Клирика било тремором; сердце кричало в предвкушении и заставляло спешить, но до проклятой пожарной лестницы было ещё около десяти сантиметров. Она издевательски поблёскивала в ало-оранжевом свете, растапливающим кожу вытянутой руки. Мириам подвинулась, упираясь бедром в оконную раму, и отняла от грубого антрацитового камня стен затёкшую и вдруг засаднившую руку. Мельком глянув на содранную кожу ладони, она продолжила тянуться к лестнице. Нужно было поторопиться наверх. Мерзкий еретик, этот зажравшийся от скуки аристократишка без грамма веры, чья дешёвая душа даже не достойна ни одной из возможных мук, был в своём кабинете наверху. От мысли о том, что они были обмануты, доставив ему подлинный эльдарский артефакт, с помощью которого он теперь проникнет в тело Ларка, взгляд Мириам мутнел в слезах ярости. Однако лестница оставалась недосягаема. Инициатива и прежний пыл тонули в осознании беспомощности.
— Слёз — три ведра и блюдце, — послышался снизу звонкий баритон. В груди горячо замер последний вдох сухого воздуха. Мириам повернула голову в поисках товарища, чтобы попросить о помощи.
Бежевый город горел закатом, но никого не было видно среди песчаных лачуг, бывших последней чертой цивилизации перед бескрайней пустыней, на которой нарывом торчал ненавистный эльдарский храм. Одиноко дымилась песком широкая, не залитая рокритом покинутая дорога, разделяющая этот вид и здание, из окна которого Мириам могла наблюдать его.
Вскоре жар солнца спал с рук и лица. В последнем блике его девушка, наконец, увидела человека. Но только имя Маркуса накачалось неуверенностью и стыдом, чтобы вылететь из пересохшего горла к синеющему ландшафту, мужчина обернулся, и чужая лисья ухмылка утонула в тени. Его силуэт начал удаляться к эльдарскому храму, теперь больше похожему на нечто шарообразное.
Немые и безликие тела шли следом, превращаясь в разрозненный поток. В начале его, поперёк дороги, Мириам вдруг заметила кровавую мазню.
— На вечеринку, — послышался откуда-то снизу резкий голос Викара. Он размахивал в воздухе оторванной ладонью, осеняя себя слабыми брызгами крови, и яростный крик его воспитательницы, звучавший отовсюду, словно поддавался жуткому дирижированию.
Оторвав от подоконника занемевшие руки, девушка отшатнулась от окна. Только теперь она заметила, что ноги окоченели под сквозняком, и она присела на край кровати, чтобы растереть их.
— Зачем ты подставилась, Милочка? — издевательски тянул Фенрир. — Хотела принести хоть какую-то пользу? Или богатая потаскуха была в твоём вкусе?
Сквозь непроглядный мрак Мириам видела фиолетовый зрачок, лучащийся сам по себе. Даже в таком виде он испытывал её, и девушка, не ощущая дежавю, промямлила по накатанной:
— Подобные требования по отношению к кому-либо, тем более к представителям Инквизиции, просто неприемлемы…
— Но ты приняла их.
— Ни в коем… С чего вы…
— Что ты будешь делать, если подобные требования выскажет другой аколит?
Хотя диалог продолжался, его последствия уже окутывали её. В ужасе темноты тело горело и липло к чужой коже, и насмешки и провокации слились с её же вздохами; вскоре запах жжёной травы забил дыхательные пути, и очерствелая, лишённая чувства еретическая проповедь разорвала слух Мириам.
Из погребённых во тьме джунглей, пересекая песчаную дорогу, толпы тащились к синей пустыне, откуда демоническое шарообразное отродье тщетно пыталось заманить её взгляд. «Холод… Холод… Император сохрани…» — безумец в обносках бродил вдоль бледной черты, разделявшей ужасное, игнорируя шествие, лупил рукой по стенам, вторя своими оглушительными завываниями безжизненному голосу шамана.
— Можем пройти? — сказал Фенрир откуда-то слева и из-за спины, и желание бежать прочь пронзило Мириам, но вдруг шаман вцепился в её плечо, позволяя кульминации случиться.
— Тьма придёт, Холод придёт за ней. Ну же, открывайте глаза, пора проснуться, госпожа Травел, — прогудел он.
Транквилизаторы и скупые больничные банные процедуры привели организм Мириам в совершенный порядок уже через несколько часов. Когда Нироса и Фенрира впустили к ней, она поторопилась изобразить обычную полуулыбку, скрывая оставленный сном отпечаток нервозности. Койки рядом с ней пустовали, и стальная белизна палаты импонировала утешению от кошмара, как и хронически доброе лицо главного врача. Это он будил её и грубовато потрепал мягкую руку, ворчливо и нервно оправдываясь насчёт медсестёр, опаздывающих на смену, после чего ушёл, явно сдерживая ускоряющийся под неблагодушным взглядом ассасина шаг.
— Как вы себя чувствуете? — спросил Нирос.
Доблестные слуги Инквизиции приблизились к кровати. Травел окинула их рассеянным взглядом, чуть ослабевшим от бурных чувств рассудком замечая между ними контрастную разницу. Осанистый, опрятный Нирос, устроившись на взятом из другого конца комнаты стуле, достал термос, спросил извечное:
— Чайку? — и вежливо улыбнулся. Его мужественность, бывшая причиной и следствием его прямолинейности и самоконтроля, пропитала насквозь синюю гвардейскую форму, которую он всё ещё предпочитал другой броне и гражданской одежде. Его псайкерские способности не пугали: казалось, и они вполне подвластны его воле.
— Чувствую себя так, будто это сон, — проговорила девушка, и её губы отразили сдержанную приветливость коллеги. Поскольку отголоски бормотания шамана всё ещё беспокоили её сознание, Травел в ту же секунду мысленно прокляла свои слова и понадеялась, что реальность всё же не имеет отношения к сновидениям. — Благодарю, — сказала она, принимая пластиковую кружку из ветвистых пальцев. Сегодня из неё пахло чем-то ягодным.
Фенрир, прежде чем сесть, угрюмо обошёл комнату, оглядел улицу из окна; он всегда делал это, останавливаясь в каком бы то ни было помещении, и Мириам в конце концов догадалась, что он опасается угрозы отовсюду. Его плечи были чуть собраны друг к другу, шаг был бесшумным, но тяжёлым. Убийца облокотился на стену напротив койки Травел и скрестил руки на груди, закрываясь. Здесь она заметила, что под капюшоном плаща не было маски, потому как его взгляд придавил её холодным недовольством.
— Скорее, бред. Ещё десятая доля секунды, и вы оба превратились бы горелую кучу мяса и костей, — сказал ассасин. Его задевало то, что он никак не поспособствовал уничтожению одержимого. Кроме прочего, ему казалось, что героиня дня была спокойна и расслаблена, как блаженный перед самым уходом к Императору, и Фенрир гадал, оформилось ли осознание произошедшего среди заторможенных успокоительными и противотревожными препаратами мыслей, тащившихся по светлой голове.
Винсент не нашёлся, что ответить ему, так как не видел повода для упрёков, да и вступать в спор с коллегой не хотел, расценивая его как собеседника не самого приятного. А вот для Травел негодование убийцы и причины его были практически осязаемы, и она нашла в себе потребность утешить задетую гордость.
— Хорошо, что вы не выстрелили, — не теряя улыбки, она опустила взгляд и этим обнаружила уклончивость, тонкой нитью проступавшую в её словах.
Все трое помолчали немного. В палате царило умиротворение, лишившее диалог аколитов малейшей динамичности, — все трое наслаждались этой минутой, внутренне надеясь, что в ней будет семьдесят секунд вместо шестидесяти. Задумавшийся Нирос застыл, наблюдая пик заката, и гладь сладкого напитка в его чашке обнаружила остановившееся время, оставаясь неколебимой. Здесь сбылись вдруг надежды, и те десять желанных секунд были дарованы. Тёплый свет, пробившись сквозь громады соседних домов, залил помещение, касаясь ласково бледной, крепкой руки ассасина, обращая его внимание, намекая ему смотреть; он доверился порыву, переводя взгляд на охваченную золотом Мириам. Она выглядела отрешённо; проведя округлыми пальцами по краю чашки, она потёрла их друг об друга, видимо, растирая капли чая. Спустя мгновение оранжевое сияние притронулось к её подбородку, и Травел подняла лицо, позволяя незримому покровителю случая раскрасить свои черты в блики и тени.
— Вы исправили свою ошибку, — произнёс Фенрир, поддавшись внезапной прихоти: он намеренно возмущал девушку, чтобы не только смотреть, но и слушать. Однако приоткрытые губы сомкнулись в скромной улыбке, дополняя её благолепие священным безмолвием. В голосе ассасина вновь засквозило снисхождение — совсем, как раньше. Один из лежащих на светлом сердце камней накренился, собираясь упасть. Мириам вдруг захотелось, чтобы сейчас же прозвучало прежде так сильно раздражавшее «Милочка». И, уловив под сенью капюшона короткое движение тёмной брови любовника, она ощутила стягивающее тепло в своём теле. Страшно этому смутившись, девушка обратилась к псайкеру:
— А вы как же? Вам оказали медицинскую помощь?
— А мне что? За меня не волнуйтесь, — легко отозвался Нирос, делая глоток. Когда девушка наклонила голову с выражением материнского беспокойства — коего он, впрочем, не мог так точно охарактеризовать — мужчина добавил: — Пара часов сна — и я как новенький, будьте уверены, Мириам.
Вздохнув, она повернулась к ассасину. Самое время возвращаться с небес на землю.
— Нам нужно продолжать расследование, — заявила она твёрдо, совсем как тогда, в номере Фенрира. Тот поджал губы в иронии и протянул:
— Не я разлёгся на койке с чашкой чая.
— Что ж, резюмируйте, пожалуйста. Каков рейтинг угрозы? — Нирос оживился, окончательно оставляя редкие беззаботные мысли, которыми успел насладиться. Он допил чай и закрыл термос, переводя вопрошающий взгляд с девушки на ассасина. Тот почувствовал укол раздражения от такой простоты обращения; у него была лишь одна причина недолюбливать товарища, но она же заставляла восприятие искусственно заострять углы. Многообещающий аколит Нирос Форрен был псайкером.
— Обскуро Майорис, — ответила Мириам, во избежание худшего оставляя старшего товарища угрюмо отмалчиваться. Она заметила взгляд, которым ассасин одарил коллегу, и не была уверена, что недовольство ей померещилось; а девушка склонна была остерегаться конфликта. — На данный…
— Минорис. Обскуро Минорис, — перебил её Фенрир. Мириам оглянулась на него почти испуганно и выдавила после небольшой паузы:
— Но мы знаем о Тьме и…
— Мы
предполагаем. Этого мало. Но я понимаю, — добавил он с ухмылкой, подметив некоторое смятение в лице клирика, — иногда что-то безобидное с виду оказывается неукротимым.
Травел стихла, и гнев пролился на её щёки. После короткого взгляда на Нироса она буквально замерла, как обычно, растерявшись от двусмысленности сказанного. Фенрир любил подшучивать над ней, как ни над кем; тем более, что у него был козырь, не позволявший девушке игнорировать выпад, и тем более, она не понимала шуток. Хотя он не находил здесь ничего предосудительного, секрет благовоспитанной девицы из собора, заключавшийся в её непомерной раскрепощённости и чувствительности, забавлял его сам по себе в сочетании с её внешней закрытостью и серьёзностью. Гадая, уверена ли она в личности поверенного или просто трусит, ассасин ради смеха делал ей намёки и ждал, когда же она решится его осадить. Он делал это инстинктивно, не задумываясь, и обычно никто не догадывался, что у этих шуток была подоплёка. Единственным человеком, знавшим об их связи, был Стержень; и то — Фенрир не мог понять, как болтливый приятель вытянул это из него, потому как у ассасина не было привычки делиться подобными деталями.
— Ясно, — грубовато отозвался Нирос в недоумении после небольшой паузы, которая, казалось, намертво оборвала дальнейшее обсуждение. Вздох обозначил его недовольство, и Мириам тут же откликнулась на него.
— Да, извините, Вин… — она смолкла и выдохнула, лёгким хлопком пальцев по лбу обозначая свою промашку. — Нирос, — поправилась она и самокритично улыбнулась, качнув головой. Псайкер понимающе развёл руками. — Фенрир, не хотите ли вы подытожить расследование самостоятельно?
Их взгляды пересеклись, и ассасин, снова не сумев заключить, есть ли в этом предложении упрёк, ответил только:
— Продолжай, — и шагнул к окну, чтобы осмотреть улицу.
— Итак, — заговорила девушка деловито, — нашу команду отправили в целях расследования пропажи людей в столице. Расследования местных органов правопорядка были безуспешны, а люди пропадали в большем количестве, чем случалось, судя по статистике, так что предполагалась угроза Еретикус или даже Маллеус…
Ровная речь лилась, не прерываясь ни одним обращением к капитану. Травел не смогла устоять от соблазна так выразить свою обиду, однако Фенрир не обратил внимания на столь тонкое её проявление, увлечённый жутковатой догадкой. Пока новоприбывшего вводили в курс дела, ассасин изучал карту столицы, рассчитывая на свою визуальную память тогда, когда достаточно было рассчитывать на кричащую интуицию.
— … Теперь я поняла, что-то, что меня смущало в его речи, — всё говорила Мириам, уже закончив краткое резюме, — это её сухость. Никогда прежде не слышала, чтобы люди высказывались так безэмоционально, особенно, показывая враждебность. Понимаете? Полагаю …
— Этот район был
за границей оцепления, — голос Фенрира врезался в монолог клирика. Она смолкла и, насупившись, уставилась на старшего товарища.
— О чём вы?
Нирос, всё это время наблюдавший за капитаном не менее внимательно, чем слушал коллегу, не был застигнут его комментарием врасплох. Прежде, чем ответить, он кивнул лаконично и резковато, выдавая отпечаток военного прошлого.
— Да, совершенно точно
за. Оцепление одержимого, — коротко пояснил он Мириам. — А в чём дело? — спросил псайкер и сразу поднялся на ноги, заметив порывистость, с которой ассасин убрал дата-планшет обратно в рюкзак.
— Собирайся, Милочка. Через пять минут встретимся у выхода из больницы. Держи связь.
«Объяснения не твой конёк. Да? Хорош капитан, — Форрен нахмурился, выходя следом за ассасином. Затем неуверенная мысль посетила его голову: — Он сказал «милочка»?» Закрыв дверь, он спокойными широкими шагами нагнал Фенрира, холодно переспрашивая:
— Каков план?
Тот покосился на него и выдержал длинную паузу, как делал всегда, чтобы сдержать чувства, — и что, закономерно, более прочего выдавало их. Чуть отвернувшись от пронзительных глаз, словно бы смотревших свысока, Фенрир заставил себя избавиться от навязчивых дурных эмоций и предчувствий, подброшенных предубеждениями; в конце концов, стоит признать, что Нирос показывал себя только с хорошей стороны, а то и с лучшей —
пока. Эти размышления стали причиной нового молчания в несколько секунд, колебавших терпение Форрена, по собственным убеждениям старательно поддерживающего приветливость в лице.
— Нужно зайти к главврачу. Думаю, не досчитаемся костей, — ответил ассасин наконец. Спустя почти четыре года служения в Инквизиции непростая мудрость лежала в его уме гранитным камнем: доверяй товарищу и от него же жди беды. Он не решился игнорировать первую часть.
— Хм! А вы пессимистичны. Припоминая его реакцию на вас полчаса назад, я бы не поставил его лояльность под сомнение.
Фенрир посмотрел на коллегу и усмехнулся. Способность псайкера схватывать на лету не осталась глумной строчкой на бумаге, что подкрепило веру ассасина в Нироса и в аналитиков Лорда-Инквизитора Патрициуса — незаметно для него же. Тёмный коридор же подкреплял его пессимизм. Голые плассталевые стены бросали в глаза лишь ленивый, тусклый блик от приоткрытых дверей, которых Фенрир остерегался.
— А не пустовато здесь на ваш взгляд? — продолжал он. — Будьте бдительны и идите по центру коридора.
— Я так понимаю, улица тоже пустовата?
— Ваша сообразительность действительно поражает воображение.
Грубость Фенрира, на деле более чем удовлетворённого компетентностью товарища, последнего не прельщала. Однако неприязнь Нирос пока оставил себе, здраво оценивая свои возможности. Будучи псайкером, он лучше многих понимал смысл фразы «не лезь на рожон»; блестяще маневрируя на этапе беседы, он часто легко избегал необходимости отстаивать своё достоинство ещё и силой.
Дверь в кабинет главврача, тем временем, появилась в поле зрения, и ассасин поднял руку, прося тишины, по привычке; подобравшись к косяку и не услышав ничего, кроме шуршания, он постучался и открыл дверь поперёк усталого приглашения. Главврач, увидев ужасающую его чёрную фигуру, практически подскочил со стула.
— Чем я мо…
— Все ваши работники явились на смену? — в лоб спросил Фенрир, не заходя.
Не имевший вопросов, но безупречно дальновидный Форрен скрылся за косяком и прислушался к варпу. Ассасин нервно оглянулся на него и шагнул в кабинет, в лучших традициях не строя ожиданий, но опасаясь худшего.
— Н-нет, — зардевшись то ли от стыда, то ли от негодования, ответил главврач, беспокойно двигая рукой бумаги на столе. — Вообще-то никто, кроме меня и моего секретаря.
— А больные на своих местах? — уточнил Фенрир, не сводя глаз с товарища.
— Я… Я не уверен… — главврач начал белеть на глазах. — Я ведь не проверяю их…
— Разумеется, — ассасин хотел было выйти из кабинета, но Нирос, закончивший изучать варп и поймавший его взгляд, приподнял словно не совсем слушавшееся запястье с выставленным указательным пальцем. Приосанившись, он перешагнул порог — всё ещё волнуя Фенрира, но уже не так явно — и заявил:
— Добрый вечер.
— Добрый вечер, — побито отозвался главврач. Он ссутулился и не знал, куда деть руки. Терзавшие его прямо сейчас эмоции входили в список тех немногих, которые Фенрир мог определить безошибочно, как и любой опытный убийца.
— Скажите, пожалуйста, у вас в левом крыле лежат недееспособные больные?
— Да, да, так и есть. Коматозные и паралитики со второго по третий этаж…
— Благодарю вас. Будьте осторожны, и да хранит вас Император, господин Хацвин, — сложив аквилу на груди, Нирос коротко кивнул и вышел из кабинета. Светлые чувства, которые он оставил главврачу, были спустя пару секунд несколько подпорчены цепким взглядом фиолетовых глаз и равнодушным хлопком закрывшейся двери, за которой очень скоро стихли удаляющиеся шаги аколитов.
— Нам не стоит его устранить? — уточнил псайкер. В некоторых
рабочих моментах он всё ещё затруднялся; но что уже было жутковато, так это непреклонное и лишённое не только сомнения, но и раздумья сакрализация их, аколитов, долга. Фенрир не приметил этого теперь, и только, затрудняясь точным ответом, скорее констратировал, чем спросил:
— Запомнили его имя для исповеди.
— От вежливости ещё никто не умирал, — прохладно отозвался псайкер.
— Если он выживет, им займутся дознаватели, — запоздало решил ассасин, не восприняв укор. Легко отнимавший жизнь и потому хорошо знавший ей цену, он не хотел преждевременно лишать Фарадус А опытного врача. — А что не так с левым крылом?
— С ним как раз всё так, — Нирос кивнул и приподнял пепельные брови, как бы риторически поражаясь. — Остальная часть больницы недосчиталась костей в том или ином смысле. Отражение заражённых в варпе от обычного отличается?
— Понятия не имею. Как вы могли заметить, наш первый псайкер выбыл раньше, чем мы с ними пересеклись, — заметил Фенрир, сердясь и оттого делая некоторый упор на каждом слове.
— Мириам избегала этой темы.
Не вполне находя тому причину, ассасин ощутил некоторое раздражение к Травел, но промолчал, собираясь высказать его лично.
— Я думал, способность обнаружить жизненные формы притупляется от расстояния и плассталевых стен, — он посмотрел въедливо на смуглое лицо, но Форрен, устремивший взгляд далеко вглубь мрачного коридора, этого даже не заметил.
— Если не ставить себе задачу слишком чётко и разбираться… — начал было псайкер, но тут же замялся. Задумчиво насупившись и поджав губы, махнув в воздухе расслабленной рукой, после небольшой паузы он бросил: — Трудно объяснить, на самом деле.
Когда они свернули на лестницу, тишину нарушал только стук подошв о пол. Нирос, для кого благость Императора была чувством знакомым, искомым и почти осязаемым, с готовностью нёс ответственность на распрямлённых плечах, предвкушая встречу с врагом Империума; с детства живущий по принципу «бей или беги» и уже привыкший к многоликому и безликому врагам, борьба с которыми утомительна или невозможна, Фенрир всё же чувствовал затравленность, несмотря на молитву, которую читал про себя. Жадная рука убитого аборигена навязчиво тянулась к нему кадрами в его воображении, жуткая и омерзительная. Вероятно, именно это неожиданно подтолкнуло его инициировать диалог, — что было для большинства его товарищей редкой удачей.
— В последнее время коллеги не перестают меня удивлять своими талантами, — сказал он. —
Вы показываете чудеса варпового ясновидения, — на это Форрен, не спеша принимать за чистую монету слова коллеги, ничего не ответил, и ассасин продолжил: — Знаете Каттона?
— Конечно, — псайкер посмотрел на хроно. Они опаздывали на две минуты, но капитан не ускорял шага.
— Судя по отзывам, в сержанте умирает декоратор землянок. А Стержень, стреляющий хуже ста восьмидесятилетней ослепшей старухи, тем временем, добивает какую-то бронированную хаоситскую срань выстрелом из охотничьей винтовки.
— Его выстрел в некрона был решающим, — возразил Нирос, вспоминая свою прошлую миссию.
— Из лонг-лаза, который был у него в руках, столь же удачный выстрел сделала бы и старуха, — не удержался Фенрир. Этой своей работой он в некоторой мере гордился до сих пор. — Но не Милочка, — мужчина едко усмехнулся, и строгая бровь вновь дёрнулась вверх. «Не послышалось», — подумал Нирос. — Ей едва хватает силёнок жать на курок. К тому же, она настолько неуклюжая, что ей лучше передвигаться ползком, — ассасин тянул слова. — И этот человек делает значительный вклад в устранение ксеноса, который за пару минут до своей смерти размазал по черепам мозги сотни опытных штурмовиков. Как вы на это смотрите?
— Вас злит, что это были не вы. Да? — предположил тот, на ходу доставая термос. В этот момент аколиты, наконец, вышли в брошенный холл больницы. Оба увидели светлый затылок Мириам на улице, являвший там собой единственную жизнь.
— Меня
удивляет, как это всё произошло, — отозвался Фенрир, и звонкий голос заметно отпружинил от стен. Попытки псайкера нащупать в его словах второе дно вызвали в нём дискомфорт и неприязнь.
— Позвольте мне объяснить. Не поймите меня неправильно, но вы довольно предсказуемы, — Форрен на ходу налил себе чаю. — Противник читал мысли. Он предугадывал ваши действия, возможно, за счёт наших ожиданий. Но Мириам явно шла за ним с чистой головой. Да и я сделал то, что первым на ум взбрело.
— О-о, так вам с Милочкой нужно выдать медаль за находчивость, — всё так же угрюмо комментировал Фенрир, вынимая из рюкзака шлем. Для него поступок клирика в первую очередь был безумством по цене жизни как минимум одного товарища, и даже само намерение проанализировать успех, которому они были обязаны благословению Императора, казалось верхом глупости.
— Почему вы зовёте её «милочкой»? — не сдерживая недоумения в тоне, спросил Нирос.
— Плохая память на имена, — обескуражил его ассасин, не подозревая, что этим нераспространённым ответом укрепил о себе весьма нелестное мнение.
Считая для себя диалог оконченным, он надел шлем и чуть ускорился, и начищенная, прозрачная дверь открылась перед ним с новым для него, предупреждающим поскрипыванием. Это вынудило его обернуться на регистрационную стойку, теперь пустующую, и, подходя к нервничающей коллеге, отбиваться от тех же мрачных предчувствий, что и она. Мириам бойко обернулась; чуть насупив светлые брови, она только было открыла рот, когда ассасин, проходя мимо неё, упрекнул её с присущей его голосу холодной монотонностью:
— Я, кажется, сказал «встретимся на выходе», а не «встретимся на улице».
Травел была одной из тех, с кем он, не отдавая себе отчёта, имел пристрастие вступить в какую-нибудь перепалку в любое время. Сама она смешалась, после чего коротко взглянула на Нироса, надеясь найти там разгадку подобной претензии, и, не прочитав в смуглом лице ответа, неловко проговорила Фенриру в спину:
— Вы придираетесь… к формулировкам?
— К вашим навыкам и экипировке, — ядовито ответил он, не оборачиваясь и двигаясь к машине по пустой дороге.
— Сомневаюсь, что кто-то мог навредить Мириам в таких обстоятельствах, — вступился Форрен за клирика и, как ему казалось, за здравый смысл. Однако столь простое отношение к упомянутым «обстоятельствам» сейчас же покинуло и его, обрекая привыкшую к ужасам душу на ощутимый дискомфорт.
Никто на этой брошенной улице не встречал сгущающийся вечер, отпускающий тени от оконных рам на покой. На широком проспекте не было ни машин, ни прохожих, и всё замерло, так как даже ветер покинул это место и мусор, обычно кочующий из квартала в квартал, лежал на тротуарах мёртвым. Хотя столица была густо населена, среди плотно нанизанных зданий не слышалось ничего, кроме шагов аколитов и их голосов и лаконичного клацанья дорожных сигналов, до которых никому в радиусе обзора не могло быть дела. Непроизвольно откликаясь на зов самообмана, Мириам и Нирос заглядывали в окна и переулки; для иного им пока недоставало опыта — Фенрир ни разу не повернул головы, не поддаваясь ложным надеждам.
— Надо связаться с Гансом, — предложил Нирос, устраиваясь на водительском месте.
— Угу, — донеслось из-под маски.
Мириам решила взять вокс на себя, но, угнетённая, тяготившаяся любым словом и оттого тихая, не стала сообщать об этом и лишь подняла взгляд на ассасина, подходя. Тот не торопился открывать ни одну из пассажирских дверей, но так облокотился на машину, что загородил их обе, и девушка начала вскипать, предполагая с его стороны очередное издевательство. Подавленность отошла на второй план, пропуская преждевременный вывод по глади натянутых нервов. Пока она ещё только приближалась, но уже заметила неподвижность Фенрира и была вольна истрактовать её в худшем ключе, гневная тирада была сформулирована просто на всякий, как ей казалось, весьма вероятный случай.
Ассасин же непроизвольно прилип к ней вниманием, заранее соображая, что может угрожать им и как от этого уберечься. Обычно Мириам со своей уравновешенностью и бесстрашием от незнания неосознанно для них обоих вселяла в него блик какого-то светлого чувства; теперь он не мог найти этого в её съёжившейся фигуре и лице, на котором слабо проступала хмурая морщинка. Когда Травел подошла, он увидел ключицу, приветливо выглядывающую из-под несимметричной складки, и негромко заметил:
— Ты неправильно застегнула рубашку, — но не усмехнулся, и тут же открыл перед ней дверь. Она вскинула руку к верхней пуговице, наклонив голову, затем стрельнула в Фенрира взглядом едва ли не грустным и, тяжело выдохнув благодарность, села в машину, внезапно почти разочарованная тем, что привычного маленького конфликта не случилось; сейчас в нём чудилось что-то почти родное, и Мириам предпочла бы его накалявшемуся напряжению.
Они ехали в молчании, не зная куда; Нирос обернулся к коллегам, когда они устроились на заднем сидении, но, оценив общую растерянность, повёл машину в случайном направлении, изучая окружение по пути. Не оставив никому объяснения, Фенрир сообщился с орлом и сидел, не шевелясь, чем волновал Мириам, у которой, впрочем, была своя задача. Гробовая тишина разбавлялась клацаньем и литаниями Духу Машины, и затем заговорил Ганс. Он ничем не обнадёжил аколитов и даже подлил масла в огонь, сообщив, что на Фарадусе Б начался кровопролитный бунт, о котором в силу затмения известно так же мало, как о том, куда за несколько часов перекочевали все жители столицы Фарадуса А. Вместе с информатором большинством был установлен рейтинг угрозы Обскуро Майорис и принято решение вызвать подкрепление.
Несмотря на скорбные новости, информация взбодрила клирика, приобретшего на службе в Инквизиции привычку поторапливаться, когда дело доходит до боевых действий. Нирос же отошёл от шока сам собой, и теперь заявил:
— Думаю, нам нужно определиться с целью.
— Именно, — живо отозвалась Травел, вернувшая себе все признаки стальной праведности. — Довольно очевидно, что устранение поддавшихся ереси жителей столицы напрасный труд. И не наш, — девушка принялась машинально крутить кольца. — Полагаю, это наша дополнительная задача. Наша основная цель — некий
Холод, что бы он ни являл собой.
— Шар с шипами? — уточнил Нирос, поймав взгляд клирика через зеркало заднего вида.
— Нет уверенности в том, что он представляет собой шар с шипами… Так обозначалась Тьма, да и это может оказаться аллегорией, — здесь тревога пересилила её, и она повернулась к ассасину. — Фенрир, — позвала она его, но тот остался неподвижен, хотя смутно слышал её.
Прежде всего его слух был вовлечён в переходящий в визг шум рассечённого воздуха. Для того, чтобы в скором времени вернуть фамильяра себе, необходимо было сориентироваться, но вездесущие минималистичные густо-зелёные постройки ни коим образом не способствовали этому. Остановившись на покатой крыше, Фенрир открыл для себя вид сотен идентичных десятиэтажных зданий, и небо разлилось над ними, словно над лесом, свободное от бессчётных проводов и выпирающих вышек. Орёл повертелся в поисках последних следов солнца; ускользающий отблеск из окон ударил в глаза и исчез. В сумраке яркое, бело-золотое пятно собора поманило издалека, и птица сорвалась с места, но, кроме уютного толчка и сопротивления в крыле, странное прикосновение достигло восприятия Фенрира.
Открыв свои собственные глаза, он увидел Травел просунувшей пальцы под край шлема и, очевидно, проверявшей его пульс. Она растерянно, но молча водила головой, пытаясь обнаружить проблему. Ассасину было достаточно доли секунды, чтобы найти, чем её огорошить, и он, оставаясь застывшим, заговорил:
— Наклонишься вперёд ещё на пятнадцать градусов, — здесь девушка чуть вздрогнула и одёрнула руку, будто его кожа вдруг загорелась; его первые слова Мириам, судя по позе и выражению лица, приняла за начало угрозы, — и явишь мне свои… — Фенрир запнулся, подбирая какой-нибудь эвфемизм, — вторичные половые признаки.
Травел, из чьей головы легко выпало первое замечание коллеги о пуговицах, закономерно смутилась и, отвернувшись, стала возиться с рубашкой. Нирос, убеждённый, что ассасин подметил оплошность из вежливости, как сделал бы он сам, только сказал:
— Вы заставили нас понервничать.
— Я обеспокоилась, не начала ли инфекция влиять на ваш организм, — добавила девушка. — Мы ведь так и не выяснили, что защитило нас от неё.
— Твоими молитвами, Милочка, — скупо отозвался Фенрир, растирая шею.
Травел поджала губы, сердясь.
— Вы снова… — проговорила она, но тут же вступил Нирос:
— А какая выборка?
— Недостаточная, как видите.
— Как скажете, — просто отозвался псайкер, хотя его начала нервировать немногословность Фенрира, потому как это в некотором роде мешало внести вклад в расследование. — Тогда вернёмся к обсуждению плана действий.
— Начните с начала.
Мириам посмотрела на него, и сквозь гранитное спокойствие на её лице проступил давно знакомый «учительский» упрёк.
— Так вы задремали?
— Я управлял своим фамильяром, раз вам так любопытно, — без капли яда ответил мужчина.
«Раз вам так любопытно…» — повторил Форрен про себя раздражённо, — как человек, переживший долгую службу в Имперской Гвардии, ничем не вызвав подозрения об этой эмоции. Мириам, однако, была удовлетворена объяснением и в такой форме, но продолжала настаивать.
— Дело отнюдь не в любопытстве. Нужно следить за косвенными признаками заражения. Забыть об этом было бы очень опрометчиво с нашей стороны.
— Будешь бдительна к моей бледности, усталости и безынициативности? Кажется, у тебя иммунитет непробиваемый.
Нирос был вынужден оценить иронию и чуть улыбнулся; девушка, наклонив голову, вздохнула:
— Прекрасно. Вернёмся к этому вопросу позже. Мы с Ниросом говорили о Холоде.
— О холоде?
— Тьма и Холод. Холод — это второй … так называемый «бог», — объяснила Травел, и одна светлая бровь тихонько потянулась к другой, обнаруживая её неприязнь и недоумение к подобным определениям.
— Он должен находиться где-то на Фарадусе А, — добавил псайкер. — Мы заявили о рейтинге угрозы Обскуро Майорис, и нам вышлют подкрепление, но нам нужно разобраться с Холодом. Если он, конечно, материален, — он приподнял брови.
— С языка снял, — протянул ассасин.
Было видно некоторое удивление в лице клирика; она поморгала и затихла на несколько секунд, которые ей понадобились, чтобы понять, почему для коллег упомянутый факт не так очевиден, как для неё.
— А, — произнесла она несколько растерянно. — Давайте начнём с начала, — осторожно сказала Мириам и упёрлась в чёрную маску взглядом. — Шаман на Фарадусе Б сказал: «Тьма придёт, Холод придёт за ней», — аккуратно жестикулируя, начала объяснения девушка. — Что, вероятно, означает некий временной промежуток, — Травел вновь начала теребить серебро на пальцах. — Всё сходится, если вспомнить, что мы улетали с Фарадуса Б перед затмением и тогда же на нас напали. Когда мы вернулись на планету, всё здесь шло своим чередом. Теперь же на спутнике восстание, а в столице Фарадуса А никого нет.
— Не то чтобы совсем никого, — поправил её Форрен. — Главврач и его секретарь всё же на месте. Видимо, они не заражены. Есть ещё паралитики.
— Это важное замечание, — девушка мелко покивала и на мгновение прикусила край нижней губы, уводя взгляд вверх. — Итак… На чём я остановилась?
— На спутнике восстание, а на планете тишина, — напомнил Нирос.
— Верно, — её голова прелестно качнулась в подтверждение. — Обещание шамана сбывается. Теперь следующее. Веру в Тьму исповедуют аборигены спутника, однако за всё время существования колонии, даже если восстания были сколько-нибудь крупными, никто на Фарадусе А не знал о Холоде.
— Инстинктивное знание о Холоде могло спуститься через руки, — предположил Нирос.
— Верно, и с этого начались исчезновения, но не мятеж, — продолжала Мириам. — Жители столицы уходили
куда-то, должна быть конечная цель. Они не вернулись, как аборигены, через полчаса, чтобы напасть. Если посмотреть на это с точки зрения философии, — после этих слов её товарищи оцепенели, — можно предположить, что раз Тьма порождает Холод — так задумано в природе, — значит…
— Остановись, — перебил её Фенрир.
— … заражённые пытаются пройти путь от Тьмы к Холоду, и сейчас они уходят к… — упрямо говорила Мириам.
— Замолчи, — гулко оборвал он её, и она испугалась, глядя на фигуру, потерявшую последние признаки расслабленности. И в этот раз псайкер не встал на защиту, так как полностью разделял чувства ассасина.
— Мириам… — начал Форрен осторожно. — Глубоко задумываться о подобном не стоит.
— Хуже того, ты это ещё и озвучиваешь, — отрывисто и ёмко отчитал её Фенрир.
Они стихли, осадив её, и тяжело задумались, оба по-своему упав в омут богобоязненности и пытаясь выбросить из головы услышанное. Травел, не восприняв укор смиренно, глубоко вздохнула, очевидно, призывая себя к сдержанности, однако с первых же звуков её голоса на его шершавой глади начало проступать возмущение.
— Я озвучиваю
это своим товарищам, как и я, служащим Священной Инквизиции, и чьим долгом является спасение и защита Империума. Жертва чистотой души во имя Императора и во имя душ миллионов для них должна быть приемлемой мерой, и ваша брезгливость вводит меня в ступор. У нас нет ни единой зацепки, и меня пытаются упрекнуть за нахождение оной. Или, может статься, у кого-то есть иные пути к Холоду? Или у кого-нибудь есть сомнения в чистоте моей веры? Прошу высказать их прямо, чтобы я восприняла их должным образом, в таком случае.
Её слова заставили Форрена, задержав внимание на светлых зелёных глазах, углубиться в размышления о своей позиции, ещё не менявшейся со времён служения в Имперской Гвардии. Но кое-кто не собирался уступать клирику в любом случае.
— Эта
«зацепка» абсолютно бесполезна, потому что город пуст, — процедил ассасин, невольно чуть наклоняясь к ней. Псайкер, услышав его слова, вдруг вскинул голову и замер.
— И на что же вам фамильяр и ваши бесчисленные навыки, если вы не можете отыскать движущуюся
толпу? — не прекращала девушка негодовать. Её скулы зарделись, действительно, опровергая влияние инфекции на организм. — Чтобы мы наслаждались видом пустых улиц, а потом отправились в зал искуплений и вышли оттуда с чистой совестью?
Фенрир, на чью гордость никто не покушался уже около полугода, был в кои-то веки готов вступить в неравный вербальный бой.
— Минуточку! — встрял Нирос в скандал и вдруг остановил машину. Вздорящие покачнулись, и подготовленные заранее едкие конструкции вывалились из их голов. — Я забыл кое-что проверить.
Псайкер вышел из машины, и ссора не успела продолжиться. В повисшем молчании Мириам раздражённо выдохнула и тоже покинула машину. Фенрир, сжав зубы, последовал за коллегами.
Нирос был погружён в себя, и никому из аколитов не хотелось беспокоить его; оба в той или иной степени остерегались псайкерства, отдавая ему должное или нет. Ассасин осмотрелся и с досадой осознал, что забыл указать Ниросу направление. Теперь они стояли на улочке с зелёными зданиями, точь-в-точь такой же, с которой начинался их путь; собор, к которому летел фамильяр, был вне зоны видимости. Уже стемнело, и фонари слепили глаза. Дома же напоминали усохшие, глубоко изъеденные тлёй деревья; их окна чернели дырами в затенённых зелёных стволах.
Пока это не станет привычным, многие коллеги Фенрира мучились тревогой в подобных ситуациях. Его же брало дурнотой, словно он сидел в одной комнате с гниющей жертвой вторые сутки. Это ощущение в большей или меньшей степени было с ним почти постоянно: в привычной с детства тесноте улья и в свежем до одури воздухе диких миров, в ярко освещённых коридорах «Стилета Терры» и в полумраке ночных операций, в постели, в полёте, в побоях; даже в храме он не мог избавиться от него. Оружие и бой — вот, что могло его отвлечь. Фенрир давно решил, что это было запрограммировано в нём при подготовке в Официо Ассасинорум, но, конечно же, подтверждения этому не было.
Теперь он снова стоял в ожидании, бессмысленно борясь с той неприязнью, переходящей в тошноту. Его ум был забит размышлениями о собственных проектах; ассасин привык к роли исполнителя и потому всегда позволял себе это.
Справа послышались шаги, полные, судя по частоте, сомнения.
— Фенрир.
Он скосил взгляд.
Милочка стояла рядом в своей любимой позе, откровенно отдалявшей её от выживания, и поглаживала большими пальцами рук сложенные у живота предплечья.
— М-м?
— Ещё в гостинице я записала примерные координаты кратеров от той… разделившейся кометы, — она смотрела ему в лицо, по обыкновению смелее многих, но снова принялась теребить что-то; в этот раз её руки накручивали цепочку на кулон-аквилу. — Можем направиться туда и проверить.
— Угу, — звонко промычал Фенрир. Он не вполне осознавал это, но для более развёрнутого ответа у него было условие: она должна была капитулировать.
— Хорошо, — отозвалась девушка после небольшой паузы. Ассасин так и не повернулся к ней, и она, вполне понимая его сердитость, нашла повод его заболтать: — Не правда ли, очень удивительный город? Такие низкие здания и нет электрических столбов. Непривычно наблюдать такое.
Мужчина угрюмо молчал, но её это не смущало. Спустя четыре месяца она знала, как легче всего загладить собственную грубость по отношению к нему, и знала, что прямое извинение будет всё равно, что об стену горох. Сделав ещё шаг, чтобы оказаться прямо перед ним, Травел продолжила:
— Электричество здесь передаётся исключительно по кабелю, проведённому под землёй, а высокие здания обходятся очень дорого из-за болотистой почвы.
— Какой подвижный у вас язык. Его бы в дело. От вас был бы хоть какой-то толк, — хотя ядовитая реакция Фенрира и была целью, Мириам, оскорблённая, отвела взгляд и поджала губы, мучаясь стыдом. Однако обида ассасина, как и предполагалось, смягчилась.
— Извините меня. Я погорячилась и, вероятно, оскорбила вас ранее, — проговорила она, не поднимая лица.
— Вашу мать… — бормотание псайкера вклинилось в их диалог, привлекая внимание клирика. Он вглядывался в окна, и впервые его волнение обнаружилось; его тонкая коса металась от одной лопатки к другой, грубым гипнозом навязывая Мириам то ощущение вакуума в груди, всегда в ногу идущее с предвосхищённым интуицией ужасом.
Фенрир посмотрел в сторону псайкера, затем снова на Травел. Её уловка удалась, и он принял её извинения; но, ввиду своих заблуждений о ней, ассасин полагал, что она не способна оценить силу своей веры и вес угрожающего ей влияния Великого Врага и разной ереси; ввиду же своего авторитета перед ней он ко всей странности чувствовал потребность предостеречь её. Ему потребовалась небольшая заминка, чтобы решиться на это предупреждение.
— Тебе нужно быть осторожнее, — почему-то, как часто бывало в личных разговорах, пришлось буквально проталкивать через горло эти слова. Фенрира, разумевшего в них рекомендацию старшего товарища и не более, это несколько смутило.
С этим он, оглядывая улицу, двинулся к Форрену. Ничто не навело его на мысль удостовериться, правильно ли девушка поняла его, и ассасин пропустил её быстрый обеспокоенный взгляд, положительно означавший, что она восприняла его ответ, как угрозу. Однако она молча, встревоженно засеменила за ним следом.
Сейчас они оба ждали пояснений от Нироса, смотревшего на них так хмуро, как только ему позволяла родная мимика. Попытка обнаружить жизненные формы в этом районе выбила его из колеи.
— Они никуда не уходили. Все они сидят по домам.
— Что вы имеете в виду? — риторически проговорила Травел, чуть округлив глаза. Вакуум в груди достиг апогея.
Ей никто не ответил, и все трое оглохли от мистической тишины. Их окатило растерянностью по новой. Фенрир слышал, как стучит о кольца истязаемый страхом клирика медальон, и от этого ему становилось ещё более душно.
— Что же, — спустя секунд десять Мириам будто преисполнилась решительности, — нечего тратить время. Узнаем …
Удалённый грохот стремительно вколоченного в раму окна прервал её, заставляя аколитов вздёрнуть головы. Одно гнилое дупло в нескольких домах от них ожило; в проём высунулся почти по пояс молодой человек и в явной панике замахал рукой.
— Эй! Вы! — истерически тонкий голос пронзил застывший переулок. — Помогите! Сосед выбивает мою дверь!
Помочь ему было проблематично, потому как он находился на восьмом этаже. Фенрир с досадой осмотрел гладкую стену; пожарная лестница, судя по всему, должна была быть где-то в параллельном переулке. Оставался только один вариант, и Травел уже бежала к входной двери в этот дом.
— Забаррикадируйтесь! — крикнул ему Нирос. — Мы сейчас!
— Быстрее! — напуганно проорал молодой человек, но, чуть ещё помешкав, скрылся, видимо, решив последовать совету.
— Это может быть ловушкой, — заметил псайкер коллегам, торопясь к ним.
Мириам кивнула, но продолжила с чинным лицом терзать звонок, обдумывая услышанное. Никто не торопился впускать их.
— Отойди, — бросил ей ассасин, приближаясь с чем-то серебристым в руке, и девушка отшатнулась. Ещё на ходу осмотрев дверь, он сперва безуспешно попытался открыть её, затем подставил острие ножа к замочной скважине и не вполне уловимо для глаз Мириам дважды ударил по рукояти, чтобы разбить уязвимый элемент замка.
Сверху доносилась шумиха, затем послышался жуткий крик, безошибочно опознанный всеми аколитами как крик боли. В этот момент Фенрир снова приложил силу, дёрнув дверь на себя; расшатавшийся ригель слетел, впуская его и являя ему что-то, что заставило его замереть в ступоре. Затем в новом крике утонуло вальхалльское ругательство; два тела, выпав из окна, рухнуло на рокрит с жутким звуком; ладони Мириам взлетели к лицу. Ассасин бегло глянул на трупы, затем его внимание вновь приковало к коридору за дверью, и девушка обернулась на предмет его потрясения. Нирос последовал её примеру, лишь сделав пару шагов к погибшим и только тогда заметив гробовое молчание и оцепенение товарищей.
На пороге стояла бабушка — столь дряхлая, что заключить о болезненности её вида нельзя было без сомнения. Блёклый взгляд с трудом продирался сквозь истончавшую и обвисшую в складках кожу век, и, даже не дрогнув в сторону случившейся трагедии, он был направлен куда-то сквозь грудь Фенрира, приходившуюся на один уровень с ним. Женщина стояла перед ними без единого намёка на чувство в лице, и не представлялось возможным прояснить, не была ли она просто-напросто глуховата и слепа от старости и не воспринимала ли она танец света и зов умирающего за какие-нибудь признаки собственного конца, который, очевидно, должен был случиться в этом или грядущем месяце.
Спустя несколько секунд общего шока бабушка развернулась и ушла вглубь коридора, ничего не сказав. Ассасин без промедления двинулся за ней.
— Фенрир, — обеспокоенно позвала его Мириам, и посмотрела на Нироса, колеблясь. Теперь его предостережение казалось ей вероятнее. Однако другого плана действий не предвиделось.
— Идите. Я останусь тут на всякий случай, — негромко убедил он её и отвернулся к месиву тел.
Девушка кивнула и поспешно пересекла тёмный коридор, догоняя старшего товарища. Тот упрямо шёл за старухой, желая проследить за её действиями, и ждал, не отреагирует ли она на нахальство. Однако тишина и здесь душила их; вдалеке послышалось пиликанье часов, сообщающее о восьми часах вечера. Фенрир не мог избавиться от ощущения, что они мечутся в опустевшей столице уже несколько дней.
— Извините за беспокойство… — голос коллеги приласкал слух, заглушив пару шагов, недостаточно шоркающих для такой реликвии. Ассасин машинально прокрутил клинок в руке, не доверяя оказанному гостеприимству.
Травел заметила это движение и, похолодев, поторопилась обойти его; она не хотела бы лишней крови и не могла с уверенностью утверждать, что бабуля была охвачена инфекцией. Её неуклюжий шаг задел что-то, отодвинувшееся с вялым, еле слышным мелким дребезжанием. Чуть вздрогнув, девушка посмотрела под ноги и наклонилась, чтобы поднять скромное препятствие. К её весьма недолгому утешению, это была опрокинутая с обеденного стола пластмассовая миска, объёмная и утяжелённая. Мириам поставила её на стол, инстинктивно стремясь больше не наводить шуму, и сразу же её внимание привлекла неприятная сухость на поверхности ладони.
«У жертвы нога согнута в обратную сторону. Очевидно, сломана. Я не эксперт, но, похоже, это произошло ещё наверху», — сообщил Форрен по комм-бусине.
Если бы Фенрир умел, он бы понадеялся, что коллега ошибся. В нём всё больше росла уверенность в том, что старуха заражена, и та прямо сейчас открыла ящик, в котором, бесспорно, звякнули столовые приборы. Ассасин взглянул на Мириам, желая удостовериться, что она стоит на относительно безопасной позиции. Девушка замерла на месте, осматривая руки, почерневшие от пыли. Отовсюду слышался размеренный и неторопливый топот давно утонувших в мороке ереси людей.
Старуха обернулась к нему с ножом в руке. На выходе из кухни сомкнулись ряды бессмысленных лиц, и в полутьме был виден слабый отблеск уличного света в их мутных глазах. Фенрир заметил, что каждый из них держит что-то в кулаке в качестве оружия, хотя у парочки было что-то до смешного неподходящее, вроде пульта от пикт-авгура; увы, эта комичность только больше нервировала.
«Фенрир, у вас всё под контролем?» — послышалось в комм-бусине.
— Разумеется, — ответил тот. Бездушная толпа не отреагировала.
Уже полминуты ничего не происходило. Обе стороны возможного конфликта замерли. Заражённые без толку пялились на аколитов своими пустыми глазами; тем не менее, ассасин чувствовал, как дурнота отступает и словно некое третье лёгкое вступает в работу. Бою быть, а значит нужно выставить отсюда беспомощного социального агента.
— Добраться под крыло Императора можно только в обход, — проговорил он. — Пора.*
Мириам, долго ожидавшая его решения, в некоторой неуверенности поджала губы, волнуясь, сможет ли она беспрепятственно обойти застывшую с ножом в руке клячу. Спустя секунду стук короткого каблука Травел обозначил её решимость, однако тут же уверенная нога была заморожена под вниманием бабули. Эта коронованная хрупкой головой гора тряпья сейчас и Фенриру представлялась потенциально опасной, и всё же девушка не преминула рассердиться на себя за впечатлительность, направляясь дальше и, на всякий случай, не сводя с хозяйки глаз. Голова старухи пришла в движение, туго поворачиваясь и позволяя взгляду следить за клириком беспрепятственно. И здесь последние сомнения и надежды отпали. Два последних, ускорившихся от страха шага девушки аколиты были обречены запомнить навечно: шея старухи вывернулась, являя Фенриру затылок, и Мириам, схватившаяся за ручку окна, остолбенела, наблюдая, как дряхлое лицо останавливается над сгорбленной спиной, вылупив на неё глаза. В следующее мгновение туловище карги сделало неестественное движение в сторону клирика, но в него врезалась чёрная голень, и оно отлетело, опав у стены. Вырванное из кобуры оружие почти одновременно залило толпу в дверях прометием, и всё вспыхнуло. И огонь, так пугающий человека с начала времён, показался благостью.
— Что у вас там?! — слышалось из комм-бусины и из окна. Травел замешкалась, увидев, как кто-то, охваченный пламенем, идёт к своему убийце, как ни в чём ни бывало. Фенрир поспешно отшвырнул его ногой и направил «Чистильщика» на дверь, но не стрелял. Выстрел из мельты уничтожил бы большую часть тесного помещения, и он не был уверен в том, что его дорогой коллеге не взбредёт в голову кинуться куда-нибудь в поражаемую область.
— Иди, — зло бросил он ей, и Мириам суетливо схватилась за раму и буквально выскользнула из окна, вопреки своей неловкости, словно сам Император подставил ей свою длань, — такое случается нередко, когда инстинкт самосохранения берёт над разумом верх. Кто-то схватил её за плечо и потащил прочь от окна, и девушка дёрнулась; к счастью, это был Нирос.
Ассасин же в своём роде упустил момент. Из застрявшей в дверях туповатой компании, протянувшей ему две или три угольных, краповых руки, вывалилось и продолжило нелёгкий путь неполное тело. Силовой меч был выбран лучшей альтернативной ботинку и синим бликом провозгласил о своём присутствии бездумно и тревожно таращившейся в окно Травел. И вот, когда Фенриру показалось, что это противостояние продлится ещё секунды две, он вдруг почувствовал, что что-то пристало к его ноге, не столько болезненно, сколько раздражающе испытывая его голень мелкими ударами. Карга обвила её своими сухими руками и тщетно пыталась пробить его броню кухонным ножом. Ассасин с ходу отключил питание меча и воткнул его прямо в пол сквозь старушечью спину, после чего увернулся от её пламенной подмоги и попытался выпростать ногу. Как он и остерегался, бабуля была сильна, как Ангел Смерти, и ногу, видимо, хотела себе. Пришлось прибегнуть к плану «Б». Оставив меч, Фенрир вытащил «Охотника» и, оттолкнув огненное пугало болтом, парой выверенных, но быстрых выстрелов плазмы отделил каргу от её рук, после чего вернул оружие в кобуру и потянулся к торчащей рукояти. Дополнительно уперев меч предплечьем, ассасин ударом плашмя откинул воинственный спёкшийся труп туда, откуда он выполз, и, наконец, от невидимого выстрела устрашающая горящая толпа попросту исчезла вместе с дверным проёмом и лужей оплавившегося покрытия на полу. Осталось только полтела безрукой карги; её челюсти были далеко, и Фенрир беспрепятственно выпрыгнул на улицу сквозь раму, в которую, как казалось Мириам, она сама едва пролезла.
Улица, тем временем, ожила; вдалеке можно было заметить шевеление силуэтов. Нирос оглядывался, держа меч наготове. Травел же, побелев, наблюдала, как один из выпавших, оставив чуть позади отрубленные конечности и голову, ползёт к ним, но даже не подала голоса, до сих пор не совладав с будто бы передавленным горлом, где крик ужаса застрял комом, свалявшись с вонью горящей плоти.
— Активнее, — бросил Фенрир, уходя в обратную от их транспорта сторону. Травел чувствовала остающийся за ним шлейфом запах дыма и палёного пласткрита.
— Почему бы не вернуться в машину? — на ходу спросила она, чуть тараторя.
— Если они перехватят нас, выбраться будет проблематично, — ответил Нирос за капитана.
Почти бегом они добрались до проспекта. На нём не было ни души, и теперь это было добрым знаком — как и золотой купол, край которого, не сумев скрыться за безликими конструкциями, светился во мрачном пейзаже. Пока Фенрир оглядывался, псайкер предупредил его следующее действие, и повёл их к встроенному навесу, как к лучшей из возможных тактических позиций. Когда они остановились там, он сообщил:
— Любые ранения им нипочём.
— Давно не новость, — отозвался ассасин, доставая дата-планшет.
— Вы не упоминали об этом прежде, — возмутилась Мириам, освобождая Нироса от убийственного недоумения.
— Я не был уверен, — парировал Фенрир.
— Каков план? — сухо спросил Форрен, решив отложить комментарии на другой случай. Травел же буквально кипела.
— Нет, знаете, что… — начала она, быстро, но плавно вскинув ладонь и этим требуя минуты для негодования.
— Боюсь, сейчас не лучшее время, — прервал её псайкер. Она посмотрела на него с непониманием. Фенрир, тем временем, протянул Ниросу дата-планшет с картой.
— Подержите, — с этим он опёрся на стену, вытащил «Чистильщика» из кобуры и принялся за перезарядку. — Думай, Милочка. Ксенос или Маллеус?
— Я была бы твёрдо уверена в том, что это угроза Ксенос, если бы не … бессмертие, — ответила она, тут же отвлекаясь от своего недовольства. Нирос уже задумчиво вглядывался в карту. — Должна быть центральная нервная система, однако её, по всей видимости, нет.
— У каких-то продолговатых ксеносов нервная система часто обходится без центра, — возразил ей ассасин.
— Это больше похоже на ксеноса-паразита, захватившего нервную систему человека. Навроде мозгового листа, — активно предполагала девушка, вцепившись в свой медальон и уставившись на товарища. — Но, если так, уязвимой частью была бы центральная нервная система хозяина. Помимо того, уничтожается вся костная основа, что должно практически приводить опорно-двигательный аппарат в негодность, однако этого не происходит. Впрочем, может статься, что-то заменяет… — её нос дрогнул в отвращении, и она обернулась к Ниросу.
— Внутри рук и ног той твари ничего не было, — дополнил тот, в который раз доказывая свою сообразительность и многозадачность.
— В таком случае, я склоняюсь к тому, что это угроза Маллеус, — убеждённо сказала Травел, начиная суетливо шагать туда-сюда. «Чистильщик» слабо щёлкнул у хозяина в руках. — Верно, — она подняла лицо, — это объяснило бы, почему мы не заражены. Викар ведь был с нами всё это время, и его аура распространяется на некоторый радиус.
— Что за аура? — уточнил Нирос, не отрываясь от карты.
— Викар — пустой, он не восприимчив к проявлениям варпа, — пояснила Мириам, потирая мочку уха в глубоком раздумье.
Фенрир также погрузился в себя, машинально поглаживая рукоять и ощупывая ещё чуть тёплый ствол оружия. Всё в размышлениях девушки казалось ему складным, однако ничто не навело его на мысль, как уберечься от врага. Из всего увиденного он мог лишь предположить, что заражённые предпочитают обезвреживать цель, а не убивать её; к тому же, реагируют по большей части на движение, видимо, из всех человеческих органов восприятия пользуясь лишь зрением. И то, судя по тому, как бодро они стремились к ассасину на кухне, не гнушаясь выгоревшими глазницами, прекрасно справляются и без этого.
— Теперь ясно, — псайкер твёрдо кивнул.
— Нам нужно убежище, — сказал Фенрир, возвращая «Чистильщика» в кобуру.
— Предлагаю здание Администратума, — тут же отреагировал Нирос, протягивая ему дата-планшет. — В нём пятьдесят этажей, и есть посадочная площадка.
— Отличный выбор, — скупо протянул Фенрир, убирая устройство и отходя от стены. — Где оно?
— Налево по проспекту. Через пару кварталов мост, и прямо за ним наша цель.
— Одну секунду, — встряла Мириам, чуть насупившись. — Наша цель — Холод.
— Что ж, будущий герой Империума, «порази свой меч и обнажи врага». Или как там… — тянул ассасин, уверенно следуя указанному пути и даже не оборачиваясь, чем вынуждал клирика поторопиться следом. Даже перепутав слова в цитате на Высоком Готике, он прозвучал только более язвительно. — Не буду тебе препятствовать. Ах да, — словно удар в гонг, звонко прогрохотал его голос. — Вылетело из головы: у тебя даже нет оружия ближнего боя.
Мириам ничего не ответила ему, так как, несмотря на насмешливую оболочку, слова товарища были полны здравого смысла. Фенрир всегда говорил, что в боевой ситуации она бесполезна, и девушка воспринимала это почти как любезность, потому как сама она справедливо полагала, что была даже вредна, но за четыре месяца её службы она так и не услышала от ассасина столь прямолинейного упрёка.
— У вас полно оружия и только две руки, — заметил Нирос, и его бровь изогнулась в намёке.
— На моей спине написано «Прокат снаряжения»? — едко отозвался ассасин.
— С учётом нашего положения это бы не помешало.
— Полагаю, мы всё равно не справимся с его использованием, — поспешно вступила Мириам, осторожно улыбнувшись. — Оружие Фенрира, — девушка сжалась, увидев, что тот повернул голову в её сторону, — требует особого навыка в обращении, — закончила она тем, чем и задумывала, и теперь ждала какой-нибудь реакции, чтобы понять, не ляпнула ли она лишнего. Ей вспомнился их разговор в начале миссии, и она снова напряглась.
У ассасина же, напротив, в этот момент отлегло от души. «Всё-таки не додумалась», — успокоил он себя и коротко подтвердил её слова:
— Умница, Милочка.
Развивать спор Форрен не стал. Кроме сформировавшейся за последние сутки личной неприязни, его, как и прочих, коробило от угрожающего вида ассасина, и он не хотел бы продешевить, отдав ему жизнь. Фенрир, в свою очередь, предпочёл бы закрепить за собой какие угодно слухи тому, чтобы выдать кому-то своё оружие. Эмоции, которые он испытывал при мысли об этом, были схожи с теми, что он испытывал бы, если бы ему пришлось вырвать для кого-нибудь, например, свою собственную печень. О подобной неумеренной его привязанности к собственному оборудованию знали те, кому он, скрипя зубами, всё-таки мог бы в крайнем случае одолжить, например, силовой меч, — то были Каттон и Стержень, — и, как нетрудно уже было догадаться, в ней всё больше убеждалась наблюдательная Мириам. Все трое не только давно отбросили мысль рассматривать возможность подобной выручки с его стороны, но и всячески препятствовали остальным в озвучивании смехотворной просьбы.
Проспект тем временем сжался, уводя их с одной площади на другую. Аколиты часто озирались, но вечер сгущался, и человеческие очертания, которые им так хотелось бы заранее разглядеть позади или за углом, невозможно было заметить. Тихий, летаргический шаг врага скрывался от обладателя самого чуткого слуха в команде в отпечатке родных подошв, и вскоре был совсем потерян в звоне одинокого колокола.
— Девять часов? — негромко и быстро проговорил Фенрир, чуть повернувшись к Травел, печально плетущейся за ним. Нирос вскинул руку с хроно. Девушка, различавшая лаконичную, предупредительную манеру, в которой ассасин выражался, когда каждая деталь была важна ему, не хуже, чем особенности звучания колоколов, покачала головой.
— Нет… Это ничего не значит. Помимо того, что в соборе ещё есть кто-то верующий.
Угрюмое молчание вновь повисло между ними тремя, и они вынесли его на площадь. Она была огромной, и Травел было жаль, что она не посетила её раньше при свете дня, так как она замечала в гладкой, отражающей свет фонаря мостовой множество декоративных вставок. Некоторые из них пестрели цветными бликами, очевидно храня в себе хитростью заключенную в камень драгоценность. Белые стены собора светились ухоженной белизной и золотом в обожании холодного света прожекторов, внушая аколитам утешение и подбадривая их. Все трое остановились, чтобы поклониться, сложив на груди аквилу; к сожалению, но не к удивлению ассасина, гнетущие его мысли ни на йоту не стали легче. Затем псайкер двинулся дальше, а Фенрир пригляделся к глыбе дверей, чтобы узнать в померещившемся ему чёрном пятне своего орла. Мириам засмотрелась на арочки и отвесные стены, поражённая не знакомым ей стилем; ассасин же, прежде, чем уйти, не замечая этого за собой, задержал взгляд на её круглом лице, застывшем в выражении простого, не сдерживаемого восхищения. Вместе с очередным отзвуком колокола испарился последний след их расслабленного дыхания.
— Враг в переулке слева, — доложил Нирос топорно, остановившись рядом. — В двух.
«Враг» — описание не вполне исчерпывающее. «Враг» являл собой толпу довольно плотную, и она натужно, как стылая кровь из терзаемого трупа, вытекала на площадь. Фамильяр хлопнул крыльями, отрываясь от кольца на огромной деревянной двери собора, и ассасин посмотрел назад, и вправо, и, наконец, вперёд. Чрезмерно резко завертелась чёрная голова в поиске пропущенного, пустого закутка, и этот жест, так противоречащий непоколебимости старшего товарища, напугал клирика до озноба. Фенрир слышал, как глухо стукнул каблук Мириам, непроизвольно отступающей за его спину. Она бесшумно, но жадно втянула в себя воздух, словно воруя его, словно забыв, что этот воздух навсегда принадлежит Тому, чьё Имя она произносит в молитвах; дотрагиваясь неуверенно до кобуры стаб-револьвера, она тоже мотала головой в поисках выхода, но все улицы в зоне видимости были забиты толпами людей. Её коса задела бедро Форрена, однако тот не заметил прикосновения, погружаясь в привычное ему, оглушающее чувство; он застыл, и лицо его замерло, не тревожимое выдрессированной комиссарами мимикой; отчаяние сжало гланды прохладой, как бывало всегда, когда результат оценки сил не оставлял надежд. Он читал литанию про себя, инстинктивно сомкнув губы, чтобы те не выдали его, и подсознательно ждал самоубийственной команды, сжав ветвистые пальцы в кулак.
Колокол умолк. Площадь предстала Фенриру с высоты, являя собой картину отвратительного безумия, где уродливая ересь разлилась по горизонтальным поверхностям и заползла в каждую щель, исключая те, из которых она выползала.
— О, святая угоднице Господа-Императора, мученица Элана Неколебимая*, испроси благословения Его, вооружи нас крепостию и мужеством на одоление врагов, даруй нам веру твёрдую и упование, ибо схранённая от ереси душа не умрёт, но окажется подле Него. Да прославим тебя и Боже-Императора, и твоё заступление, и благословение Его и твоё во веки веков.
Последний звук низкого, мягкого голоса слился с шорохом меча, освобождающегося из ножен; Нирос оглядывал собирающихся в кольцо заражённых, размышляя о лучшей тактике. Конечный вывод заставил его взгляд переместиться к пушистой голове Травел, копавшейся в рюкзаке.
Сбросив плащ, Фенрир достал «Охотника», и большой палец правой руки привычно, но с безызменной любовью впечатал кнопку предохранителя. Быстрым шагом, от бедра расстреливая толпу впереди из комби-плазмы, ассасин направился в прежнем направлении. Нирос двинулся за ним, невольно оценивая чёрную броню, впервые доступную его вниманию. Она напоминала сглаженный, усовершенствованный штурмовой карапакс — коим, впрочем, и являлась. Не зная, что броня — работа её же хозяина, Форрен пропустил мысль о том, что в оружейнике, создавшем её, жил дизайнерский талант. На Фенрире она сидела, как влитая, и даже будто бы придавала грации его чугунному образу.
Когда стих седьмой залп, и наступило время перезарядки, Травел приблизилась к товарищам. Она суетливо закрепляла комплект стимуляторов на поясе, не останавливаясь, и врезалась в Нироса.
— Извините, — прошелестела девушка. Она чуть отошла и завороженным взглядом проводила крепкую руку старшего товарища, привычным движением избравшую что-то среди бесконечных вещиц на его поясе. Этот жест странным образом помог ей собраться.
— Идём в ряд, — сказал ассасин, встав к Форрену вполоборота. — Я впереди, Милочка посередине, вы замыкаете, — его рука замелькала у оружия, послышались негромкие щелчки. — Не тормозим. На этом мече моно-заточка? — капитан грубовато кивнул на руку псайкера.
— Да, — ответил Нирос, притормозив ломившуюся к речевому аппарату мысль.
— Бей по ногам, — бросил Фенрир, отворачиваясь.
— Не стоит ли оставить госпожу Травел в соборе? — предложил псайкер.
Его товарищи уставились на него. Мгновением позже Фенрир, так ничего и не ответив, ушёл вперёд, и новые семь выстрелов улетели по сторонам, прожигая головы заражённых насквозь и сваливая сразу по несколько тел каждый. Идущие следом еретики падали, спотыкаясь, и скромная живая баррикада слабо дёргалась и шевелилась, как тошнотворный натюрморт.
—
«Оставить госпожу Травел»? По-вашему, я — ящик с боеприпасами? — оскорблённо переспросила растрёпанная и покрасневшая Мириам.
— Вы девушка, и вы клирик. Под собором наверняка есть катакомбы. Мы вернёмся за вами позже с подкреплением, — вежливо и сухо, как техножрец, ответил Нирос. Его ход мысли был прост и очень логичен: в попытках защитить коллегу в пылу боя, они могут и вовсе не дойти до укрытия; но они вполне могут рассчитывать на скорое подкрепление, да и продержаться несколько дней в катакомбах собора было не самой трудной задачей для аколита Инквизиции вне зависимости от специализации.
— Я, кажется, попросил встать в ряд, — отрывисто проговорил ассасин, перезаряжаясь. До толпы оставалось около двадцати метров. — Травел, возьми арбалет, — девушка спешно стащила последний с плеча. — Держи так, — Фенрир прижал рукоять «Охотника» к груди, выставляя ствол на сорок пять градусов к небу. — В крайнем случае выстрелишь в грудь или в подбородок. Это даст шанс увернуться, — ассасин навёл оружие на заражённых, сделал два плазменных выстрела; следом полетели три болта. — Не высовывайся.
— Спасибо, — выдавила Мириам, стиснув арбалет в руках.
Серо-синяя площадь, потемневшая из-за подошв еретиков, скрывших весь её цвет, спустя мгновение разрядилась жёлто-оранжевой гаммой; прометий сжигал осквернённые тела. Сливаясь матовой чернотой с рукой владельца, «Чистильщик» выполнял своё самое буквальное назначение, и аколиты спешно следовали вычерченной Фенриром тропе, минуя бескостные туловища, завалившие её. Жар и вонь пылавшей на плоти синтетики и топлива душили клирика и псайкера, очень вскоре вступившего в бой и вырубавшего лес ног, которые изгибались в противоестественном па, шагая к ним. Также и силуэт ассасина, вошедшего в свою стихию, метался со скоростью и ловкостью, казалось, близким к невозможным. Рваным стилем, удивительно успешно сочетавшим в себе силовой кулак и силовой меч, Фенрир прокладывал путь, разрезая плотную толпу, как бумагу. Здесь, на затопленной врагами улице, раскрывалась его ценность как аколита и как товарища; именно этот образ наводил ужас на тех, кто знал его, и порождал мифы. За минуту толщея заражённых лишалась около полусотни лиц только его силами. Он отталкивал ногой головы, которые сам же срезал, не опуская к ним скрытого под маской лица.
Ранений не предвиделось. Враги либо не успевали даже подобраться на расстояние вытянутой руки, либо тут же оказывались недееспособными. Ни премерзкая гибкость, ни нисколько не маскируемые криком боли или страха звуки отсечения конечностей и столкновения безжизненных туш с рокритом не производили на воодушевлённых аколитов впечатления. Всё шло изумительно гладко, пока до слуха Фенрира не донёсся спуск арбалетного болта и сдавленный и напуганный голос клирика, сложивший лишь одно слово: «Проклятье».
Он обернулся и нашёл себя отрезанным; кольцо заражённых сомкнулось за ним. Ассасин машинально выбросил влево апперкот и вскинул меч, и справа два тела тут же рухнули на землю, ополовинившись сияюще-голубым взмахом; однако, пытаясь вглядеться в происходящее за ними, он дурно рассчитал удар, и бесхребетная жертва намертво вцепилась в руку, пробившую её насквозь вместо того, чтобы снести часть тела. С нечеловеческой силой окоченевшие жирные ладони сжимали его предплечье, явно намереваясь оторвать силовой кулак вместе с конечностью, как, очевидно, было заведено самой судьбой. Фенрир заметил краем глаза, как наманикюренные ноготки бело-зелёных пальцев давили на голень коллеги, натянув ткань, выжимая кровь из новой раны, и как беспомощно и несмело та пытается отнять свою ногу у твари, вторая половина туловища которой валялась в метре в задранной и истоптанной кровавым следом юбке. Он резко, торопясь, разрубил паразита и стряхнул остатки чернеющего мяса с левой руки, но в момент, когда он приблизился к Мириам, чтобы избавить её от живого капкана, безупречный удар моно-меча рассёк локтевой сгиб заражённой, затем проткнул её горло, выкинул размягшую голову под ноги алчущим и избавил ещё одного еретика от потребности следовать за ними. Затем Травел, болезненно морщась и почти плача, сбросила ослабшую и отвратительную граблю своей мучительницы, а Нирос, приосанившись, совершил чёткий, лаконичный жест; опущенные вдоль бёдер напряжённые смуглые кисти чуть дрогнули вниз, будто поддаваясь значительному весу, и резко прокрутились. Еретическую массу отбросило прочь от растопыренных, окаменевших пальцев, и оцепление расширилось в радиусе на пару метров, предоставляя аколитам несколько драгоценных секунд.
— Не добили, — уже вернувшись к собственной задаче, услышал Фенрир комментарий псайкера. Его голос звучал непривычно, с каким-то совершенно не свойственным ему бойким озорством. Осознав несложный эмоциональный посыл только спустя минуту или две продолжающейся бойни, ассасин бросил досадовать из-за инцидента и практически взбесился.
Впрочем, ему некогда было реагировать. Теперь почти постоянно глядя под ноги, аколиты не сразу заметили, как вышли к путепроводу и как над их головами возвысилась огромная каменная аквила. Увы, толпа не редела. Мириам благодарила Императора и всех святых за то, что Нирос и Фенрир пока ещё даже не выказывали никакой усталости. Здесь, когда аколиты уже были на полпути, они были неподвластны страху. Всё жуткое обрело иной смысл. Множащиеся бардовые брызги на светлой ткани, раздражающее хлюпанье взбитой крови в туфле, неровный, частый ритм падения стянутого в ткань и побрекушки мяса о рокрит только подсказывали одному товарищу о состоянии других.
— Главный вход закрыт решёткой, — твёрдым голосом сообщила Мириам. Она уже видела растянутые и разорванные прутья сквозь стеклянные двери, время от времени тянущиеся друг к другу волей механизма. Мягкие туши, вываливающиеся из-за покорёженной решётки, постоянно оказывались на их пути, и рама двери отвратительным образом сминала их фигуры.
— Принято, — отозвался Форрен.
Когда упомянутый промежуточный рубеж был достигнут, девушка, оглянувшись, заметила на кончиках пальцев Нироса странную муть, заставившую её скорее отвернуться. Её восприятие было недостаточно, чтобы осознать то, что она увидела, и Травел стало дурно. Тем не менее, она вполне понимала, что последует за этим.
Заражённые за решёткой замерли, потерявшись в пространстве из-за вспышки, не задевшей аколитов и даже не замеченной ими. Одно тощее женское тело вывалилось из пробоины к ногам Фенрира и было без колебания разрублено; затем ассасин ударом силового кулака разбил несколько прутьев, отделяя нижнюю часть решётки от верхней, и она с грохотом рухнула на каменный пол, заваливаясь в сторону толпы.
Здесь все, кроме клирика, почувствовали даже некоторое облегчение: поток еретиков на их пути значительно ограничится в самое ближайшее время. Мучаясь болью в ноге и уже ощущая некоторые трудности с дыханием, Мириам никак не могла оценить этого; к тому же, понимания в вопросах тактики у неё не было никакого. Фенрир, пользуясь преимуществом, спешил прорваться вперёд; «Чистильщик» вновь вступил в дело, следом за силовым мечом озаряя ряды падших в ересь служащих Администратума. Кровавые разводы дополнили замысловатые бледно-голубые переливы серых каменных плит, проскальзывая под скорым шагом аколитов; в душащей немоте сквозь скрип собственных подошв и шуршащий топот ассасин иногда слышал, как эхом звенит моно-меч, врезающийся в атласную поверхность пола, и как осторожно ступает прилипающий светлый каблук. Смерти не было. Только увечья слепили глаза в щедром освещении зала красным, неубедительные и скучные, как плохая иллюстрация.
Движение до ближайшей из четырёх лестниц было затруднительно для каждого из аколитов в разной мере: благодаря предоставленному псайкером оглушению, Фенрир расчищал путь от целей практически беспомощных, за самим же Ниросом тянулся вечнободрый контингент с улицы, заставляя его потрудиться. Впрочем, пессимизм отпустил их всех; Фенрира утешило профессиональное чутьё, его товарищи же вполне ощущали силу благословения. Сто пролётов не предвещали им больше никаких неустранимых угроз.
Ассасин почти радовался тому, что механическим вырубаниям пришёл конец, и появилось пространство для большей изощрённости. К середине пути толпа разрядилась, и он скидывал подходящих и выскакивающих из проёмов заражённых через перила на устроенное им кострище, иногда выпинывая их, иногда даже хватая свободной рукой за клочки робы. Жгучая усталость в теле успела лишь намекнуть ему о себе; словно чувствуя её так же отчётливо, тут же Мириам подскочила к нему со стимулятором и вколола в участок под подвижной частью брони, позволяя ему и дальше беспрепятственно разрывать еретиков, становившихся — он был уверен — от часа к часу всё эластичнее. Силовой меч мелькал, словно наваждение; затем шедшая следом Мириам наблюдала жест, который она могла воспроизвести в памяти посреди ночи, не задумываясь, — рука ассасина резко замирала, и кровь слетала с лезвия; и, когда нога девушки совершала следующий шаг, разбросанные вокруг конечности уже не могли представлять никакой опасности. Пробегая один из пролётов, Фенрир одним ловким ударом насадил на меч сразу три туловища и выбросил их в окно за неимением перил. Сквозь звон стекла он слышал, не воспринимая:
— Нирос, остановитесь, вам нужен стимм, — и незамедлительный ответ:
— Не нуждаюсь!
Его посетило чувство дежавю, и он обернулся, пока мог себе это позволить. Хорошенько припоминая, что в прошлый раз Нирос после этих слов рассёк две пластилиновые шеи, позволяя тушам упасть на ещё дееспособных преследователей под силой достаточного импульса, а Травел резво оглядывалась вокруг, ассасин понял, что её настоятельная рекомендация действительно прозвучала дважды. Прямо сейчас она совершила весьма удачный выстрел в адепта, бог знает как оказавшегося повисшим в шахте подъёмника и пытавшегося выбраться через рваную дыру в двери, — выпущенный из арбалета болт нарушил его планы, и бескостные пальцы соскользнули следом за ним вниз. Фигура Форрена же, обнаруживая жадное дыхание, заметно вздымалась, остановившись после очередного удара. Охотно поддаваясь приливу презрения к его нерациональности и не слыша требовательных возгласов товарищеского чувства за адамантиевой прочностью своих предубеждений, Фенрир двинулся вперёд, не вступая в спор. В конце концов, им оставалось всего восемь этажей, и их, при должной отдаче, можно было успешно превозмочь.
Хотелось бы сказать, что Фенрир вскоре пожалел о своём решении, но действительные его эмоции по поводу случившегося буквально спустя три пролёта всё же правильнее идентифицировать как гнев. В какое-то мгновение обернувшись на вскрик коллеги, он увидел следующую картину: Нироса, замахнувшегося на упавшего и обвившего его колено одноногого еретика в проёме, и Мириам, цепляющуюся своими слабыми округлыми пальцами с колечками за угол двери подъёмника. Её арбалет был разряжен, а бесконечно длинная коса натянулась в алчущем хвате служащего Департаменто Муниторум, стоящего на лестнице. Перекинув меч в другую руку, Фенрир метнулся к ней и обхватил поддающийся нечеловеческой силе стан; затем голубое лезвие взлетело, разрубая обнаглевшие ладони вместе с краем толстой, пушистой связки. Конец косы разлетелся русой волной, возвращаясь к хозяйке, почти бездыханно вжавшейся в карапакс товарища. Покончив со своим врагом, Нирос заметил на себе задержавшееся внимание; его самая суть была скрыта под чёрной маской, но псайкер успел сформулировать её до того, как Фенрир поставил клирика на ноги и метнулся к следующему пролёту. Мириам, судорожным движением перекинув волосы на грудь, последовала за ним, доставая из колчана в сумке следующий болт. Она не обернулась.
Последние четыре этажа никто не препятствовал им. Прозвучал, наконец, победоносный клич — грохот рокритовых ступеней, рассыпавшихся от удара силового кулака; выстрел из мельты изничтожил дверь из шахты подъёмника и подступы к ней. Тяжёлое дыхание смешалось с мельтешением еретиков внизу. В холодном свете коридора было явственно видно, что Мириам бела как полотно; только ассасин смог это заметить, как она убежала вон, прижимая ладонь к лицу. Он был уверен, что её вырвало.
—
Не добили, — процедил Фенрир посреди продолжительного молчания, распиливая Нироса взглядом. Тот осел на пол и пытался прийти в чувство, но, тем не менее, качнул головой и, не поднимая затуманенного взгляда, отозвался:
— Я говорил вам… оставить.
Псайкер очевидно не осознавал своей промашки со стиммом, и произошедший инцидент он воспринимал не как следствие своей ошибки, но как следствие ошибки капитана, находя своё предложение оставить клирика в соборе только более резонным. Заблуждение растворилось в накопленном ассасином яде, бурно пузырясь и шипя. Он оглядел Форрена; заметив сочащуюся сквозь изорванную штанину и мелко капающую на плассталевый пол кровь и прижимаемое смуглой ладонью потемневшее плечо, он насмешливо протянул:
— Какая
недальновидность с моей стороны. Удачи с перевязкой, — и направился к кабинету, за дверью которого скрылась Травел.
Она стояла у открытого окна, жадно глотая ночной воздух и запрокинув лицо, то ли для того, чтобы дышать было легче, то ли от страха взглянуть на обезумевшую толпу, вытаптывающую в её сердце речитатив панихиды. Не включая свет, Фенрир подошёл и, упав на перемотанное проводами кресло, начал снимать рукавицу с левой руки. Она неприятно застревала из-за накопившейся крови, скрипящей под ней. Девушка повернулась к нему, завёрнутому в тени, и он заметил слёзы, опоясывающие расширившийся от стимма зрачок, однако кроткость её мимики возбудила в его памяти лик певчих.
— Вы ранены? — прошелестела она еле слышно.
— Почему шёпотом? — спросил ассасин самым рядовым тоном.
***
В офисе стояла духота, и приятный Фенриру запах машинного масла подкреплял её; окна, тем не менее, не открывались с их первого дня в здании Администратума. Вместо этого, натужно крутясь за решёткой под потолком, шумно взбивали воздух громоздкие лопасти кондиционера. Такие предпочтения были закономерны для выходца из улья; ассасин, впрочем, замечал, что Мириам, включившая механизм прежде, чем кто-то задумается о необходимости проветрить их временное жилище, усердно избегала окна, вероятно, пряча даже не саму себя от происходящего за ним, а наоборот.
Иногда фоновый гул разбавлялся шорохом страниц. Девушка сидела слева от Фенрира, что-то читая; бросив взгляд на обложку ещё несколько часов назад, он решил, что это молитвенник.
«Охотник» лежал на столе в стороне, только что проверенный и прочищенный, и матовый отлив на чёрном стволе «Чистильщика», пропадающий под налипшей кровавой мазнёй, просил той же заботы. Фенрир терпеливо, без ненужной спешки оттирал его, не чувствуя на себе внимания зелёных глаз. Мириам постоянно украдкой наблюдала за тем, как массивная, тяжёлая комби-мельта крутится в его руках с такой аккуратностью, будто это была ювелирная работа из добытого в горах Святой Терры хрусталя. Ещё больше её завораживало то, как белые пальцы товарища, местами вымазанные в масле, ощупывали каждый сантиметр его оружия. Сейчас, уловив этот момент, она ощутила тронувший щеки жар и отогнала навязчивую, почти завистливую мысль.
Спустя минуту или две Фенрир обратил внимание, что шелест страниц прекратился, но все его мысли были заняты кропотливым процессом очистки дула огнемёта. Каждый раз, проверяя, всё ли закончено, он снова и снова находил какой-нибудь замаранный участок. В конце концов, он принялся разглядывать ствол в поисках каких-нибудь повреждений.
Жалюзи клацнули, поднимаясь, и в офисе стало светлее.
— Угу, — промычал он одобрительно, не отрываясь от осмотра. Застыв с закатанной светлой штаниной в руках, девушка подняла лицо в недоумении, но затем, тихо выдохнув, неуверенно отозвалась:
— Пожалуйста, — уголок её губ незаметно для неё же подёрнулся в скромной улыбке.
Только когда Фенрир, наконец, разобрался с «Чистильщиком», он бросил на клирика взгляд. Она изучала свои незначительные, по болезненные ранения на ноге, с тем беспокойством и подозрением, с которым обычно относятся к мелким увечьям, от которых ждут скорейшего заживления. Судя по всему, Травел открыла жалюзи именно для этого бессмысленного и тревожного занятия. Не торопясь вмешиваться, ассасин вглядывался в тёплый отлив её кожи; рассмотрел её в кои-то веки оголённое плечо, округлое, без всякого признака силы в нём; впервые заметил выступающее от изящной щиколотки почти мужественно крепкое ахиллово сухожилие, кое-где натёртое туфлей, розоватое. Стройная голень с мягкой, округлой икрой была перебита грубым, неравномерным пунктиром сосудов, заканчивающимся затягивающимися бордовыми швами посреди синяков. Мягкие пальцы всё давили на них осторожно, надеясь оценить прогресс заживления, неутешимые.
— До свадьбы заживёт, — протянул Фенрир. Коллега вскинула взгляд и, прежде чем ответить, почему-то застенчиво и спешно расправила штанину.
— Я чем-нибудь вас рассердила? — Мириам сдержанно вздохнула. Не умея понять, было ли это типичным для товарища язвительным комментарием, она предпочла обороняться — на всякий случай.
— Нет.
Ни один мускул на его лице не дрогнул. Он не понял, чем так оскорбил девушку — и даже не понял, что оскорбил. Она же потянулась было за молитвенником, полагая, что Фенрир не в лучшем расположении духа, так как пребывала в заблуждении, что тот вспомнил однажды озвученную при нём вскользь историю её неудавшегося брака и нарочно задел её без всякой на то причины.
Отвернувшись, Мириам положила книгу на колени и принялась листать её в поисках подходящей молитвы. Через пару секунд со страниц соскользнул прямоугольничек плотной бумаги. Нервно выдохнув, девушка потянулась за ним и собиралась было убрать его обратно, судя по небрежному движению руки, но что-то привлекло её внимание и она оцепенела.
— Что… — сорвалось с её губ, и ужас тронул светлые дуги бровей.
Ассасин, всё ещё наблюдавший за ней, тут же подскочил и вырвал бумажку из её рук, по её реакции решив, что это может быть опасно.
— Нет, постойте! — воскликнула Травел, поднимаясь и протягивая руки.
— Что это? — спросил Фенрир, поджав уголок губы и насупившись. Он покрутил прямоугольничек в пальцах. — Твой пикт-снимок? Зачем строить такое напуганное лицо? — он с щелчком выбросил бумажку обратно в трясущиеся руки.
Мириам ничего не ответила ему, поднося пикт-снимок поближе, в чём не было смысла, так как в глазах у неё вскоре потемнело. Убедившись в увиденном, девушка почувствовала слабость в ногах и облокотилась на стол. Коротенькая литания о чуде и воле Бога-Императора зашелестела, заставляя товарища взглянуть на неё ещё раз с любопытством. Он вернулся в кресло и принялся собирать инструменты.
—
Ну? — неожиданно для девушки выдал он. Травел обернулась к нему и в этот раз, пронзённая острым движением чёрной брови, забыла обомлеть.
Задетый интригой, ассасин обрушил на неё своё внимание. Все они немного скучали здесь третий день подряд, не выдумав ничего лучше. В гладко исполненном плане аколитов по спасению случилась лишь одна маленькая, но очень важная заминка: связь с Гансом наладить не удалось. Они по очереди дежурили на этаже, прислушиваясь к вокс-кастеру, и восемь часов слушали одни шумы: заражённые отстали днём ранее, и всё будто окончательно замерло.
— Это
мой пикт-снимок, — проговорила Мириам после паузы, побелевшая, ещё не до конца собравшись.
— Я заметил.
— Он принадлежал Ларку, — продолжила девушка, качнувшись в сторону и задумчиво глядя куда-то в потолок.
— Не думал, что у вас всё было так серьёзно, — хотя Фенрир просто поддевал коллегу, его нос всё равно на мгновение подёрнулся в отвращении.
— Это пикт-снимок Мирабелл, поэтому он его носил, — непроизвольно шагая, девушка покачала головой, тяжело вздыхая как бы оттого, что не могла что-то объяснить.
— Ты только что сказала, что твой, — бровь мужчины снова метнулась вверх.
— Да! То есть… Ох… — Мириам повернулась и направилась в обратную сторону. —
Ларк думал, что это пикт-снимок Мирабелл.
— Всегда знал, что у него не все дома, — вставил ассасин.
— Нет. Он был у него до нашего знакомства, — настаивала девушка, хмурясь и всё машинально шагая.
— Выпал у тебя из кармана.
Ничего не говоря, Травел стремительно и сердито шагнула к товарищу и положила пикт-снимок на стол лицевой стороной вниз. На другой было написано: «Мира». Зелёные глаза уставились на Фенрира почти яростно.
— Мне здесь двадцать лет. И это — почерк моего жениха, — её голос заметно дрожал. Кошмар сковал её, и мысли крошились в голове в пыль, сталкиваясь с неразрешимой загадкой одного пикт-снимка, изображающего двух разных людей.
На пару секунд повисла тишина. Ассасин перевёл взгляд с лица коллеги на пикт-снимок и обратно. Объяснения были слишком обрывочными, так что он не был даже близок к тому, чтобы разделить её беспокойство.
— Он встречался с какой-то Мирандой за твоей спиной или что?
— Нет же! — скулы клирика зарделись, и она, хлопнув ладонью по лбу, сердито сжала губы. Когда она снова посмотрела на Фенрира, он беззвучно смеялся, однако её серьёзность была непробиваема. — Слушайте.
— М-м? — забавлялся он. Девушка нависла над столом, оперевшись на него руками.
— Ларк рассказывал мне об одной девушке с его родного корабля. Её звали Мирабелл, — волнение подгоняло её речь, и, перехватив её взгляд, ассасин отметил в нём крайний испуг. — Судя по всему, они были близки. Увы, известно наверняка, что она погибла. Увидев меня впервые, он спутал меня с ней, и шугался меня, словно призрака. Потом я поговорила с ним, он мельком показал мне этот пикт-снимок и впервые рассказал мне о Мирабелл. Сходство поразило меня, однако я не придала этому значения. Теперь же выясняется, что это пикт-снимок, подаренный мной семь лет назад моему жениху. Он подписал его и носил в нагрудном кармане. Вас не волнует, как этот пикт-снимок попал к Ларку и почему он уверен в том, что это Мирабелл?
Выдав тираду, Мириам вновь обрела совершенно потерянный вид, тем не менее, её глаза всё ещё умоляли товарища о каком-нибудь объяснении. Фенрира же охватило тревожной задумчивостью под весом чертовщины совпадений. Они молчали некоторое время, и у ассасина сформировалась одна мысль: Ларк был псайкером, а значит и обладателем весьма уязвимого рассудка, к тому же, может, выдающейся фантазии; а пикт-снимок к нему занесло по счастливой случайности. Версия была ему по душе и казалась убедительной, вот только озвучивать её он не стал. Мало понимая в эмоциях коллеги и потому вдвойне остерегаясь окончательно вывести её из душевного равновесия, Фенрир предпочёл бы вовсе оставить этот разговор. К тому же, он заметил в её речи промашку, прямо говорившую о том, что она ещё не вполне осознала смерть своего приятеля, и это только утвердило его в решении оставить своё мнение о нём при себе. Хаотические настроения могли бы смотивировать Мириам на опрометчивые действия впоследствии, к коим, по его разумению, она и так была слишком расположена.
В итоге, ассасин прервал паузу отвлечённым вопросом:
— Ты носишь
майку под рубашкой?
— Что? — девушка насторожилась, пытаясь уловить несуществующую логическую цепочку. — Да.
— Милочка, заветы Имперского Кредо о сохранении целомудрия далеки от рекомендаций о самозащите, — затянул Фенрир, усмехаясь. — Приобрети хотя бы корсет. В качестве компромисса.
Девушка резко выпрямилась, вспыхивая. Спустя мгновение ассасин поймал себя на преувеличенном внимании к этой самой майке, колыхнувшейся над ничем не стесняемой и потому чуть скакнувшей грудью.
— С вами невозможно вести серьёзный разговор. Не говоря уже о нескончаемом потоке богохульств, который я вынуждена терпеть…
— Терпеть не обязательно, — перебил ассасин её закручивающуюся нотацию пространно, позволяя Травел самостоятельно додумать смысл его слов.
— Вы считаете себя безнаказанным, полагаю, — негромко, но резко проговорила она, глядя ему в лицо.
— Хм. И какому святому принято жаловаться о подшучиваниях? — чёрная бровь иронично изогнулась.
— Вы даже не… Как вы… — гневные слова спутались в голове девушки клубком. Она, тем не менее, сдержала себя от пощёчины, соскребая в одно остатки самоконтроля, так как боялась, ступив к Фенриру ближе на шаг, упасть к нему бессильной. Рой эмоций, охвативший её, был Мириам не по зубам, и она не знала, как и на что реагировать. Она сделала глубокий вдох, одной рукой скрыв глаза, другой обхватив рёбра, казалось, еле сдерживающие бой крови.
Когда Фенрир снова увидел её лицо, оно всё ещё пылало, но на нём не было и следа прежней ярости.
— Спасибо вам, — вдруг заявила девушка, оставляя его совершенно без слов. Она присела на стул напротив, стараясь вернуть свою сдержанность, и добавила: — Вы всегда помогаете мне.
«О чём речь?» — подумал Фенрир, однако взгляд его, прямой и непроницаемый, по комическому стечению обстоятельств только подкрепил вывод Мириам. Она была уверена, что товарищ теперь отвлёк её от мистического и пугающего вопроса, вновь опекая её. Этому было достаточно логических объяснений, если принять в расчёт то, что не один десяток раз товарищ спасал её и всячески способствовал её безопасности. Хотя в этих его порывах, конечно, было меньше личного, чем она полагала, его было больше, чем казалось ассасину; Травел чутко подмечала эту разницу, и потому охотно верила в своё нынешнее маленькое заблуждение. Озвучивать его, однако, она постеснялась.
— Я до сих пор не поблагодарила вас за то… за то, что я здесь, — не очень уверенно закончила девушка.
— О-о, традиционный обмен любезностями. Я уже было подумал, что ты обиделась за испорченную причёску.
Фенрир приготовился к ленивой беседе и потерял свой усиленный интерес к словам коллеги, но не к её фигуре. Он иногда невольно поглядывал на её шею или оголённый край грудной клетки, не замечая, что Мириам борется с собой и с трудом отрывает взгляд от его лица, чаще являющегося во сне, чем наяву. Когда она видела его впервые, шрамов на нём было больше, чем какого угодно чувства, и прочитать его было не намного легче, чем маску, обычно скрывающую его. Теперь прозрачные следы старых ранений пропали с белой кожи и из описания Фенрира в резюме; плотная плёнка непроницаемости, неподвластная процедурам Адептус Механикус, осталась в память о глубоком душевном увечьи.
— Не назвала бы это обменом, — чуть улыбаясь, скромно, но метко отозвалась Травел на очередную язву ассасина, чем даже спровоцировала уголок его рта дрогнуть в ухмылке. Но на одну её осторожную остроту у Фенрира всегда было других две.
— Я слишком хорошо вооружён для этой игры. Не одолжишь мне на следующую миссию арбалет и кольчугу?
— Сомневаюсь, что кольчуга будет вам впору, — смутилась Мириам.
— Использую её как оружие в ближнем бою.
Секундная задумчивость тронула светлые дуги бровей, и затем лицо девушки чуть вытянулось. Диалог ненадолго прервался, так как Травел не нашлась, что сказать. Она вспомнила что-то и замялась, оглядывая стол без особой надежды отыскать предмет, интересующий её. Сквозь шум кондиционера изредка продирался шорох бумаг, которые Фенрир перебирал от скуки, пока не торопясь вставать.
— Когда мы были в том доме, — решилась, наконец, Мириам, — я заметила у вас клинок.
Снова повисла длинная, несколько нервирующая клирика пауза. Девушка терпеливо смотрела на ассасина, ожидая разрешения задать свой вопрос, но тот не увидел этого, и она, в конце концов, продолжила:
— Он очень отличается от всего вашего оружия. Расскажете мне про него? — её руки сами потянулись к оставленному на столе автоперу, и оно закрутилось в беспокойных пальцах. Фенрир поймал её взгляд: Травел обаятельно, ненавязчиво улыбалась, подталкивая его к беседе. Ему не приходило в голову сопротивляться.
— Ты об этом? — он вынул клинок из ножен и положил на стол. Хотя Мириам никогда не увлекалась каким бы то ни было оружием, прямое перламутровое лезвие заворожило её мягким, неоднородным отблеском. Чёрную рукоять плотно оплетал серебрянный вьюнок, наверняка изображавший что-нибудь из области фауны, о чём девушка не имела понятия.
— Да, — она склонилась над краем стола, вглядываясь и замечая тонкую роспись вдоль лезвия. — Из чего он сделан?
— Понятия не имею, — Фенрир, в свою очередь, оглядывал выступившую ключицу, по которой, флиртуя, перекатилась зажатая между грудью и столом цепочка медальона-аквилы.
— Не похоже на вас, — девушка недоверчиво склонила голову.
— Что? — уточнил ассасин и, оставаясь неподвижным, сверился с хроно на её руке. В нём воскресло бесконечно возвращающееся желание, исполнение которого скрасило бы досуг. Влечение затаилось в нём, заставляя наблюдать за своей жертвой.
Девушка не сразу ответила, наконец, заметив движение фиолетовых глаз и вспомнив открытую ею всего несколько дней назад интригу. Речь сбилась под натиском мыслей и с трудом собралась, чтобы вернуться к теме, интерес к которой был на время утерян.
— Приобрести оружие из-за его внешних качеств, — высказалась Травел неловко и неточно, пока её щёки обретали розоватый оттенок.
— Я не потратил бы ни трона на эту зубочистку, — протянул ассасин. — Это подарок. Недооценённый.
Он поднял клинок пальцами и, поставив руку на локоть, качнул его вперёд. Мириам напуганно вздрогнула и зажмурилась; когда испуг прошёл, терзаемое ею автоперо оказалась разделённым надвое по безупречно ровной линии. «Интрига» вылетела из головы клирика вместе со всеми прочими размышлениями. Девушка выдохнула.
— Прошу вас, не делайте так, — проговорила она. Фенрир усмехнулся.
— Мы обсуждаем оружие. Без демонстрации это словоблудие.
Он смотрел на неё испытывающе и тяжело, и Мириам уже знала, что дальше он будет только больше давить на неё подобными простыми, почти абсурдными, но вынуждающими оправдываться конструкциями. Эта напористость глубоко отпечаталась в её памяти с их первой ночи, и больше никогда ей не приходилось слышать этого тона по сей день; влажно блестевшие глаза ассасина вдруг вцепились в неё вниманием хищной птицы, резонируя с предупреждениями эмпатии.
— Да, конечно… — хотя она сделала над собой усилие, чтобы ускользнуть от внезапного и опасного порыва вожделения, девушка снова мямлила, поддаваясь игре. — Но мне только было любопытно, что это за клинок.
— Зуб Кракена. Бородатая легенда из пустоты*. Эрудицией ты не блещешь, — напирал Фенрир с алчной ухмылкой.
— Откуда же мне это знать, Фенрир, помилуйте, — пролепетала Мириам, завороженно наблюдая за клинком, вращающимся шалостью ассасина вокруг своей оси и проделывающим в поверхности стола воронку совсем рядом с её рукой — теперь она заметила, что товарищ приблизился к ней, даже чуть нависая над столом. Сбитая с толку тем, что он вдруг решился соблазнять её в открытую после прежних двух бесчинств, она так боялась отреагировать нелепо, что весь её мыслительный процесс был направлен на разгадку его мотивов.
Фенрир беззаботно любовался замеревшим до самых деталей силуэтом. В её растерянности очень привлекательна была настороженная неподвижность, в которой с трудом угадывалось любое изменение. Он едва мог заметить её дыхание. Вся буйная натура клирика сжималась, и только проблеск извечного упрямства мерещился в загадочных раскосых глазах, подкрепляя ту самую манящую его невинность.
— Об этом всем известно. Вы недостаточно старательны, Милочка.
Характерный звон врезавшегося в металл меча встрял в его слова, привлекая внимание обоих. Мириам дёрнулась, чуть слишком высоко для собственного голоса выдохнув:
— Нужно… — клинок остановил вращение, пугая её, и она вновь застыла, сверяясь с выражением лица коллеги. — Я посмотрю.
Она подскочила и поторопилась к двери, забыв сдержать потянувшиеся к горящим щекам ладони. Резковатым жестом Фенрир вернул клинок в ножны и, скривив в неудовольствии линию губ, надел шлем, прежде чем выйти следом.
Никого, кроме коллег, в коридоре он не увидел. Нирос стоял с обнажённым мечом и с вежливой улыбкой обращался к замедлившейся Травел:
— Тренируюсь. Никаких причин для беспокойств.
— Вот как, — она, тем не менее, приближалась к нему со сложенными по привычке у живота руками. На звук закрывшейся за ассасином двери девушка не обернулась, избегая на него взглянуть. — Как вы…
— Тренировка, — отрубил Фенрир её вопрос, выдавая ей своё раздражение. Мириам чуть отшатнулась, обернувшись к нему: вид чуть ссутулившейся чёрной фигуры, надвигавшейся на них с иллюзорным ускорением, навязывал ей самые тревожные предчувствия. Никогда особенно не уверенный в благожелательности ассасина, Нирос непроизвольно сжал рукоять меча крепче. Они ответили одновременно, не отрывая от старшего товарища взгляда.
— Именно.
— Так точно.
— Потрясающе. Как насчёт спарринга? — спросил Фенрир и, останавливаясь в паре метров, достал силовой меч, явно давая понять, что отрицательный ответ будет неправильным.
— Конечно, — просто отозвался псайкер, вставая в позицию. Хотя его положительно обеспокоило внезапное предложение, он не был напуган и отказываться было бы совсем не в его правилах.
Мириам мотнула головой, переводя взгляд с одного на другого.
— Постойте, — строго сказала она, — вы собираетесь проводить спарринг на
боевом оружии? Это совершенно неприемлемо…
—
Отойдите, Милочка, — вновь перебил её Фенрир, и от звука его голоса кожу стянуло холодом не только у неё; безапелляционный, лишённый эмоции тон пробуждал чувства, схожие с реакцией на удар или выстрел, от которого уже не увернуться, — некое предвидение боли и покорное расслабление перед ним, как перед неизбежным. Девушка ответила ему, зардевшись:
— И не подумаю, — однако смелости в её голосе недоставало.
Было слышно, как ассасин вздохнул; уперев острие меча в пол и небрежно уложив на рукоять запястье, он, выдерживая паузу и постукивая носком ботинка по плитке, повернулся к клирику.
— Хотите попрактиковаться в уворотах? С вашей ловкостью я бы не рисковал делать это
сейчас.
— Бросьте, Мириам, — вмешался Форрен, обращая на себя её внимание, — у подобных спаррингов есть свои правила. Мы с ними ознакомлены. Никакой угрозы жизни здесь нет.
Ничего не говоря больше, тяжело нахмурившись, девушка резвым шагом отошла прочь. На каждом слове старшего товарища она слышала тот упор, который всегда свидетельствовал о худшем его расположении духа, и она разрывалась между двумя догадками: что она была тому причиной, а Нирос попал под горячую руку, и что это противостояние было делом времени и началом его была ненависть Фенрира к псайкерам, которую он, вероятно, не мог бесконечно сдерживать.
Фенрир не делал попыток разобраться; раздражение вскопошило в нём гордыню, и он потворствовал ей. В несколько секунд бездействия Нирос удивился про себя, что его меч мало отличался от обыкновенного при выключенном силовом поле: небольшая одинокая литания на клинке была единственным украшением славного оружия, и эфес был матово чёрным, без единой золотой вставки, без следа инкрустации и других деталей, делавших каждый силовой меч уникальным. Толкнув его и подхватив другой, левой рукой, ассасин качнул головой, призывая атаковать. Псайкер не заставил себя ждать: его оружие блеснуло в слабом свете от окна, ведя направленный к левому плечу удар. Отпарированный жёсткой рукой, его меч отклонился, но Нирос увернулся от контратаки. Несмотря на то, что он признавал в себе выдающегося фехтовальщика, псайкер и не думал недооценивать противника и был крайне осторожен с самого начала. Это, по большей части, и уберегало его от пренебрежительных атак Фенрира в дальнейшем. У последнего, казалось, не было совершенно никакой техники; широкий, с виду тяжёлый меч двигался как попало, и Нирос разгадал, в конце концов, нахальную несерьёзность ассасина. Со свойственной ему резкой угловатостью движений, не выпуская из-за спины свободной руки, Форрен усилил натиск, и Мириам заметила, как его губы растянулись на мгновение в усмешке. Спустя несколько секунд оба они замерли. Недоумение Травел было развеяно комментарием псайкера.
— Колено, — его голос звучал очень свежо, и она видела некоторое бахвальство в его шаге, вдруг лишившемся лаконичности.
Ничего не говоря, Фенрир принял своё начальное положение, свободное, даже отдалённо не похожее ни на одну стойку. Он на мгновение признал опасность последней атаки, рассчитанной в самое сочленение брони и обещавшей если не ранить, то доставить серьёзный дискомфорт, что непременно дало бы Ниросу преимущество, будь это реальный бой. Затем насмешливая злость взяла его меч в свои руки, и он первым начал сближение. Несколько секунд он, успешно финтуя, не атаковал, чем несколько сбил Форрена с толку; но только тот нашёл лазейку, колющий удар направился ассасину в грудь. Тот увернулся, казалось бы, не очень удачно: меч проскользнул по краю брони; но прежде, чем псайкер подумал остановиться с новой маленькой победой, Фенрир прижал клинок плечом к своему телу и схватил гарду свободной рукой. Между застывшими фигурами медленно, растягивая его удовольствие, пополз плашмя по майке Нироса к его шее слишком простой меч, представляя приём, который пробил бы псайкера насквозь, оставив в его туловище туннель, повредив большинство органов, и не оставил бы ему шанса выйти из боя живым. Неподвижный и бледный, Форрен молчал, не препятствуя насмешливой демонстрации; налёт презрения к технике товарища отпал с запоздавшим осознанием: приём был грязным, но удар — самым первым и летальным
наверняка. Ум Нироса заволокло отвращением и ужасом, и он не заметил тревожного перестука каблуков.
— Довольно, — твёрдо сказала девушка. Ассасин отдалился, неторопливо убирая меч обратно за спину. Нирос хмуро последовал его примеру. — Как медик, я впредь настоятельно прошу вас отказаться от спаррингов на боевом оружии. Фенрир, вы подставились, — последний обернулся к девушке; обрамлённое непослушными светлыми прядками хмурое круглое лицо не предвещало поблажек, — это могло бы привести к ранению.
— Не могло бы, — протянул Фенрир. Он чувствовал совершенное удовлетворение, и раздражение исчезло из его голоса. — Этот меч не может причинить мне вреда. Не стоит забывать про оборудование.
Нирос угрюмо молчал, воздерживаясь от комментариев. Ассасин, глядя на его лицо, видел подтверждение своему превосходству; Мириам же остро ощущала накалившуюся обстановку. Некоторая холодность и так разделяла группу надвое после боя с заражёнными, и если Травел наверняка надеялась наладить дело
болтовнёй, то Фенрир предпочитал поддерживать авторитет единственным доступным ему методом — запугиванием. Это вполне импонировало любой его прихоти, вроде спарринга, в котором, нарушив правила и поддержав свой малоприятный образ, Фенрир и бросил к ногам Нироса топор войны.
— Я принимаю дежурство, — сказал ассасин, подходя к окну. Форрен, подобрав с пола шинель, удалился к офису. — Милочка, утешьте нашего товарища. Без вашей самопожертвенности нам не обойтись.
Тяжёлый вздох был ему ответом, и он услышал её стихающие шаги. Шутка, определённо, не удалась.
***
Ни звука. Даже полностью обратившись в слух, Фенрир не слышал ни малейшего шороха. Он двинулся к окну; в гробовой тишине натужный, глухой скрип кожаного дивана достиг его восприятия — Травел повернулась на другой бок во сне. Ночная улица игриво, мелко переливалась до сих пор работающими регуляторами дорожного трафика. Больше ничего.
Спустя ещё двое суток аколитов так и не начали беспокоить нападениями. Вокс-кастер молчал, посреди молитв и смиренного ожидания Мириам проявила инициативу двинуться дальше. Нирос поддержал её. Их решение было обусловлено именно этим: ничего не происходило. Столица умерла, и они хотели искать событий на этом кладбище.
Ассасин открыл окно и занял удобную позицию, надеясь, что оптика поможет ему хотя бы в этот раз найти по крайней мере тень движения. Угол дома. Сваленный фонарный столб. Окровавленный рокрит. Никого, но что-то тревожит слух — шуршание не громче его дыхания. Он подождал, оглянулся — никого. Показалось.
Вернувшись на место дежурства, он сел и задумался; ленивая мысль перекатывалась, возбуждая воспоминания о первых миссиях — препоганые. Голое тельце одержимой девочки в золотом дворце, повисшее вдоль стены и беснующееся. Гниющий гвардеец в подвале собора на Саликаруме, почему-то нагнавший на них какой-то сверхъестественной жути. Почему? Место? Нет. Что-то было не так с его позой, наверное. В ней не было следа сопротивления, он лежал ровно посреди помещения. Сейчас ассасин думал, может, они пропустили символ, вероятно, это было жертвоприношение, и потому так особенно гадко было на душе. Или не в этом дело… Фенрир вспомнил, как рядом с его выкорчеванным пузом слабо блестел в свете фонаря один трон. У Стержня до сих пор остаётся любопытная манера бросаться в темноту деньгами.
Беззвучно усмехаясь, ассасин достал монету и сбросил её вниз. Она слабо звякнула несколько раз, отскакивая от пола на первом этаже. Ничего особенного.
И потом его осенило, что вся поверхность холла должна быть завалена трупами. «Очень странно, — зашелестела Милочка в его памяти. — Думаете, их тела не разлагаются? Удивительно, что мы не чувствуем характерного запаха». Похолодев в осознании их промашки, Фенрир поторопился к окнам, выходящим на путепровод.
Вдоль их убийственного маршрута не было ни одного тела.
Только странный, продолговатый силуэт двигался со стороны площади, отвечая на промелькнувший в уме вопрос. Ассасин прицелился. Через оптику он видел тварь без конечностей, тёмную, напоминающую червя с человеческий рост с неровностями на туловище; встав на дыбы, она довольно быстро ползла в неизвестном направлении. Фенрир выстрелил, и плазма разделила её на несколько ошмётков. Замерев у окна, не убрав оружия, он одними губами произнёс литанию по привычке.
Ересь трансформировалась. Заражённые убрались своим путём, беззвучно и легко, не привлекая их внимания. Возможно, предположения Травел подтвердились, и они стремились к Холоду.
«Какого хуя случилось с Гансом?» — подумал он, почти нервничая, и направился назад к вокс-кастеру. Тот без толку шуршал. Несколько дней назад Нирос что-то говорил о нестабильности варпа, которая могла повлиять на работу устройств, и это не обнадёживало. Взгляд Фенрира, вечно бродящий туда-сюда, непроизвольно бдящий, проник в офис сквозь приоткрытую дверь, зацепился якорем за расслабленные ноги, заставляя его остановиться. Голень Мириам блестела в свете Фарадуса Б, не скрываемая сбитой наверх в процессе ворочания штаниной. Ассасин вошёл и сел рядом с ней, поражаясь совершенной беззащитности. Нирос был предупредителен: спал в броне, в кресле, откатив его в угол с изобилием укрытий. Девушка же наивно распласталась прямо напротив двери, и единственное, что могло бы остановить приближающуюся к ней смерть, — нежелание вмешиваться в её такое безупречное на вид положение. Прекрасно себе представляя, насколько крепок её сон, но совершенно не отдавая себе отчёта в действиях из-за глубокой задумчивости, Фенрир потащил штанину выше, за холмик её колена, в глубине души желая разбудить её из собственной скуки именно каким-нибудь безобразным образом, который непременно отрезвил бы её явью в первую секунду.
Только когда штанина уже достигла края ягодицы, девушка вдруг дёрнулась и подскочила, садясь и наставляя на товарища стаб-револьвер. Явно прежде опознания сидевшей перед ней фигуры Травел слабо насупилась, и Фенрир заметил следы волнения на заспанном лице. После секундной паузы он тяжело вздохнул и поднял свободную руку к её оружию, чтобы снять его с предохранителя.
— До чего же ты нелепая, — негромко проговорил он, с забавой наблюдая за заторможенной реакцией коллеги.
— Это вы, — пробормотала она, и теперь вдруг ощутила тепло его руки на своей ноге. Стаб-револьвер опустился, и сердце заколотилось, что-то ей подсказывая, но она не могла перевести его сообщений; раскосые глаза оглядывали чёрную маску, с трудом удерживаясь от того, чтобы сомкнуться и позволить уставшему организму дальше отдыхать.
— Угу, — промычал Фенрир, пока мягкое тело соскальзывало к его плечу, инстинктивно о чём-то догадываясь и, вопреки всем «но», ещё не подчёркнутым спящим рассудком, желая отдаться.
Яркий белый свет прервал их, разрезая офис надвое. Ассасин оставил девушку в покое, перемахнул через спинку дивана и поторопился к окну, скрываясь в тенях. Через исполосованное жалюзи стекло он увидел ховер. Опознавательных знаков на нём то ли не было, то ли их невозможно было разглядеть из-за бодро крутящегося прожектора.
Вокс-кастер подал вдруг признаки жизни, и Фенрир слышал, как девушка метнулась к нему, чтобы настроить связь. Ассасин пробрался к креслу, чтобы разбудить Форрена.
— Просыпайтесь, — проговорил он. — Нас кто-то обнаружил.
— Свои? — уточнил Нирос, перемещаясь с кресла в полуприсед и пытаясь изучить движение в окне.
«Это подмога. Как слышно?» — раздался из динамиков вокс-кастера мужской голос. Мириам обернулась к товарищам.
— Подмога, — пояснила она, отводя микрофон. Фенрир не возразил, и она ответила: — Приём. Как слышно?
«Принято. Выходите. Будем ждать на ближайшей посадочной площадке», — отозвался неизвестный связист.
— Вас поняли. Принято. Конец связи, — несколько растерянно сказала Травел. Поднявшись на ноги, она торопливо накинула на себя кольчугу. — Без наших опознавательных кодов, но на общей частоте Ордо Каликсис. Сказали, что будут ждать на посадочной площадке. Полагаю, им можно доверять.
— Не обязательно, — возразил Фенрир, открывая окно. Ховер пропал, но всё ещё был слышен.
— Это же Инквизиция, — недоумевала Мириам, застёгивая рубашку.
— Эх… Долгая история, Мириам, — поддержал капитана Нирос, вздыхая. На прошлой общей миссии с ассасином его огорошило фактом, что аколиты одного Инквизитора не всегда могут быть союзниками другим даже внутри одного сектора, и теперь он мало в чём был уверен, когда речь заходила об абстрактных представителях Инквизиции, не связанных клятвой непосредственно с Лордом-Инквизитором Кнеем Патрициусом. Фенриру довелось наблюдать пример прямого противостояния Инквизиторов, из-за которого кое-кто из их аколитов уже висел у них со Стержнем на хвосте.
— Что ж… — проговорила Травел неуверенно, закидывая за спину сумку, и не нашлась, чем закончить.
Они выдвинулись в сторону выхода на крышу, и Ниросу повезло заметить на лице коллеги не совсем характерное выражение, так что он решил приободрить её:
— Не волнуйтесь. Это вполне может быть настоящая поддержка.
— Прошу прощения?
Обернувшись, Фенрир краем глаза заметил её смятение.
— Нужно просто сохранять бдительность в такой ситуации, — пояснил псайкер.
— А, конечно, бесспорно, — рассеянно отозвалась девушка, и ассасин заметил, что она поперёк обмена любезностями с Ниросом бросила на него самого вопрошающий взгляд, но проигнорировал это. Для любого рода обсуждений сейчас было неподходящее время. Фенрир молча принялся за взлом замка.
— Мы идём все вместе? — уточнила Травел, умышленно предотвращая ошибки, которые его молчаливость могла бы породить.
— Нет. Я дам знать, — ответил он и открыл люк. Мириам и Нирос остались у лестницы с оружием наизготовку.
Ховер стоял метрах в пятидесяти; всё ещё работал ослепляющий прожектор. В беззвучии опустевшего города ассасин явственно различал гудение голосов. Силуэт выдвинулся ему навстречу, явно без оружия в руках, но Фенриру не нужно было напоминать про заполненный другими аколитами ховер.
— Ранлок, — сказал подошедший мужчина, протягивая руку. В темноте его лицо было слабо различимо, но на нём были заметны заменившие глаза визоры.
— Ваш Инквизитор? — спросил ассасин, перекладывая «Охотника» в левую руку.
— Сохраняем конфиденциальность, — ответил Ранлок, не опуская руки. Его басовитый голос не выдавал и доли агрессии.
— Ордос, — настаивал Фенрир.
— Ордо Маллеус, — тень улыбки сдвинула поля густой тёмной щетины на его щеках, кажется, обозначая солидарность. Ассасин, наконец, протянул ему руку, тем не менее, не отрывая взгляда от ховера; рукопожатие было встречено твёрдостью аугументической руки.
— Поднимайтесь, — обратился Фенрир по комм-бусине.
Спустя несколько секунд на крыше появился Нирос; оглядевшись, он подал руку неуверенно поднимавшейся коллеге.
— Ваши подчинённые? — уточнил Ранлок.
— Товарищи, — мрачно поправил его Фенрир. Он вглядывался в затемнённый ховер, размышляя, кто, кроме аколитов Повелителя, мог оказать им помощь и зачем. Недостаток фактов и интуиция надоедливо нашёптывали ему, что эта не та подмога, которой они ждали.
Его коллеги, не скрываясь, переговаривались вполголоса, пока не подошли ближе.
— Ранлок, — повторил мужчина. Мириам бросила взгляд на псайкера, и тот, уловив её мысль, дал ей ещё немного времени, протягивая руку.
— Винсент. Будем знакомы.
Явно заколебавшись, но вспомнив слова ассасина, Ранлок ответил на рукопожатие, и посмотрел на девушку.
—
Да прибудет с вами благословение Друза, — проговорила она, склоняясь с аквилой на груди. Аколит поддался и повторил её жест, похоже, ни о чём не подозревая. Фенрир же прислушался к её следующим словам: — Можно ли
встретить нашего друга здесь теперь? Какое совпадение*.
— Нет, — ответил ей ассасин, как будто бы вмешиваясь, — вряд ли это совпадение.
— Как раз сейчас в этом нет ничего удивительного, я думаю, — отозвался, в свою очередь, Ранлок, обводя рукой столицу. — Выпьете с нами рекафу? Пока решим, что делать дальше.
— Непременно, — скромно улыбаясь, ответила Травел, двигаясь с ним в ногу и оставляя товарищей позади. Нирос убрал свой меч, но Фенрир тайным жестом напомнил ему быть начеку, пользуясь тем, что девушка отвлекла пока что сомнительную помощь.
— Могу я узнать ваше имя? — заметно смягчая тон, говорил Ранлок.
— О, — Мириам легко стукнула себя пальцами по лбу, играя свойственный ей самокритичный жест, — прошу прощения, это так невежливо. Можете звать меня Марией, — с этими словами она повела плечом в сторону мужчины.
— Не волнуйтесь, я обиды не держу, — сказал тот, и Фенрир заметил в его профиле улыбку — ту самую, которую Мириам могла выбить из кого угодно. Он беззвучно усмехнулся.
— Что ж, вы великодушны, — прошелестела девушка, и Ранлок хохотнул, обнаруживая ей свою настоящую развязность. Дверь ховера распахнулась, приглашая их, и он зашёл раньше, чтобы подать ей руку.
Вскоре всем раздали рекаф; Фенрир отказался. Остальные сидели с пласкритовыми кружками, преимущественно соблюдая тишину. Говорили только Ранлок и Мириам, старавшаяся ненавязчиво расспросить его о цели их миссии. Ассасин слушал их вполуха, разглядывая остальных. Кроме командира аколитов было ещё пятеро; все они были густо аугументированы, вооружены вебберами и болт-пистолетами и одеты в одинаковые красные плащи. Последние тревожили Фенрира, так как он имел основания предполагать об их устройстве наверняка. Никакой другой брони на прибывших не было, что наводило его на мысль, что плащи и были ею. Ячеиская броня, основанная на ксено-технологии, была редким и дорогим оборудованием. Сделанная под заказ, она вызывала много вопросов и подозрений.
Единственный раз, когда Фенрир что-то произнёс, от отвечал Мириам на её замаскированный вопрос. Ранлок начал напирать на неё с просьбами подсобить в поисках Холода. Ассасин просил её молчать, и Травел притворилась дурочкой.
Нирос, в свою очередь, переворачивал в голове факты с ног на голову. Им нужно было действовать, с помощью этих людей или без, и псайкер пытался взвесить всё, чтобы принять лучшее из решений. В конце концов, они собирались уничтожить Холод, и подспорье в виде шестерых хорошо оборудованных аколитов было бы предпочтительно, если бы не стоял вопрос об их ненадёжности.
— Господа, нам самое время попытаться связаться с координатором, — вдруг заявила Мириам спустя пятнадцать минут болтовни. — Господин Ранлок, вы позволите?
— Конечно, — тот всё улыбался на каждое её слово, чем заводил в Фенрире всю его язвительную суть. Когда она поднялась, он взял её руку и грубо поцеловал мягкую ладонь. Мириам натянула безукоризненную улыбку, пряча её за указательным свободной руки и краснея.
Они вышли и, отойдя подальше, Нирос передал девушке вокс-кастер. Прочитав литанию Духам Машины, она с самым оскорблённым видом принялась искать частоту, негромко сообщая:
— Он сказал, им нужно найти его и обезвредить, вы слышали?
— Так почему бы нам не присоединиться? — прогудел Форрен.
— «Обезвредить», Нирос. Не «уничтожить», не «устранить», — сердито пояснила Мириам полушёпотом, вслушиваясь в шумы.
Фенрир, отвлёкшийся на неё на мгновение, повернул голову обратно к ховеру и увидел закрывающуюся дверь.
— Прощайте, — расслышал он сквозь гул заводящихся двигателей, и дверь захлопнулась. Погас свет прожектора, позволяя мгле ночи обрушиться на аколитов. Они вскинули голову в недоумении, затем Фенрир схватил Мириам за предплечье и потащил её к выходу вентиляционной шахты, как к ближайшему укрытию, бросив:
— Кастер!
Нирос бежал за ними следом, подхватив устройство, вокруг которого сейчас намотаны были их судьбы. Девушка что-то воскликнула риторически, не снимая наушников; ховер поднялся, и два чёрных дула «Охотника» провожали его в путь, но стрельбы не последовало. Шум двигателей утихал, а в динамике кастера послышался прерывистый голос Ганса: «Приём. Приём, как слышно? Мириам, вы меня слышите? Ответьте».
***
Мерзкая, влажная жара Фарадуса Б подкрепляла извечную дурноту, требующую адреналина и свежей крови. Гвардейцы беспечно шуршали травой на непрорубленном, непротоптанном пути со всех сторон. Слева шла Мириам, раскрасневшаяся, как никогда смешная в выданном ей флак-жилете, висевшем на ней мешком, и постоянно ёжилась от стойкой трупной вони, гадая о её источнике; дальше, за ней, можно было увидеть смуглое, влажно блестящее лицо Нироса, стоически терпящего любой дискомфорт.
Подкрепление, вызванное Гансом, подобрало их и выплюнуло на спутник: расквартированный полк не справлялся с Тьмой и нёс большие потери, а её было положено уничтожить. Аколиты поддержки, лица которых ассасин смутно узнавал, тоже были рассыпаны в их усталой толпе. Впереди слышалась стрельба и неразборчивые крики, иногда бывшие командами, иногда — боевыми кличами, иногда — финальным аккордом.
Мириам снова споткнулась об упругий корень, и Фенрир подхватил её — его очередь: Нирос был слишком далеко.
— Смотри под ноги,
Мария, — протянул ассасин.
— Мириам, — со вздохом ответила девушка. — Неужели вы правда не помните моего имени?
За четыре месяца ничто не опровергло её сомнения в том, что Фенрир когда-либо держал её имя в голове дольше секунды, но чем дальше, тем меньше Мириам раздражало подобное хамство. И всё же сейчас она отчётливо слышала сквозь хаос в отдалении какую-то тонко вымеренную язву в его тоне.
— Я взываю к твоему альтер-эго. Есть шанс, что оно не настолько неуклюжее. Но, кажется, оно улетело вместе с твоим возлюбленным на немаркированном ховере.
— Что? — раскосые глаза уставились на него недоумённо. И только спустя несколько секунд послышался новый тяжёлый вздох. — С ума сойти. Вы снова…
— Ложись! — густой, раскатистый ор придавил конец её упрёка, и сразу две руки с разных сторон наклонили Травел к земле.
Нечто, вроде огромного шипастого троса, просвистело над их головами, срубая плетёные стволы. Прежде чем они повалятся, Фенрир успел заметить застрявшую на одном острие, отлучённую от тела голову одного из гвардейцев. Ассасин приготовился к удару, но тонкие стволы свалились по сторонам; Нирос вытер лицо ладонью, и серая тонкая косичка заболталась у него за спиной — псайкер тряхнул головой, вероятно, ощущая неприятные последствия слишком поспешного зачёрпывания энергии варпа.
— Спасибо, — послышалось от поднимающейся с опаской Мириам. Не ясно, к кому она обращалась. Фенрир только снова подумал, что ей нечего здесь делать, глядя на заторможенность в её движениях.
— Вперёд, вперёд! — подгонял шедший впереди сержант.
Они поторопились. Недавно образовавшаяся просека была уже совсем близко. Даже предвкушая битву, ассасин чувствовал ужас, подкрадывающийся к нему, и прокручивал в голове молитву. Каждый раз был как в первый раз, но это невозможно было спутать ни с чем. Теперь, когда они были так близко, в угрозе Маллеус у них не было сомнений.
Огромный, в четыре человеческих роста, перед ними предстал шар грязи или, что было бы точнее, скомканной гнили; периферийным зрением Фенрир видел, как чувствительная к запахам Мириам непроизвольно закашлялась. Живое, перемотанное в хаотическом порядке толстой колючей лозой, отродье не имело ни рта, ни конечностей; оно не передвигалось и не могло издавать ни звука, но аколиты
слышали тошнотворный рёв, сопровождающий каждое попадание по нему. Ком разваливался кусками от выстрелов из тяжёлых орудий, но эти обрывки вытягивались и, встав на дыбы, двигались к гвардейцам, терзавшим его уже около трёх дней безуспешно. Тьма же приобретала свой прежний округлый вид, переваливаясь или перетекая.
— Медик! — выкрикнул кто-то из ветеранов, едва заметив подкрепление, и Мириам сорвалась с места.
Гвардейцы, проводившие их, расположились на позициях; аколиты собрались около командующего, отмахивающегося от них в пылу сражения и в мыле. Темнокожая женщина во флак-броне решительно двинулась к врагу, провозглашая резкое:
— Огнемёты!
— Я СКАЗАЛ У НАС НЕТ ПРОМЕТИЯ! — срывая голос, проорал краснеющий от гнева лейтенант ей вслед, но она даже не обернулась.
Несколько человек из аколитов последовали за ней. Один из них держал огнемёт, другие кромсали, чем придётся, ожившие огрызки. Тощая фигура убегала в лес, подальше от лояльных сил, минуя сражение.
— Попробуем, — сказал Нирос и, вернув меч в ножны, также поспешил удалиться от толпы.
Фенрир вооружился силовым мечом и «Чистильщиком» и буквально сорвался с места. Чем быстрее это закончится, тем лучше. Ошмётки Тьмы тормозили его на пути, но он не оставлял от них ничего. Впервые залив прометием поле, уничтожая сразу дюжину червей, он услышал:
— Да это же сам Фенрир, какая, мать её, удача, ребята.
Он был готов поклясться, что слышал этот голос впервые и впервые видел эту темнокожую женщину, чья кривая из-за шрама усмешка случайно попала в поле его зрения. Тем не менее, место для разъяснительных бесед было неподходящее. Обрубив вновь раскрутившуюся лозу посреди её пути, ассасин пробежал последние десять метров, разделявшие его со Тьмой. Он видел, как с двух сторон огненные стрелы врезаются в её скверную плоть, и не мог избавиться от оглушающего рёва, гудевшего в его черепе. Всё должно было закончиться быстро. Он убрал меч и подкрепил выстрел из огнемёта залпом из комби-плазмы. Тварь выла. Одна из лоз проявилась на поверхности шара, но Фенрир увернулся от её удара — дважды, она точно охотилась именно за ним.
И вдруг атака в торс без шанса уклониться, ровно в солнечное сплетение как назло; задыхаясь, он пролетел метров десять и рухнул, постыдно потеряв сознание, преисполненный страха смерти, всегда возвращающегося в такой момент. Шесть лоз вились в высоте на фоне проклятого Фарадуса А.
— Ну же.
Блик стали среди чёрных пятен, плывущих перед глазами, заставил его дёрнуться. Фенрир попытался сфокусировать взгляд. Над ним склонилась Мириам, загородив своей светлой головой чёртову планету. Ассасин заметил покрасневшую тряпку, которую она отняла от его лица.
— Поднимайтесь, — сказала она твёрдо, подавая ему шлем. — Во имя Императора и Святого Друза, берите меч и добейте это.
И без единой мысли Фенрир поднялся на ноги и, чувствуя небольшое головокружение, поторопился исполнить вверённое ему. Преимущество явно было на их стороне, и он больше не слышал воя этого отродья Имматериума или чего бы то ни было; даже вблизи только Имена и напутствие Травел эхом откликалось в его уме. Ассасин видел Нироса, вышедшего из густой растительности, всё ещё заваливавшего тварь варповым огнём; с другой стороны неизвестный ему псайкер делал то же самое. Остальные боролись с ослабевшей лозой.
Он ворвался в толпу и прометий и плазма обрушились на Тьму, извещая о её конце.
***
Когда Фенрир проснулся, был день по корабельному времени. Он поднялся с постели, окинул взглядом своё скромное жилище. Тут не было ничего лишнего: встроенный платяной шкаф, встроенные санузлы, встроенная кладовка, используемая как арсенал, в котором становилось всё теснее с каждым месяцем, встроенный пикт-кастер, показывающий время; складная кровать, пара полок, пара стульев, стол, на нём телефон и горка бумаг, и всё это выглядело не более, чем опрятно.
Ассассин поднялся, разминая плечи, подошёл к столу и ослабшей ото сна рукой нажал на руну пикт-кастера, прежде чем отправиться в душ. На экране появилось единственное оставленное сообщение.
«00:40 050.998.М41 Отп: NK004402
Мужик, я свободен до 57. Как притащишь свой зад на корабль, заваливайся, Проныра скучает».
Он отправился к приятелю почти сразу в буквальном смысле от скуки. Апартаменты Стержня казались чуть просторнее и выглядели, чтобы не преуменьшить, роскошнее: здесь была кухня, кроме того, всё вокруг было выполнено в каком-то особом стиле; мебель была из дерева, глаза то и дело раздражали блики от золотых витиеватых вставок. С кем для подобного комфорта пришлось договориться, Фенрир даже не хотел раздумывать. В углу сидела Проныра — заморская обезьянка, — увлечённая поеданием багета; временами она ворчала и вскрикивала. Флавии не было.
Товарищи некоторое время перекидывались новостями. Ральтус со смехом рассказывал, как уволок очередную статуэтку из-под носа у генерал-губернатора. Фенрир на это рассказал историю про обезьяньи лапки, — стараниями приятеля, до самого конца. Под эль разговор шёл легче лёгкого. В конце концов, Стержень задал вопрос:
— Так что там, кстати, наша Рапунна в отчётах пишет? — хохотнул он.
— Рапунна?
— Ну Рапунна. Воительница с неебически длинными волосами. Легенд тебе не читали в детстве, что ли? — удивился Ральтус.
— Некому было, — Фенрир ухмыльнулся. Стержень внутренне возликовал, так как спустя четыре года наконец сунул свой любопытный нос в животрепещую тему прошлого друга. А тот после глотка эля ответил на начальный вопрос: — А отчётов Милочки я не видел.
— Не прокатило? — снова рассмеялся молодой человек, зачем-то перекладывая автоперо на столе к себе поближе. Обезьянка тут же затихла. — Эх, тебя, мужик, на разведку посылать — гиблое дело. Иногда, — он всё похохатывал, — в прямом смысле.
— В другой раз, — отмахнулся ассасин.
— Пока всё безопасно? — не уставал Стержень, пока характерная для него улыбка с прищуром наползала на его физиономию.
— Пушки заметила.
— Бля-я… — приятель приложил ладонь ко лбу и поджал уголок рта.
— Да насрать. Она не понимает в них нихера, — резковато, почти с презрением скривив губы и отведя взгляд, отозвался Фенрир.
— Заметила же. Навешал бы ты ей уже про большую любовь. Для профилактики, — Лунар приподнял брови и качнул головой.
— Я, честно говоря, так и не понял, но вроде она и так ко мне неровно дышит, как ты и сказал.
Тут на стол ураганом влетела Проныра, снося пустую кружку хозяина, которую тот изловчился поймать; она схватила автоперо хвостом, а Стержень схватил её. Она вскрикнула, но не сопротивлялась.
— Ну, может, тогда стоит ждать в гости. Раз уж Ларк откинулся, то шанс этого не так уж и мал, — Ральтус пожал плечами, поднимаясь, и обратился к мартышке: — Время победокурить, милая!
Фенрир в размышлениях друга о Мириам закономерности не находил; впрочем, как и всегда, так что решил поверить ему на слово и опустить скользкую тему.
— Насчёт Ларка, — сказал он, допивая эль. — Милочка хочет воспользоваться твоими услугами.
Отставив стакан, ассасин вытащил из кармана куртки помявшуюся бумагу и положил на стол. Лукавые глаза друга скользнули туда и обратно; он приподнял брови.
— В чём маза?
— Что-то там про её жениха.
— Жениха? Ха, ха, ха, — эхом протянул Ральтус, кривляясь, и отпустил Проныру на пол, чтобы открыть конверт.
— И это. Забыл, — Фенрир выложил увесистый мешочек.
— Оу, зачем так сразу, — Стержень пролистал уголки оставленной ему для старта информации. Затем вдруг скривил лицо. — Слушай, я бы в Ларка не лез.
— Жаль то эльдарское уёбище было другого мнения, — усмехнулся ассасин.
— Да не, — приятель хохотнул. — В историю его, в смысле. Тёмное дельце. Но ладно. Могу поискать. Только верни ей половину, а то с голоду помрёт, — его ехидное лицо на мгновение пропало из поля зрения; затем он вынул из нижнего ящика стола другой мешочек. — На, тут двести. Скажи, что сочтёмся, когда закончу. Если что, пусть не стесняется заглянуть. Всё, погнали. Если долго на месте сидеть и только службу Священной Инквизиции служить да света белого не видеть, можно загнить и закомиться.
— Хуже шуток в жизни не слышал, — угрюмо отозвался Фенрир, забирая деньги и поднимаясь.
Стержень закинул записи и деньги в ящик, и они вдвоём вышли из апартаментов. Проныра тут же убежала куда-то вперёд по коридору, — очевидно, бедокурить, — а товарищи отправились в бар.
***
Комната Фенрира снова слабо осветилась уже около трёх часов ночи. Амасек облегчил его голову, и в ней всё ещё хаотично плавали, озаряясь, разные простые желания, несмотря на усталость. Несколько жалея, что отказался от предложения друга осчастливить одну барышню вдвоём, ассасин бросил себя в душ под расслабляющий поток воды, и собирался уже было лечь спать. В пути до постели он завис над столом в поисках своей заметки о расписании работы кузницы, а там увлёкся своими чертежами. Сейчас, пока трезвый взгляд не требовался, он мог быть собой доволен, и с удовлетворением рассматривал свою работу.
Звонок раздался в тот момент, когда Фенрир прикидывал, не будет ли разумно усилить курок. Мужчина вскинул бровью и чуть нахмурился. Он надел штаны и отправился к двери, разминая руки привычным жестом и не задумываясь даже, который час и кого в такой час могло принести. Почему-то ассасин по умолчанию предполагал, что этот ночной визит не к добру.
На пороге оказался не Лорд-Инквизитор с личным поручением, не смертельный враг и не какой-нибудь вшивый псайкер, желавший принести Фенрира в жертву хаосу своим колдунством. Ничего серьёзного. Всего лишь одна безобидная коллега.
— Чем могу? — лаконично и твёрдо спросил ассасин, вскидывая бровь в иронии. Впрочем, буквально на всякий случай, он сам скроил цель её прибытия задним числом.
Мириам молча и решительно уставилась ему в глаза. Судя по тяжело вздымающейся груди, она сюда бежала, но никакой растерянности в её лице не было и в помине. В руках она сжимала сложенную чёрную материю, в которой ассасин не без труда узнал свой плащ. Фенрир снова отметил, что она красива, и только ждал — больше из вежливости, — не скажет ли она что-нибудь, потому что простенькое повседневное платье, в которое она была одета, ему не нравилось, и он хотел его побыстрее снять. Вьющийся локон скользнул по зардевшейся щеке к будто бы очерченному краю губ; светлые брови изогнулись вдруг в жалобном выражении, и, прерывая пятисекундную тишину, девушка бросилась к Фенриру. Тот увернулся от пламенных объятий, и Травел, не удержавшись на носках, сделала лишние пару шагов вперёд. Не отрывая от неё взгляда, ассасин закрыл дверь. И прежде, чем отбросить принесённый ею повод в угол каюты и схватить это неуклюжее тело, в слабом свете настольной лампы он заметил, как её волосы взлетели волной и снова опустились к широким бёдрам. В этом скользило какое-то ненавязчивое приглашение.
Она была более открыта, чем раньше; он был более чутким и не хотел торопиться, предпочитая смущать клирика усмешками в ответ на нетерпение, переполнявшее её, ёрзание и поскуливание. Потом ей приходилось стать громче, потом она эхом вздыхала судорожно и двигалась так, словно заново училась это делать; один раз позволила себе пролепетать его имя без толку, словно в забытьи, щекоча губами белую скулу, и из-за этого всё началось с начала. В конце концов, когда она выдохлась и, борясь с сонливостью и дрожью в ногах, замерла на мятой простыне, а Фенрир сел, чтобы сделать глоток воды, его голова прояснилась. Он подумал, что не будет лишним напомнить Мириам, в каком они положении. Как бы хороша ни была их связь, она ни к чему не обязывала. Это казалось Фенриру очевидным, но, как выражался его приятель, «пути женщины неисповедимы».
Он отставил бутылку в сторону, а Мириам протянула руку к его лицу и стёрла каплю воды у уголка рта. Что и требовалось доказать: она любовалась им каждую секунду, когда это было позволено.
Прикосновение было приятным, но ассасина оно тревожило; ещё больше его тревожило то, что Травел, дотронувшись до него пальцем, вызвала какое-то тёплое и щемящее ощущение в его грудной клетке. Под суровым, внимательным взглядом она смутилась и потянула к себе одеяло, чтобы прикрыться, но Фенрир удержал его с другой стороны. Она забавно стеснялась: поджимала уголки губ, но словно прятала улыбку; это было не то смущение, которое он видел днём — она словно принимала его внимание как подарок, а не как замаскированную бомбу.
Он рассматривал в полумраке длинные, непослушные пряди, заполонившие половину его кровати; упрямо смыкавшиеся умиротворении и усталости веки; родимое пятно символической формы между двумя небольшими и аккуратными округлостями её груди; десятки тонких багровых следов на её предплечьях и затягивающиеся на голени раны. К моменту, когда их взгляды встретились, Фенрир смутно осознал, что его друг имел в виду, когда говорил о женщинах, как об источнике тепла и света, и об их эмоциях, как об откровении.
Как любая женщина, не забывшая секрета любви, Мириам Травел была дверью, за которой кончалось поля боя. Само существование этих дверей стало для изгнанного волка открытием.
________________________________________________________________________
* Уходи через окно
(Тайный язык ячейки)
* Элана Неколебимая — истинный мученик, Элана умерла без сожалений и претензий к вере в Бога-Императора. На многих мирах ей поклоняются те, кто должен превозмочь большие трудности во имя Императора и хранить веру несмотря на беды, поскольку святая учит их, что всегда может быть еще хуже. (цит. Wikia)
* Пустота — распространённое среди жителей Империума название космоса. Людей, родившихся на кораблях и станциях, иногда называют пустотниками.
* Это подмога от Ганса?
(Тайный язык ячейки)
