If life ain’t just a joke, then why are we laughing? Если жизнь не просто шутка, почему же мы тогда смеёмся? *
Головная боль. Это первое, что Блейк ощутила, когда встала с постели. Полубессонная ночь давала о себе знать — лицо было опухшим, синяки под глазами внушительными, а сама девушка плохо соображала, что вообще происходит. Этой ночью она так и не смогла уснуть в своей комнате. Ночной кошмар был настолько реален, что казалось, словно Пеннивайз вновь заявится к утомленной Доэрти, но на этот раз уже завершит незаконченное дело. Поэтому они вместе с Хэйденом ютились на односпальной кровати у него. Одеяла не хватало, подушки тоже, в комнате было жарко и душно, из-за чего туника противно прилипла к телу, волосы ко лбу и шее. Ужасная ночь. — Ты такая вкусная, Блейки. Останься со мной, и вместе мы по-ле-та-ем! Его голос до сих пор стоял в ушах. Нечеловеческий, сочетающий в себе все самые отвратительные звуки, наполненный желанием. Не таким желанием, которое испытывают возбужденные люди, нет. Это было словно желание маленького ребёнка, что так жаждет получить игрушку, которая есть у всех, кроме него самого. -Блейки боится Пеннивайза или того, что с ней сделает Пеннивайз? Боится ли Блейки, что Пеннивайз прямо сейчас вскроет её прекрасную грудную клетку и сожрет её ещё бьющееся сердце?! Его дыхание было зловонным. Казалось бы, во сне люди не чувствуют запахи, но Блейк отчётливо его слышала. Смердящий, отвратительный, от него хотелось скрыться и тихонько засунуть два пальца в рот. У девушки было ощущение, что в его пасти кто-то умер, и теперь бактерии и личинки пожирают гниющее тело. Это было ужасно. Граница между сном и реальностью стерлась, и единственное, что не давало убедиться в явственности сна, это отсутствие уродливых укусов на женском теле. А царапины… Четыре длинные полосы тянулись почти по всему плечу. По краям раны воспалились и сейчас очень сильно зудели, потому что Доэрти боялась встать и пойти вниз, чтобы обработать их, а Хэйдена и вовсе держала мёртвой хваткой, пока билась в истерике. Странно, что их не услышала мать. Блейк не представляла, каким образом могла настолько сильно ранить себя, если никогда в жизни не лунатила и всегда спала спокойно. Даже холодный душ не смог вернуть девушку в нормальное состояние. Голова все также раскалывалась, в ушах шумело, синяки никуда не исчезли. Блейк стояла перед зеркалом и сушила волосы белым махровым полотенцем. Сейчас половина седьмого утра, и ей до смерти хотелось спать. Её бледная кожа казалась бледнее обычного, из-за чего синяки выделялись яркими пятнами на лице. Вздохнув, девушка взяла с раковины тюбик с тональником и нанесла себе немного крема на лицо. Неумело размазав и наложив его толстым слоем под глазами, Блейк стала выглядеть немного лучше. Сняв с крючка свой оранжевый хлопковый халат, девушка накинула его поверх туники, вышла из ванной комнаты и спустилась вниз. На кухне витал притягательный аромат свежих молочных блинчиков. С ним же смешивался запах расплавленного на хрустящих тостах сыра, свежесваренного какао и корицы. У них на кухне всегда пахнет корицей. Миссис Доэрти, как всегда, встала раньше всех и уже хлопотала на кухне. Вот ещё один тонкий блинчик приземляется на общую тарелку с высокой стопкой этого восхитительного блюда. — Доброе утро доченька, — женщина выключила плиту и повернулась к дочери. На её лице играла усталая улыбка. — Привет, мам, — Блейк подошла к матери и заключила её в крепкие объятия. В нос ударил запах корицы, — Тебе ко скольки? — Ох, сегодня придётся ехать к семи и везти малышек в школу. Мистер и миссис Олден весь день будут на работе, — женщина устало выдохнула, — Жаль близняшек. Они совсем не видят родителей. Близняшки Олден — Инна и Имма — дочери мэра Дерри. А сам мэр, Гордон Олден, давний друг матери Блейк и поэтому всецело доверяет ей. Когда Мэйделин срочно нужны были деньги, Гордон с радостью взял её к себе на работу гувернанткой, когда девочкам было ещё по три года, а пожилая нянечка Салдана отошла в мир иной. Олден платил гораздо больше, чем следовало бы, и Мэд часто было неудобно перед другом. Когда-то давно он любил её. Сейчас девочкам по десять лет, а у их родителей до сих пор нет на них времени. Мэйделин Доэрти, конечно, удивительная женщина. Самая сильная из всех, кого когда-либо знала Блейк. Во время переломного момента в своей жизни она не сломалась, а продолжила жить ради детей, нашла себе высокооплачиваемую работу, стала вкалывать и у Олденов, и у Доэрти, да ещё и успевала оставаться лучшей подругой и прекрасной матерью. Правда, из-за тяжёлой жизни в свои 40 женщина выглядит на 50 — сухие седые волосы, покрашенные в чёрный цвет, голубые глаза с пожелтевшим белком, лицо, усеянное морщинами, слишком худое тело и такая усталая улыбка. Блейк хотела поступить в университет в Атланте, но устроилась на работу и осталась в Дерри ради матери. Она не могла бросить эту женщину. — Кстати, дорогая, — Мэд заговорщески улыбнулась и повернулась к столешнице, взяла большую розовую кружку и протянула Блейк, — Какао с маршмеллоу. Твоё любимое! — Мам, ну зачем, — девушка смущенно улыбнулась и взяла горячую кружку в свои холодные руки, — Ты каждый день дважды его варишь. Я могу сама. — Неужели я не могу найти пять минут, чтобы сварить дочери какао! — женщина уперла руки в бока, — И вообще, здесь нужно благодарить, а не упрекать. — Прости, мам, — Блейк засмеялась, — Я очень ценю это. Спасибо. — Да не за что, девочка моя, — Мэйделин поцеловала дочурку в лоб, — Что ж, позавтракаешь сама, мне пора ехать. И не забудь разбудить Хэйдена! — Хорошо, мам, — девушка глотнула, и на лице остались молочные усики, — Удачи тебе! — Люблю-люблю! Женщина быстро сняла фартук, накинула чёрную куртку, схватила сумку и выскочила из дома. Без неё стало очень тихо. В кармане халата лежал телефон. Девушка достала его и собиралась включить музыку, но наткнулась на иконку нового сообщения. Руки тут же похолодели от ужаса. Неизвестный: Блейки, Блейки… Братик не спасёт тебя от меня. Я гораздо ближе, чем ты думаешь. Мне нравится вкус твоего страха. Экран телефона резко замигал и отключился. Девушка со рваным дыханием и бешеным сердцебиением начала стучать им по своей ладони, чтобы он заработал, как тот включился также резко, как и отрубился. Но как бы Блейк не искала, сообщения от ночного гостя уже не было.***
Toyota Camry 2007 года всегда была резвой и отличной машиной. На памяти Мэд эта девочка ещё ни разу не глохла посреди пустынной улицы, когда вокруг ни души и помочь женщине некому. Мэйделин никогда не разбиралась в этих металлических коробках. И надо было ей заглохнуть именно на этой Нейболт-стрит! Так ещё и напротив этого отвратительного 29-го дома. Рядом с ним так и веяло ужасом и каким-то холодом. И черт дернул поехать именно этой дорогой! Мэд попыталась завести машину ещё раз, но та только тарахтела, пыталась вновь поехать, но мотор все никак не отзывался характерным ревом. Очень вовремя. Мэд вызвала эвакуатор и такси. Опаздывать к мэру было как-то неприлично, поэтому она по телефону объяснила ситуацию диспетчеру, чтобы машину забрали без владельца, и со спокойной душой стала дожидаться таксиста. Холодный осенний ветер заставил женщину закутаться в тёплую куртку как можно сильнее. Но почему-то она совсем не грела, и в ней было столь же холодно, как и без неё. С утра, конечно, всегда свежо, но не настолько же! На улице было гораздо теплее, когда Мэд выходила из дома. Женщина глубоко вдохнула ледяной воздух. Он неприятно скользнул по горячему горлу, и создалось впечатление, словно она больна ангиной. Выдохнула Мэд густое облако пара. Фыркнув, миссис Доэрти развернулась к машине и решила ждать внутри. Женщина дернула за ручку, но та словно… Примерзла. Мэйделин попыталась вновь, но она лишь хрустела, но не поддавалась. И с точно таким же хрустом по оконному стеклу ползла паутина инея. — Что за черт… Женщина достала из кармана куртки телефон и решила вызвать ещё одну машину — уж больно долго едет её такси. Приветливый голос девушки утверждал, что никакого звонка с Нейболт-стрит 29 не поступало, и к ней никто не едет. Срывающимся голосом Мэйделин потребовала машину как можно скорее. Внутри Мэд все похолодело. Эта чертовщина с температурой воздуха, её машиной, а теперь ещё и с такси заставляла её сердце болезненно сжиматься и биться в разы быстрее. Желудок свело, ноги слабели — Мэд было страшно. А этот кошмарный дом, который так и не отстроили, только добавлял ужаса к сложившейся ситуации. Мэд стала лихорадочно соображать. Так, нужно успокоиться. В её руках есть телефон, связь присутствует, пусть и слабая, поэтому можно позвонить кому-нибудь. Может, Блейк? Или Гордону? Да, он мог бы приехать и забрать её из этого ужасного места. Плевать, что такси уже едет, вдруг это была ещё одна галлюцинация, и никакого звонка не было? Женщина набрала нужный номер. Послышались гудки, а вскоре и бас мистера Олдена: — Я слушаю. О, как же была счастлива Мэйделин в этот момент! — Гордон! Моя машина заглохла, с такси что-то не то, прямо чертовщина какая-то! Ты можешь забрать меня? — Мэд, успокойся. Где ты? Я сейчас приеду. — Нейболт-стрит 29, — женщина обернулась к дому и хотела продолжить, но лишилась дара речи. Буквально в 5 ярдах* от женщины стояло нечто. Стояло, склонив голову вправо, держало в руках воздушный красный шарик и улыбалось. Улыбалось настолько жутко, что Мэд стало ещё холоднее. Этот клоун появился буквально из ниоткуда. Его ведь там не было, когда она заглохла! Он не стоял там в этом грязном клоунском костюме с помпонами, не держал этого шарика и не смотрел голодным взглядом голубых раскосых глаз. Телефон выпал из рук. Гордон продолжал что-то кричать в трубку, но его уже никто не слышал. Клоун вдруг отпустил шарик. Но вместо того, чтобы медленно поплыть по воздуху ввысь, он плавно направился к Мэд. Остановившись всего в нескольких дюймах* от её лица, он резко лопнул со слишком громким хлопком. И тут же женщину окатило кровью с ног до головы. Мэд поблагодарила Бога за свою реакцию - неизвестно, что бы было, если бы она не успела закрыть глаза. Отвратительно пахнущая жидкость мгновенно замерзала прямо на коже и одежде, под ногами было скользко, и Мэд с громким криком ужаса свалилась на асфальт, больно ударившись коленями. Лихорадочными движениями она пыталась отцепить примерзшие к лицу куски ледяной крови, но те словно приросли к морщинистой коже и не поддавались, лишь слегка царапались с характерным скрежетом. Женщина паниковала — она не могла открыть глаз и подняться, кожу сильно жгло из-за льда на ней, а пытаясь оторвать его, Мэд только ломала ногти на руках. Беспомощность, кровь, холод, и эта дезориентация, из-за которой женщина паниковала… Все ее страхи смешались в один и давили своим грузом ей на психику. — Бедная, бедная Мэд… Этот голос… Женщина остановилась и прислушалась. Наполненный торжеством и фальшивым сочувствием, он звучал со всех сторон — везде и нигде одновременно. — Я могу прекратить твои пытки. Женщина молчала. Она чувствовала, как кровавый лёд начинает таять, но не спешит отходить от лица, словно его придерживают. - Если ты выполнишь всего одну мою просьбу. Сейчас Мэд ощутила его присутствие совсем рядом. Ощутила, как он дышит на неё. Так близко, что если клоун наклонится ещё немного, то столкнется своим загримированным лицом с её морщинистым. А затем Оно коснулось пальцем до одного кусочка на её лице. И в тот же миг лёд рассыпался, превратился в пыль и разлетелся в разные стороны. Женщина вновь могла видеть. И вот так, сидя на холодном промерзшем асфальте, она опасливо смотрела на огромную фигуру клоуна, возвышавшуюся над ней; его неестественно голубые глаза пылали ярким пламенем, а изо рта большими каплями периодически капала слюна. Одна из капель упала ей на щеку. Как это отвратительно. - Что тебе нужно? - Мэйделин не узнала своего голоса. Дрожащий, охрипший, слабый - казалось, что она всю ночь болела за любимую команду на чемпионате мира по футболу, а потом бурно отмечала их победу. Существо продолжало улыбаться. - Я не умею читать мысли. Уходи, если ты ничего не хочешь, оставь меня в покое! - истерика была готова схватить женщину в свои цепкие лапы; слезы текли непроизвольно - так страшно ей не было уже несколько лет. Улыбка клоуна медленно превратилась в искренное выражение ненависти. Вдруг за долю секунды злобное лицо клоуна возникло прямо перед её глазами; гримаса была искажена в гневе и отвращении, и Мэд казалось, что сейчас чудище перегрызет ей глотку и умоется в её крови. - Прекрати делать это. Что она должна прекратить? Это существо не спешило говорить все целиком. Женщина лихорадочно соображала и пыталась подавить чувство страха. Оно, словно прочитав её мысли, продолжило: - Не губи свою дочь, Мэд... Она нужна мне в добром здравии, - клоун криво улыбнулся, словно смотрелся в искаженное зеркало. - Я не гублю её, я лишь пытаюсь помочь ей! И ей нужна моя помощь, - она отползала назад, потому что существо опасно приближалось, а вместе с этим усиливался страх и желание сбежать. Казалось, что ближе уже некуда, но Оно считало иначе. Его голубые глаза окраслись в золотой. - Ты прекратишь мучить её, Мэд. А в замен... Я не наполню твою жизнь нескончаемой и раздирающей душу болью, - образ клоуна резко изменился - Мэйделин лишь моргнула! - и теперь перед Мэд стояла её дочь, - Ты ведь не хочешь, чтобы Оно убило нас всех, мамочка? - Нет, нет... Это все иллюзия... Ты - иллюзия! - в глазах женщины заплескалось безумие и превосходство, словно она знала его слабое место, - Ты не моя дочь! - О, ты права, - голос Блейк смешался с голосом Пеннивайза и Хэйдена, и после очередной метаморфозы перед матерью предстал её мальчик, - Ведь я твой сын. Хэйден отвратительно засмеялся, и его нижняя челюсть стала плавиться и растекаться, словно под действием серной кислоты; показались ряды острейших зубов, как у акулы. Мэд подавила рвотный позыв и отчаянно внушала себе, что все происходящее - дурной сон, и ничего из этого не существует. Блейк и Хэйден дома, клоун - её фантазия, крови не было, крови не было, крови не было... - Я предупреждаю в последний раз, - теперь голос лже-Хэйдена был потусторонним, неестевственным, слишком низким, хлюпающим и одновременно рычащим, - Я превращу твою жизнь в кошмар, если ты не прекратишь делать это со своей дочерью, - чудище вновь гадко улыбнулось, - Или лучше будет так? Его мальчишеское тело стало вытягиваться и крупнеть, лицо вновь отрастило кожу и приобрело более брутальный вид; каштановые волосы Хэйдена осветлели до русого, почти блондинистого оттенка, глаза потемнели, губы слегка увеличились, появилась трехдневная щетина. Мэд смотрела и не верила. - Ты ведь не хочешь, чтобы я забрал наших детей к себе? Женщина подскочила на ноги с диким хрипом, потому что уже не могла кричать. Она понеслась куда-то вперёд, не разбирая дороги, лишь бы подальше от этого ужаса. Вслед ей доносился отвратительный смех чудовища, в котором смешивались три любимых женщиной голоса - сына, дочери и мужа. Вот только этот смех принадлежал монстру. Мэйделин была уверена, что поседела во второй раз.***
Мэд пришла домой поздно. На часах было два часа ночи, но Блейк и Хэйден так и не смогли уснуть, не дождавшись любимой матери. Вместо этого они смотрели очередное супергеройское кино, хотя никоим образом не вникали в его суть. Женщина переступила через порог с трудом. До этого она не могла справиться с ключом, теперь же запнулась и вновь упала на больные колени. Но боли не почувствовала. На этот грохот и спустились дети. - Господи, мама! - Блейк подняла пьяную мать с колен и с трудом вынула из левой руки почти пустую бутылку какой-то дешевой водки, - Хэйден, немедленно иди наверх! - Но я... - Хэйден! Голубые глаза сестры тревожно блестели, а сама она была настроена решительно и уперто - её брат не должен видеть пьяной матери. Не нужно ему разочаровываться в ней, пусть и неосознанно. Фыркнув, он все-таки быстро поднялся в свою комнату. Он ненавидел спорить со своей упертой сестрой, которая оказывалась права даже тогда, когда правды на её стороне не было вообще. - Что с тобой случилось, мама? - рыжая с трудом сняла с сопротивляющейся женщины её куртку и сумку. Затем провела прямо в грязной обуви на кухню, усадила на стул и стала расшнуровывать сапоги, как когда-то в детстве это делала Мэд. В ответ женщина пробормотала что-то невнятное. Кажется, в трех предложениях. Все, что различила Блейк в её несвязанной речи, так это "бедные девочки". Неужели с близняшками что-то случилось? Доэрти заглянула в глаза матери и все поняла. Они были абсолютно пусты и ничего не выражали, и лишь где-то на дне плескалась боль, смешанная с ужасом. Блейк знала это ощущение. Оно означало, что погиб кто-то очень близкий для её матери. А судя по её бормотанию... Быть может, в новостях это обсуждают? Если погибли обе дочки мэра, то об этом молчать не станут, и каждый канал прокрутит хотя бы один сюжет. Утром она обязательно посмотрит. Девушка взглянула на мать. Она выглядела опустошенной и измученной, словно пропустила через себя все то, что испытали малышки перед гибелью. Девушка подхватила мать под руки и потащила в спальню. С лестницей было тяжеловато, Мэд еле шевелила ногами и упиралась, хоть и слабо. Одной рукой она тянулась в сторону кухни - там стояла недопитая водка. С трудом Блейк уложила мать на кровать, сняла с неё платье, оставив в нижнем белье, закутала в одеяло и с тихим вздохом вышла из комнаты, как только Мэйделин успокоилась. Только она не спала. Не могла. Перед глазами все ещё стояла отвратительная картина - близняшки, распятые на кровати, обнаженные и изуродованные. Мэд привезла их обратно со школы, а через час их нашли такими. Обезображенными, с выпотрошенными органами (некоторые из них и вовсе отсутствовали), пустыми глазницами и вырезанными улыбками от уха до уха. У Иммы края улыбки смотрели вверх, у Инны - вниз. Как у двух кукол из театра. Но самое страшное для Мэд было на стене. Крупная кровавая надпись с подтеками на всю стену. Она тянулась от потолка до пола, словно убийца смог взлететь и написать это так высоко.Прекрати прекрати прекрати прекрати прекрати прекрати прекрати прекрати прекрати прекрати прекрати прекрати прекрати прекрати прекрати прекрати прекрати прекрати прекрати прекрати прекрати прекрати