Цвета вечерней зари
28 октября 2017 г. в 21:19
Внешне я продолжал плыть по течению, не подавая никаких признаков изменений в своей жизни, но в моем мире начался Золотой век. Ветер перемен, случайно направленный рукой Маринетт, не только снес одну из стен, огораживающих мой мир от внешних опасностей, но и открыл ему солнце, нежные лучи которого преображали его, делая плоское объемным и разбавляя красками черно-белую палитру. Где-то внутри меня распустились душистые цветы и зацвели деревья.
Я стал чаще её рисовать. Казалось бы, и раньше ведь не раз делал попытки показать её своими глазами, но прилив чувств доказал мне, что этого было недостаточно. Теперь помимо зарисовок, ограничивающихся головой и шеей, я чаще рисовал её в полный рост, меняя на каждом рисунке позу, выделяя присущие лишь ей черты. Добавлял детали, которые, как сам себя же уверял, замечал лишь я один. Результаты мне нравились, однако не было чувства удовлетворения. Я будто продолжал быть тем же Натаниэлем, что и раньше, но мои чувства были уже иными.
Мой очередной скетч-бук, полный изрисованных листов, безоговорочно требовал ухода на пенсию – обложка из-за постоянной носки износилась, два растрепанных уголка периодически были изогнуты в разные стороны. Я купил новый, крупнее по размеру и с большим количеством страниц. Мне не терпелось поделиться и с ним выражением того прекрасного чувства, которое переполняло меня при мысли о Маринетт. Но, открыв первую страницу, я впервые замешкался и отложил карандаш в сторону. У меня уже были многочисленные рисунки с её изображением в предыдущих альбомах, но на этот раз было необходимо что-то изменить, и я решил, что не притронусь к скетч-буку, пока не пойму, что именно.
Прошло не меньше недели, а я по-прежнему не знал, что мне делать. Мне не удавалось сдерживать себя, поэтому я рисовал Маринетт по кусочкам в разных тетрадях, на полях в учебниках, однажды даже на парте (но вскоре стер). Так на страницах среди конспектов и параграфов можно было найти её прорисованный глаз, где-то кисть, губы, волосы, силуэт, лодыжку. Она дарила мне возможность любоваться ею, а я в свою очередь не мог не выражать свои чувства в ответ, правда, только в подобной форме.
Однажды я даже хотел к ней подойти и заговорить, хотя бы поздороваться. Это было перед уроком мадам Менделеевой, когда Маринетт слушала рассказ Альи, увлеченной последними событиями, связанными с супергеройской жизнью Парижа. Я сжал кулаки, сделал глубокий вдох и направился к её парте, решительно настроенный сделать первый шаг. Но стоило мне приблизиться к ней, как настрой ослаб, в горле начал образовываться ком, а щеки обдало жаром. Я поправил челку, пытаясь скрыть свое смущение, резко повернул вправо и почти наткнулся на Джулеку Куффен.
«Сегодня мадам Менделеева собиралась устроить лабораторную работу, будешь моим партнером?» — слова вырвались до того, как я подумал и успел испугаться получить отказ — Джулека согласилась.
Я вернулся к своему месту, не предприняв новой попытки заговорить с Маринетт. Вышло неловко и как-то неприятно, но была и положительная сторона моего отступления – теперь я знал, что собираюсь сделать со своим скетч-буком. Я решил нарисовать комикс.
Идея пришла мне в голову довольно быстро — спасибо одержимой супергероями лучшей подруге Маринетт, Алье Сезер. Сюжет был не слишком сложным, но я надеялся компенсировать это графикой, над которой трудился сутки напролет. Мой режим дня сбился — я засыпал так поздно, что едва мог вставать по утрам, но когда солнце светило мне в глаза из-за не задёрнутых штор, я вспоминал – пора идти в коллеж, в единственное место, где я смогу снова увидеть её. И я собирал остатки сил, которые едва удавалось набрать за несколько часов сна, хватал первым делом скетч-бук и бежал на занятия. Несколько раз забывал учебники, тетради, однажды даже рюкзак. Моя концентрация на уроках заметно снизилась, и учителя не раз замечали, что я их не слушаю. Особенно это раздражало мадам Менделееву, но до поры до времени мне везло и меня не ожидали в кабинете месье Дамокля.
Одна за другой, страницы моего скетч-бука заполнялись рисунками, связь между которыми образовывала полноценный сюжет. Я выделил всего четыре персонажа, занимаясь их детализацией, когда остальные люди, принимающие хоть какое-нибудь участие в комиксе, медленно, но верно сливались с общим фоном.
Главными персонажами, разумеется, были Маринетт и я за одним исключением — эта версия меня была более открытой и разговорчивой. На бумаге я наконец мог высказать все то, что в реальной жизни приходилось от неё скрывать, но даже в такой форме нельзя было вываливать все вот так сразу.
По сюжету мы были хорошими друзьями, но оба в тайне влюблены — я в неё, а она в нового супергероя города любви. Придумать сходу подходящее имя супергерою у меня не вышло, поэтому в черновиках он у меня временно значился как «Супер Натан». Его суперспособностью была материализация рисунков, которые он создавал в своем графическом планшете, что давало ему довольно большой простор для самовыражения в бою со злодеями. Работал он, как правило, в одиночку, но был в хороших отношениях с ЛедиБаг и Котом Нуаром. В обличье героя не скрывал своих чувств к Маринетт, хотя тоже не кричал о них на весь Париж.
Первыми злодеями, которые появились в комиксе, были Непогода и Леди Вай-Фай, объединившиеся друг с другом, чтобы успешно захватить коллеж. Там же они столкнулись с учениками мадам Бюстье, за которыми начали охоту, желая привлечь внимание героев. Моему персонажу пришлось скрыться, чтобы обратиться в Супер Натана, поскольку в своем обычном образе от меня не было бы много толку.
Отправившись по следам Непогоды и Леди Вай-Фай, Супер Натан спасал оледеневших студентов «Франсуа Дюпон», последней из которых оказалась Маринетт. Сначала он услышал её крик, но, прибежав на голос возлюбленной, нашел девушку в компании злодеек, в ужасе застывшую под толстым слоем льда. Немного действий, ластик, и враги были повержены, а любимая девушка спасена. Маринетт бросилась в объятия Супер Натана, в приливе чувств открывая ему сердце, и получила взаимное признание.
Таким простым и счастливым должно было стать начало истории Маринетт Дюпен-Чен и Натаниэля Куртцберга, скрывающегося под маской Супер Натана, на пути которых появилось бы множество преград в виде новых злодеев, необходимости скрывать от любимой девушки свою личность и прочих мелочей жизни. Создавая эту историю, я потихоньку начинал завидовать Супер Натану, который мог вот так открыто говорить ей, что любит. Мне хотелось, чтобы однажды этим Супер Натаном стал я.
Но моему желанию не было суждено сбыться.
История прервалась на моменте признания Супер Натана, когда мадам Менделеева внезапно с громким стуком ударила ладонью по моей парте. Она раздраженно заметила, что я «снова рисую» и отправила меня в кабинет директора. Ничего не оставалось, кроме как собрать вещи и направиться к выходу, но мне не повезло — я споткнулся о чей-то рюкзак и выронил все из рук, включая скетч-бук.
Подняться мне помогла мадам Менделеева, держа меня за шиворот, но когда заговорила Хлоя, я очень сильно пожалел, что не остался лежать на полу.
«О, смотри, Сабрина, — от её голоса пошли мурашки, потому что ничего хорошего в такой ситуации она не сказала бы, — это он! Он нарисовал себя в роли супергероя! Посмотри, кого он здесь спас, не Маринетт ли это?..» Хлоя продолжила говорить, но я мысленно прикрыл уши, боясь услышать то, из-за чего больше не смогу смотреть Маринетт в глаза.
Я вырвал свой скетч-бук у неё из рук, и мадам Менделеева снова на повышенных тонах послала меня в кабинет директора. Больше меня ничего не останавливало, я шел к выходу из аудитории с каменным лицом, но, клянусь, внутри меня бушевал ураган. Недалеко от кабинета месье Домокля я выронил свой автокарандаш, но, подняв его, я больше себе не принадлежал. Последним, что я помню, был его голос, заманчиво предлагающий заключить сделку.