты что, за дурака меня держишь?! В любом случае пускай делает, что хочет. Так даже лучше, я просто буду сачковать, как калека. Хотя мне крупно повезло, что тарелка заполнена едой от Пунна, поскольку вскоре Нью разводит бодягу со своими закидонистыми рецептами (не стоит объяснять, что они за собой влекут, потому что они такие запутанные, не надо подросткам их перенимать). Хен едва избегает кошмарной судьбы, когда персонал заменяет гриль по недавней просьбе Пума. Иначе Хену пришлось бы наворачивать ужас, приготовленный Нью. Я сижу прямо у плиты, поэтому наклоняюсь, чтобы освободить немного места (плюс, не хочу пострадать). Но, похоже, кое-кто жаждет боли. — Было бы классно заиметь такую старшую сестричку, как тыыыыыы. Не хочешь забрать себе старшеклассника? — хе-хе. Можно не объяснять, что сказанувший такое мертвецки пьян? Ни один нормальный человек в здравом уме не заявит такое другому, несущему в руках нечто обжигающе горячее. Новая старшая сестрёнка Пира чуть ухмыляется, пугающе двигая электроплитку, будто желая запустить её ему в лицо. К счастью для него, она верит в изречение «не возражай психам и алкашам», поэтому он благополучно выходит сухим из воды и вновь продолжает наслаждаться жареной свининой и попивать пивасик (откровенно говоря, почти все мои друзья — орава психов и алкашей). Точно, мы заказали тонну пива благодаря Филму. Он сказал, что официантка в ресторане Кнотта симпатичная (и Кнотт не преминул похвастаться, что он сам её выбрал). И поскольку хорошенькая официантка наполняла для моих друзей стакан за стаканом (сегодня я не пью, не в настроении, и Пунн решил последовать моему примеру), все они окосели. Они даже выстроились в очередь, чтобы погорланить на сцене пленг пхуа чивит. Но вместо этого зазвучало… Луна уже не смотрит, луна не смотрит. Даже если луна не смотрит, я не позволю. Хм… люди, кто-нибудь, объясните, что за трагическая, жуткая картина разворачивается передо мной? Ом и Филм не могут петь «Дерзкий поцелуй под луной», ведь так?! Мы с Пунном, единственные на 100% трезвые, закрываем лица рукой, повторяя, что всё это, должно быть, сон, и всё забудется, когда мы проснёмся. Я непременно это выдержу. Кто-нибудь, заберите меня отсю…! ---- Я не боюсь утра, Боюсь лишь того, Что оно не наступит. Как бы ни было рано, Я с этим справлюсь. ---- Слава богу! Мой телефон звонит в кармане брюк! Я поспешно и чуть излишне драматично выхватываю его. Пунн смотрит на меня с палочками для еды в руке. Бинго! Это Юри! Её звонок спасает мне жизнь. Я больше не хочу созерцать эту нелепую сцену. Нон Мам щёлкал своей камерой, когда Филм во время песни целовал Ома в щёку (фу!). Когда эти двое протрезвеют и увидят фотки… Я могу просто отмазаться, что ничего не видел, поскольку болтал по телефону с Юри. Хе-хе-хе. — Алло? — Но, где ты? Так громко, — Юри кричит своим весёлым голосом, словно хочет посостязаться с окружающим меня шумом. Я перемещаюсь подальше в сад, чтобы скрыться от царящего гвалта (потому что сейчас Пир поёт дуэтом с отцом Кнотта, и это ужасающе). — В гриль-ресторане. Ты уже дома? — Давным-давно. Я поужинала, помыла посуду, приняла душ, переоделась в пижаму, посидела в аське и теперь собираюсь спать, — вау, какой детальный ответ. Я беззвучно хихикаю, затем слегка поддразниваю. — О, собираешься спать? Тогда зачем позвонила мне? — даже зная, что она чуть взбесится. — Затем! Ты сегодня был в моей школе, но мы едва перекинулись 10 словами! Думаешь, можешь просто отшить меня и отправить в постель? Мечтай! — звучит серьёзно, хе-хе-хе. Я посмеиваюсь над решимостью Юри. Сажусь на огромный камень неподалёку, чтобы поболтать с ней как полагается. Полагаю, это ещё и способ помочь животу переварить пищу: я чувствую, что объелся. Мы поговорили о том, о сём и затем обсудили сегодняшнее мероприятие. Юри проболталась, что каждая участница их музыкального клуба по уши втрескалась в мою группу после нашего прошлогоднего выступления. Потому они вели бой за то, чтобы мы снова появились у них в этом году. Забавно, учитывая, как мы тогда лажали. Это было совсем не профессионально, мы играли смеха ради. Честно, не верится, что участницы музклуба женской школы не заметили, как Ом и Нью играли на басу и гитаре в абсолютно разной тональности. Я едва мог подпевать. Как бы то ни было, на этот раз мы не опозорились (я думаю). Слушаю, как Юри рассказывает свои истории, смеясь над ними. Когда я практически теряю счёт времени, сзади на моё плечо ложится тяжёлая рука. — Пунн? — я восклицаю имя человека, стоящего передо мной. Хозяин упомянутого имени садится на камень с тарелкой еды в руке. — Хочешь? — спрашивает Пунн, хотя и не особо громко (особенно в сравнении с воем Пира в микрофон), но, похоже, Юри его слышит. — Пунн тоже там?.. — тихий голос с другого конца линии. Я так и подозревал. Я знал, что Юри всё ещё скрепя сердце говорит о Пунне, потому что именно он распрощался с Эм (в первый день их расставания мне пришлось выслушивать, как Юри на него жалуется, у меня чуть уши не отвалились. она искренне считала, что виноват Пунн, сам оборвавший связь с Эм). Прошло только 2 дня, Эм начала встречаться с новым парнем, и Юри прекратила отпускать комментарии по этому поводу. Я не уверен в степени её осведомлённости, но, думаю, она больше не будет безоглядно обвинять Пунна. Но я пойму её неловкость в общении с ним, ведь мог остаться неприятный осадок. — Да, все, кто помогали нам, здесь, — отзываюсь ей, а мои брови взлетают, когда Пунн протягивает тарелку свинины, рисовых крекеров и зелёной лапши. Юри отвечает с лёгкой нерешительностью в голосе. — Тогда передай ему от меня привет. — Тебе привет от Юри, — я играю роль посредника и передаю сообщение Пунну, как велено. Пунн слегка опешил, но тут же на его лице возникает довольная улыбка. — Эй. Ты ещё не спишь, Юри? — эх, теперь ты заводишь с ней беседу? Смотрю на часы и обнаруживаю, что уже за 11 вечера, пока жду ответа с другого конца линии. — Я планировала болтать с Но, пока не усну! Хе-хе! — ну, зашибись. Поворачиваюсь, чтобы передать Пунну слова Юри, и он смеётся, а потом предупреждает её: если поздно ложишься спать, то превратишься в панду с запавшими глазами. Он также добавляет, что её кожа быстрее постареет и покроется морщинами. Боже, он упоминает всё то, что нельзя говорить женщинам! Как и ожидалось, Юри приходит в необычайное возбуждение (потому что ни одна женщина не захочет слушать про свою горькую участь). Она убеждает, что есть лосьоны и кремы, которые помогут этого избежать. Но Пунн не унимается и говорит ей, что эти кремы сделаны из мочевых пузырей мёртвых китов. Юри в трубке продолжает беситься. В конце концов я вручаю телефон Пунну, чтобы обсудили всё сами (а не полагались на меня, связного). Но мне всё равно слышно, как визжит Юри в ответ на поддразнивания Пунна. А тот веселится, вероятно, потому, что может к ней поприставать. Юри не твоя младшая сестрёнка, кто ты такой, чтоб её подначивать и провоцировать? От вида этих двоих, шутящих и хихикающих друг с другом, мне становится чуть легче. Надеюсь, Юри уже не думает слишком плохо о Пунне. Я люблю их обоих, будь они в неладах из-за случившейся беды, я бы мучился. Пунн долго смеялся и болтал с Юри, прежде чем вернул мне телефон. Тогда Юри принялась разглагольствовать про его жуткую несносность, о которой она и понятия не имела (теперь ты знаешь, кто хуже всех). Её голос звучал много радостнее и оживлённее во время обсуждения Пунна, и я невольно улыбался тоже, пока он сидел рядом со мной. Мы довольно долго разговаривали (Пунн иногда вставлял свои пять копеек), пока не вышли парни, объявить, что они сворачиваются (и громко подъебнули нас с Пунном! к счастью, Юри их не услышала). Я хотел закончить разговор, но Юри попросила передать трубку Пунну. Чёрт знает, о чём они говорили, я лишь услышал его ответ: «Я присмотрю за ним, пока он не уснёт». Э… что он имел в виду? Я узнал, что именно, когда мы направлялись домой. Отец Кнотта как обычно был супермил. Он наказал работнику ресторана развезти нас по домам. Хотя я не понял, с чего ради меня высадили первым (мой дом вовсе не ближайший к ресторану). Парни в машине заулюлюкали, когда мы с Пунном вылезли вместе. Горите в аду, придурки двинутые! Верно. Вот о чём Пунн говорил с Юри. Хотел найти предлог, чтобы переночевать у меня. Он утверждал, что музыкальный клуб его измотал донельзя, заставив таскать вещи, настраивать звук, мало того, петь и краснеть от этого на сцене. По его словам, президенту клуба нужно было взять на себя ответственность за случившееся, хорошо позаботившись о нём ночью. Хватило же нахальства такое заявить. Вроде как раз он упрашивал нас взять его с собой? Чего сейчас-то ноет? -_-“ Но пофиг. Если хочет остаться у меня, пускай. Устало киваю, разрешая ему, и машу на прощание всё ещё глумящимся в машине парням (да какого хера?! никто и не вякнул, когда Пир спросил у Кнотта, можно ли остаться у него на ночь!). В итоге я бросил махать и стал демонстрировать им средний палец. Даже когда фургон отъезжает, они опускают стёкла и высовывают головы наружу, чтобы постебаться над нами. Включите мозги! Почти полночь, люди спать пытаются! Мы с Пунном хихикаем, когда фургон скрывается из виду. Заходим в дом, где темно, хоть глаз выколи. Пунн уверяет, что объелся всей этой жареной свинины и морепродуктов. Я же сильно вымотался и не обжирался, как некоторые. В основном я набивал желудок креветками с фунчозой. Шагнув за порог спальни, мы включаем кондиционер. Сейчас начало года, всё ещё ужасно жарко. Подхожу, чтобы убрать мою обожаемую электрогитару на её привычное место. Я редко беру её куда-нибудь, если того не требует мероприятие. Я попросил дядю помочь мне купить её на японском аукционе, и стоила она зверски дорого. Но всё равно дешевле, чем заказывать новую. Да я бы умер, появись на ней хоть одна царапинка. Пока мы молча раскладываем свои вещи, меня вдруг пронзает одна мысль: — Пунн. — Что такое? — отвечает он, похоже, как раз занятый расстёгиванием своей форменной рубашки. Почему-то не хватает мужества взглянуть на него. Мои губы сухие, как наждачка, когда я продолжаю: — Ты… встретил сегодня Эм?.. — возможно, из-за этого мою грудь весь день сковывало, будто обручем. Возможно, из-за этого вопроса. После того, как с моих губ слетают эти слова, Пунн затихает. Он не отвечает мне сразу, как обычно. Тем не менее он, наконец, произносит: — Да… когда я шёл в администрацию. — Ясно… — это всё, что мне удаётся выдавить. По правде, я не знаю, что ещё сказать. Мы какое-то время молчим, пока я делаю вид, что протираю гитару, и тут Пунн начинает говорить: — Я попытался ей улыбнуться и поздороваться, но она притворилась, что не заметила меня. Не уверен, кто на кого должен злиться, хе-хе, — честно, я не особо верю, что его смех под конец искренний. Всё, на что я способен — тихо сидеть, снедаемый мыслями, что Пунн всё ещё страдает из-за случившегося. — Ты… ревнуешь? — внезапно совсем рядом раздаётся низкий голос Пунна. Я вздрагиваю и оборачиваюсь к его красивому лицу. Он ухмыляется мне сзади и пытается прижать меня к себе, оборачивая руки вокруг моей талии. — Эй! Ты что делаешь?! Я тут гитару чищу, а из-за тебя поцарапаю! — жалуюсь, потому что в самом деле волнуюсь, как бы не повредить гитару. Я бы умер от слёз, случись такое. Но, постойте, что сказал Пунн? «Ревнуешь»? Что? — Сначала скажи, что ревнуешь. Хе-хе-хе. Ты знаешь, я уже не зациклен на ней. Между нами всё кончено. Просто признай, что ревнуешь… хе-хе-хе, — невыносимая сволочь. Вообще не понимаю, о чём он! Моё лицо опаляет жаром. Странное чувство, когда он вот так сидит позади меня, поэтому я пытаюсь высвободиться из его сильных рук, всё крепче и крепче сжимающих моё тело. — Отпусти! И я не знаю, какого чёрта ты тут заливаешь! Отпустиииии! — ничего не выйдет! Время померяться силой! Ну, посмотрим, кто из нас выиграет! Но после того как я провёл целых 10 минут сопротивляясь, отпихивая, отталкивая и извиваясь, стало понятно, что Пунн намного сильнее, хотя и стройнее меня. Куда он укладывает всю свою энергию?! Свирепо думаю я, пока Пунн заливисто смеётся позади меня. — Даже чуточку не смог бы поревновать?.. Я сегодня умирал от ревности, — и с какого перепугу я должен тебя ревновать?! Подождите, что он сейчас ляпнул?! Пунн продолжает: — Сейчас я уверен. Встречаться с тобой — значит ревновать и опасаться больше девушек, чем парней. Можешь крутость свою поменьше выпячивать? Девушки могут неправильно понять, — он несёт какую-то бессмыслицу. Опасаться? Ревновать? Он… ревнует… меня? Но почему?.. И, стоп, когда люди говорят, что ревнуют, как это понимать? Недоумённо смотрю на него, и он улыбается мне в ответ: — Но… — теперь он зовёт меня по имени?! — Ч-что?! — всё же я принимаю отважный вид и веду себя напористо. Дерзко спрашиваю, и он убирает руки, разворачивая меня, чтобы я смотрел прямо ему в лицо. Его знакомые внимательные глаза смеются, изучая меня, совершенно сбивая с толку. — Что?! — могу лишь буянить в ответ. Пунн по-прежнему улыбается мне: — Эй… раз ты влюблён в меня так же, как я влюблён в тебя… почему бы нам просто не быть вместе? — клянёшься, что это был вопрос?! Звучит совсем не как вопрос! Словно ты уже сделал выбор! Я тотчас выпаливаю: — С чего ты решил, что я в тебя влюблён? — его брови взмывают вверх. — Я вижу это в твоих глазах, — стыдоба-то какая! В общем, я бесконечно долго сижу, молча уставившись на него, обдумывая всё это (так он просит меня встречаться с ним или заставляет?). Полагаю, проходит слишком много времени, так как Пунн быстро притягивает меня к себе и обнимает. — Эй! Какого чёрта?! — когда кто-то размышляет, а другой вот так его хватает, совсем неудивительно опешить! Пунн прижимается ко мне, утыкаясь лицом в плечо. Он так крепко меня стискивает, что я чувствую его дрожь. Однако не уверен, почему он дрожит. — Мне… неловко, ясно? Так что отвечай уже! Я помираю от смущения! — ох, так он трясётся, потому что смущён. Ха-ха-ха-ха, ну, мило же? Осознав это, притворяюсь, что хочу подумать ещё. — В таком деле нужно хорошенько взвесить все «за» и «против». Хм… как мне поступить? — но, кажется, ему, в отличие от меня, совсем не весело. — Тебе нужно больше времени, чтобы решить?.. Верно… прости, что ставлю тебя в тупик, — радость в голосе Пунна сменяется меланхолией. Теперь я переживаю за него. Он отпускает меня, но я не позволяю ему отстраниться, притягиваю к себе и заключаю в объятия. — Ладно, даваааай, — я закрываю глаза и роняю эти слова. — В смысле?! — зачем ты спрашиваешь?! Кому теперь неловко, так это мне! Я легонько хлопаю его по башке: — Ну, о чём ты меня спрашивал? Засранец. У Пунна, едва я ему напомнил, в голове будто зажглась лампочка. Он быстро растирает руками мою спину и возбуждённо спрашивает: — Ох, ты… ты говоришь об этом?! — блин, чего ты такой взбудораженный? Кто тут недавно разорялся, что я в тебя влюблён? Я не стал ему отвечать, не стал проклинать. Просто коротко кивнул у его плеча. — Ну-ка! Уточни. Yes or No? — но этот тупица вызывающе спрашивает меня по-английски. Что это вообще значит? Мгновение молчу, прежде чем расплыться в улыбке и тихо прошептать: — Да… и хватит уже меня допрашивать, ублюдок! Разговор окончен! — мне так неловко, черт подери! Кажется, Пунн в неописуемом восторге и мямлит что-то бессвязное. Он ликующе вскрикивает и душит меня в объятиях, от которых, уверен, останутся синяки. Однако я безумно счастлив, несомненно, как и он. Позволяю ему вот так сжимать меня, ощущая, как сердце до краёв наполняется радостью. Пунн принимается тереться носом о мою щёку. Его обжигающие руки нежно скользят по моей спине под рубашкой. Я чуть вздрагиваю, и он вплотную придвигает своё лицо к моему: — Теперь, когда мы вместе… больше нет причин сдерживаться? — хм… как мне на это ответить? Но, похоже, Пунн не ждёт ответа. Его тонкие губы складываются в улыбку, прежде чем целуют мои. Он целует меня, прокладывая дорожку к моему уху. Тогда он кое-что шепчет, то, что я хотел услышать больше всего на свете. Одинокая слеза скатывается по моей щеке, когда звук этих слов растворяется в воздухе. Слова, что я отчаянно хотел услышать. Слова, что всё это время хотел сказать. Сегодня ночью эти слова мои. И более того, все чувства, заключённые внутри меня, теперь его. Пунн целует меня и повторяет, как сильно меня любит, вновь и вновь, словно хочет заверить нас в том, что теперь мы уже никогда не выпустим руки друг друга. Я позволяю Пунну касаться меня так, как он того желает. И также разрешаю своему телу прижаться к его, возрождая те чувства, что я однажды спрятал глубоко внутри. Когда они медленно возвращаются, мне больше не нужно подавлять свою страстную жажду Пунна. Мне больше не нужно хранить эти чувства в себе. И впервые, когда Пунн в моих объятиях, он целиком и полностью мой.