***
Когда они добрались до деревни аборигенов, их предположение о том, что грязные еретики пытаются распространить свой смехотворный обезьяний культ, ударилось об один крайне неприятный факт. – Итак, это были не обезьяньи лапки, – мрачно резюмировал пустой. – Разумеется, – выдавил из себя Фенрир. Оба видели в подульях вещи куда более мерзкие, но даже им стало не по себе. Наверное, от неожиданности. – Вот не надо делать вид, что догадывался об этом! – воскликнул Викар. Аколиты так и застряли неподалёку от входа в деревню, щурясь от света, отражённого огромной планетой, от которого прежде удавалось скрыться под местными растениями, смутно напоминающими пальму. Аборигены опасливо и враждебно косились на них, проходя мимо по своим делам. Мальчишка лет восьми притормозил, разглядывая аколитов с любопытством, свойственным любым детям. Мать сурово поцокала на него, утягивая за собой. За культю. – Они ж не сами себе… – пустой поморщился, вопросительно поглядывая на капитана, и не закончил, вдруг решив, что от еретиков можно ожидать чего угодно. Мириам припомнила, как счастливо загибала пальчики маленькой ручки, загадывая желания; у неё потемнело в глазах. – Оу-ёй! – Викар метнулся в сторону, подхватывая клирика. – Ну вот. Фенрир, наша принцесса, похоже, упала в обморок. – Как от неё и ожидалось, – презрительно отозвался тот и удалился в сторону гвардейца на карауле. «Госпожа Впечатлительность. Как её вообще до службы в Инквизиции допустили? Вечно понаберут придурков», – ассасин был крайне разочарован. Если раньше Травел казалась ему неопытной, то в свете последних событий она казалась ему безнадёжной. С его точки зрения, с самого начала миссии клирик был в команде балластом – теперь ещё и в прямом смысле. На самом деле, убийца всегда был склонен преуменьшать её вклад – пока ещё, впрочем, действительно скромный – и чаще даже предпочитал его игнорировать. Когда-то Фенрир привык к беспомощности Травел, и теперь не желал видеть её в ином свете, может быть, тайно для себя надеясь навсегда остаться для неё нерушимым авторитетом. И всё же он легко заводился, если она проявляла слабость, – по причине, о которой не задумывался: если он долго не видел в её лице признательности и восхищения, детская обида переполняла его, и он выплёскивал её при всяком удобном случае; а разве мог найтись повод лучше? Вполне естественно, что Викара на секунду-другую задело недоумением от его реакции; пустой не мог припомнить, чтобы его товарищи вздорили в последние пару часов, и, в целом, замечал в ассасине относительную благосклонность к Травел. Его любопытство снова было подогрето. Местное оранжевое солнце жгло сероватую пыль под ногами. Что-то шуршало и свистело в скудных джунглях, изредка заставляя Фенрира оборачиваться. Где-то болтали на своём цокающем диалекте аборигены, и убийца проклинал их вместе с их родной планетой и этим пеклом. – Зачем вы отрубаете аборигенам руки? – бесцеремонно обратился он к гвардейцу, приблизившись. Тот насупился. – Э-эм... Вы кто такие? Я сам этим не заведую... Ничего не знаю. Обратитесь к главному. – Мы инспекция. Переведены из соседнего сектора и не в курсе ваших забав, – вмешался подошедший Викар. Мириам безвольно висела у него на плече, шлем был зажат под мышкой; бандит попытался достать поддельное удостоверение, но это оказалось совсем несподручно, и, буркнув: «В пизду», – он уставился на караульного, рассчитывая на своё превосходное обаяние. У того на лице дрогнули жевательные мышцы. Малоприятной ауре пустого ужасно шло недружелюбное выражение испещрённого шрамами лица. – Можешь объясниться за всю вашу славную братию, а можешь попасть в отчёт – выбирай, – говорил Викар. – Сейчас же пойдём и узнаем, как звать того, кто здесь сейчас в наряде, и так и напишем, что вот ты, конкретно ты, – главный засранец. Убийца чуть отвернулся, скрывая от незнакомца усмешку: «Хорош страж порядка, о таком только песни слагать». Гвардеец, тем не менее, замялся: угроза принесла плоды. – Говорите, – настойчиво сказал Фенрир. – Ну... Ох, ладно, ладно. Нам, знаете, надо отчётность сдавать за потраченные боеприпасы. Чтобы не было голословным, когда-то давно для убедительности приносили начальнику левые руки убитых. А потом... сами понимаете. Зарплата неважная... – мямлил он. Кровь в эту секунду как раз прилила к голове Мириам, и она тихонько постучала Викара по спине. Он поставил её на ноги; девушка молча отряхивала конец косы от песка, пытаясь скрыть смущение. – Начали просто так отрезать, – продолжал гвардеец, – потом кто-то придумал продавать, как сувениры. Людям, вроде, нравится – и хорошо. Травел, растрёпанная, с пылающими щеками, вперилась в караульного взглядом, суть которого он не мог предугадать. Она оставила косу в покое и сняла шлем; её глаза чуть увеличились, предвосхищая громкое возмущение. – Какая предприимчивость, – сухо прокомментировал Фенрир оправдания караульного. Он бросил взгляд на очнувшуюся коллегу, но и он не разглядел прогноза об опасности взрыва в этих зелёных лужицах. – Вот как? По-вашему, отрубать людям руки – нормально? – весьма спокойно спросила Мириам, замерев, будто хищник, приготовившийся к единственной смертельной атаке. – О-о нет, – вздохнул Викар, ещё с их знакомства запомнивший этот тон. – Бросьте вы. Это же просто ебучие еретики, – караульный нервно усмехнулся. – По-вашему, отрезать людям руки и отправлять их на планету в качестве сувениров – это поступок, угодный Императору? – щеки девушки вспыхнули, она шагнула к гвардейцу. Любой, кто не знал её, подумал бы, что она собирается вцепиться ему в лицо в следующую секунду. «Кажется, скандал назревает», – запоздало сообразил Фенрир и усмехнулся, выбирая бездействие. Напряжение, в которое приходила фигура коллеги в момент крайнего негодования, линия губ, сузившаяся и затвердевшая, служили ему предметом любования. Её сердитое лицо вызывало не страх, а стыд, и ему удивительно было, как ей это удаётся. Наблюдая за взбешённым клириком со стороны, он чувствовал в себе сильное желание задавить её волевой порыв, чтобы увидеть вместо строгости мольбу. – Не понимаю, к чему жалеть эту срань, повторюсь, – хмурился гвардеец. – В моём родном городе талисманы делали из крыс, и что теперь? Жалеть каждого помойного грызуна? – Это возмутительно. Вы заблуждаетесь, если... – Мириам, – Викар положил руку на её плечо, призывая остановиться, но девушка не отреагировала на это. В отличие от ассасина, пустой не находил её речь забавной; ему казалось, что клирик испытывает жуткие эмоциональные потрясения, а этого им и так хватило с лихвой. – ... считаете праведным поведением алчность, которую прикрываете тем, что не должно испытывать жалости к еретикам, – она создавала ужасающее впечатление своей студёной яростью. – К вашему сведению, Имперское Кредо – это не список приказов, которые нужно .... – Мириам! – ... бездумно выполнять. Я настоятельно рекомендую вам уделять больше времени и внимания вашей мнимой духовности, если вы до сих пор не понимаете... – МИРИАМ! – рыкнул Викар. – ... чем нагрешили. Это... – на этих словах пустой схватил девушку и вернул её к себе на плечо, чтобы унести подальше. – Викар! Что вы себе позволяете? Между Фенриром и караульным повисло молчание. Затем последний сконфуженно заулыбался. Провожая удовлетворённым взглядом болтающуюся косу, убийца закурил – маскировка пошла коту под хвост, и он не видел смысла больше сохранять подчёркнутую дисциплинированность арбитров. – Вам весело? – уточнил он. Гвардеец тут же стушевался и, пожевав губами, забормотал: – Так я... Вы... Ничего не... Фенрир со скукой посмотрел на молодого человека; Мириам своего добилась, и тот маялся теперь сомнениями, покраснев до шеи. Ассасин ему не сочувствовал; жара его доконала, и в его голосе проскальзывали усталость и лень. – Кто здесь у них главный?.. Тем временем, Мириам продолжала свою борьбу. Надо признать, она не отмечала своих гневных нотаций в памяти, а если замечала себя за этим, была собой недовольна, несмотря на их сногсшибательный эффект. Сейчас же на неё слишком многое давило, и девушка не беспокоилась об экспрессивности. Она явно нервничала, но не вполне это осознавала, так как в своих чувствах копаться всегда остерегалась; в любом случае, на службе в Инквизиции ошибки и несдержанность непростительны. Это было лишним поводом гнуть свою линию. – Вы полагаете, что физическое превосходство даёт вам право обращаться со мной подобным образом? – осведомилась она всё тем же резким, ледяным тоном. – Мириам, слушай. Я всё понимаю, это полное дерьмо. Меня тоже покоробило, признаюсь. Я согласен, что это мерзко и противоестественно... – Это не может быть оправдано Имперским Кредо... – Это не может быть оправдано Имперским Кредо, да, да, – вздыхая и покачивая головой, небрежно повторил пустой. – Но не этим нам сейчас заниматься нужно. Позже надо будет обязательно взъебать этот клоповник, а сейчас... – он повёл бровями, не договаривая очевидное. Мириам опустила взгляд и выдержала паузу, чтобы взять себя в руки. Прекратить скандал с пустым было непросто. – Вы правы. Примите мои извинения... и благодарность за заботу. «Какая забота, что она несёт?» – физиономия Викара вытянулась в удивлении. Выдавленное, но безукоризненно подделанное приветливое выражение на лице клирика его, тем не менее, в некотором роде тронуло. – Да на здоровье, – буркнул он в смятении. Здесь, наконец, Фенрир подошёл к спорящим и оглядел их лица. Воспользовавшись моментом, он с насмешкой обратился к Мириам: – Уже остыла, Милочка? Девушка резво обернулась; раскосые глаза вновь расширились в выражении дикого негодования, и уже это было ему ответом. Из-за его небрежности её ум, ещё терзаемый остаточным гневом, вдруг пронзило мыслью: «За кого вы меня принимаете?» – и уязвлённая женская гордость проснулась в ней, требуя компенсации за те его поступки, о которых она не могла себе позволить возмутиться вслух. – Вы полагаете, игнорировать подобное – достойное аколита Инквизиции поведение? – вновь вспыхнула она, когда как Фенрир предвкушал обычный для подобных диалогов ступор с её стороны. – Вечно вы лезете, куда не просят, – отрывисто и грубо ответил ассасин, неприятно удивившись тому, что Травел посмела ему перечить; это положительно взинчивало его. – Ваша индифферентная позиция, Фенрир ... – Да пощадите! – прервал их Викар. И вовремя. Договори Мириам своё: «... наводит на занимательные выводы, о которых я буду вынуждена доложить в отчёте о миссии», – это вряд ли закончилось бы чем-то хорошим для неё. По крайней мере, она сама думала так и потому впоследствии была благодарна бандиту за то, что он её прервал. Умолкнув, она как ни в чём не бывало ушла к торчавшей посреди пустыря еретической святыне, где принялась расспрашивать местную девочку о том, что являет собой этот огромный шипастый шар из олова. Девочка, может, и понимала её, но цокала в ответ на своём языке. – Стоило Ларку пропасть, она словно одичала, – заметил Фенрир. – На себя не похожа. – Ну, не исключено, что у ней крыша потекла, – отозвался пустой, вытирая тканевой частью перчатки взмокший лоб. Мириам сидела на корточках, ласково улыбаясь своей юной собеседнице, хотя её сердце словно сжали в кулак. Ярость, растерянность и боль утраты роились в ней, изматывая хуже здешнего климата. Девочке она нравилась; нисколько не стесняясь языковым барьером, пятилетний ребёнок рисовал пальчиком на песке таинственные ребусы: заштрихованное солнце, закрытый глаз, шипастый шар, к которому шли со всех сторон схематичные человечки. Мириам благодарно кивала ей, и девочка скромно улыбнулась, выпрямляясь, чем заставила аколита прослезиться от осознания, что это просто ребёнок, лишённый ручки за то, что её народ заплутал во тьме.***
«Тьма – Истинный Бог. Твой поганый Бог не поможет тебе, незнающая. Холод скоро придёт, Тьма придёт за ним. Ты сама увидишь, что мой Бог есть такое», – шаман, обрюзгший старик, затеревший руку сажей и пропахший жжёной травой, как весь его дом, выбирал самые ядовитые слова в плохо известном ему Готике для своих ответов. Говорил он только с Мириам, которая терпела оскорбления Императора, сжав зубы; остальных он прогнал с порога, отвечая враждебностью на враждебность. Теперь, отдыхая в казарме, она раздумывала, что же так поразило её в его речи, но, сильно уставшая, ни к чему не могла прийти. Мысли мятой бумагой перекатывались в уме, и волнение о Ларке также не давало покоя, вклиниваясь в размышления. Не удержавшись и в который раз достав из рюкзака фото Мирабелл, Травел рассматривала его в темноте, поражаясь: это словно было её собственное фото. И снова она слышала из прошлого полный горечи и нежности голос, которым псайкер рассказывал об этой девушке, и уголки губ упрямо стягивало вниз, и печаль пережимала горло. «Она жила на моём корабле. Была мне была как сестра, – рассказывал Ларк, объясняя клирику безумство, охватившее его в момент их знакомства. – Всегда понимала меня и поддерживала. Но она… она… всё кончено теперь. И вдруг ты… Я вас спутал, вы ведь две капли воды. Думал, это она… Больно вспоминать… Лучше не будем об этом». Надо признать, Мириам остерегалась псайкера больше других именно из-за этой истории и из-за фото, тогда показанного ей всего на мгновение. Ларк и сам дичился её на первой совместной миссии и привлекал к себе много внимания, и из-за этого она решилась поговорить с ним; так он впоследствии стал ей ближе других. Теперь эта близость превратилась в слёзы, льющиеся на подушку потоком, и первый сдержанный судорожный вздох. Травел поднялась с койки, шурша простынями; ей хотелось остаться незамеченной, и у неё, может, получилось бы, не споткнись она по пути к выходу о табуретку, стоявшую у кровати Викара. Бандит ещё не спал и наблюдал исподтишка, как светлая голова обернулась к ассасину. Тот, конечно, тоже её слышал, но не подал виду: странная привычка Травел не была новостью для него, и он не считал необходимым реагировать на происходящее чем-то, кроме ухмылки. Викар же пытался остановить её; однако он был вынужден отступить, осаждённый не только клириком, но и матерящимися сквозь сон гвардейцами, и, когда уже хотел из упрямства выйти за ней следом, Фенриром. Всё это вынудило пустого ждать лучшего случая. Впрочем, это не единственное, что щекотало ему язык. Утром, давясь дымом лхо-папиросы с ещё гудящей со сна головой, Викар стоял, оперевшись на высохшее пальмоподобное растение, и угрюмо наблюдал за жителями деревни. Коллег он не нашёл и связаться с ними не смог, так что почти без дела ожидал их. Он так или иначе не очень-то хотел вставать в такую рань, но его подняли – в прямом смысле – и пришлось, еле продрав глаза, уже стоять за себя. Для пустого это, впрочем, было не в новинку, да и он, в конце концов, просто недоспал, а вот гвардеец лишился нескольких зубов, возможно, даже последних. Бандиту не было до этого дела: помимо гнетущих предсказаний шамана, его также тяготила судьба Ларка. Объёмное чувство вины, жующее его при мысли о той ночи, он посредством своей огрубевшей за трудную жизнь натуры успешно утрамбовывал в конфуз, но оно возрастало снова. Многих бы это удивило, но Викар мальцу симпатизировал, ведь они оба несли бремя “чумного” – это двустороннее сочувствие связывало их. И хотя для пустого риск всегда был лучшим из планов, сегодня он жалел, что отдал псайкеру кристалл, так, как ни об одном своём спонтанном поступке ему ещё не приходилось жалеть. Спустя полчаса сомнительной медитации Викар заметил кого-то боковым зрением. – Чо ты уставился, а? – устало бросил он, поворачивая голову. – А, капитан. А Мириам куда подевалась? – В казарме. Препарирует “лапки”. Они оба были не в настроении вступать в конфликт, да и всё, что от него осталось, – неприязнь друг другу, заставлявшая их кисло морщиться. Хотя, не стоит отрицать, что ассасин подошёл к Викару, чтобы поязвить о безделье, но состояние у него было несколько размягшее и подавленное. – Знаешь, я тут штуку одну понял. По заданию. Фенрир молчал в ожидании, повернувшись. Пустой глянул на него, подумал что-то вроде: «Мудак», – и продолжил: – Объясняю. Люди на Фарадусе А какие-то больные с виду показались сначала-то, помнишь, да? – он пару секунд без толку подождал от ассасина подтверждения. – И не просто с виду, они не просто бледные. Они как-то странно реагируют. Типа тот псих, которого Ларк-то ещё заметил, мы ж его еле нашли. От психов обычно как-то шарахаются, но ты это в башке-то не держишь, ну, не осознаёшь, оно как-то на подкорке. Так вот того ёбнутого даже стороной не обходили и не оборачивались там, ничего такого. – Привыкли уже. Может, крюками ходит уже месяц, – отмахнулся убийца. – Да это не всё, блядь, ты слушай, – Викар досадливо поёжился. – Во-первых, это всё равно странно. Во-вторых, я ж знаю, как на меня толпа реагирует. Ну на ярмарке видел, чо было? То тут, то там кто-нибудь да выскажется. А на окраинах меня обходили вот так, – он изобразил рукой некий радиус, – и даже не смотрят. И ни одной эмоции у них на рожах вообще. Это тоже меня как-то напрягло. Потом Каттон историю рассказывает про шалаву ту. И тут кое-что сходится, ну, она там такую же хрень заметила в своей родне. А теперь самое-то оно, в чём соль. Вон, погляди на аборигенов, ну. Посмотри, блядь, я не вбрасываю. Фенрир нехотя повернул голову, невольно следя за движениями пустого краем глаза. Чуть постояв, наблюдая, он спросил: – И что я заметить должен? – Да ёбаный в рот! Зенки разуй. Ну вот на ту посмотри хотя бы, – Викар шагнул к Фенриру и показал ему рукой на женщину метрах в сорока. Она куда-то неторопливо шла; её лицо ничего не выражало, руки двигались еле-еле, словно по инерции; спустя пять секунд их молчания она так и не совершила ни одного жеста. – Она будто уже сдохла на той неделе, – прокомментировал пустой. – Или те дети у этого дерьма шипастого, – он вновь вскинул руку. – Стоят, пялятся. Так что ты думаешь? Они там стояли, ещё когда я из казармы вышел. Никто не дёргается, никаких криков, нихуя. Они такие же странные, блядь… Как будто жмуров заставили двигаться. К тому же, всё сходится: их руки начали отправлять на планету, и там кто-то начал пропадать. Помнишь, что Мириам рассказывала? Ей девочка нарисовала шипастую хуйню и к ней люди шли отовсюду. Закрытый глаз, видимо, означает Тьму, ну, Бога их. Как пиздюку ещё это объяснить-то? Закрыл глаза – темно стало, – он махнул ладонями перед лицом. – А солнце заштрихованное… – Викар задумался. – Хуй знает, не придумал пока. Фенрир фыркнул, хотя отметил, что доводы коллеги звучали складно. Он попытался вспомнить рисунки, которые Мириам продублировала им вечером; бросил взгляд наверх: там, прямо над головой, громоздился Фарадус А. Чуть ещё постояв, глядя на аборигенов, в которых ассасин теперь тоже замечал какую-то безжизненность, он вдруг сказал: – Заштрихованное солнце мне напомнило затмение. На спутниках оно обычно так выглядит. – Точняк! Вот! Ну я ж говорил! – бандит кивнул и уставился на капитана, чуть округлив глаза в ожидании его ответа. – Нужно узнать, когда здесь ближайшее затмение. – Не хватало опираться на здешние суеверия, – со скукой протянул ассасин, отправляясь в сторону казарм. Вздохнув и покачав головой разочарованно, Викар пошёл за ним.***
Мириам тем утром была с момента пробуждения полна инициативы и неброских идей; после долгих молитв она чувствовала прилив сил, и это помогло ей вернуть мысли в нужное русло. Проснувшись, она убедила Фенрира стащить для неё “лапку” посвежее, и решила пойти с ним, чтобы поговорить с командующим расквартированного полка и узнать о планете побольше. Они вдвоём ушли из деревни к штабу гвардейцев, где руки вялились на солнце, ещё до того, как Викар проснулся. В пути она боялась сказать ассасину даже слово, тем более, что он шёл позади, чтобы защитить её от потенциального врага; он думал, что с её умопомрачительной ловкостью даже в арбитрском карапаксе можно погибнуть от тупого копья. А Фенрир смерти коллег не любил, по большей части, потому что многие новоприбывшие оставались от его молчаливой фигуры под впечатлением и это способствовало порождению вокруг него глупых слухов о том, что он может безжалостно застрелить любого из них. Это, конечно, была ерунда, потому что выстрел из его оружия, как он сам прикинул, стоил столько, сколько никто бы не заплатил за жизнь аколита-новобранца. Однако почему-то, когда он пару раз попытался объяснить это особо трусливым, отношение к нему только ухудшилось. Впрочем, ассасин со временем к этому привык и у него не вызывало недоумения то, что Милочка оборачивалась на него каждые метров сто. Он успел забыть, что уже на второй их совместной миссии она потеряла эту привычку. Но – вернёмся к рукам. Руки нужно было изучить заново, – к этому девушка пришла не напрасно. Потому что вскоре выяснила, что вместо кости у самого сочленения предплечья с кистью в этих руках была странная полость; её края были усеяны по всей площади следами чего-то, что могло быть, к примеру, шипами. В казарме она сидела одна, задумчиво рассматривая разрез “лапки”. Костей в ней не было, о чём, конечно, она и так догадывалась, но только теперь это вызвало у неё любопытство. Когда коллеги вошли, она подняла на них голову; затем, вернувшись к изучению обрубка, заговорила: – Похоже, это какой-то вирус, – предположила она, – или мутация кости. В обеих руках площадь ткани, соприкасающейся с костью, исперещена специфическими… Углублениями… – она оглядела лица товарищей. – Как будто шип, толстый у основания. – Я же говорил, что нечисто с этими “лапками”, – пробормотал Викар. – Кроме того, – нейтральным тоном продолжала девушка, игнорируя комментарий, – кость удалена идеально, словно она исчезла сама собой. Однако я не знаю растворов широкого употребления, способных справиться с костью. – Плазма, – отозвался Фенрир после небольшой паузы, прокрутив в голове несколько сложных формул и откинув те вещества, которыми рядовой гвардеец не смог бы воспользоваться – из-за скромного интеллекта или скудных финансов. – Я правильно понимаю, что плазма растворила бы что угодно? – чуть заторможено уточнила Травел. Сбитая со своих рассуждений, она вдруг забеспокоилась, не выглядит ли она глупо. – Сожгла бы, – поправил он. – Любую органику, во всяком случае, – убийца скрестил руки на груди и облокотился на несущий столб. Сейчас, когда страх остался где-то за пределами казарм, Мириам ощущала, как приевшийся ей за последние месяцы жаркий ступор вновь сковал и её поражённый взгляд, и вздымающуюся волнением грудь, и оставшиеся приоткрытыми в лёгком недоумении губы. В это мгновение общего молчания, пока ассасин гадал о том, что таится в этом выражении, Викар задумчиво переводил взгляд с одного на другого, собирая улики. – Ткани остаются нетронутыми, – нашлась девушка, наконец, – так что это была бы ювелирная работа. А здесь почти что конвейерное производство, – с явным недовольством закончила Мириам. Кто-то практически перебил её, резко, с хлопком откидывая брезент, чтобы заглянуть. Покрасневший гвардеец тут же застыл под прицелом Фенрира, который машинально вскинул «Охотника». – Н-не стреляйте, – прогудел ворвавшийся. – Я искал сержанта Варди. Я уже ухожу. Его тревожная физиономия скрылась. Ассасин повернулся, оглядывая товарищей. – Думаете, что-то случилось? – Травел озвучила его мысль, и её же изящная настороженность травоядного подтвердила подозрение убийцы. Ничего не ответив, он вышел из казармы. Пустой не стал упускать момент: настало время неловких бесед. – Слушай, Мириам, есть разговор, – Викар нахмурился. Девушка обернулась; не было ни одной эмоции на её лице. – Я вас слушаю, Викар, – отозвалась она холодно, снимая перчатки. – Самобичевание – это плохо. Никому ещё не помогало. – Вы уже говорили об этом перед сном. И я уже попросила вас … – говорила она, захлопывая и убирая аптечку. – Да, да. Я понял, – вздохнув, пустой присел на соседнюю койку и достал сигарету. – Слушай сюда. Отличная история есть по теме. Знал я одного парня, – он закурил, – его звали Билл. Билли очень трудно жил. Он рос в приюте, где его ненавидели и дразнили сверстники. Воспитатели делали то же самое, – молодой человек затянулся, задумчиво глядя в потолок. – Так что Билл и сам себя ненавидел, и поэтому, что ни ночь, кромсал себя тем, что под руку попадётся. Всё, что было в жизни Билла хорошего – это щеночек, которого он нашёл на улице и приволок в приют. Он любил играть. Кусался, конечно, но и ладно. Это был первый друг Билла. Пацан даже перестал ненадолго задаваться вопросом, что ж его так все ненавидят-то, – горькая улыбка скрылась в дыму. – Потом воспитательница, сука безумная, сбросила щенка с девятого этажа. Потому что животным в приюте не место, видите ли. И Билл остался снова один, и снова вокруг него не было ни одной родной души. Но в этот раз он разозлился, так что воспитательница полетела следом за щенком, – густые брови приподнялись, как бы удивляясь давно прожитому. – Кажется, ещё распорол её там в нескольких местах. Но это уже не важно, мораль-то какова: Билл понял, что у него есть только он сам, а значит себя надо беречь. Поучительно, правда? Последовала пауза. Мириам сохраняла невозмутимый вид, лишь только ужаснувшись судьбе воспитательницы; но где-то внутри неё плескались возмущения и жалость. У неё не нашлось слов, и ей хотелось уйти прочь, но собственное упрямство удерживало её. Когда она читала о пустых, ей было трудно представить себе этих людей; сейчас она видела это в самых гротескных цветах. – Ты ведь понимаешь их. Даже ты стараешься не смотреть на меня. Со всеми так ужасно мила и обо всех волнуешься, а меня почти игнорируешь. Мириам заставила себя поднять взгляд. Викар говорил то же, что и Ларк, но это был не вопрос и не жалоба – это была констатация факта. Бандит явно не держал обид, а клирик горел стыдом, не только потому, что коллега был прав, но и потому, что он не знал, что забота и участливость в некотором роде были главой приквела, написанного в соборе на Фортуде III. Как ей казалось, это исходило не вполне от её светлой души. – Вы ведёте себя вызывающе, – слабо возразила она. К слову, её поразило, как его колкая речь трансформировалась для личного разговора, но стоило ей это отметить, как Викар спустил её с небес: – А комфортно бы тебе было, если бы я вёл себя как хренов джентльмен? – Я искренне сожалею вам, Викар, но это ... – снова глядя куда-то в сторону, сказала Мириам после небольшой паузы: она больше не смогла найти слов в своё оправдание. – Причём здесь я? История-то про Билла. Но я так просто не отстану, пока ты не прекратишь... – Хорошо, Викар. Послушайте, пожалуйста, тоже историю про одну мою знакомую, Марию, – судя по тому, что Мириам позволила себе перебить товарища, в ней действительно многое накипело. – Мария с раннего детства воспитывалась при Экклезиархии. Тогда для счастливой жизни ей нужны были лишь твёрдая вера, трудолюбие и сердобольность. И к ней относились очень хорошо, в отличие от Билла. Она познала горе, – она запнулась, вдруг с большей внимательностью обратившись к своему рассказу, чтобы не сказать лишнего. – Но с помощью Божьей пережила его. А почти сразу после этого Мария пошла по трудному пути. Её жизнь изменилась, прежних ресурсов не хватало даже для благополучного исполнения своего долга перед людьми и Богом-Императором. Боль, которую Мария причиняет себе, позволяет ей двигаться дальше и найти грань между мечтой и реальным миром. Это можно назвать стандартной процедурой, когда речь идёт о закалении духа. – Какая трогательная история, – вставил свой язвительный комментарий Фенрир, заходя в казарму. Обходя шатёр, он слышал речь Травел почти целиком. Она сильно смутилась и принялась без толку копаться в рюкзаке. – Чёрт, да пошёл ты, – в сердцах буркнул Викар, бросая на землю окурок и топча его ногой. – Аборигены ушли, – выдал убийца без всякого предисловия. – Твоя теория подтверждается, – бросил он Викару. – О какой теории идёт речь? – Мириам перевела вопросительный взгляд с одного коллеги на другого. – Если вкратце, – затараторил Викар, активно собирая свои вещи, – то все бледные бескостные ублюдки на одной варповой радиоволне. Где тут главная радиостанция Тьмы FM, я не шарю, но она наверняка отдалённо напоминает колючее г-но. К затмению у них там намечена тусовка, на которую они только что и съебались. Но бомба в этой истории вот где: отрубленная кисть – это, по ходу, билетик на вечеринку в один конец. – Нам стоит поторопиться на планету, – с трудом переведя речь бандита, решила Травел и подскочила, накидывая рюкзак. – Дважды поторопиться, – добавил Фенрир. – Местный астроном-любитель обещал мне изумительную непроглядную тьму в течение двух часов.***
На дорогу к посадочной площадке шаттлов аколиты ступили самым бодрым шагом, но Травел, не отличавшаяся выносливостью, скоро начала отставать. Пустой, заметив это, избавил Фенрира от своей компании и подошёл к ней, чтобы продолжить разговор. – Мириам, – начал он негромко. – Ты не понимаешь, вся эта хрень с собственноручными пытками тебе не поможет. – Речь шла не обо мне, а о Марии, – снова эта замкнутая улыбка слушателя. Она и так сказала достаточно, что же касалось искупления – ей трудно было объяснить глубокую его суть столь пропащему человеку, и она лишила его этого уникального удовольствия. – Да, да... – Викар нетерпеливо помотал рукой в воздухе. – Почему вас это беспокоит? Это тело вам не принадлежит, – мягко заметила девушка. – Оно принадлежит моему капитану. – Ваш капитан – Фенрир, – равнодушно отозвалась она. – Так я и говорю, – молодой человек ехидно улыбнулся. – Что? – Мириам посмотрела на него недоумённо. – Прошу прощения, я вас не поняла. – Ай, ладно! – Вас во всяком случае не должно волновать то, что не предназначено для ваших глаз. Даже если вашим капитаном буду я. – Как скажешь, – пустой шумно вздохнул. На несколько секунд повисло неуютное молчание. Ассасин шёл метрах в пятнадцати и не обращал внимания на товарищей, хоть и подслушивал их разговор от скуки. – Прошу простить меня за моё холодное поведение, – сказала Мириам. Меньше всего она ожидала участия от преступника из подулья. – Ничего, мне не привыкать, принцесса. Все люди испытывают к пустым неприязнь. – Она иррациональна. Я обещаю бороться с ней. Ведь у вас сострадательная душа, – нежно и чуть отстранённо утверждала Травел. Где-то впереди звучно прыснул ассасин. – Сострадательная? Хуйня! – Викар хохотнул. – Но если тебе нужна жилетка, лучше приходи, чем себя увечить, – добавил он с кривой ухмылкой. – Благодарю, – она кивнула. – Надеюсь, вы будете уверены, что я сделаю то же для вас, – добавила девушка. Молодой человек промычал что-то в скупом согласии и собирался уже было оставить её, но вдруг его лицо приняло игривое выражение. – И, Мириам, последний вопрос, – пробормотал он еле слышно, нарочно шурша ногами громче прежнего. – Что ты в нём нашла? – В ком? – растерявшись, слишком громко ляпнула она. Викар мотнул головой в сторону убийцы. Тот как раз лениво обернулся, чтобы проверить, все ли на месте. – Вы заблуждаетесь, – спокойно ответила она после небольшой заминки, невольно задумавшись, как любой бы задумался на её месте: «Неужели так видно?» – Просто… Его поведение иногда ставит меня в тупик, – добавила она в своё оправдание и приподняла брови, как бы говоря этим: «Вы же понимаете меня». – Это верно, – ответил Викар. Точка, которую он поставил в теме романтических отношений коллег, вынужденно превратилась в знак вопроса, хотя это, скорее всего, было временно. Эти секреты забавляли пустого, которому приходилось довольствоваться флиртом с милейшим координатором, Фелицией, и то – по воксу. Тем временем, Фенрир, частично расслышавший сплетни, приблизился к ним. Любопытство, терзавшее его, естественно, встретило лишь два непроницаемых лица, но у него был и другой повод вступить в диалог. – Иди вперёд, – сказал он пустому. – Оружие наготове и внимательнее к зарослям слева. Милочку надо защищать. А то, чего доброго, развалится, – он протянул насмешливо последнее слово, и Травел отвела взгляд, негодуя молча и с достоинством, в то же время мысленно утихомиривая сердце, заколотившееся в экстазе от неожиданной близости предмета вожделения. – Ишь какой заботливый-то, – подтрунивал Викар. – Может, я сзади подстрахую, а? – Идите, Викар, – выпалила девушка из самой души, опасаясь конфликта. Она мягко дотронулась до плеча пустого, этим прося его не перечить, и тот, с ухмылкой помотав головой, ушёл. В конце концов, хоть он и не был обязан слушаться ассасина, его опытность была значимым аргументом. – Обсуждаете меня за спиной? – без ощутимого недовольства в голосе поинтересовался Фенрир, когда бандит отошёл. Не будь перед ним его случайная протеже, он ни за что не задал бы такого смешного вопроса, однако он всегда был рад вогнать её в краску; а её явная чистосердечность изредка провоцировала убийцу на обнажение самого края ядра его натуры – мальчишки, больше прочего желавшего быть принятым и любимым. – Подобная мнительность часто бывает опрометчива, – заметила ему девушка, впрочем, зардевшись. Довольный её реакцией, ассасин отстал от неё на пару шагов, не пытаясь поддержать диалог. Травел была слишком взволнована и без всех этих интриг, так что даже забыла его бояться. Слова шамана крутились у неё в голове, и минут двадцать она шла в глубокой задумчивости. «Холод придёт, Тьма придёт за ним», – загадка крутилась у неё в голове, и в мрачном беззвучии леса ей начало мерещиться лихо. – О, Император Человечества, – сложив на груди аквилу, заговорила она негромко, но твёрдо, как всегда, когда дело доходило до молитвы. – Будь милосерден, распоряжаясь нашими судьбами, навеки Тебе вверёнными, ибо вся наша жизнь посвящена истовой вере и служению. Смею молить Тебя о благостном взоре Твоём; ниспошли же его слугам Своим, дабы рассеять сгущающуюся тьму. Долетевший до ушей соратников, тёплый голос и им придал уверенности; чего у клирика нельзя было отнять, так это способности разгонять разнузданность и рассеянность. И, словно тьма расступилась, восприятие аколитов обострилось, обнаруживая угрозу. А Травел осенило: – Холод – это тоже… – Тише, – перебил её ассасин. Шорох листьев слева от них заставил Мириам запоздало приготовить стаб-револьвер. Викар уже молча вглядывался в гущу бледно-зелёных сплетений и теней, подняв лаз-карабин, когда-то принадлежавший Ларку. Затем девушка шумно выдохнула, а Фенрир, сквозь собственные шаги услышавший хруст ветки с той стороны, выхватил «Охотника» левой рукой, и плазменный выстрел без всякого прицела прожёг плотно сросшуюся траву. После этого в плечо пустому прилетел выстрел, и около дюжины лиц обнаружили себя, выходя из кустов с кирками наперевес; двое, – поднимая лазган. Кроме аборигенов, аколиты увидели двух гвардейцев, хотя те не сразу бросались в глаза: им также была присуща общая жутковатая, безмолвная медлительность, казавшаяся слаженным ритуальным танцем. Ассасин поспешил загородить от них Мириам и с ходу выпустил два болта из того же орудия, тут же проверяя другую сторону дороги. Как всегда, не было ни одного лишнего движения в его фигуре. Девушка, совершившая один неудавшийся выстрел, оторопела и опустила стаб-револьвер, растерянно оглядывая крепкую спину. Викар двигался вертляво и, казалось, стрелял наобум, но тому была причина: на пустого бросились почти все, включая гвардейцев, и он уворачивался от неуклюжих ударов одноруких, прикрываясь от выстрелов их же сероватыми телами. Спустя пару минут стычки аколиты застыли, каждый в своих думах: Фенрир всё ещё оглядывался, Мириам винила себя за ступор, а Викар шипел от боли и ворчал в нецензурных выражениях на гвардейца, случайно подпалившего тыльную сторону его ладони. Девушка вскоре собралась и хотела отойти, чтобы оказать ему первую помощь, но убийца вдруг преградил ей путь рукой. Он отобрал её стаб-револьвер, и восстановившееся затишье вновь разорвалось выстрелами. Фенрир выпустил весь барабан в труп аборигена; тот слабо дёргался от попаданий, и Травел, ужасаясь этой картине, первая возмутилась: – Что вы делаете? Ассасин ещё некоторое время молча вглядывался в мертвеца, и девушка, не дожидаясь ответа, глубоко вздохнула и поторопилась к пустому. – Идём, – прозвенел его голос, наконец, спустя секунд десять, и Викар, которому активно перебинтовывали руку, отозвался на это каждой клеткой своей физиономии, выражая самую ядовитую иронию. А Фенрир был уверен, что видел, как парень, только что лишившийся левого полушария мозга, тянется к его ноге.***
Когда они вернулись на планету, Ганс, информатор, известил их о скором прибытии команды для устранения одержимого и о том, что их участие всё же потребуется. Расследование пришлось прервать, хотя Мириам с Викаром в глупом секрете договорились, что тот узнает что-нибудь о результатах поисков пропавших. Пока пустой растряхивал вялых детективов, другие аколиты искали информацию о Фарадусе Б и любые упоминания об аборигенах. Кто-то из них заметил, что бунты в поселениях начались с определённого года – до этого туземцы сидели тихо и во всём подчинялись Имперским властям. После ещё нескольких часов упрямого исследования списка событий того года, взгляд Мириам зацепился за новость о расколовшейся комете, крупные части которой ударили и по спутнику, и по планете. К тому времени Викар вернулся в гостиницу ни с чем, а Фенрир осматривал оружие и что-то чирикал на казённом листочке. Девушка попыталась вдохновить их на осмотр кратеров, так как нашла примерные координаты, но ассасин только помотал головой. Ситуация была ясна и критична, но теперь им нужно было заняться Ларком. Или, вернее, тем, кто был в его теле. Мириам ждала этого момента с нетерпением. Надежда поглотила её и защитила от страха перед гневом прибывшей Леди-Инквизитора и перед эльдаром (таковы были догадки), с которым предстояло встретиться. Викар в тот день отправился челноком на корабль Инквизитора; вместо него отправили Нироса. От псайкера было бы больше пользы. Леди-Инквизитор заявила, что не держит в команде этой срани, потому что это всё равно, что сидеть на пороховой бочке. Учитывая весьма чинные манеры Форрена, это было грубовато сказано, но тот был преисполнен почтения и даже усом не повёл. К счастью, никто из аколитов пока не был лишён жизни за серьёзную оплошность: распоряжаться кадрами Лорда-Инквизитора Патрициуса Леди-Инквизитор всё же сочла сомнительной инициативой. Нирос нашёл виновника своего прибытия ещё до того, как его об этом попросили, так как с момента прибытия ощущал серьёзное беспокойство варпа. Тот спрятался в доме с невиданной охранной системой, но это было головной болью техников из прибывшей команды. Это был богатый район, и импровизированный замок врага располагался на небольшом озеленённом возвышении и ограждён плотной стеной из белого кирпича. Мириам, увидев особняк, подумала, что вкус у владельца был своеобразный, но такие вещи – бессмысленно украшенные разнообразными вставками, резьбой, делавшиеся из недолговечных материалов – всегда нравились ей. Лояльные силы были так значительны, что аколитам было не по себе: на одного одержимого псайкера расставили почти сотню снайперских позиций, подготовили опытный штурмовой отряд и оцепили район плотным кольцом. Травел больше всего пугал обширный штат медиков. Пока им было приказано ждать, девушка пыталась отвлечься, вступив с Ниросом в милую беседу, и расспрашивала его о том, как он вспомнил своё настоящее имя и с чем связана эта история. Фенрир стоял чуть в стороне, хотя псайкер не раз, замечая его внимание к диалогу, предлагал ему в обычной манере чай из собственного термоса и этим приглашал присоединиться. Убийца не вполне понимал эту тягу к неформальному общению, так как в своей удивительной слепоте не замечал за собой того же в отношении Стержня и Каттона. Он предвкушал убийство одержимого и думал только об этом и о том, что напрасно не выстрелил в Ларка ещё в гостинице, из-за чего изредка бросал на клирика типичный для него, полный снобизма взгляд. И именно поэтому ассасин увидел в какой-то момент, как сильно трясётся чашка в её округлых руках, и, сердясь: «Сплошные дилетанты», – хотел было обратиться к командующему, чтобы удалиться на снайперскую позицию, но далеко отойти не успел. «Вот вы и пришли, наконец, – послышался голос Ларка в комм-бусине. – Я предлагаю вести переговоры. Буду ждать на заднем дворе». Это прекрасно совпадало с планом Леди-Инквизитора, но Мириам это не слишком интересовало. Её душу рвало яростью и надеждой. Она хотела знать, можно ли спасти Ларка. Если нет, она собиралась выбить всю дурь из того, кто украл у неё единственную породнившуюся с ней душу, – в духе обезумевшей от горя смертной женщины, а не разъяренной хладнокровной убийцы, и уж тем более не было в её порыве ничего профессионального. Кстати, о хладнокровных убийцах. – Ты сошла с ума? – Фенрир схватил девушку за плечо, стоило ей оторвать ногу от земли. «Проклятая идиотка», – без тени жалости думал он. – Это самоубийство, – этот напористый тон, преисполненный яда и ледяной злости, должен был изничтожить в Мириам любую инициативу. Но только не теперь. – И что вам с этого? – сухо отозвалась она. – Я пойду туда одна, вы можете остаться здесь. – Нам достаточно одной проблемы. Не хватало, чтобы их стало две, – горячился ассасин. – Это так не работает, – обронил Нирос как бы для протокола, допивая танн – некий очень специфический сорт чая, редко нравившийся кому-то, кроме него. Ничего, кроме презрения, в данный момент Фенрир испытывать к клирику не мог. Он не жалел коллегу, не сочувствовал ей: он даже толком не знал, что это за эмоции такие, не говоря уже о том, что мучиться ими было бы беспрецедентно. Её необдуманные поступки, бывало, выводили его из себя, как и её сердобольность и волевая натура, проявления которой ассасин принимал за недостаток самоконтроля. Так было и сейчас. Она шла к врагу в руки без какого-либо плана так просто, будто это прогулка до церкви. – Леди-Инквизитор, – не глядя на Фенрира и не пытаясь вырваться, Мириам сразу обратилась к командующему. Ей было жаль времени на перепалки. «Приём. Я вас слушаю». – Одержимый вышел на связь и предлагает переговоры. Вы позволите? «Разрешаю. Придерживайтесь плана». С этим девушка мягко подтянула плечо к телу, намекая, что её стоило бы отпустить. И убийца оставил её, хотя всё ещё был в бешенстве от этой безумной решительности. «От этих ебучих псайкеров можно ожидать любой хуйни, – негодовал он. – Как можно так наивно соглашаться на его предложения? Какие вообще переговоры могут быть с этой тварью? Без них нельзя время потянуть?» – Взор Бога-Императора направлен на нас, и мы не можем позволить себе сомнений в такой момент, капитан, – пояснила Мириам обессиленно, отворачиваясь, чтобы уйти. Фенрир повернулся в противоположную сторону: в переговорах он участвовать не собирался в любом случае: как известно, он лучше ладил с курком, чем с языком. Однако, не успел он сделать и шагу, как мягкие пальцы перехватили его ладонь. Он обернулся. Внутри него заскрипело давно заржавевшее: ассасин не помнил, когда кто-то в прошлый раз брал его за руку и что в этом случае должно чувствовать, да и сейчас этот жест казался каким-то странным… Очень неуместным. – В случае чего, прощайте, – выдавила из себя Мириам и, вдруг осмелев спустя мгновение, добавила: – Впрочем, я вас не подведу, – и скованно улыбнулась. В зелёных глазах, которые смело и без толку вглядывались в фотовизоры, не было ничего необычного. То, что они выражали, лучилось с самого момента их знакомства. Мириам, впрочем, не имела понятия ни о своей растущей, безрассудной симпатии, ни о том, что это чувство с этой секунды будет очевидно даже для ассасина. Фенрир теперь же вспомнил слова приятеля о её неравнодушии и почему-то сильно смутился, хотя минуту назад порывистость девушки казалась ему смехотворной. Сейчас он даже не сразу смог подобрать слова. – Я вас прикрою, – ответил он после некоторой паузы и глянул на Нироса. Тот не ждал намёка в движении головы лидера: они с Мириам уже удалялись в сторону заднего двора. Стоило аколитам там показаться, враг буквально материализовался в воздухе. Тело Ларка сильно видоизменилось: конечности удлинились, форма черепа теперь напоминала вытянутый эллипс, заострились ушные хрящи. В целом, он слабо напоминал человека и ещё меньше напоминал Ларка. Мириам никогда не видела в выразительных, блестящих глазах товарища гранитного спокойствия; никогда черты его ещё совсем юношеского лица не выстраивались в картину насмешливости или высокомерия. Мириам сердилась и храбрилась, и даже сейчас, когда надежда начала ускользать от неё, она будто схватила её за шкирку и рявкнула: «Сидеть!» – и ничто во взгляде не дрогнуло. Нирос тоже оставался невозмутим, и его мужество придавало клирику уверенности в себе. – Договорились, наконец? – изрекло существо, и с ужасом для себя девушка отметила, что голос хоть и изменился, но до сих пор был узнаваем. – Время утекает. Когда щиты будут сняты, начнётся сражение, в котором погибнет много мон-кей. Укрепление этого дома защищает вас, а не меня. Догадка оказалась верной: Мириам, усердно изучавшая всю доступную информацию, ещё будучи в Ордо Ксенос, хорошо помнила загадочное слово, выдавленное противником из себя с таким презрением. Так эльдары называли людей. – Прежде, чем мы перейдём к делу, я бы хотела знать, что случилось с нашим коллегой, – клирик не выдал и тени беспокойства. Она спокойно стояла в позе, свойственной священникам: её руки были сложены перед собой, пальцы обнимали предплечья; ровная спина, и при этом ни следа горделивости в осанке. Кроткий вид Травел не выражал никакой агрессии, в то время как сердце бесновалось, не желая слышать ничего, вроде последовавшего ответа псайкера. – Вы говорите о Приобретении? Он сопротивлялся, но его ничтожное сознание подавлено почти полностью. – Говорите, что вам нужно, – холодно продолжила Мириам, на деле свирепея от имени, которым эльдар называл Ларка: «„Приобретение“! Как это смеет обращаться с ним, словно с предметом?» Враг не жестикулировал, его лицо оставалось непроницаемым; он даже будто бы не моргал, и в этом было что-то совершенно чуждое, что будило в Мириам воспитанную в ней враждебность. – Я предлагаю Империуму отпустить меня с миром. За это я готов поделиться знаниями своей цивилизации. Аколиты переглянулись. Нирос чуть заметно кивнул, отошёл чуть в сторону и принялся докладывать о предложении Леди-Инквизитору. – Соглашайтесь, – почти дружелюбным тоном порекомендовал эльдар. – Каков бы ни был ваш выбор, я всё равно уйду. Ему никто не отвечал; тем временем, Фенрир занял позицию и ждал обратного отсчёта на частоте снайперов. С умиротворением рыбака он наблюдал за бледной щукой, не представляя себе, о чём бы вести с этой тварью диалог. Молчание парламентёров было прервано лишь тогда, когда Леди-Инквизитор отказалась пойти на выдвинутые условия. По мнению Мириам, колебалась она слишком долго; клирика это возмущало, что заставило её зардеться. Она пока не могла даже догадываться о существовании ксантизма и, соответственно, понять, почему подобные предложения не отвергаются без обсуждения. – Боюсь, ваше предложение противоречит особенностям нашего менталитета, – резюмировала Травел. – А, ваши отсталые традиции... – пробормотало существо, вдруг улыбнувшись и этим возбуждая в девушке ещё большее негодование. – Мы будем вынуждены помешать вам любой ценой. Мы не можем позволить себе отпустить вас, – самоконтролю Мириам можно было позавидовать; славно, что к этому дню она вернула себе поразительную способность держать себя в руках. Увы, её было недостаточно. Эльдар приулыбнулся; его тело начало видоизменяться. – Даже в таком виде? – спросил он, когда трансформация закончилась. Его уши приняли нормальную форму и чуть оттопырились, волосы приобрели пшеничный оттенок и стали жёстче; он стал ниже, руки и черты лица изменились на более точёные. Голубые глаза Маркуса Смита смотрели на шокированную Мириам лукаво и ожидающе, пока она отворачивалась от наваждения, прижимая ладони к лицу, чтобы не видеть. К этому она была не готова. Теперь клирик больше напоминал маленькую девочку, несмотря на свои старания сдержать эмоции. Больное возрождалось в ней, смешиваясь с гневом: как посмело это осквернить образ её жениха в её же памяти подобной выходкой? «Телепатия!» – догадался Нирос по реакции коллеги и только позволил себе непроизвольную, пронизанную досадой мысль, что не знает тайного языка, который был бы понятен Леди-Инквизитору. А нечто, занявшее тело Ларка, покосилось на него и высказалось: – И ваш интеллект оценивают выше среднего? Какое недоразумение. – Враг является телепатом высокого уровня. Чтение мыслей и прошлого производится без касания, – распаляясь, но не теряясь сообщил псайкер по комм-бусине. – Радиус действия определить не представляю возможным. «Принято», – послышалось в коммутаторе. – Люди Империума так слабы, – произнесло существо, возвращаясь к своему премерзкому облику. – У вас есть ещё минута, чтобы передумать. Затем защита дома падёт, и вы ничего не сможете сделать. «Сорок секунд», – угрюмо сообщил адъютант Леди-Инквизитора снайперам. Фенрир молча начал обратный отсчёт, разглядывая происходящее через прицел выданной ему винтовки. У той был классический, вечно раздражавший его выступ на прикладе, который и был предметом его дум, пока цель не стала вдруг сильно короче. «Сукины дети, гореть вам всем варповым пламенем», – негодовал он про себя на ненавистных ему псайкеров. Наверное, ничто на свете не заставляло его выходить из себя, кроме псайкеров. И сраных слуг Бога Машины, мать их, конечно же. Мириам утёрла скупые слёзы ярости и глубоко вздохнула. – Смерть ничтожна, потому как вера моя сильна, – проговорила она самой себе и, чуть придя в чувство, добавила: – Что ж, прежде, чем начнётся бойня, могу ли я, как слабый человек, высказать личную просьбу? Она не была намерена рассиропиваться перед этим отвратительным созданием. Как во многих подобных случаях, Травел изумительно изображала смирение, и сейчас собиралась дальше отвлекать противника, задавая ему вопросы, которые только придут ей в голову. – Что ж, это забавно. Я вас слушаю, – отвечало существо. – Раз разум Ларка под вашим контролем, скажите: знал ли он Марка? «Марка?» – Нирос вдруг осознал, что потерял нить разговора. Он обернулся на коллегу, хмуря платиновые брови, давая ей понять, что не время для светских бесед. Форрен не впервые работал с ней и прежде не замечал за ней подобной отъявленной некомпетентности, так что совершенно недоумевал. – Нет, его образ я взял из вашей памяти. – Существовала ли Мирабелл? – тут же выдала Травел. Оба они одновременно улыбнулись краешком губ. На лице Травел, несмотря на отчаянный, почти ненормальный взгляд, появилась обычная ласковая замкнутость. Эльдар наслаждался тем, что разгадал её уловку. – Да, – лаконично отозвался эльдар, потратив пару секунд на размышления. – Взгляните. Когда Мирабелл предстала перед аколитами, до снятия щитов оставалось три секунды. Она была точной копией Мириам, исключая то, что одета была в белую робу. Травел похолодела от ужаса и впала в ступор, не зная, что теперь предпринять. К счастью, последствия этого фокуса были ясны не ей одной. Нирос, низко ругнувшись на диалекте родной планеты, поспешил сбить оторопевшую коллегу на землю. «Пять секунд», – послышалось в коммутаторе над ухом, но сладостное предвкушение убийцы прервалось шоком. Неуверенный в происходящем, он не мог без колебаний стрелять в эту голову; превращение выбило его из колеи, и трёх секунд ему было недостаточно, чтобы решиться спустить курок. Защитная система пала; переговоры были окончены, и, хотя некоторые снайперы замешкались, голова эльдара стала похожа на решето. Синей крови из головы эльдара не текло, да и красной. Дыры зияли сами по себе. Снайпера и аколиты замерли в недоумении. Под шумный бег не растерявшихся штурмовиков Мириам в ужасе таращилась через плечо коллеги на саму себя, остолбеневшую с пробитым черепом. Затем множество раз убитая иллюзия исчезла. «Не думали же вы, что это будет так просто», – прозвучало не то в комм-бусине клирика, не то в её голове. Точно сказать было трудно, потому что на то мгновение наложилось следующее. Временная прямая сложилась гармошкой, затем вытянулась и согнулась в агонии. Мириам слышала гул и вопль Нироса, затем собственный голос, звучавший словно бы наоборот, и она чувствовала холодную, влажную землю в своей руке, но захлёбывалась в раскалённом воздухе. Ей предстал посиневший мир, и в нём расплывались звёзды. В какое-то мгновение она нашла себя на соседнем тротуаре. Окружающее пространство перестало являть собой калейдоскоп случайных картин, и Травел увидела Нироса в пяти метрах от себя неистово кричащим; он схватился за голову, и она видела, как на смуглой коже его шеи выступили жилы. Кроме этого не было слышно ни звука. Фенрир лежал на крыше в километре от них, медленно и с трудом приходя в себя. Тем временем, длинная фигура выскочила из окна на задний двор и пешим ходом отправилась к дороге. Эльдару никто не препятствовал: штурмовики погибли. Лёгкая техника, перекрывшая путь, к которому направлялся ксенос в теле человека, не реагировала, обнаруживая судьбу аколитов, сидевших в ней. «Он уходит. Или это может быть ловушка», – передал Фенрир по микробусине, ещё не вполне владея собой. Едва шевеля рукой, он пытался понять что-нибудь, разглядывая врага через оптический прицел. Его слова словно разбудили Мириам, раздавленную масштабом случившегося кошмара. Её колотило – не то от гнева, не то остаточной судорогой. – Нирос, ... – обратилась она, но, приглядевшись, поняла, что Нирос её не услышит. Он перестал кричать, но крупная дрожь выдавала муку, от которой никто не сможет его избавить. Девушка с трудом поднялась на ноги и рассеянно потрогала затылок, увидев кровавое пятно на рокрите. Пальцы нащупали мокрые, слипшиеся волосы, и её посетила странная мысль о том, что она погибла. «Идите за ним, он уходит», – резко добавил Фенрир. И Мириам побежала, не очень понимая, кажется, что она делает. Когда она выбежала на дорогу, первое, что она увидела, был не эльдар, а боевая машина, накреняющаяся на бок и дающая оглушительную очередь в небо. Затем всё снова затихло. Травел увидела белую фигуру и поспешила за ней, не доставая даже своего стаб-револьвера. «Травел, вы куда собрались?» – выбросил убийца, намекая на её бессилие в боевой ситуации. Он хотел хотя бы услышать план, но ему не ответили. Ассасин снова подумал, что положиться можно только на «Охотника» и «Чистильщика» – такие товарищи никогда не подводят. Эльдар совершенно невозмутимо двигался в сторону космопорта прогулочным шагом. В душе Мириам ненависть не оставляла места страху. Омерзительная тварь только что убила около сотни человек ради одной своей поганой жизни. Лишь одна мысль могла предотвратить неистовство клирика, но в черепе гулко стучалось: «Его там больше нет», – и девушке казалось, что она унаследовала от Ларка всю его боль. Она не могла ни думать, ни говорить, ни выражать чувств. Побелев от потери крови, девушка преследовала того, кто отнял у неё то немногое, что она приобрела за тяжёлые несколько месяцев службы в Инквизиции. Ведь они с Ларком точно были похожи в одном: им обоим не хватало семьи. Прохладная серьёзность структуры, в которую они попали, казалась им обоим адом, хотя они не говорили об этом вслух. Скорее всего, это было присуще всем неопытным аколитам; хотя бы тем из них, кто имел представление о любви, вынесенное из той, предыдущей жизни, полной простых задач. Фенрир поднял «Охотника», прицелился в продолговатый череп. «Ну вот и всё», – подумал он и нажал на курок. В ту же секунду кусок мостовой между ним и мишенью словно вырвали и подняли вверх, преграждая верному выстрелу путь. Плазма рассекла несколько метров земли, и мостовая рухнула обратно. «Это ещё что за хуйня?» – на мгновение убийце показалось, что он просто не в себе; в частности потому, что картина не изменилась: его коллега даже не обернулась на случившийся фокус. На самом деле, именно она, конечно, была не в себе, и потому уже не реагировала на окружающее пространство. Фенрир флегматично прицелился было вновь, но в ту же секунду земля ушла у него из-под ног. Он спешно сгруппировался, но резкого столкновения не произошло: его почти ласково спустили на дорогу. «Что за шутки?!» – вспыхнул он. В нём взыграла непомерная гордость; эти жестом проклятый псайкер будто показывал, что ассасин ему не помеха. Фенрир бегом начал сокращать расстояние. – Мириам! Вернитесь, это самоубийство! – Нирос, восстановивший контроль над собой, нагонял девушку, которая уже с минуту держала с эльдаром дистанцию около пяти метров, но не атаковала. Кажется, она собиралась ходить за ним по пятам, словно полтергейст. Несколько аколитов Леди-Инквизитора тоже шли следом, но стоило им открыть огонь, они падали и либо больше не подавали признаков жизни, либо переносили муку безумия. Впереди вставали машины, слышались крики ужаса и стрельба; в движении ксеноса же не было и намёка на суету. – Леди-Инквизитор, приём. Классическими методами нам его не убить, – отрапортовал убийца. «Используйте другие!» – нервно рявкнула та. – Если его не убить, возьмём его живым, – отрешённо проговорила Мириам. Её взгляд ни на мгновение не отрывался от долговязой фигуры. – Как взять его живьём, если его не убить? – тоном наставника, мягко осаждающего ошибившегося ученика, спросил Фенрир. Вербального ответа не последовало; Травел решила показать пример. Она перешла на бег. «Ей конец, – похолодел убийца. – Дура, что ты делаешь?!» Он непроизвольно ускорился, так как смотреть на внутренности девушки не желал, но у Мириам всё шло, как по маслу. Застигнутый врасплох, эльдар не успел и головы повернуть, как попал в захват. Обыкновеннейший захват, которому аколита обучают в первую же неделю, и очень прочный, несмотря на то, что клирик ещё две минуты назад еле волочил ноги по земле. После следующего её вздоха покорёженная адаптацией голова Ларка покатилась по дороге. Нирос стоял перед девушкой, замерев в шоке с окровавленным мечом. Фенрир двинулся к ним, недоверчиво держа на изготовку «Охотника». Эльдар впустую потерял секунду, отведённую ему на реакцию милостивой судьбой. Мириам сбросила с себя обезглавленное тело Ларка и стёрла рукавом кровь с лица – движением столь уравновешенным, будто ничего не произошло. Однако сразу после этого она рухнула на колени и схватилась за голову; у неё началась истерика. Её звонкие, девичьи рыдания раскатились по улице. Теперь, если у Ларка и были пути назад, они были отрублены. Подручные Леди-Инквизитора подоспели тут же. Медики подхватили съёжившегося в комок клирика и понесли её прочь; другие принялись спешно рассовывать останки эльдара по нуль-коробкам. – Прошу прощения, куда вы увозите мою коллегу? – спросил Нирос, не до конца ещё опомнившись от своего героического поступка и не оправившись от вмешательства псайкера в свой разум. – В больницу, как ни странно. Ей нужна медицинская помощь и отдых. Фенрир остановился рядом, глядя, как Мириам на руках несут в одну из немногих уцелевших после бури машин. Окровавленная пятнами коса качалась из стороны в сторону, завораживая и утешая. «Неужели это было так просто?» – задавался ассасин вопросом. – Чайку? – произнёс Нирос, и неловкость и изумление начали рассасываться. Псайкер уже достал термос и дрожащими руками поднёс чашку к губам, чтобы опустошить её. С момента их с Фенриром знакомства это был раз пятый, когда он озвучивал ему это предложение; тот всегда отказывался. Убийца посмотрел на Форрена задумчиво, перевёл взгляд на термос и обратно. – Да, пожалуй.