***
— Какого хрена, Мам?! Ты же с быка размером, и это всё, что ты можешь?! Дуй сильнее! Знаешь что, три круга вокруг стадиона. И лучше не возвращайся, пока не пробежишь все три! — Ом кричит на младшеклассника, и на мгновение в помещении воцаряется мёртвая тишина. Нечасто Ом так выходит из себя. Однако всякий раз, когда это случается, обычно подоспеваю я, готовый утешить «везунчика». Просто я сам сейчас едва могу сдерживаться, не говоря уже о помощи кому-то другому. — Мам снова плачет, пи Но, — тихо сообщает мне Кнотт. Он слегка толкает меня локтем, чтобы я повернулся в его направлении. Вижу, как нон Мам вытирает слёзы с лица, покидая клуб. В то же время Ом велит остальным участникам оркестра продолжать репетицию. — Да… ну, мне тоже охота плакать, — бормочу я, ставя пальцы Кнотта на виолончели. — А?! Что случилось, пи? — этот засранец как-то меня услышал. Осознав это, быстро улыбаюсь, чтобы скрыть эмоции: — Ох, ничего. Я вот-вот заплачу, потому что до тебя всё никак не доходит. Хе-хе. Я же сказал тебе положить этот палец вот сюда. Ты тоже хочешь наматывать круги? Хе-хе-хе. — Ах… не будь жесток, пи. Я же начал учиться всего пару дней назад, — жалуется Кнотт и поворачивается, чтобы обвинить Пира в потере собственной концентрации. Это… всё равно бессмысленно, поскольку в клубе царит настоящая какофония звуков, производимых различными инструментами. Почти все члены клуба здесь этим вечером. Посмеиваюсь над двумя детишками и их небольшой перебранкой, что перерастает в бой на барабанных палочках. Остальные тоже лопаются от смеха. Напряжённая атмосфера постепенно разряжается. Забавно пытаться учить нон Кнотта игре на виолончели. Он дуется, потому что у него плохо получается (он, похоже, хорош во всём, кроме этого). Я, может, смеюсь и, может, улыбаюсь… но внутри чувствую совершенно обратное. Я не отдавал себе отчёта в том, что всё это время поглядывал на дверь, надеясь на его появление. Но жизнь полна разочарований. Этого следовало ожидать. Следовало ожидать, что всё между нами двумя закончится именно так.***
— Почти 8, не пора ли нам закругляться? — спрашивает Филм, помогая Кнотту с последней нотой. Я поспешно смотрю на наручные часы и обнаруживаю, что он прав. — Да, да, да. Давайте сворачиваться. Прости, чувак. Совсем забыл про время, — отвечаю ему, и он немедленно орёт на весь клуб, чтоб все узнали. — Репетиция окончена! Пакуйте барахло и тащите свои задницы по домам! — боже… ну правда -_- Вот засранец. Не мог повежливей сказать? Качаю головой и посмеиваюсь, помогая Кнотту убрать пюпитр и уложить виолончель в футляр. Остальные парни тоже прячут свои инструменты. Помогаю им со сборами и машу на прощанье тем, кто уходит. В конце концов остаются только 11-классники, чтобы навести окончательный порядок в клубе. — Да всё, наверное, Но. Давай не будем их убирать. Всё равно завтра утром Ной придёт печатать, — говорит мне Арт, указывая на большую стопку документов, что требуется забить в компьютер. Он прав, лучше так и оставить, не придётся тратить время. Согласно киваю на его предложение, напоследок проверяю, всё ли в порядке, и беру школьную сумку. — Эй, вы же ничего не забыли? Я гашу свет, — кричу парням, надевающим ботинки снаружи. Они откликаются, и никто не возражает. Нажимаю на выключатель и выхожу из клуба, чтобы к ним присоединиться. Но вижу, что кое-кто ждёт меня на улице. — Пунн… — тихо вырывается у меня его имя, главным образом потому, что я не ожидал его здесь увидеть. Но секундой позже те прежние ужасные эмоции обрушиваются на меня с сокрушительной силой. — Ты чего, Пунн? Но ждёшь? А почему внутрь не зашёл? Тут же дохренища комаров, — спрашивает Филм секретаря студсовета. Пунн слегка улыбается, отвечая на вопросы: — Просто захотелось сменить обстановку. Но, пойдём домой вместе? — ради бога, он правда думает, я горю желанием пойти с ним домой? — Ом, не против, если я сегодня немного у тебя позависаю? — не отвечаю на его приглашение и вместо этого обращаюсь к Ому. Ом смотрит недоумённо, но, думаю, он сможет прочесть моё лицо и узнать ответы на некоторые вопросы. Ом переводит взгляд с меня на Пунна, затем глубоко вздыхает. — Это ваши с ним проблемы, и я не хочу вмешиваться. Поговорите лучше друг с другом. Совсем плохи будут дела — мои двери открыты, — Ом всегда знает, что у меня на уме. Всегда знает, что я думаю или планирую сделать. И сейчас он в курсе, что я пытаюсь сбежать. Но причина тому — я просто не знаю, что сказать Пунну. Может, прежде мне хотелось, чтобы он нашёл меня и всё объяснил, но прямо сейчас я совершенно не готов его слушать. Ом крепко сжимает моё плечо, выражая поддержку. Он слегка улыбается и уходит, чтобы догнать Филма и остальных. Оставляя меня наедине с человеком, причинившим мне боль. — Хочешь, пойдём перекусим где-нибудь? — это правда то, о чём он сейчас должен спрашивать? С трудом верю своим ушам и поворачиваюсь к нему, просто чтобы убедиться, что у этого парня, недавно растоптавшего мне сердце, реально хватает наглости предлагать такое. Он серьёзно ведёт себя так, будто ничего не случилось? — Я устал, поеду домой, — без колебаний отказываю ему. Ухожу, намереваясь ехать домой, как я и сказал, но меня быстро удерживают за руку. — Но, только не говори, что воспринял это всерьёз, — звучит так, словно он не может в это поверить. Значит, то, что я чувствую прямо сейчас — нелепо? Тебя смешит то, что я расстроен и разочарован? Отворачиваюсь, чтобы дать ему чёткий ответ: — Не знаю, чем ты думал, задавая тот глупый вопрос. Мне нечего тебе сказать. Я хочу домой и спать, — я совершенно серьёзен. Он застигнут врасплох, чем я пользуюсь, чтобы выдернуть запястье. После чего быстро иду к школьным воротам. Но Пунн следует за мной. — Постой! Ты ошибаешься, Но! Давай поговорим! — зовёт он меня своим низким голосом, принуждая остановиться. Мы тянемся в разные стороны, и охранник у ворот странно на нас косится. — О чём? Я устал, понимаешь? Скажешь завтра всё, что хочешь, — говорю ему, но не слишком громко. Я не пытаюсь поругаться. Пунн чувствует, насколько я серьёзен, и затихает. На мгновенье думаю, он точно сдастся, но затем Пунн тянет меня вниз, чтоб я сел на тротуар рядом с ним. — Нет уж! Я не дам тебе уйти в таком состоянии! Ты наверняка всё неправильно понял. — … — объяснять должен не я. — Эй, между нами с Пэм абсолютно ничего нет. В чём дело? Я не думал, что тебя это так сильно заденет, — издевается. Фыркаю, не желая с ним спорить. — Ну же, Но. Ты в самом деле расстроился из-за Пэм? — проходит минута, и Пунн, видимо, понимает, что я не настроен вести с ним беседу, поэтому приседает передо мной на корточки. Он смотрит мне в глаза, пытаясь, кажется, вытянуть ответ наружу. — Послушай меня. Между мной и ней ничего нет. Это не то, что ты думаешь. И запомни. Я люблю тебя. Вбей это в свою глупую голову, — говорит он мне медленно, чётко проговаривая каждое слово. А потом так сильно хлопает меня по затылку, что я чуть не заваливаюсь вперёд. Проклятье! Так ты пытаешься со мной помириться?! Сволочь! Вскидываю голову, планируя отплатить ему тем же. И я бы непременно начал войну, если бы плохо знакомый сладкий голос не прервал нас. — Пунн! Ты всё ещё здесь? — Ох… Пэм! — ха. Что теперь?! Бросаю взгляд на того, кого позвали. Он изумлён, однако хватает меня за руку, зная, что я готов удрать. — Ты всё ещё здесь? — повторяет Пэм и улыбается мне. Принуждаю себя улыбнуться в ответ. — Ага, а ты? Я думал, ты давно ушла. Почему вернулась? — Ох, я тут ужинала неподалёку. Только закончила и увидела, что ты до сих пор в школе, так что подошла поблагодарить за сегодня, — отвечает она милым голосом, прелестно улыбаясь. Это заставляет меня шумно выдохнуть, и Пунн крепче сжимает мою руку. — Понятно. Так… сейчас ты в порядке? — Да. Сейчас всё хорошо, — замечаю в глазах Пэм лёгкую печаль, но она тут же улыбается и поворачивается, чтобы позвать своего друга, ждущего за воротами. — Майк! Заходи! Это Пунн, я тебе про него рассказывала! — хм? Кто он? Вскидываю брови, наблюдая, как парень по имени Майк медленно подходит к нам. — Ох. Привет, Пунн. Пэм мне всё рассказала. Большое спасибо за заботу о моей девушке, — э…э? Чего?.. Я знаю, это не глюки, Пунн действительно мне ухмыляется. — Нет проблем, — отвечает Пунн парню по имени Майк и вновь шлёт мне насмешливую улыбку. — Осторожней по дороге домой, хорошо? Всегда есть следующий год, Пэм. Бодрись. — Да, да. Пока, Пунн и Но, берегите себя тоже, — Пэм весело прощается. Парень с девушкой машут нам руками и уходят вместе. Мы с Пунном остаёмся одни. — Хе-хе. Кое-кто ужасный ревнивец. Хе-хе-хе, — ч…что?! Придурок! Я ревнивец? Враки! Таращусь на него и отказываюсь уступать: — Ну а ты бы как поступил, увидев то же, что и я?! — Схватил бы тебя за шкирку, чтоб мы всё сразу выяснили. Хе-хе, — видите! Он даже хуже меня! Цокаю, раздосадованный на него и на себя тоже за чересчур бурную реакцию. Нежная улыбка трогает губы Пунна. Он садится рядом со мной и слегка похлопывает меня по плечу. — Пэм не смогла пройти в финал. Жутко расстроилась, поэтому я её успокаивал. И всё. Ничего больше. Обнимая её, я чувствовал себя совсем не так, как обнимая тебя. Ты веришь мне, правда? — Да… — коротко отвечаю на его длинное объяснение, поскольку всё ещё пытаюсь понять причину своего абсурдного поведения. — Но, ты никогда себя так раньше не вёл. Тебя что-то беспокоило? Поэтому ты так переживал? — задаёт Пунн те же вопросы, что я задаю себе. Что со мной такое? Воцаряется тишина, нарушаемая лишь шумом проезжающих на улице машин. Наконец, спустя какое-то время, Пунн тяжело вздыхает. Он мягко скользит своей теплой ладонью по моему затылку. — Слушай, я не знаю, что тебя тревожит. Но я хочу, чтобы ты знал — мои чувства к тебе не изменились. Хотелось бы, чтобы ты больше мне доверял. Можешь? Этого хочется и мне, но… — Я не знаю, просто… последнее время мне как-то не по себе. — В каком смысле? Я сглатываю, прежде чем продолжить: — Мне кажется… твоя жизнь была бы намного лучше без меня… не знаю. В обычно мягком голосе Пунна вдруг звучат стальные нотки: — Почему ты так думаешь, Но? Я вовсе не хотел его сердить. — Как не думать… когда все проблемы в твоей жизни возникают из-за меня? Твои проблемы с семьёй из-за меня. Твоя жизнь — сущий хаос из-за меня. В общем, я начал думать, что… возможно, если бы ты встречался с милой девушкой из престижной школы, как Пэм, твоя жизнь была бы гораздо проще. Ты бы мог спокойно сказать родителям, с кем встречаешься. Всё было бы намного лучше… Я не знаю… Это я виноват, что ты… — я выплёскиваю мысли, что долго держал в себе. Однако не решаюсь закончить, боясь, что всё это будет чересчур для него. И, должно быть, так и есть, поскольку Пунн молчит. Он пристально вглядывается в моё неподвижное лицо, наконец, его губы растягиваются в лёгкую улыбку. — Поэтому ты так переживал? — Д…да, — чуть сконфуженно отвечаю я. Пунн тянет меня вверх за руку, побуждая подняться вместе с ним. — Тогда пойдём разбираться, чтобы тебе стало легче, — э… э-э-э?.. Что?! Я в полнейшем ступоре. Пунн тащит меня к школьным воротам и криком ловит такси… — Тонг Ло, пожалуйста! Что?!***
И вот я здесь, с ошалелым видом сижу в такси, не зная, что вообще происходит. Смазливый придурок же счастливо мурлыкает себе под нос. От его коварного вида у меня по спине бегут мурашки. Он ведёт себя жутко, и я начинаю беспокоиться, не везёт ли он меня куда-нибудь, чтоб расправиться со мной. Думаю схватить его за воротник и заставить объясниться, но тут таксист так резко давит на тормоза перед особняком Пумипат, что я чуть не падаю. Какого хрена?! Дорога пустой была?! Это что, то самое Тонг Ло?! Жизнь так несправедлива. Почему Пунну всегда везёт?! С открытым ртом смотрю на знакомые ворота особняка Пумипат. Сын владельца резиденции улыбается, оплачивая проезд, и вытаскивает меня с заднего сиденья. — Что… что ты задумал?! — я должен спросить, чёрт возьми, его ухмылка меня нервирует! Но этот возмутитель спокойствия продолжает зловеще улыбаться. — Пошли, а то опоздаем, — опоздаем?! Куда опоздаем?! Не успеваю выразить протест, как Пунн уже тянет меня за обе руки сквозь дверцу в воротах. Я медленно плетусь за беззаботно насвистывающим парнем, пребывающим, кажется, в прекрасном настроении. С меня, напротив, градом льётся пот, и, я уверен, сзади моя рубашка насквозь мокрая. Становится ещё тревожней, когда я замечаю в гараже машину его отца. — Пунн… ты что замыслил? Скажи мне сначала! — я имею полное право знать! Ты не можешь меня принудить! Изо всех сил пытаюсь освободить руки, но он сжимает их мёртвой хваткой. И, похоже, объяснений я не дождусь. Он только смотрит насмешливо. — Не скажу! — Заебись! Не скажешь, клянусь, я никуда не пойду! — Но уже поздно, — и он прав, поскольку мы с Пунном сейчас стоим у парадной двери. Судя по приглушённому бормотанию телевизора с вечерним выпуском новостей, сейчас там явно не нон Пэн. И как тут прикажете не паниковать? — Просто верь мне, — странно, как от простых слов Пунна, словно по волшебству, все мои страхи улетучиваются. Я смотрю ему в глаза и решаюсь зайти внутрь вместе с ним. — Пап… — о, боже! Ты так просто его окликаешь?! Я настолько поражён, что делаю три шага назад, услышав, как Пунн обращается к отцу, сидящему в гостиной у телевизора. Молюсь, что хозяин особняка слишком сосредоточен на просмотре новостей, и, как бы громко не звал его сын, он не услышит. Но, похоже, бог как обычно не внемлет моим молитвам. — Да? Ты только вернулся, может, сначала отнесёшь вещи в комнату? И я сглатываю, догадываясь, что парень рядом со мной планирует сделать. — Пап… — Пунн вновь окликает отца, хотя тот уже повернулся к нему. Похоже, Пунн на что-то решается. — …….. — однако взрослый перед нами хранит молчание. Да, он знает, почему мы стоим тут и мнёмся. Пунн делает глубокий вдох, прежде чем выпаливает: — Я кое с кем встречаюсь, — чёрт! Ты серьёзно?! Я быстро моргаю, чтобы унять головокружение. Может, я ослышался? Может, мне привиделось? Но это не так. Передо мной, как и прежде, лицом к лицу стоят Пунн и его отец. Ничего не изменилось. Внезапно атмосфера в особняке становится напряжённой. — Так ты, наконец, созрел для разговора, шельмец? — Я сам захотел, только поэтому буду говорить, — не дерзи ему, боже! Тьфу, башка раскалывается. Мне нужна нюхательная соль из кармана, но всё, что могу там нащупать — мобильник. Блин, я оставил её в клубе. Атмосфера невероятно накаляется, и я чувствую себя очень неудобно. — Хорошо, тогда что ты хочешь мне сказать? — спрашивает его отец, снимая очки для просмотра телевизора. Это знак, что всё его внимание теперь полностью обращено на сына. Вместе с тем Пунн, кажется, набирается уверенности. — Я несколько ночей думал об этом. Думал, почему ты так со мной, почему вынуждаешь признаться тебе. — ….. — И тогда я понял. Потому что ты любишь меня и не хочешь, чтобы я стал как пи Пау. Но ещё я понял… что ты никогда мне не доверял. — Не то чтобы я тебе не доверял, — говорит отец своим низким голосом, молча выслушав Пунна. Моё сердце почти перестаёт биться. — Но ты когда-нибудь задумывался, сколько продлятся эти отношения в твоём возрасте? Ты можешь относиться к ней серьёзно, а она? Ты наивен и доверчив. Я знаю стольких людей, пожалевших о решениях, принятых в юности. А если, к несчастью, у тебя сложится так же, как у Пау? Шансы высоки, ведь ты мой сын. Все глаза прикованы к тебе. Журналисты роют и будут рыть глубоко в твоём прошлом. Они без сомнений вытащат наружу самое омерзительное. Если этот день настанет, ты сможешь так же уверенно встать передо мной и сказать, что со всем справишься? Эти отношения действительно стоят риска? — Стоят. — Прости? — Я не боюсь. И меня не волнует, что может случиться в будущем. — …… — Я не могу тебе сказать, сколько мы будем вместе, или насколько этот человек мне подходит, пап. Но мы любим друг друга. Этот человек — тот, кого я люблю. И я не передумаю, несмотря ни на что. Даже если мне в итоге разобьют сердце. Даже если меня ждёт жестокая судьба. Я выдержу. Я не сломаюсь. Ты никогда не услышишь, что я сожалею о своём выборе быть с этим человеком, папа. Никогда, ни за что. И наступает долгая тишина. Телевизор по-прежнему работает, но я ничего не слышу. Мне со спины Пунн кажется очень решительным и непреклонным. Я восхищён его смелостью. Но вместе с тем я ненавижу себя за то, что сомневался в том, кого так сильно люблю. Отец Пунна подходит к нему ближе. Они стоят так близко, что едва не соприкасаются. Отец поднимает руку и крепко сжимает плечо сына. — Это то, что я хотел услышать. Я уж было подумал, ты не повзрослел. Значит, если вдруг что-то случится, ты не станешь бояться? — Не стану. — И я никогда не услышу от тебя сожалений? — Точно. — Ты уверен? — Да, я уверен. — Моему сыну нужно быть сильным, помнишь, что я тебе говорил? — Я счастлив, что могу называться твоим сыном, папа. Мои глаза слезятся при виде отца и сына, обнимающих друг друга. Я не совсем уверен, от счастья, облегчения или, возможно, от того и другого. Ох. Пунн тайком шлёт мне улыбку, прежде чем вновь повернуться к отцу. — Ишь, какой льстец. Ты с ней такой же? — Я не пытался тебе льстить, просто говорил, что думаю, — послушайте, врёт и не краснеет. Владелец особняка Пумипат раскатисто смеётся и шутливо чуть подталкивает Пунна в голову. — Встречайся, с кем хочешь. Раз ты настолько уверен, у нас с мамой больше нет причин волноваться. Вся эта неопределённость и молчание плохо влияют на сердце твоей матери. Ох, Но? Что ты там стоишь? Пришёл его морально поддержать? — э-э-э… Я, вообще-то, не знаю. Почёсываю голову и смущённо улыбаюсь ему. — Передашь его половине, что этот парень как тигр сражался с отцом, отстаивая свои убеждения? Ха-ха-ха, интересно, у кого он этому научился. — У тебя, папа. Но, я думаю, мне надо принять душ, — говорит Пунн с лукавой улыбкой на лице. Я вздрагиваю и снова чувствую, как по спине бегут мурашки. — Иди. А ты, Но? У нас переночуешь или домой поедешь? Если домой, мой водитель тебя подвезёт. — Я поеду… — Но остаётся! Я уже позвонил его родителям и предупредил, — ты врёшь! Прищурившись, гляжу на Пунна, но, похоже, никакого эффекта это на него не производит. Владелец особняка Пумипат улыбается мне, после чего возвращается к дивану и просмотру новостей. — Тогда вам обоим лучше пойти помыться и приняться за уроки. Не засиживайтесь допоздна. — Да, папа! Мы немедля приступим! — придержи коней. Не думаю, что твой отец подразумевал такие «уроки». Могу сказать, о чём думает Пунн, по тому, как он пожирает меня глазами. Поднимаю руку, намереваясь показать ему средний палец, но он тащит меня за руку вверх по ступенькам, прежде чем я успеваю что-то понять. Ты, ублюдок! … Скрип. Хлоп! — Ну, и как ты? Теперь тебе лучше? — э-э-э… ты спрашиваешь, едва захлопнув дверь. Я ещё не пришёл в себя. — Я пока не понял. Но ты очень храбрый, — я бы точно струсил на его месте. Ха-ха-ха. Отвечаю ему, кидая школьную сумку на диван и расстёгивая рубашку. Пунн занят, включая пультом кондиционер. — Я сделал это для тебя, так что больше не переживай, — правда? Состраиваю кислую мину, будто не верю ему (на самом деле, ещё как верю, просто хочу поиздеваться, ха-ха). Пунн насупливается, как ребёнок, которого поставили в угол. — Что за лицо? Иди сюда. Подойди ближе, — говорит мне Пунн, подзывая рукой, и я бросаю на него опасливый взгляд. Он не унимается, боюсь, так сломает запястье, поэтому сдаюсь и иду к нему. Я тут же жалею о своём решении, поскольку Пунн перехватывает меня по пути, крепко стискивая. Он прижимает нос к моей щеке, не давая возможности воспротивиться. — Ну? Могу я теперь получить свою награду? Что ты мне предложишь? Хм? — похоже на просьбу, но это вовсе не просьба. Нет, это называется «грабёж». Думаю так, пока Пунн целует мою шею. — Чёрт, пошли сначала в душ. — Неа. Э-э-э-э… дело плохо. Пытаюсь извернуться так, чтобы уйти от атаки его обольстительно пухлых губ, которые всегда как-то находят место для поцелуя. Его руки сейчас озабочены расстёгиванием моей рубашки. — Пунн… — он вообще меня слушает?! — Да? — наконец, он прерывается, чтобы взглянуть на меня. На мгновение он перестаёт завладевать моим телом. Но, э-э-э… то, как он на меня смотрит… Угу, я уверен, мне не мерещится. Его глаза полны голода и жажды. Итак, что мне теперь делать? Начинаю заикаться, когда он проводит рукой по моей спине, смотря мне прямо в глаза. — Может… может, переместимся на кровать? Ну… э-э-э-э… как-то щекотно на… ковре, — тьфу! Что за хрень я вообще несу?! Пусть он перестанет так на меня пялиться! Я ору (мысленно) на себя. Пунн же широко ухмыляется. — Хе-хе… — его точёное лицо придвигается для очередного звучного поцелуя в щёку. Затем он шепчет мне кое-что прямо в ухо: — Ты слишком милый. Мы можем переместиться на кровать, но даже не думай, что уснём сегодня ночью, — какого хрена?! Подловил меня! Открываю рот, чтобы возразить, но он уже тянет меня к своей кровати. Он соединяет свои губы с моими, прежде чем я успеваю сказать ещё хоть слово. Ох. Полагаю, сегодня я позволю ему делать всё, что он пожелает.