Практическая евгеника

             Просто удивительно, как значимое для одной пары, но совершенно рядовое для целого общества событие может всколыхнуть отдельно взятое административное образование! Третью неделю Саян ходил ходуном и стоял на ушах, готовясь к свадьбе Абарая и Рукии.       Надо отметить, что непосредственно к свадьбе готовились собственно Рукия и ее подружка Орихиме, да изредка забегала младшая сестренка Ичиго — Юзу, — чтобы что-то примерить или помочь. Ну, еще иногда объявлялась сногсшибательно шикарная Мила Роза, демонстрируя весьма откровенные наряды и тихонько посмеиваясь над смущением рыженькой девчонки. Рукия же на провокации не велась, только скептически кривила губы и напоминала арранкарше, что в бою ее декольте до пупка может и вовсе расползтись.       Остальной Саян готовился к финальному сражению. Урахара, Айзен, Ямамото и Барраган засели в кабинете ученых и просчитывали варианты развития событий. Шиба, Старрк и Хирако собрали весь молодняк и увели в снежные дали, то есть в предгорья — на стрельбы. Чем занималась женская часть населения под предводительством суровой Тии Харрибел, было совершенно непонятно, но ее молоденькие компаньонки злорадно хихикали, а Йоруичи сверкала желтыми глазами и туманно намекала, что незваным гостям не поздоровится. Бьякую к стратегическим приготовлениям не привлекали, мотивируя это его нулевым уровнем владения кидо. Он не обижался; махнул рукой и с головой погрузился в освоение азов духовных техник.       Это было странно. Вот ты стоишь на открытой каменной площадке, тебя обдувает холодным ветром, ты чувствуешь оседающую на коже морось — предвестник скорых весенних ливней. А потом концентрируешься — и глаза видят уже не только дальние пики в снежных шапках, не только низкие облака, но и сам воздух, его структуру. Видишь молекулы азота, кислорода, углекислого газа; их танец — постоянное движение, сближение и отстранение, как в замысловатых па, непрекращающиеся перемены фигур, к которым то присоединяются, то уносятся прочь стайки юркого водорода, гелия, метана… Смотришь, как под влиянием не только гравитации и магнитного поля, но и духовного поля планеты образуются все новые и новые соединения, как они выстраиваются в стройные композиции и тут же хаотично смешиваются, чтобы через миг стать новыми потоками воздушных масс и энергий.       Из самых глубин твоего существа приходит знание, что и твоя собственная духовная энергия — часть этого вечного круговорота, и ты можешь не просто делиться с миром силой своего разума, но и взаимодействовать со всеми планами бытия, встраиваться в его структуру и подчинять своей воле. Пусть ненадолго, пусть локально, но мир послушается тебя и сделает так, как надо тебе. Когда Бьякуя впервые силой мысли придал скоплению духовных молекул твердую форму и ступил на нее, у него закружилась голова. Стоять в метре над земной поверхностью и не видеть глазами, на чем ты стоишь, оказалось жутковато и волнительно.       Впрочем, секунда изумления стоила потери концентрации, и Кучики шмякнулся бы на каменную площадку с высоты, на которую поднялся, если бы его не подхватили в жалких сантиметрах от земли.       — Йо! — уже привычно поздоровался Ичиго, прижимая Бьякую к своему боку. — Ну как?       — Как видишь, — прохрипел тот, внезапно потеряв голос. — Отпусти.       Куросаки спорить не стал — медленно опустился и только тогда разжал хватку. Внимательные карие глаза изучали бледное от перенапряжения лицо Бьякуи, словно искали что-то новое, чего раньше не было. Сам Бьякуя чувствовал себя так, будто пробежал кросс на выпускном тестировании в Академии: дыхание учащенное, все мышцы подрагивают и приятно ноют, в голове пустота и легкая эйфория. Он несколько мгновений пялился в пространство перед собой, потом взглянул на Ичиго. Тот усмехнулся тепло и совсем чуть-чуть насмешливо.       — Кайф, а? — с плохо скрываемым энтузиазмом сказал Ичиго. — А вот освоишь шунпо, так вообще офигеешь!       — Шунпо? — задумчиво проговорил Кучики, перебирая в памяти терминологию. — Я так понял, что это какая-то следующая стадия, до нее еще дорасти надо.       — Ой, да ладно! — фыркнул Ичиго. — С твоим уровнем реацу тебе это должно быть монопенисуально…       — Ка-ак?! — Бьякуя вытаращил глаза, понимая, что выглядит круглым идиотом с этакой дурацкой улыбкой и обалдевшим взглядом.       Куросаки вдруг смутился, уши заалели, на щеках появился очаровательный румянец. Парень отвел глаза и что-то невнятно пробормотал. Правда, быстро оправился и с самым независимым видом заявил, что пришел за Бьякуей. Кучики с сомнением покосился на место, где должен был приземлиться пятой точкой, и попытался отговориться тренировкой. Но все это было ритуальными танцами — он уже хорошо знал Ичиго и понимал, что отвертеться от него не выйдет. Понимал это и Куросаки. Задорно улыбнувшись, он ухватил Бьякую за запястье и потащил внутрь жилой скалы, изредка оборачиваясь и заговорщицки прижимая указательный палец свободной руки к губам. Когда они дошли до общей пещеры, молодому аристократу уже и самому стало интересно, что же задумал рыжик.       Оказалось, ничего особенного, так, бытовой недовуайеризм. Они притормозили у входа, и доносившийся из гостиной шум и вопли приобрели объем и смысл. Внутри бушевала Мацумото Рангику, и ее хорошо поставленный голос разносился по всему жилому комплексу, сопровождаемый хрустом ломающейся мебели и звоном посуды.       — …не думал?! — со страстью оперной дивы кричала лейтенант Готей-13. — А то, что я чуть не свихнулась, для тебя — пустой звук?! Как ты мог?! — что-то тоненько звякнуло. — Я столько лет считала тебя мертвым! Я тебя оплакивала! — теперь затрещало, словно спинку плетеного креслица с размаху опустили на чью-то голову. — Я за тебя в храме молилась! Я — в храме! — судя по звону, в стену врезалась керамическая чашка. — Ты вообще обо мне хоть раз вспомнил?       — Ра-ан-тян! — жалобно проблеяли голосом Ичимару то ли из-за дивана, то ли из-под стола.       — Я тебе покажу «Ран-тян»! — грозно пообещала лейтенант Мацумото. — Я щас тебе такую «Ран-тян» устрою — всю оставшуюся жизнь помнить будешь.       — Ай! — видимо, до Гина все-таки добрались, и Бьякуя не выдержал — аккуратно выглянул из-за угла. Ичиго наклонился, поднырнул ему под локоть и тоже высунулся посмотреть.       Эпическое побоище превратило ухоженную пещеру в подобие трактира после всенощной попойки. Плетеная мебель валялась в живописном беспорядке, кое-где проломленная насквозь, кое-где — лишь изрядно помятая. Сбитые в неопрятный ворох циновки и покрывала устилали поверхности столов и тяжелых, а потому несдвигаемых диванов; веселенький полосатый пледик гордо раскачивался на свисающем со свода крюке, на котором еще утром был осветительный диод. Осколки тарелок и чашек сиротливо покоились по периметру помещения, явно свидетельствуя о том, что даже нанокерамика не переживает встречи с каменной стеной. Клочья синтетического наполнителя вились в воздухе, будто перья всполошенных и ощипанных птиц; в редких обрывках тряпок еще можно было угадать диванные подушки…       Посреди всего этого великолепия, привалившись спиной к боку дивана, на полу сидел Ичимару Гин собственной побитой персоной, а его колени воинственно оседлала Мацумото Рангику. Взъерошенная и все еще злая, она увлеченно тягала бывшего капитана за волосы, но он не сопротивлялся и только тихонечко ойкал, когда вновь обретенная невеста дергала особенно сильно.       — Гаденыш! — задыхаясь, приговаривала Ран-тян, — Сволочь! Мерзавец! — по ее щекам катились слезы, которых она, кажется, не замечала. — Эгоист несчастный! Только попадись мне!.. Я тебя прибью к демонам… Я тебя… — она вдруг всхлипнула, выпустила из пальцев серебристые пряди и обвила руками шею Гина, пряча лицо у него на плече. — Как же я тебя ненавижу-у-у!.. — девушка вздрогнула, плечики ее мелко затряслись. — Как же я тебя… как же я по тебе скуча-а-ала!       Ичимару осторожно, будто опасаясь нового всплеска ярости, обнял возлюбленную, и она заплакала — горько и одновременно облегченно. Гин длинно выдохнул, крепче прижал к себе плачущую девушку и пристроил подбородок ей на плечо. Когда он повернул голову, Ичиго и Бьякуе стал виден отчетливый след ладони на щеке бывшего капитана. Молодые люди переглянулись и выразительно округлили глаза.       — Ран-тян, — тихо заговорил Ичимару, поглаживая невесту по плечам, — ну Ра-ан-тян… Ну так правда было лучше! Ну честное слово, я не со зла. У тебя же мама в Фукудзиве, и дедушка старенький, и племянница эта твоя малолетняя. Ну представь только, если бы мы с тобой вдвоем исчезли, а на след Сопротивления вышли имперцы? Твою семью никто бы больше не увидел, даже следов не нашли бы. Ты смогла бы с этим жить? Я ведь правда о тебе думал!       — Негодя-а-ай! — прорыдала Рангику, теснее прижимаясь к нареченному. — О семье моей он думал! Свинтус ты, а не Лис!       — Конечно, думал, — вздохнул Гин. — Это и моя семья тоже, другой-то у меня нет…       Бьякуя дернул Ичиго за рукав и глазами показал, мол, идем. Молодые люди тихонечко, едва ли не на цыпочках удалились от проёма, оставляя примирившихся возлюбленных наедине. В таком же проходе по другую сторону разоренной пещеры в свете диодов сверкнула оправа айзеновских очков и взметнулись за спиной седые локоны Укитаке. Проверять Бьякуя не стал, но был уверен, что и в других коридорах прятались любопытные обитатели Саяна. Оставалось лишь надеяться, что всем остальным хватило такта уйти и не мешать объяснению Гина и Рангику.       — Откуда она здесь? — спросил Бьякуя, когда они отошли достаточно далеко.       — Оттуда же, откуда и ты, — беспечно отозвался Ичиго. — Сегодня в обед Улька и Гримм метнулись на Нихон, приволокли оттуда эту шальную красавицу и мелкого седого пацана.       — Хицугая, ее капитан, — кивнул Кучики. — А зачем?       — Ну так послезавтра же свадьба уже, — развел руками Куросаки. — А там в любой момент можно ждать «дружественного» визита квинси. Так что решили всех, кого надо вывести из-под удара, перетянуть сюда, чтоб их, во-первых, не послали воевать против нас же, во-вторых, не перебить в случае неразберихи, если придется самим пилить на континент. Не все ж друг дружку в лицо знают. Старик Ямамото хотел еще двоих капитанов к нам переправить, но что-то там не вышло. Я не очень в курсе, почему. То ли один не дался, то ли до него получилось достучаться, но он отказался переться сюда без кого-то там, я не знаю. Еще один впал в ступор и принялся орать о предательстве, только не родины, а дружбы и доверия. Я так понял, он в целом за старый Нихон и не слишком — за квинси, но его уж очень обидело, что до сих пор никто его не привлек к подполью и героическому шпионажу в пользу правого дела.       — Комамура, — усмехнулся Бьякуя. — Он всегда ценил дружбу выше, чем сомнительный долг перед пришельцами и захватчиками. Так и говорил: я служу Готею и Нихону, а не Императору. Вот только я думал, — он метнул на Ичиго быстрый взгляд, — что свадьба еще через недельку-другую. Неужели все уже готовы?       Куросаки пожал плечами.       — Думаешь, моим мнением интересовались? Сказали: послезавтра, значит, послезавтра. А что, ты возражаешь?       — Я не хочу пропустить свадьбу собственной дочери, — суховато отозвался Бьякуя. — И одну ее в логово врага тоже отпускать не хочу, а с перемещениями у меня не лучше, чем с формированием структур.       — А мы на что? — заулыбался Ичиго, глядя на спутника с некоей снисходительной нежностью. — Рукия сама совершит переход, Ренджи тоже, а я тебе помогу. Так же и договаривались, помнишь?       — Я надеялся не быть никому обузой, — прошипел Бьякуя, немного уязвленный тем, что мальчишка едва ли не вдвое младше будет водить его за ручку.       — Ой, да ладно! — отмахнулся упомянутый мальчишка, сияя улыбкой. – Сенкаймон не так уж и сложно сделать! Давай я тебе сейчас покажу, ты быстро освоишь. А послезавтра тогда будешь только следовать за кем-нибудь, чтобы не потерять направление и не промахнуться с дальностью. А?       Бьякуя еще только скептически скривил губы, а Куросаки уже обхватил его за талию, шепнул что-то странное, вроде бы «Гецуга Теншо» — и мир перед глазами смазался в серую полосу.              — Ну и где мы? — Бьякуя обвел взглядом темное пространство, более всего напоминающее шатер, судя по запаху и плотности материала — из натуральных шкур.       Куросаки повертел головой, кивнул сам себе и подошел ближе. Поднял на Бьякую глаза, посерьезнел и слегка напрягся.       — Я поговорить хотел, — твердо и в то же время немного неуверенно сказал он.       — Почему сейчас? И так… — Кучики вмиг осознал, что романтичного объяснения… (ну ладно, под сенью цветущих сакур не вышло, зато в наличии своды доисторического шатра) не избежать и постыдно стушевался, принялся тянуть время.       Ичиго вздохнул, сделал еще один маленький шажочек и оказался совсем близко, почти вплотную к Бьякуе.        — Потом может не быть времени, — хмуря брови, произнес он. — Никто ж не знает, как оно пойдет. Вот я и… — он осторожно сжал пальцы Бьякуи своими, искательно заглянул в глаза, — подумал… решил… Короче, не придумал ничего другого. А тут так удачно сложилось, что и ты один и рядом, и эта сумасшедшая рыжая всех распугала, и сенкаймон ты попросил показать…       — Я не просил, — напомнил Бьякуя, стараясь придать голосу холодности.       Куросаки снова глубоко вздохнул и опустил взгляд на их соединенные руки. Бьякуя давно заметил, что красноречием рыжий не отличался, предпочитая словам действия. Его неловкие ухаживания выражались, по большей части, в помощи и ненавязчивых подсказках, когда Кучики в них действительно нуждался. Поначалу едва ли не круглосуточное присутствие поблизости этого парня напоминало слежку и вызывало отголоски раздражения. Но потом Бьякуя привык и даже стал замечать, что если нигде в обозримом пространстве не видно рыжей макушки с непокорными вихрами, то гармония мира как-то не выстраивается.       Как относиться к этой юношеской влюбленности, он и сам не знал. С одной стороны, любовь с первого взгляда — прерогатива романов, которыми зачитываются омеги в период полового созревания, и даже в современном мире некоторые продолжают верить, уже будучи взрослыми людьми. Бьякуе такой беспечности испытать не довелось — на этот случай у него имелся суровый дедушка, пресекавший любую незрелость в суждениях на корню. С другой стороны, его роман и недолгий брак начались с того самого пресловутого первого взгляда и вполне могли оказаться счастливыми, если бы не жестокие обстоятельства. Ну и с третьей… Ичиго был красивым сильным альфой, с памятного всплеска рецессивных инстинктов ничего такого себе не позволял, к Бьякуе относился с трепетом. И, в конце концов, еще до судьбоносного перемещения на Саян Кучики подумывал о том, чтобы дать волю своей сущности, на собственном опыте узнать, что значит быть омегой в первоначальном и полноценном смысле.       Пока он размышлял, приободренный отсутствием сопротивления Куросаки поднес его руку к своим губам и несмело поцеловал костяшки пальцев. Бьякуя замер, впитывая новые ощущения. У Ичиго были сухие, обветренные и все равно мягкие губы. Парень вскинул на него глаза, горящие надеждой, и еще раз прикоснулся к коже губами.       — Ты обалденный, знаешь ведь, да? — горячий шепот опалил руку, от согретого дыханием участка кожи по всему телу побежали электрические разряды. — Мне от тебя крышу сносит… во всех смыслах. И пахнешь ты тонко и сладко, как… я не знаю… как цветки сакуры в меду. Эти наши умники могут хоть сколько вещать про нивелирование ранних инстинктов — я все чувствую, все слышу, меня так создали, — Ичиго говорил тихо, осыпая ладонь и пальцы Бьякуи невесомыми поцелуями и обдавая горячим дыханием. — Доказано там, не доказано — фигня все это. Я тебя почуял почти сразу, — он повернул ладонь, приник губами к запястью.       У Бьякуи как будто воздух в легких закончился, он судорожно вдохнул и попытался унять дрожь. Тело сигналы сознания проигнорировало, охваченное истомой и предвкушением. Впрочем, разум продержался недолго, лишь краешком отметив что-то про «создали». С каждой секундой — долей секунды — томительное напряжение нарастало, разливалось по венам, заставляя кровь буквально вскипать, и стекало, сворачивалось в тугую пружину где-то внутри, чуть ниже пояса.       Кучики медленно отнял руку, но не убрал. Наоборот, неторопливо, изучая и приноравливаясь, коснулся кончиками пальцев гладкой щеки, провел по линии челюсти, огладил скулу, отметив шелковистость кожи. Скользнул в огненное буйство прядей, провел большим пальцем по ушной раковине, слегка сжал мочку.       Глаза Ичиго распахнулись, он смотрел на Бьякую неотрывно, и тот утонул в расширившихся до предела зрачках, увидел в них свое отражение. Осторожность и самосохранение позорно капитулировали перед золотистым теплом во взгляде юноши — Бьякуя шагнул навстречу, прижался к молодому крепкому телу, чувствуя исходящий от него жар. Сильные, уверенные и очень осторожные руки обняли его, отсекли от него весь остальной мир, оставив только чувство бесконечной защищенности и легкой беспомощности.       Ичиго целовал его скулы, лоб, уголки глаз и рта короткими поцелуями, твердые корочки на губах едва ощутимо царапали кожу, невесомо щекотали ее. Бьякуя вдохнул поглубже, и голова закружилась от щемящего аромата шоколада с перцем. Взрывной коктейль надежного, уютного тепла и будоражащей остроты…       Как они оказались на полу, на мягких пушистых шкурах? Какая разница! Бьякуя утопал в давно забытых ощущениях, млел от ласковых и одновременно требовательных прикосновений. Ичиго гладил его, сжимал сильно и нежно, касался трепетно и волнующе и не прекращал осыпать поцелуями — пока еще аккуратными, почти целомудренными. Его руки, казалось, были везде, и кожа под мозолистыми ладонями вспыхивала, горячие импульсы разбегались во всех направлениях, дразнили нервные окончания, заставляя хотеть большего.       Бьякуя осознал, что на нем не осталось никакой одежды только тогда, когда горячие пальцы погладили его между ягодиц. Он словно вынырнул из жаркого марева — вцепился Ичиго в плечи, с усилием отстранился. С трудом сфокусировал взгляд на рыжем. Тот полусидел, прислонившись спиной к опоре шатра, сам Бьякуя оседлал его бедра… Ичиго вопросительно глядел на него из-под огненных прядей, глаза его пылали, радужка отливала золотом.       — Ты младше меня почти вдвое… — хрипло проговорил Кучики. Почувствовал, что во рту пересохло, и облизнул губы.       Куросаки внимательно проследил за движением языка. Моргнул.       — Ага, — сипло ответил он и замолчал, продолжая поглаживать Бьякую по заветному местечку.       — Мы заняли чье-то жилье… — повторил попытку Бьякуя.       — Ага, — согласился Ичиго. И протолкнул внутрь кончик пальца. Бьякую накрыло волной паники.       Он дернулся, прикусив губу, отвернулся от Куросаки, залился краской. Хотелось вырваться и бежать, и в то же время тянущий дискомфорт необъяснимым образом обещал будущее удовольствие, и его хотелось с той же силой. Мысли снова смешались, шершавая ладонь, что гладила поясницу, дарила ощущение безопасности и покоя. Будто сложилась мозаика, получив недостающий, свой самый важный кусочек.       — Я совершенно не уверен, что это правильно, — глухо пробормотал Бьякуя, закрываясь от Ичиго растрепавшимися волосами.       Тот широким движением огладил его спину, пощекотал позвонок под затылком, вплел пальцы в волосы Бьякуи и заставил повернуть голову, посмотреть себе в лицо. Они замерли, вглядываясь друг в друга. Кучики подозревал, что выглядит по-дурацки с этим смущенным румянцем, растерянными глазами и приоткрытым ртом. Ичиго же открывалось самое невероятное зрелище из всех, что он когда-либо видел, и он откровенно любовался. Не забывая тихонечко шевелить пальцем…       — Я уверен, — твердо произнес он и притянул Бьякую к себе, на этот раз целуя жадно и глубоко. И когда Бьякуя неумело ответил, продвинул палец дальше…       Бьякуя ахнул в нетерпеливые губы, задохнулся, прижался теснее. Ичиго обнял его свободной рукой, вдавил в себя, практически обездвиживая, и стал действовать настойчивее. Он определенно не был новичком в таких делах, и всего через несколько минут молодой аристократ в его руках судорожно выдохнул и расслабился, явно отдавая себя на милость победителя. Победитель не стал злорадствовать или насмехаться, напротив, он прилагал все возможные усилия, чтобы его партнеру не пришлось после жалеть о случившемся. И когда входа коснулось влажное, твердое, куда более основательное, чем пальцы, Бьякуя только вздохнул поглубже, ткнулся лбом в плечо Ичиго и обхватил того руками…              Звезды перестали плясать перед глазами, дыхание пришло в норму. Бьякуя приподнял тяжелые веки, облизнул пересохшие губы. Ичиго, развалившийся на спине, властно притянул его к своему боку, вынуждая улечься головой себе на плечо. Двигаться не хотелось, говорить — тоже. Охватившая тело легкость смешивалась с негой, грозя утянуть в сон. Кучики не желал сдаваться своему состоянию, упрямо распахивал слипающиеся глаза и щекотал ресницами грудь Ичиго. Тот улыбался, поглаживая Бьякую по спине. Ощущения были такими, что отказаться от них сейчас было просто нереально.       А вот отрубиться — вполне реально. На пике удовольствия Бьякуя бессознательно выпустил такой мощный поток реацу, что теперь больше всего походил на выжатый лимон. На дважды выжатый лимон. Если бы Ичиго тоже не упустил эманацию и его духовная энергия не пронзила Бьякую мириадами частиц, валялись бы они двумя скомканными тряпками — заходи кто хочешь, делай что хочешь.       Бьякуя пошевелился, устраиваясь поудобнее. Затихшая было боль в загривке кольнула острым клевком. Кучики поморщился, с трудом поднял тяжелую руку и провел пальцами по шее. С удивлением уставился на бурые комочки подсохшей крови.       — Ты что сделал? — с бесконечным изумлением спросил он, даже приподнялся на локте, чтобы видеть Ичиго. Тот скорчил смущенную рожицу, досадливо дернул краешком губ.       — Пометил тебя, — признался Куросаки и побыстрее придавил Бьякую рукой, чтоб не сбежал.       — По…пометил? — недоверчиво переспросил тот. — Позволь узнать, зачем?       — Затем, что так ты никуда от меня не денешься, — уверенно, даже немного с вызовом ответил парень. — Метка — это, знаешь ли, серьезно!       — Вот как, — обескураженно протянул Бьякуя.       Что-то такое на уроках биологии говорили, но школа и гендерное воспитание были так давно, что память об этой дисциплине безвозвратно стерлась. А зря. Единственное, что смог выковырять Кучики из закромов сознания, — это неподтвержденные слухи, будто в старые времена метка на теле омеги закрепляла союз и была гарантом крепких отношений получше брачного контракта и штампа в документах. Это что же, выходит, Ичиго привязал его к себе?!       — Придурок, — тяжко вздохнул Бьякуя, снова устраивая голову на плече рыжего. — А если ты ошибся? А если завтра встретишь кого-то, кого полюбишь?       — Я уже встретил, — удивленно ответил Куросаки. Даже голову повернул, чтобы видеть лицо Бьякуи. — Тебя.       Молодой человек только головой покачал, мазнув темными прядями по золотистой коже партнера. Гормональный коктейль в крови настраивал на мирный лад, выяснять отношения и качать права не хотелось — в этом просто не было необходимости.       — А меня ты не спросил, — задумчиво протянул он, прикрывая глаза.       Вот странно. Никогда Бьякуя не был безвольным человеком, никогда не шел у кого-то на поводу, всегда все решения принимал сам. Разумеется, частенько он сомневался, раз за разом взвешивая все «за» и «против», просчитывал варианты, иногда теряясь в них, но чтобы так… Впрочем, надо быть честным с самим собой — таким серьезным и самостоятельным он был только последние двадцать лет, в период своей службы в имперском Готее. А в ранней юности опрометчивые поступки были практически его визитной карточкой. Но и те взбалмошные выходки были результатом его собственной импульсивности! А тут все решили за него. Но этому совсем не хотелось противиться.       — Ты бы колебался еще пару лет, потом придумал бы какую-нибудь отмазку, — сказал Ичиго, вырывая Бьякую из ленивых размышлений. — У меня бы терпения не хватило. И закончилось бы все это как-нибудь… как тогда, на скале. Не хочу.       — Угу, — согласился Бьякуя, тихонечко фыркнув. — А теперь я, значит, не могу дать тебе от ворот поворот? Вот приду в себя и опомнюсь…       — Не сможешь, — засмеялся Ичиго. — Связь, знаешь ли.       — Сказки все это, — с неожиданным огорчением вздохнул Бьякуя.       — Не-а, — Куросаки мотнул головой. — Айзен с Урахарой могут хоть на дерьмо изойти, уверяя, что «истинные» — это легенда, а древние механизмы извели на корню. Все работает. Я тебя учуял, пока нёс в медблок… ну тогда, помнишь? Когда по голове тебя ударил. Ты уж прости, — Ичиго виновато погладил Бьякую по затылку.       — И ты меня почуял, — продолжил он, обхватывая Бьякую второй рукой. — Вот сегодня, здесь. Думаешь, все прошло бы так легко, если бы не наше предназначение?       — У тебя богатый опыт, видимо, — пробормотал Бьякуя, угревшийся в объятиях. — А с кем у тебя, — он зевнул, — не прошло легко?       — Какая разница?       — И что, у всех срабатывает, и никто этого не замечает?       — Не у всех. У нихонцев — у трети где-то, у арранкар — приблизительно три четверти. У квинси не знаю, но тоже должно быть. А что?       — Угу… — невпопад мурлыкнул Бьякуя. Голос Ичиго обволакивал, укачивал, руки его грели и защищали, мерно бьющееся сердце отстукивало ритм колыбельной.       Вообще, конечно, это было верхом безрассудства — заниматься сексом, а потом спать без какой-либо одежды в совершенно незнакомом месте, с еще недавно посторонним парнем. То ли метка так действовала, то ли проникшая в кровь Бьякуи реацу Ичиго, но молодой человек не просто чувствовал — он знал, что может доверять Куросаки. Это чувство — уверенность в партнере, доверие, взаимность — так нравилось, что в нем хотелось остаться навсегда. Впервые за много лет Бьякуя понимал, что может разделить свою жизнь с тем, кто не подведет. Умиротворенный, он уснул, и сон его был спокоен.