***
Была своя прелесть в долгих перелётах. Пока аколиты толпой сидели в холле шаттла, создавалось впечатление, что с ними ничего не может случиться. Все занимались своими делами, и Мириам уже полчаса блуждала в мечтах, оставив книгу, и наблюдала исподтишка, как Фенрир улаживает механизмы в силовом кулаке, потягивая амасек и вспоминая былое с Каттоном. Въедливо изучая лаконичные движения пальцев, девушка пыталась связать воедино образы ассасина и мужчины, навязавшего ей две постыдных ночи. Она рассуждала об этом иногда, после того, как проветривала душу от чувства вины и отвращения к себе; факты отрицали возможность совпадения, однако, даже позволяя себе поверить в очевидное, Мириам говорила себе: «Какой вздор!» – и предпочитала счесть себя сумасшедшей. Её позиция в этом скользком вопросе была очень изменчивой. Иногда ассасин острил что-нибудь, и ей мерещилось, будто он шутит об их связи; тогда она приходила в ярость и была близка к тому, чтобы прочитать ему проповедь о субординации, о целомудрии и, до кучи, о человеческом, которого в нём не хватало. Однако что-нибудь всегда заставляло её молчать: либо склонность избегать скандала, который мог породить малоприятные слухи; либо тревожная мысль о том, что Фенрира она не знает, и он мог бы до неё играть эту шутку дюжину раз с другими коллегами; либо инстинкт самосохранения. Хотя при мысли об этом издевательстве Мириам охватывал гнев, она слишком боялась этого человека, который, ей казалось, мог от одной только нелюбви к пререканиям сжечь её сердце безупречным выстрелом. – Ты всегда такая задумчивая, – по обыкновению тихо заметил Ларк, наверное, с целью начать разговор, но Травел молча приподняла уголки губ и изобразила увлечённость текстом. Сейчас уединение было ей предпочтительнее. Через неделю она будет жалеть о своём решении. Однако теперь одна старая мысль увлекала всё её внимание: «Милочка, судя по её резюме, отличается совершенной непредвзятостью». Вопросов о том столкновении в кафетерии было море, но все их объединяло одно и то же плохо формулируемое чувство – смесь нервного женского любопытства и надежды. Она подмечала так любое проявление благосклонности Фенрира, надеясь однажды разгадать его отношение к себе и понять, чем может быть вызван его гнев, и остерегаться его с пониманием, а не избегать всякого взаимодействия. К тому же, – в чём девушка себе ни за что бы до сих пор не призналась – если бы вышло так, что он испытывал к ней симпатию и именно её проявлял в диковатых, беспроигрышных домогательствах (Может, и не он вовсе? Может, сон?), это бы ей польстило. В последнее время убийца и вовсе был с ней странно мягок и уступчив, что придавало ей уверенности не только в его расположении к ней, но и в своих силах на пути служения Инквизиции. За их с Каттоном беседой она не следила, и всё происходящее воспринимала отрывочно. Иногда она прислушивалась и к речи сержанта, внутренне забавляясь тому, как разнилась его речь в зависимости от стадии опьянения. – Бля, ты хорошенько припомни эту слабоумную, – тянул несколько перебравший Каттон, который уже не только пилил взглядом фотовизор собутыльника, но и начал плавно жестикулировать свободной рукой для особой убедительности. – Припомни-ка – то ли ты, то ли Стержень рассказывал: сидит одержимый, колбасит его, всё такое. Что она делает? Берёт – и отстёгивает его нахуй. Гениальное решение! Сона была слабоумная, – буркнул он упрямо. – От слабоумия и коней дала, ничего удивительного. Тем временем доброе предчувствие Мириам не так уж было беспочвенно. На другой день после разговора со Стержнем подавленное состояние покинуло Фенрира, сменившись похмельем, и он, заново переварив всю полученную информацию, принял решение быть с Милочкой внимательнее. Чем выше он поднимется, тем больше у него будет возможностей. Какие-либо продвижения по карьерной лестнице очень импонировали интересам ассасина. Он был талантливым специалистом, а не отчаявшимся камикадзе. – Ну Стержня-то я взъебал! – хвалился Викар. – Его больше беспокоило, как на нём майка сидит, чем ты и твои поражающие воображение боевые навыки. Напомни мне: я тебя после этого с удара положил или ты сам лёг, чтобы я тебя не убил? – Фенрира после нескольких стаканов бахвальство пустого явно бесило ещё пуще обычного. Тот фыркнул в ответ: – Хоть сейчас один на один! – Ставлю три сотни на Фенрира, – Квинт расслабленно ухмыльнулся. Совет звучал очень просто на словах у Стержня, которому ничего не стоило расположить человека к себе и не перегнуть при этом палку. Фенрир был в этом сведущ настолько дурно, что лучше бы ему было спросить у гения-ловеласа инструкцию подетальнее, но он для этого был слишком горд. В итоге, он только отдалился от Мириам, зато переполнил её ложными надеждами, так как время от времени всё-таки перебарывал в себе желание сострить или отозваться в грубой форме о её методах работы. – Ну давай, – резким движением отставив стакан, Фенрир пошевелил пальцами в металлической перчатке. Его голос стал более звучным и угрожающим, чем всегда. – На кулаках. – Может, не стоит … ? – пробормотал Ларк, но не закончил, решив, что лучше не привлекать внимание убийцы к себе: тот явно был не в духе. Примерно в то же мгновение Мириам сообразила, что происходит. – Ни к чему устраивать между собой драку. Будьте любезны вести себя профессионально, – пасмурным тоном заметила она товарищам. – Это не ваше дело, Милочка, – осадил девушку Фенрир, даже не взглянув на неё. Знай Ральтус, что его друг делает и как, он бы, без сомнения, поспешил подкорректировать тактику. Если бы не умер со смеху, наблюдая за тем, как он неуклюж в подобных делах.***
Фарадус А был совершенно стабильным с виду Имперским миром. В столице, где в последнее время происходили регулярные исчезновения людей, был умеренный климат, преступления и беспорядки были незначительны, и единственное, что бросилось аколитам в глаза, – болезненный вид местных. Мириам отметила в них нездоровую даже для улья бледность, но это было слишком сомнительной зацепкой; кто-то предположил, что причиной такому состоянию является начало первого рабочего дня, и никто не стал рассматривать эту деталь всерьёз. По забавному стечению обстоятельств (наверное, над документами к миссии работал не самый опытный адепт), капитаном был назначен Фенрир. Когда ему сообщили об этом – сам он просмотрел предоставленные данные бегло и безынтересно, – он только вздёрнул бровью и обратился к Каттону: – Примете командование, сержант? Однако тот хохотнул отрывисто, похлопал по кобуре с именным стаб-пистолетом и, наигранно улыбнувшись, ответил: – Да, конечно. Уж я-то лучший капитан для подобного расследования. Работаю чуть скрытнее оравы орков, то, что надо, прям. Они стояли вдвоём на выходе из почти безлюдного космопорта и ждали остальных. Квинт опёрся на стену и бессмысленно провожал взглядом проезжающий рабочий транспорт, постукивая по карманам в поисках пачки лхо-папирос. Было душновато, как всегда бывает перед закатом, который нисколько не манил сержанта своей собирающейся красно-синей мазнёй. – А зачем нам вообще капитан? – поинтересовался подошедший Викар. Он присел на корточки у столба, явно устраиваясь поудобнее для приятной беседы. – Ответственное лицо, – прохладно ответил Каттон после небольшой паузы, закуривая. Ассасин промолчал, а Квинт предпочёл бы поскорее избавиться от компании пустого, который без ответа всё равно не отвяжется. – А-а-а. Так всесильный убийца сгружает ответственность? – лицо Викара исказилось самой желчной из его усмешек. Отродясь не отличавшийся дружелюбием даже по отношению к обычным людям, Фенрир тут же шагнул к пустому, выдернул из удобной позы за шкирку и прижал его шею предплечьем к столбу. – Нести ответственность за выродков вроде тебя – сомнительное удовольствие, – голос убийцы, как всегда монотонный, звучал немного выше. – Ты мне плащик-то не порти, капитан, – презрительно выплюнул бандит, вовремя вскинувший к шее коллеги стилет, припрятанный в широкий карман. – Что здесь происходит? – прозвучал со стороны сердитый женский голос. Квинт лениво скосил взгляд на пришедших: Мириам смотрела на него, очевидно, требуя объяснений. Ларк досадливо отвернулся, явно не желая принимать участия в скандале. – Да вот дерутся чего-то, я не успел разнять, – проговорил сержант, затягиваясь и не шевеля и мускулом. Он только протрезвел, и настроение у него было поганое. Травел, зардевшись в своей очаровательной ярости, резво обернулась к Викару и Фенриру, застывшим и явно собиравшимся взять друг друга на измор. – Викар, – она выбрала жертву легко, естественно, почти подсознательно сваливая вину на пустого. – Будьте так любезны прекратить привлекать к себе внимание и сеять всюду раздор, – разразилась она, невольно скручивая в рулон бумаги, которые несла, и затем вновь разворачивая их. – Успешному выполнению задания это не способствует, к тому же, это едва ли можно назвать приемлемым поведением для человека вашего возраста и статуса. Викар выслушал её с постной миной; в конце нотации уголок его губ потянулся вверх, создавая складочку, которая была маловата для вложенной в неё насмешливости. – Извиняюсь, принцесса. Ужасно виноват, – саркастировал он. Мириам от этого только больше разгорячилась, но ощутила в себе скупость на слова, характерную для крайнего негодования, и промолчала. Ассасин оставил Викара в покое, небрежно отталкивая его напоследок и демонстративно игнорируя стилет. Пустой устоял на ногах; сунув руки в карманы, он обрёл самый невозмутимый вид. – Благодарю, – скупо отозвалась на сомнительное перемирие девушка, изображая увлечение принесёнными ею документами и спешно раздавая их. Фенрир выдернул у неё своё разрешение на ношение оружия, отметив длину списка через плечо, и снисходительно протянул: – Милочка... Травел подняла глаза, молча, скованно упрекая коллегу за неприятное прозвище, которым он её наградил и которым один желал и осмеливался пользоваться. Он не торопился говорить, неосознанно ожидая подтверждения своему превосходству, и девушка вынуждена была этому поддаться, опасаясь противостоять. – Вы что-то хотели? – Хотел, – коротко усмехнувшись, просмаковал ассасин и наклонился к ней, изображая интерес к её медальону. Неуловимый из-под маски неоднозначный взгляд положительно смутил Травел, и Фенрир с удовольствием принял настороженность, мелькнувшую в коротком движении округлых, светлых бровей. – В рамках своих капитанских полномочий я передаю вам капитанские полномочия, – сказал он, чуть погодя. – Вижу, вы их заслуживаете больше любого из нас. Он иронизировал, конечно, но слишком тонко, чтобы Мириам поняла это. И всё же её улыбка выглядела несколько неловко и выдала все до последнего её сомнения; впрочем, к ним никто не питал интереса. – Полностью согласен, – осторожно, но серьёзно добавил Ларк. Фенрир обернулся к нему и чуть поводил головой, как бы разглядывая подавшего голос со всех сторон и будто подчеркивая этим, насколько незначительно мнение псайкера; потом фыркнул и, равнодушно приняв от Травел благодарность за доверие, удалился вслед за Каттоном и Викаром, искавшим транспорт до гостиницы.***
Добравшись до города, аколиты наскоро взяли номера в ближайшей гостинице и наняли машину, которая явно свидетельствовала о привычках единственного водителя в команде: автомобиль такого класса в этом городе мог принадлежать только члену очень обеспеченной семьи. Мириам была единственной, кто не был доволен выбором, так как поделенная на всех сумма была слишком значительна, и она предпочла бы пожертвовать её здесь же Экклезиархии на содержание сирот, на которых, закономерно своему происхождению, возлагала большие надежды. Остальным либо не было дела, либо даже нравилось кататься по широкой улице и глазеть из окна бездумно на длинные, тесные домики из бетона, густо выкрашенного в тёмно-зелёный; такими преимущественно был забит здесь любой район, кроме самых бедных, где крошились потихоньку разномастные желтовато-серые здания, поплывшие от тяжести времени вбок. Всех охватывала тупая слабость от перелёта. Каттон, правда, за рулём даже будто бы повеселел. – Навигатор надо отключить, – заметил Викар сразу, как все устроились в машине. И прежде, чем коллеги начнут огрызаться, пояснил: – Мы ж пока в хуй не дуем, что тут происходит. Осторожность не помешает! Он обратился ко всем и никого не сверлил взглядом, явно не держа на коллег зла за то, что они перманентно были раздражены его персоной, в том числе и теперь. За жизнь он успел привыкнуть к подобному и фраза: «Ну я ж говорил!» – сама собой стала его девизом, так как его весьма толковые идеи часто бывали проигнорированы из-за заведомо дурного отношения к нему, складывающегося по разным поводам, но без исключений. – Отключать не стоит, – выдавил Ларк, явно мучавшийся от присутствия пустого в такой близости. – Странно выглядеть будет, словно он сломался... Только внимание привлечёт. – Мудрое замечание, – с готовностью и ласковой полуулыбкой отозвалась Мириам, желая поддержать робкого приятеля, которого Каттон с Фенриром, сидящие впереди, как ей казалось, и не услышали вовсе. – Кто-нибудь из присутствующих разбирается в технике? Она, конечно, знала, что ассасину среди здесь сидящих равных в этом не найдётся, но опасалась обращаться к нему лично. Тот простодушно воспринял аккуратность выражения за забывчивость и подал голос: – Допустим. – Как ты могла забыть? С нами ведь восьмирукий пятихуй! – вбросил Викар беззаботно. Убийца не подал виду, что услышал его. – В таком случае, не могли бы вы решить этот вопрос? – Мириам также проигнорировала шутку, показавшуюся ей особенно вульгарным оскорблением. А вот псайкер, анекдот про мутанта знавший ещё с детства, вдруг забормотал что-то ещё тише обычного, но сейчас его услышали все: – Наоборот… Пятирукий... – Мог бы, – прозвучало отчётливо с переднего пассажирского сиденья сквозь заливистый смех пустого, вызванный комментарием Ларка. Каттона почему-то тоже пробрало, и он беззвучно хохотал, поглядывая на приятеля. – Вам что-нибудь понадобится? – непроницаемо уточнила девушка. – Милость Императора! – полупростонал сержант, цитируя конец всем известной шутки, и теперь уже в голос присоединяясь к общему веселью. – Квинт, воздержитесь от богохульства! – возмутилась Мириам, и, наконец, она одна сохраняла деловой тон. Фигура Фенрира, ухмыльнувшегося на слова приятеля, теперь тоже чуть подрагивала от беззвучного смеха. Его с самого дня знакомства с клириком крайне забавляла её напыщенная строгость и чувство юмора, которое было настолько плохо, что даже хорошо. Девушка недовольно поджала губы, лаконично сокрушаясь: – Это невероятно.***
Решено было заглянуть в один из желтовато-серых районов: не дошедшая до нищеты бедность всегда странным образом способствует сплочённости. Слухи в таких местах не нужно было искать – они сами назойливо затекали в уши. К тому же, возня с навигатором требовала мест поукромнее. Чем дальше от центра, тем больше людей толпилось на улицах. Несчастные, торопящиеся со второй смены на третью, были склонны даже и не замечать единственную машину на дороге. Каттон, преисполненный к низшим классам почти врождённого презрения, раздражённо размышлял: «Удивительно, зачем вообще в этой проклятой дыре дороги. Кто здесь ездить-то будет, кроме рванья, которые и педаль не смогут себе позволить?» Он всё же остановился, ожидая, когда поток нервных рабочих преодолеет рокритовую реку на своих задубевших от усталости ногах. Ларк открыл окно и высунул голову, надеясь, что ему станет хоть чуточку легче. Розовеющая на солнце радужка явно пыталась спрятаться под веками, объявляя обморок, но чьи-то панические возгласы врезались в опухший от малоприятного соседства ум. – Холод... Везде... Он придёт! Придёт! – слышалось откуда-то невнятное, истеричное бормотание. Ларк повертел головой, придирчиво оглядывая тротуар. – Тьма и холод! Тьма и холод! – мужской голос подвывал, будто горло было истощено многочасовыми рыданиями. Источника этого голоса псайкер не видел. – Господин Каттон... – Да, – холодно отозвался сержант, всё ещё проклинающий нарушителей порядка на дороге. – Остановите машину, пожалуйста, – настороженно хмурясь, попросил псайкер. Он звучал очень уверенно в этот раз, и для знающих товарищей это свидетельствовало о том, что просьба относилась к миссии. Естественно, Квинту это было невдомёк. – Она и так стоит, как видишь, так что вперёд. Ларк вышел из машины; Мириам и Викар вышли за ним, не сговариваясь. Бессмысленная речь удалялась от них, и псайкер суетливо осматривался. – Слышите это? Про холод и тьму что-то, – пояснил молодой человек. – Понял, – оперативно отозвался Викар, и все они принялись шерстить взглядом толпу. – Вон красавец! – воскликнул пустой, кивнув головой на кого-то, и двинулся в сторону своей находки. Им предстал человек совершенно ужасного вида. Казалось, он не ел ничего уже не одну неделю; его лицо выдавало бессонницу и абсолютное безумие. Мужчина лет сорока или пятидесяти – в таком состоянии его возраст было трудно точно определить – шёл, топча с усилием рокрит под собой; он иногда останавливался и бил свою голову предплечьем или лупил рукой по фонарю или урне. Взвыв от боли, он после лепетал под нос: «Хвала Императору... Тьма и холод... Возьмут... Боже-Император, спаси...» – и продолжал свой путь. Они привыкли в силу своей профессии обращать внимание на любые странности и пытались говорить с ним, но ни дерзость и прямота Викара, ни ласковая манера Мириам, ни психосилы Ларка не выбили из этого человека ни одного внятного слова; он будто и вовсе не замечал их. В конце концов, Викар махнул рукой и бросил: «Чего ебаться? Просто городской сумасшедший. Такая себе зацепка». Разочарованные, они поспешили к уже припаркованной в переулке машине, где скучала другая часть группы. – Полагаю, лучше всего будет разделиться. Пока Фенрир разбирается с навигатором, поищем информацию по делу, – с ходу предложила девушка, приближаясь. – Разве вы не предлагали мне помощь, Милочка? – отозвался тот. В пути он подумал, что общение наедине может быть шагом к завоеванию доверия. В своих успехах на этом поприще, куда Стержень его немилосердно вытолкнул, убийца был не уверен. Травел недоумённо поморгала, переводя на него взгляд. Её пальцы неистово крутили кольца, вновь выдавая беспокойство. – Разве я чем-то могу быть полезна в данном случае? – Да разве не очевидно чем? – ехидничал Викар, оперевшись на багажник и подпирая щёку рукой. Он имел неосторожность заметить в поведении старших товарищей что-то необычное, и теперь наблюдал за этим, как за развитием сюжета какого-то третьесортного любовного романа. – Насколько мне известно, вы что-то понимаете в технологиях, – ответил Фенрир коллеге, выразительно намекая пустому вести себя прилично постукиванием по рукояти силового меча. – Я тоже понимаю! Мириам-то понужней меня будет в делах балабольных, может, поменяемся? А-то я как-то логики не прослеживаю, – возмутился Викар. – Думаю, Викар прав, – не уверенная, что рада исходу, Мириам шагнула к выходу из переулка. – Останемся же тогда втроём. Ампутируем, наконец, язык этому кретину, – выдал Фенрир, заставляя девушку остановиться. Начались пререкания, которые Каттон, уставший это терпеть, в несколько слов утихомирил, после чего уставился на Травел давящим взглядом, каким смотрят на командующего, в компетенции которого позволено сомневаться. Это задело её вдвойне, учитывая, что после слов убийцы она уже приняла решение и просто не нашла момента, чтобы высказать его. – Квинт, я попрошу вас узнать что-нибудь у местных жителей. Возьмите Викара и Ларка с собой на случай неприятностей. Ларк, вы знаете, что делать? – псайкер кивнул, обнаруживая крайнюю самоотдачу, как и всегда. – Я на вас рассчитываю. Во взгляде молодого человека скользнула неуловимая благодарность; Мириам неприметно улыбнулась и выразила ответную признательность лёгким наклоном головы. Их короткий диалог вернул её к равновесию.***
Каттон досадовал на выпавшую ему задачу. Во-первых, он не был силён в допросах без угроз и соответствующего инструментария. Во-вторых, его выводили из себя склоки в команде, из-за которых произошло нелепое распределение; он склонен был списывать их на Викара, впрочем, зная Фенрира не первый день, негодовал и на него. Как лидер, Квинт трезво оценивал не только навыки убийцы, но и его единоличную натуру, мешавшую слаженности работы в команде. Ассасин идеально выполнял любую задачу, связанную с его непосредственным кредо, но отличался упрямством и нетерпимостью к упрямству других. Глядя на происходящий балаган, сержант не раз поймал себя на мысли, что в гвардии оба конфликтёра давно были бы списаны в отряд мнущих землю пробитой головой. Впрочем, всё это не было поводом для безалаберности. Квинт прорезал толпу своей квадратной фигурой; его товарищи шли следом, не выбрав никакого более приоритетного направления. Минут через пять блуждания они наткнулись на «Отчий дом». Усталое бледное лицо поднялось к вывеске и исказилось в выражении неприязни и сомнения. – Так и тянет в «Отчий дом», – пробормотал он, тяжело выдохнув в борьбе с духотой похмелья. – Постойте снаружи. – Почему? – скромно возразил Ларк. Викар, впрочем, понимающе покивал и закурил, оперевшись на рекламный щит. – Ну так у тебя-то вообще особое задание от капитана, чем недоволен? – бросил Каттон, заходя внутрь. Ах да, мы забыли кое-что ещё. В-третьих: десять лет службы в Имперской гвардии внесли в отношение Квинта к рабочему классу только поправку на форму. Однако людей в форме в «Отчем доме» искать не приходилось. И формулировка убедительной просьбы про неразбавленный амасек тоже испарилась из его головы, потому что зашёл он, очевидно, в кормёжку. Нищие таращились на него из-за обшарпанных плассталевых столов, шаркая и бряцая алюминиевой посудой и не скрывая любопытства. И сержант не собирался доставлять им удовольствия и развернулся было, когда его взгляд упал на яркое пятно среди выцветших одежд. Его берцы загремели по чистому полу. Сахарное создание, к которому он приближался, съёжилось, явно испугавшись. – Могу я к вам присоединиться? – уточнил он в самой приветливой из своих манер. – Если вам угодно, – ответил неприятный для слуха тонкий голосок. Каттон устроился напротив напряжённой, но естественно сохраняющей лицо девушки. Она была чуть полновата и не очень хороша собой от природы из-за узких и маленьких глаз и безразмерных щёк; на вид ей было не больше двадцати пяти. Голубой пифюровый комплект делал из неё белую ворону: ткань была дорогая и благодаря внешней невесомости сильно выделялась. Как бы невзначай приладив руками тонкие чёрные волосы, девушка заявила: – Я не вернусь домой, – но её голос звучал не горделиво, а умоляюще, и, по мнению Квинта, просил как раз обратного. – Не возвращайтесь, – отозвался он. – Я и не думал вас заставлять. Мне даже не пришло в голову, что вы ушли сами. Я подумал, что вам может быть нужна помощь. Чёрные глаза уставились на аристократку в странном выражении обиженного пса. Квинту за тридцать три года никто не сообщил ни об этом особом взгляде, ни о том, что и это имеет на женщин эффект. Псайкер с пустым стояли чуть поодаль друг от друга. Однообразный шум топота иногда прерывался разговорами и, изредка, гудком автомобиля. Ларку пришлось отойти, чтобы иметь хоть какую-то возможность оценить состояние варпа в этом квартале. Спустя минут пять, когда он сделал всё, что мог, он всё же остановился на расстоянии, допускающем диалог, и мирно скучал, изводясь собственной инициативностью. Викар так и не двинулся с места. Он разглядывал толпу, по большей части уныло волочащую конечности, и раздумывал о чём-то. Закуривая третью папиросу, пустой вдруг сказал: – А знаешь, чо? Ларк поднял на него глаза, преисполнившиеся детского инфантильного любопытства. – Что? – Я понял тут, почему мы того психа не сразу в толпе-то нашли. Знаешь, почему? Безликое стадо огибало Викара по окружности с двух сторон, даже не поднимая головы. Выражения лиц не менялись, оставаясь измученными и болезненными. Иногда кто-то ворчал ругательства; этот кто-то всегда выделялся, так как нарушал траекторию. – Почему? – От безумцев обычно держатся подальше. Перед ними расступаются или типа того. А тут – ничего, – пояснил пустой. – И главное, что все они такие… Как сказать… Как скот, видишь? Хотя её бескровные губы тронула улыбка, аристократка некоторое время молчала, продолжая с тревогой поглядывать на собеседника. Сержант её не торопил. – Как я могу к вам обратиться? – спросила она, наконец. – Кай. Кай Косадес к вашим услугам. Так зачем вы ушли из дома? – Квинт буквально распиливал её своим неотрывным вниманием, впрочем, совершенно явно не из симпатии. – Или это личная причина? – Я могу вам что-то рассказать… Только не безвозмездно, – робко высказалась аристократка. – Это связано с исчезновениями людей, происходящими в последнее время? – в лоб спросил Каттон. – Исчезновениями?.. – она явно заволновалась; упавший взгляд выдал её попытки хоть как-то связать свою историю с озвученными событиями. – Не знаю точно, наверное, да, – и снова девушка явила ему свои невыразительные глаза, чего-то ожидая. Сержант знал подход к барышням, в частности, к таким. От говорящего лица этой особы ему стало мерзко и тоскливо, как взрослому, отказывающему навязчивому ребёнку. Далёкое прошлое тянуло к нему свои когтистые лапы, напоминая, как обойтись улыбкой и ласковым словом и одновременно избежать ответственности. Однако ни улыбок, ни ласки в его арсенале давно не появлялось, да и мужчина уже не видел разницы между ними и горсткой монет. Каттон положил на стол всё, что с ходу наскрёб в кармане – что-то около пятидесяти тронов, – этим проклиная этические игрища. – Увы, могу предложить помощь, но не опеку. Этого хватит? Он звучал суровее прежнего. Девушка кисло подтянула деньги к себе и спрятала в сумку, не пересчитывая. Кто-то из присутствующих смотрел на неё с завистливой обречённостью. – Мхм… Вы подумаете, что я не в себе. Но и у вас, знаете ли, вопросы странные, – сразу оправдалась она безвкусным тоном. – У моей семьи пропали некоторые… Мелкие привычки. – Что? – пренебрежительно хмуря брови, переспросил сержант. – Ну, знаете… – она явно испугалась, что у неё отберут то, что дали, да ещё и не самым мирным путём, и заговорила торопливее. – Мелочи такие, какие-то детали мимики пропали. Такое и не замечаешь, пока оно не исчезнет. Например, когда мой отец читает, он иногда приглаживает усы. Сестра постоянно взбивает пальцами чёлку – это совершенно бесполезно, но не об этом. Она просто всегда делает так. Делала раньше. Теперь нет. И их лица ничего не выражают, когда они не говорят со мной. А между друг другом они вообще перестали разговаривать. Это напугало меня. Каттон бдительно следил за её лицом, пытаясь понять, не выдумывает ли она историю на ходу. Он не был уверен в этом, хотя она очевидно волновалась и даже прослезилась в конце. – Вас искал кто-нибудь? Как давно вы вообще ушли? Она помотала головой, и слёзы вылились из щёлочек её век. – Две недели назад. «За это время десять раз нашли бы, если бы искали. Что за бред?» – размышлял Квинт. Он было даже решил, что перед ним мошенница, но для мошенницы она слишком безупречно вела себя, да и облапошивать здесь было некого. Перед ней, в конце концов, стояла пустая алюминиевая тарелка из-под местной баланды. – Вы так и не назвались, – заметил он. – Не стоит, – девушка помотала головой. – Назовите мне свою фамилию, пожалуйста, – настаивал сержант. – Я узнаю, подавали ли они заявление на розыск. – Нет! Я не вернусь! – воскликнула она. – Вас это никак не коснётся, это важно для расследования… – Каттон начал выходить из себя. – Я не могу сказать! – Да твою мать! – он коротко ударил рукой по столу и резко встал, угрожающе нависая над ней. – За каким хером мне твои сказки сами по себе? Отовсюду поднялся мутноватый галдёж возмущающихся. Аристократка выглядела так, будто её речевой аппарат вовсе отказал. Каттон вздохнул, сжал пальцами переносицу, как всегда делал, чтобы вернуть себе самоконтроль, и вышел прочь из богадельни.***
Ассасин молча копался в багажнике. Машина выглядела слишком дорогой для этого района, и Мириам замечала, что люди то и дело оборачиваются на переулок, замечая периферийным зрением чёрный блеск. Она наблюдала за Фенриром, всё ожидая, что он объяснит свою прежнюю напористость; её сердило, что она простаивает тут время. Мужчина же продолжал откручивать передатчик, что было не столько сложно, сколько долго, чему способствовало самое хитрое расположение из возможных. Убийца за всё это время так и не придумал, о чём заговорить, а Мириам, как назло, не пыталась его отчитать в лучших традициях, заведённых в ходе нескольких миссий. – Моя помощь вам так и не понадобилась, – решилась девушка, наконец. Фенрир возликовал украдкой, сбрасывая с себя тяжкий груз вынужденной инициативы в общении. – Почему же. Это ты нашла навигатор. – Мне повезло найти его раньше вас, если быть точной, – мягко поправила его Травел. Ассасин помолчал, пойманный врасплох. Так и не отыскав оправданий, он грубо ушёл от витавшего в воздухе вопроса: – Ты права. От тебя никакой пользы, Милочка. Та ласково покачала головой и ничего не ответила. Эти слова она слышала всякий раз, когда от коллеги требовалась любезность в виде “пожалуйста” или “спасибо” и вообще в любом случае, когда он затруднялся вести дискуссию. По этой причине Травел оставила попытки вытянуть истинную причину своего присутствия в переулке, с удовольствием объясняя это как душе угодно, смирилась с бездействием и задумалась о миссии, тихо теребя в пальцах пуговицу. По привычке или из неуверенности, всякий раз рождавшейся в ней, как тень, отброшенная непоколебимостью Фенрира, но она всё ещё потакала ему в необъяснимых прихотях, зная, что не сможет препятствовать им и он так или иначе будет поступать по-своему. Сам ассасин, правда, не совсем был доволен этим невысказанным потворством. Отложив очередную гайку, он сделал неловкую попытку поддержать угасшую беседу. – Что же, ничего не скажешь? Когда-то ты болтала без умолку, – он ухмыльнулся. – Мне кажется, вы впадаете в крайности, – осторожно заметила Мириам, несколько недоумевая. Ассасин выпрямился неаккуратно, едва не ушибив голову, но вовремя отклонился, заметив коварного металлического врага; ничем не прокомментировав это, он взял другой инструмент и вернулся к работе, взглянув на коллегу мельком. Та прикусывала губу в надежде остановить растекающуюся улыбку. Из-за этого он ощутил себя так неудобно, будто навеки потерял её уважение; а оно очень тешило его самолюбие, хоть Фенриру и не пришлось пока ни разу себя на этом поймать. – Так что же изменилось? – переспросил он, пытаясь загладить неловкость. – Я был послушным мальчиком и не заслужил проповеди? Недовольная очередной остротой, какими убийца преимущественно и изъяснялся, Мириам предпочла бы свести диалог на нет. Однако домыслы об истинном отношении Фенрира не давали ей покоя, и она хотела поскорее развеять их. – Я не хотела бы оказаться в опале у такого человека, как вы. – М-м? – протянул он, не обращая внимания на зажатость в шершавом низком голосе коллеги. – Ваша жестокость по отношению к Викару меня беспокоит, – решилась Травел. – О-о, похоже, проповеди всё же быть, – усмехнулся Фенрир. – Нет. Я не хотела бы оказаться на его месте, – несмотря на смысл сказанного, в её тоне отчётливо слышался упрёк. Мужчина выпрямился – в этот раз не подвергая опасности гениальную голову – и хлопнул багажником, закрывая. Мириам вздрогнула и уставилась на него, надеясь понять, злится он или нет; в свою очередь, он, словно зверь, изучал её искусственную неподвижность и лицо, не тронутое обуревавшей её тревогой, и беспомощно подбирал слова: ему нечего было сказать. – Тебе это и не грозит, – он обогнул машину, чтобы вытащить свой рюкзак из салона, и тут-то на него снизошло вдохновение: – На тебя дунуть страшно. Потом ещё выговор получу, что чихнул на тебя, а ты рассыпалась, – снова не обошлось без насмешки. – По той же причине от Викара больше толку. – Такое сравнение не совсем уместно в виду моей специализации, – смущаясь, оправдывалась Травел, следуя за своим первым наставником хвостом. – Да, да, – пренебрежительно отозвался Фенрир. – И что бы ты делала без меня, когда на нас выехали боевые сервиторы? Молола бы языком? Девушка прекрасно помнила, как её страх тогда погнали взашеи коротким: «Замри», – и дюжиной точных выстрелов. Ассасин тогда не замешкался ни на секунду, чем укрепил уплотняющееся в ней обожание гораздо успешнее, чем своими язвительными комментариями, которыми он, конечно, пытался поддерживать образ покровителя, который ему достался. Ему думалось, что он таким образом проявляет заботу, ведь вынудит её задуматься о своих боевых навыках и амуниции, что положительно отразится на шансах выжить в бою. И ничего не подсказывало ему, что Мириам воспримет это как бесхитростный укор. – Полагаю, я бы смогла договориться о личной встрече с Фабрикатором, а не брала бы фабрику штурмом, – осторожно ответила девушка. – Однако вас этот вариант по какой-то причине не устроил. – Было бы то же самое, – проговорил Фенрир, присев на корточки и копаясь в своих вещах. – Они бы атаковали меня в любом случае. – Почему же? – У меня с этими мусорными баками давний конфликт, – ответил убийца, доставая из рюкзака что-то, напоминающее крупное чёрное яйцо… С птичьими лапами. – Из-за вашего оружия? – имела неосторожность поинтересоваться Мириам. Фенрир опустил свою находку обратно, поднимая к ней лицо. Он молчал, и она растерянно разглядывала его маску. – С чего ты решила? – спросил он, всё ещё не шевелясь. – При досмотре вы назвали болтером одно из ваших оружий, но болтер выглядит иначе, – объяснила она чуть торопливо. Тут Травел вспомнила, что единственный техножрец, бывавший с ними на миссии, бесследно пропал, и побелела от ужаса. Фенрир, тем временем, воспринял её ступор не как страх, а как выписанный ему приговор. Была его очередь поволноваться: «Не зря Стержень меня предупреждал», – и он старался выдать это самому же себе за досаду, хотя ощущение обвала в груди свидетельствовало о приближении проблем, для этого чувства слишком крупных. Мириам разорвала жуткое молчание. – Наверное, я ошиблась, да? Только не дразнитесь. Вы же знаете, я в этом совсем не разбираюсь, – попыталась она увильнуть, изображая рассеянную улыбку. И Фенрир поверил. – Ох, Милочка… Многого же ты не знаешь. «Лишь бы и не знать никогда», – подумала девушка, не веря своему успеху и часто моргая, чтобы справиться со слезами облегчения, рвущимися наружу. Она всерьез подумала, что он убьёт её здесь же, и её сердце бесновалось, требуя движения, так что Травел невольно начала ходить туда-сюда, боясь потерять товарища из виду. Фенрир не замечал её переживаний. Теперь каждая проведённая здесь секунда мучила её, и трудно было решиться что-то произнести. В какой-то момент, не позволяя себе передумать, она снова подошла к тёмной фигуре. От него веяло невозмутимостью и силой, но Мириам теперь же попыталась представить быт нелюдимого аколита, и у неё сжалось сердце. Пока она представляла себе холод и одиночество, царящие в его апартаментах на «Стилете Терры», и сочувствовала этим горестям собственного сочинения, объясняя ими безжалостность, убийца уже и сам обратил на неё внимание. – В чём дело? – Если вам больше не требуется моя помощь, я бы хотела посетить церковь в этом районе. Я могла бы узнать что-нибудь, относящееся к делу, – как можно более сухо предложила девушка, нервно теребя манжет. Мало того, что из-за неблагоприятной обстановки, сложившейся ещё до их прибытия на Фарадус А, её преследовало ощущение собственной несостоятельности, так теперь она ещё и боялась повернуться спиной к тому, кому больше всего доверяла последние четыре месяца. – Я передал тебе командование в начале миссии. Делай, что считаешь нужным, – сказал Фенрир, безразличный к её метаниям, и закончил привязывать устройство слежения к своему фамильяру. Он представлял собой орла с чёрными металлическими перьями, сделанными столь кропотливо, что их не сразу можно было отличить от обычных. В плане он играл роль обманки, перемещающейся по городу с извлечённым из машины передатчиком, на случай, если их путь задумают отследить. Мириам кивнула в смятении и принялась докладывать о своём плане действий другой части команды. Фенрир завис в задумчивости: нужно ли сейчас что-то сказать или сделать? Как вообще расположить эту девчонку к себе? Теперь для этого была веская причина. «И делать почти ничего не надо, – припомнил он слова приятеля. – И что это за “почти”?» В последний раз он общался с женщинами неформально где-то в отрочестве, и зачерствевшая натура не была оснащена ни харизмой, ни необходимыми навыками. А об устранении Мириам, вопреки её параноидальным мыслям, убийца пока даже не задумался. – Пойдёшь одна? – уточнил он и тут же ощутил себя крайне неловко просто от того, что вряд ли спросил бы об этом, если бы не пытался выглядеть хорошим командным игроком и заботливым коллегой. Травел снова повернулась к нему. Глаза у неё были странные: из-за особого разреза толком не поймёшь, вопрошающий у неё взгляд или утвердительный. На деле она раздумывала в этот момент, не стоит ли, в самом деле, взять кого-то с собой на всякий случай. «Если позволите, я отправлюсь с Мириам», – пробормотал голос Ларка в комм-бусине. На том и порешили. Фенрир тут же отбросил дурацкое ощущение, коим глупо мучиться в его возрасте, поскольку проявлять теперь инициативу было бы даже глупее. Интерес к отчётам Травел у него сильно вырос, но он пока не знал, как добраться до них и когда.***
Церковь, обозначенная на карте, на деле являла собой крошечную часовню. Гражданских там не было, как и священнослужителей. Мириам внутренне негодовала за потраченное время, но всё равно осматривалась на предмет чего-то странного. Ничего противоречащего Имперскому Кредо здесь определенно не было. Разве только совершенно невыносимая духота. – Что ж, лучше пойти в какой-нибудь храм в центре города, – резюмировала она, собираясь выйти. – Постой. Раз мы здесь… – неуверенно отозвался Ларк. – Ведь ты священник. Могу я … исповедоваться? Мириам остановилась. После некоторой паузы она встала в угол напротив скамеечки. «Конечно, не самые идеальные условия для исповеди, но ты не смеешь отказаться», – сказала она себе. – Да, безусловно, – отозвалась она и вдруг добавила голосом ещё более нейтральным и благостным: – О Святой Утур Врачеватель, исцели душу этого человека от ран и страданий, на его долю выпавших, и смягчи его страдания от грядущих, – и принялась смиренно ждать. Обычно, конечно, молитв не читали заранее, особенно на исповеди, но в этом случае девушка и так знала, чьей помощи просить. Ларк присел на скамью; его движения стали порывистыми: он явно волновался. На Мириам альбинос поднял взгляд лишь раз-другой, словно удостоверяясь, готова ли она услышать его. Сам он сомневался, что кто-то способен понять его горечь, и потому не обратился к девушке ранее, как к доброму другу, а предпочёл скрыться за завесой откровенности и тайны, свойственной исповеди. Травел видела его нервозность и страшилась её, припоминая, насколько трудно Ларк справлялся с собой, когда прежде пытался говорить о прошлом. Ей пришлось сконцентрировать всю свою храбрость, чтобы не изменить своего положения: способности друга не были ей доподлинно известны, а неизвестность пугала пуще всего, что он уже делал при ней. Впервые увидев, как псайкер зачерпывает варп, она обомлела, и всё ещё помнила, как по спине бежал холод. Девушка до сих пор, вспоминая об этом, вынуждена была успокаивать себя тем, что в данном случае это угодно Императору… – Я вырос на корабле. Никогда не видел планет. Люди у нас там… были совсем другие. Мы все были, как семья, – Ларк явно тяжело контролировал себя, но пока неплохо справлялся, буравя каменный пол застывшим взглядом, чуть покачиваясь и сжимая скрещенные пальцы. – Когда эти проклятые культисты вы… вы… вырезали их всех… Когда все они погибли, а я остался… Иногда я думаю, что лучше бы погиб вместе с ними… Теперь я один… Один и всё время в страхе… Он может убить меня в любой момент… Даже не знаю, может, так и было бы лучше, – в сердцах добавил он и умолк, задумываясь. «Кто он?» – озадачилась Мириам, и сердце у неё упало. – Ваша жизнь и сила… – начала она было вкрадчивым тоном, но была перебита. – Эта сила! Эта сила делает меня только несчастнее, она – причина всех моих страданий. Почему? Почему меня до сих пор никто не принимает? Разве в Инквизиции есть место предрассудкам о псайкерах? – Ларк всё больше волновался, и Мириам поспешила воспользоваться паузой: – Ваша жизнь и сила – дар Императора. Любой дар Божий имеет свою цену, и все страдания, выпавшие на вашу долю – и есть эта цена. Он дал вам эту огромную силу, значит, Ему угодно, чтобы вы выдержали эти испытания и стали защитником Его имени и благополучия граждан Его государства. Вам нужно набраться терпения. Ларк уколол исповедника взглядом, полным внутренней боли. Сердце девушки от этого буквально засочилось состраданием; слёзы навернулись на глаза, но полумрак часовни скрыл их, а она не могла себе позволить выразить сожаление теперь. В другой раз она обещала себе горячо утешать этого человека столько, сколько будет необходимо, чтобы он не чувствовал себя одиноким, как бы страшно ей ни было сближаться с ним. – Скажи, Мириам… Почему они так относятся ко мне? Почему они так холодны? Я готов рисковать ради них, но что я вижу? Ты одна добра ко мне. Остальные… Викар вечно грубит, хотя иногда мне кажется, что он мне будто бы друг… Фенрир… В груди у девушки всё застыло, словно в желе. – Я уважаю его. Я глубоко уважаю этого человека, но почему на самом деле все к нему относятся с таким почтением? Похоже, он ни во что нас не ставит. Однако все прислушиваются к нему. Помнишь, – вдруг оживился он, – он тогда, после миссии на мире-тюрьме, подошёл к нам и похлопал по плечам? Я думал, он как будто признал нас… Разве нет? – Уверена, у Фенрира есть свои причины вести себя так отстранённо, – уклончиво ответила Мириам, несколько сбиваясь с нейтрального тона исповедника из-за того, что вопрос Ларка в некоторой мере тревожил и её саму. – Это не значит, что мы не можем доверять ему. Полагаю, в душе этого человека тоже есть прорехи. Ларк явно не был убеждён. Он уязвлено хмыкнул, выдержал продолжительную паузу, после чего резко сменил тему. – На самом деле Ларк – не моё настоящее имя. Не знаю, видела ли ты моё личное дело… В любом случае, я не назвал им своего имени. На корабле меня звали Коулом. Но я пытаюсь заставить себя думать, что Коул там и погиб. Пусть они простят меня за то, что я выжил… пусть они простят меня… Тишина заполнила часовню, и лишь прерывающиеся вздохи Ларка врезались в неё время от времени. Мириам долго молчала, позволяя скорби спокойно вытекать наружу; затем, спустя минуту или две, произнесла: – Вам самому необходимо себя простить. Ведь только тогда вы оцените в полной мере свою способность спасать тысячи других жизней. Пронзительный взгляд красных глаз поднялся к ней, и на секунду ей показалось, что Ларку всё же стало немного легче. – Спасибо тебе, – он, наконец, поднялся. – Вы всегда можете поговорить со мной, если вам это необходимо, – Травел приулыбнулась, задавливая в себе сомнения в собственных словах воспитанной в ней праведностью. – Теперь, если позволите, я бы хотела помолиться. Ларк кивнул и покинул часовню, оставляя девушку наедине с собой. Она постояла тихонько некоторое время, освобождая голову от исповеди товарища, затем подняла глаза на паршивенькую фреску с Императором. – О Святейший Император, прости Своей слуге грехи, ведь я всего лишь человек, – произнесла она, сжимая губы и опуская веки. Чувство вины и неловкости, беспокойства и страха вырвалось наружу. – Дай мне силы, чтобы выполнить мой долг и сокрушить во имя Твоё тех, кто встанет на моём пути… Травел лепетала молитвы ещё минут около десяти, обращаясь в том числе и к святым. Ей, конечно же, стало легче. Большой плюс веры заключается в том, что верующий всегда найдёт себе утешителя в списке священных имен. К тому времени Ларк доложил ситуацию; Каттон вяло упрекнул обоих за потраченное впустую время, и они условились о месте встречи. Молчание, в котором Ларк и Мириам шли туда, казалось ему напряжённым, а ей – благостным. Девушка практически избавилась от веса своих тревог на некоторое время. – Послушай… – негромко произнёс псайкер. – Раз уж я тебе выговорился, может, и ты облегчишь душу? Ласковая полуулыбка тронула линию её губ. – Разве исповедник обычно исповедуется тебе в ответ? – Но тебя же тоже что-то беспокоит. Я знаю. Я чувствую это, – настаивал молодой человек, хмуря светлые брови. – Что ж, – она отвела взгляд в смущении. Ей ничего не хотелось говорить, но у неё нашлась пара причин сделать это. Одна из них – чувство долга, от которого она хотела избавить друга. Другая – то, что она и не помнила уже, когда открывала кому-то свои мысли в последний раз. – Вот одна мысль, которая тревожит меня. Пять лет назад в дни Вознесения Императора один человек сделал мне предложение руки и сердца, – она всё ещё туманно улыбалась, – и я согласилась. Как известно, отменять принятые в эти дни решения категорически запрещено божьим законом. Однако Маркус погиб через несколько месяцев. Теперь я… у меня будто бы возникает связь с другим человеком, но я не уверена, что имею на это право. Это висит камнем у меня на сердце. – Вот как, – Ларк явно задумался на несколько секунд, и Мириам была почти уверена, что сейчас он посочувствует ей; это смутило её только больше. Но когда он заговорил снова, он начал рассказ о некой Тифе – возлюбленной из прошлого, – и клирик удовлетворённо слушал, забираясь назад в свою ракушку.***
Вновь объединившись, аколиты ещё около часа провели в дороге и у генерал-губернатора. Генерал-губернатор высказал полную готовность помочь аколитам по любому вопросу. Это был человек, верный Императору и явно выполняющий свою работу с соответствующим старанием, и потому не имевший и десяти минут свободного времени, так что полезных замечаний о происходящем с жителями от него ждать не приходилось. Словом, всё это было без толку, и улик у них не прибавилось. Единственное в этом разговоре, что могло иметь значение, – загадочные сувениры со спутника, которые свободно продавались на ярмарке и были, по заверениям генерал-губернатора, очень популярны в последнее время. Сопоставив все обстоятельства времени и заметив, что начало поставки лапок на планету приблизительно совпадает с началом исчезновения жителей, команда отправилась на ярмарку, чтобы посмотреть на чудесные обезьяньи лапки своими глазами. Викар своими размышлениями делиться не спешил, ощущая нехватку аргументов. Каттон рассказал историю аристократки с досадой и насмешливым недоумением, и пустой был единственным, кому это зацепилось за ухо, потому что Ларк с трудом переносил очередную поездку в непосредственной близости с ним. На ярмарку они прибыли уже без Квинта. Сержант наотрез отказался заниматься этой хуергой, сославшись на акклиматизацию и резонно отметив, что для сего процесса им не обязательно заявляться туда такой толпой. Хотя Мириам подозревала, что на него просто навевает тоску перспектива лавирования в шумной, местами скандальной толпе в поисках странных талисманов, и готова была поклясться, что он предпочёл этому удовольствию мини-бар в своём номере. Она не была уверена, как к этому относиться. На ярмарке царила классическая радостная атмосфера, уносящая прочь любые мысли о работе. Всюду были разбросаны лавочки всех размеров и сортов, галдели десятки голосов и, что главное, ещё только подходя, Травел учуяла волшебные запахи чего-то съестного. Наверное, она стремительнее всех ворвалась в это праздное безумие; через минут десять она вышла из очереди, здорово подняв настроение старику, продавшему ей четыре порции местного гастрономического удовольствия, и поспешила раздать их коллегам. Ларку и Фенриру к угощению досталось ещё много нежного обаяния; Викару, сама не зная почему, девушка отдала огромный мясной пирожок холодно и молча. Обезьяньи лапки они нашли не сразу, но как нашли, Мириам снова была первой, кто подошёл к прилавку и с ходу купил себе самую маленькую и очаровательную. Она была примерно вдвое меньше её ладони. По словам торговки, если загнуть палец, загадывая желание, то оно сбудется. А ещё, по её словам, о лапках и их добыче, а также об аборигенах Фарадуса Б ей совершенно ничего не было известно. Вздохнув разочарованно, Травел отошла в сторону из очереди и принялась рассматривать талисман. «Хочу побыть счастливой», – подумала она, и уголки её губ поползли вверх, пока она загибала указательный пальчик обезьяньей лапки. – Говорите, желания загадывать можно? – спросил Фенрир где-то неподалёку. – Да-да, сынок. Всё сбудется! – Да что вы говорите. Дайте одну, любую. – Выбирайте! Мириам тем временем обнаружила пропажу пустого и увлечённо выискивала его фигуру в толпе. Викара нигде не было, и это, как ей казалось, сулило неприятности. – Хочу, чтобы Милочка не относилась всерьёз к суевериям, – раздалось прямо у неё над ухом, и девушка резво обернулась и заметила, как Фенрир загибает на только что купленной ручке палец. Зелёные глаза стыдливо метнулись к чёрной маске; она рассеянно улыбнулась, не придумав, что язвительного сказать в ответ. «Интересно, почему она всегда так странно реагирует. Обычно люди отводят глаза, когда смущаются, или это она так злится?» – что-то такое ассасину пришлось заметить вместе с тем, как само собой в его уме появилась мысль, что его коллега бывает неприлично привлекательна в самых бытовых ситуациях. В такие мгновения он вспоминал, почему эту холеричную зануду рекомендовано было определять на любые переговоры. Вдруг кто-то врезался в Мириам – как ей показалось, с силой пушечного ядра, – и она потеряла равновесие. Вскинув мягкую руку, девушка вцепилась в плащ Фенрира, чтобы не упасть. Это было не обязательно: ассасин и сам машинально схватил её за локоть. – Осторожнее, – проговорил он, не торопясь отпускать Травел. Ему думалось, что она и на ровном месте может упасть снова. Однако земля из-под клирика не уходила. Судя по задумчиво-настороженному взгляду, который она подняла на коллегу, скорее небо обрушилось. – Прошу прощения. Я такая неуклюжая, – не вдумываясь, пролепетала она, отшатываясь. – Извините, принцесса. Оступился, – небрежно бросил Викар, с интересом наблюдая за тем, как гладкие щеки девушки приобретают цвет. Ему казалось, что в сюжете любовного романа пошёл новый виток. Мириам даже не посмотрела в его сторону. – Не о чем беспокоиться, – ответила она только, притворяясь, что увидела что-то важное в ближайшей лавке. «Это он. Это он. Это был он», – выколачивало её сердце упрямо. Этот запах она узнала бы из тысячи других. В лавке-шатре, в который Травел так стремительно запрыгнула, уже стоял Ларк. Продавец крутился вокруг него со фантасмагорическими описаниями, но псайкер вряд ли его слушал. Его взгляд был прикован к какому-то предмету, слабо светящемуся голубым. Мириам подошла ближе. – Это уникальный кристалл! Сильнейший артефакт! – продавец – неприятный, лысеющий старик – скользко улыбался. – Не королевский ли? – пробормотал Ларк, глядя на Мириам. – Цветёт, как розы в нашем саду*. Они оба уставились на кристалл. Казалось бы, стекляшка размером с ладонь, почти игрушка, но даже девушка поймала себя на мысли, что ни за что бы не поверила, что его свечение – дело рук человека. В головах аколитов начали зарождаться кое-какие догадки. – Сколько он стоит?***
К вечеру команда нарвалась на неприятности. Викар стал жертвой карманников, и, несмотря на то, что бумажник нашёлся очень быстро, они с Фенриром устроили вокруг этого скандал. Травел пыталась препятствовать этому, но её прямых приказов никто не слушал; пустой нашёл отличную причину прижать вора: карманники много знают; однако в конце концов они впустую потратили несколько часов времени. По возвращении Мириам попыталась изучить обезьяньи лапки, но ничего особенного не нашла. Возможно, виной всем её неудачам было мельтешение мыслей очень широкого спектра: от тревожных до романтических. С кристаллом разобрались быстрее: связались с координатором, Гансом, и запросили специалистов на экспертизу; насчёт личного взаимодействия с кристаллом родился спор, однако Каттон, Мириам и Фенрир в голосовании задавили любопытных большинством. В конце концов, артефакт, конечно, всё равно отдали Викару, так как ему от него не было бы никакого вреда, но он ручался за его сохранность. Затем Травел, заметив подавляющую коллег усталость, сказала: «Утро вечера мудреней», – и отправилась в свою каморку на одного человека на минус первом этаже, а пустой с псайкером отправились в свой номер. Казалось бы, что может пойти не так. Через полчаса Викар сообщил по комм-бусине, что Ларк собирается залезть в кристалл, а остальные, мол, могут понаблюдать за шоу. Девушка была в ярости. Мириам торопилась в комнату коллег в местной пижаме, накинутой на кольчугу. Она почти привыкла к тому, что выходить из комнаты с пустыми руками не стоит, так что даже не беспокоилась о том, что стаб-револьвер, пристёгнутый в кобуре на поясе, оттопыривает бледно-жёлтую рубашку. Спустя три месяца девушка набрасывала кольчугу поверх белья, даже не находясь на миссии: от греха подальше. Тяжесть металлических звеньев придавала спокойствия и решительности. Травел летела по коридору, намереваясь обойтись скандалом и забрать у Викара кристалл. Оставлять неизвестный артефакт, воняющий варпом, на чувствительного псайкера и шкодливого, но жестокого преступника было худшей из идей, и она винила себя за недальновидность. Но когда она появилась в дверях в своём ночном прикиде, словно извращенная шутка о супергероях, с пустым, как свежий лист копировальной бумаги, лицом, обрамлённым волной вьющихся влажных светлых прядей, в кои-то веки распущенных, в спектакле ей досталась лишь роль надсмотрщика и декорации по совместительству. «Опоздала», – с досадой подумала она, закрывая дверь. Ларк уже проводил неизвестные ей ритуалы над голубым камнем, а Викар сидел напротив, не сводя с него глаз, – вероятно, это была страховка. – Артефакт не наша забота. Викар, остановите это, отдайте камень и… – Да если б я знал как. Тут только ждать, когда само остановится. Лучше не трогать ничего, – безразлично перебил её пустой, не шевелясь. Вздохнув, Мириам села рядом с ним, присоединяясь к вахте. Потом она будет себя ненавидеть за то, что не разбудила Фенрира и Каттона ещё тогда. Но сейчас она расслабится по наивности уже через пару минут, вовлечённая в трёп со своевольным коллегой. Он что-то рассказывал и много шутил, не понимая, что все эти анекдоты – в молоко, если он рассказывает их Травел, действительно обделённой чувством юмора. Кроме того, в обществе Викара девушке по необъяснимым причинам было очень неуютно: она была вспыльчива, но отходила так же легко, а на пустого она была перманентно сердита. Истории текли; среди них были некоторые, относящиеся ко времени, когда Викар ещё не был на службе у Инквизиции. Когда Ларк очнулся, всё показалось ему выцветшим и чуть плывущим. Бледно-розовые колонны, пористые, словно коралл, вытекали к однотонной земле из тускло-синего неба. Ничего не шуршало под ногами, хотя куча обломков крошилась под подошвой его сапога. – Есть здесь кто? – А, вот и ты, Приобретение. Ларк нахмурился. Для схватки с ментальным врагом набираться смелости ему не пришлось. – … Думал, справлюсь, но Стержень оказался не так прост. Сам, по ходу, малафьёй этой всей страдал. Ебальце-то он мне подправил тогда, вон, автограф на память остался. Хотя потом там всё так вывернулось, что я их жопы спас. Из всех наших псайкеров г-ном оказался, как на зло, самый рогатый. Такое там было мясо, лучше и не рассказывать: не уснёшь потом! – заявил пустой. Мириам, наконец, оторвала взгляд от кулона, поблёскивавшего с белой шеи Ларка. В этом блеске ей всё мерещились недобрые знаки, но она отвлеклась, услышав интересующее её имя. – Что за человек этот Стержень? – спросила она, бегло оглядев «автограф». – А ты с ним не знакома, что ли? – на это Травел помотала головой, мягко приулыбнувшись. – Ну даёшь! Ну, о Стержне хрен что разведаешь. Он информатор по большей части, манипулятор и всякое такое. Тот ещё сраный весельчак, но мужик ловкий, трюки забавные проделывает с людьми. Я бы сказал, хороший командный игрок, жопу я б свою ему, может, и доверил, тем более, что поквитались мы за моё личико, – Викар широко усмехнулся. – А вот общаться с ним надо с осторожностью. Они, кстати, с Фенриром кореша. Небось Стержень один и понимает, что за человек наш непобедимый убийца. Знает, что под маской, сечёшь, – молодой человек состроил забавную гримасу. «Я тоже чуть-чуть знаю», – подумала Мириам, и сердце сжалось тепло и чуть тоскливо. В её уме промелькнул отдалённо судорожный вздох и тепло крепкого тела. «Боже. Поверить не могу», – она погнала навязчивые воспоминания вон, чувствуя, что тело готово на них откликнуться в эту самую секунду, а это доставило бы определённый дискомфорт. И тут неопознанная дрянь, сидящая в артефакте, победила. Именно в эту секунду что-то словно отшвырнуло Ларка в стену. Камень отлетел в противоположную сторону и разлетелся в пыль. Альбинос лежал без чувств, и блики его кулона перестали пророчить проблемы, потому что те уже материализовались. – Ларк! – Викар метнулся к приятелю, хватая его за робу, подтянул к себе. – Очнись, ублюдок! Пустой выдал несчастному оплеуху от души. Мириам такие методы не нравились, но она понемногу свыклась с мужскими видами социального взаимодействия. Она тоже поторопилась подойти, подавленная чувством вины и тревоги. – Фенрир. Фенрир, проснитесь, пожалуйста, – чуть дрогнувшим, но по обыкновению нейтральным голосом обратилась она в коммуникатор. «В чём дело?» – хрипло донеслось по линии в ответ. Стало немного легче дышать. – Что?.. Оставь меня… Всё в порядке… – бормотал Ларк. Викар и не думал верить в это так просто. – Что со стекляшкой? Что в ней? – Фенрир, подойдите, пожалуйста, в комнату Викара и Ларка, нам необходима ваша помощь, – панике не удалось вырваться изнутри, но у неё ещё будет шанс. – В ней… В ней… уже ничего… – псайкер вдруг усмехнулся. Дело пахло плохой историей. Внезапно Ларк отключился; струйка крови побежала из его носа по белой губе. – Викар… – Мириам, не подходи! – рявкнул пустой. – Это может быть опасно, но не для меня. – Я… Надо дать ему воды, – сходя с ума от волнения, девушка метнулась к кувшину. Тем временем, Ларк очнулся и воскликнул в отчаянии: – Не вздумайте верить ни единому моему слову! Это не я! Травел словно дёрнуло током. Она так неловко дёрнулась, оборачиваясь к нему, что сбила пару стаканов. Звон бьющегося стекла слился с криками Викара и открывающейся в апартаменты дверью. Через пару секунд на пороге показался взъерошенный и грозный Фенрир. Брони и фотовизора на нём не было, чёрные волосы раздражающе щекотали ключицы; главное было при нём: спрятанные в кобуре на поясе «Охотник» и «Чистильщик» ждали своего выхода. – Что тут происходит? – пронзительные глаза практически приковали Мириам к полу. Она только пробормотала: – Постойте… Постойте, – и поторопилась к Ларку со стаканом и салфеткой. Наверное, им везло, что убийца на сонную голову не сразу понял, что псайкер одержим. Хотя в каком-то смысле это трудно было назвать удачей. Викар нещадно сыпал угрозами и уже приставил было пистолет к виску товарища; и теперь девушка начала паниковать. В конце концов, её мозг забросил ей подсказку, и она поторопилась выпалить прямо посреди обратного отсчёта, который вёл пустой: – Кто такой Коул? Скажи. Скажи мне! – почти кричала Мириам. – Коул?.. – Ларк замялся. Затем, к ужасу девушки, ответил следующее: – Мой отец… Коул – это мой отец… И здесь словно вата забилась Травел в уши. Она заторможено повернула голову к Фенриру. – Что за цирк вы тут устроили, – пробормотал он без всякой вопросительной интонации, но она как будто его не слышала. Всё немного утихло на мгновение, потому что все ждали вердикта. – Это не он, – одними губами сообщила обомлевшая Мириам, понимая, что сейчас произойдёт, и помотала головой. «Нет. Пожалуйста! Пусть это будет просто сон!» – разрывалось что-то внутри неё. Следующее, что она помнила – как Фенрир выхватил оружие, ругнувшись. Затем произошло что-то странное; всё потемнело, призраки полетели по комнате. Ужас холодом разлился по груди, грозя остановить сердце, и врезался в угол комнаты выпущенный впустую плазменный выстрел, и слышались громкие, рвущие писк в ушах молитвы. Когда всё прекратилось, Мириам нашла себя на полу, сжатой в комок; строчка литании пролилась с губ, и она смолкла, оглядывая комнату в замешательстве. Её взгляд наткнулся на Фенрира, впечатавшегося бедром в бюро; он со второго раза поставил «Охотника» на предохранитель и, вернув его в кобуру, принял непринуждённую позу. Он смотрел в ласковые зелёные глаза, утешаясь, и суетливо прятал внутри упавший на него стыд. Затем у обоих вдруг словно прорезался слух. – Вы чего так разорались?! – нервничал Викар. – Быстрее, не тормозим! Он высунулся в открытое окно, и Мириам, неуклюже перекатившись по кровати, поспешила схватить его за сорочку. – Вы же выпадете, Викар. Осторожнее, – она улыбнулась в обычной для неё ласково-нейтральной манере и поднялась. На её лице не было и следа прежней паники, и только блеснувший на щеке ручеёк подсказал пустому, что это не у него тут помутился рассудок. – А, – ляпнул он. – Ясно, – и закинул ногу на раму. – Психосила, видать. – Хватит уже, что за клоунада, – Фенрир, приблизившись в два шага, рывком вытащил его в комнату. – Алло, умник! – Викар вырвался из его хватки и принял какой-то совершенно дикий агрессивный вид. – У нас тут одержимый псайкер на повестке дня. – О чём вы? – уточнила Мириам с лицом детского психолога. Ассасин только тяжело вздохнул и направился к двери. Это окончательно вывело Викара из себя. – Ларк! Ларк, вашу ебучую мать! – Что? – Кто? Вопросы прозвучали одновременно. Пустому стоило верить, но никто не хотел, предпочитая принять это за какую-нибудь выходку; а ему не было дела, и он собирался отправиться за приятелем в одиночку, так как считал лучшей идеей использовать преимущество его натуры в виде иммунитета к варповым явлениям, а не недостаток в виде двух сомневающихся лиц. – Ларк! Псайкер из нашей команды, ну же! Блядь, у меня нет времени что-то вам объяснять, я не ебу, почему вам память отшибло, – Викар метнулся к двери, но убийца загородил ему путь. – У тебя бред, – заявил он. – В нашей команде не было псайкера. Рыча от негодования, пустой вернулся к тумбочке приятеля и открыл её так резко, что Мириам вздрогнула от грохота. Лаз-карабин полетел в центр комнаты, следом за ним – металлический посох, стоявший тут же у стены. Затем что-то привлекло внимание Викара, и он вынул это из тумбочки. – Его дорогая Мирабелл, помнишь? Приём, принцесса! – он сунул девушке в руки фото, на котором та увидела саму себя. – Свяжитесь с Гансом, если хотите! Аколиты смотрели на вещи и коллегу растерянно и недоумённо. Повисло молчание, затем Травел сказала: – Давайте решим всё утром. Фотография её беспокоила, и она сжала её в руке, чтобы разглядеть после. Они с Фенриром вышли, обменявшись короткими, полными тревоги взглядами, и разбрелись. Память вернулась к Мириам, когда она была в лифте. Тут же она лихорадочно нажала кнопку четвёртого этажа, чтобы вернуться. В спешке она подошла к двери номера Каттона и Фенрира и там застыла, не решаясь постучать, и в этот момент ассасин вышел из комнаты Викара и Ларка. На лице у него была ссадина, и у неё душа ушла в пятки от мысли о том, что случилось с Викаром. – Фенрир… – пролепетала девушка беспомощно, но он просто прошёл мимо. Она положила ладонь на ручку двери, надеясь его остановить. Мужчина окинул её ледяным взглядом. – Мои худшие опасения подтвердились, – его звучный голос был немилосерден и резок. – Я ошибся, доверяя вам командование… Капитан, – язвительно добавил он. Травел одёрнула руку от двери, словно обожглась. Фенрир открыл дверь, когда она вдруг осмелилась выплюнуть из себя то, что звучало, как оправдания. Она раскраснелась, но было ясно, что в этот раз она не сердится. – Что я должна была делать? Когда я пришла, всё это уже началось! Он уже сидел напротив камня и… – Мириам смолкла, заметив, что ассасин совершенно непроницаем. Очевидно, девушка была на грани того, чтобы разреветься, хотя грань эта была очень широкой сама по себе. – Ответственность в любом случае лежит на капитане… – Я понимаю… – она кивнула. – … это означает, что в дальнейшем она будет лежать на мне. С этого момента все решения принимаю я. До свидания. И тихий хлопок двери словно оглушил клирика на ближайшие пару дней. _________________________________________ * – Это не имеет отношения к делу? –... – Чувствую сильные эманации варпа. (Тайный язык аколитов)