Собственность Принца-полукровки

(страницы из дневника Гарри Поттера. Осень 1996 года – июль 1998 года)

Наступил март. Они по-прежнему жили в палатке, почти ежедневно перемещаясь с места на место. Терпели лишения и голод – только теперь Рон уже не отваживался высказываться по поводу скудости рациона и бестолковости их лидера. Снег и холод сменили промозглый ветер и непрекращающиеся дожди, от которых все их вещи становились сырыми – не спасало даже Высушивающее заклятие. Они все реже устраивали мозговые штурмы, пытаясь понять, где искать следующий крестраж, и проводили вечера каждый в своем углу. Рон крутил ручки волшебного радио, надеясь услышать в подпольной программе Фреда и Джорджа хоть какие-то новости о друзьях и знакомых из Хогвартса. Гермиона в сотый раз перечитывала оставленный ей Дамблдором в наследство сборник сказок барда Бидля и старалась расшифровать нарисованный кем-то в книге странный символ, а Гарри... Гарри думал о Снейпе. Он разрывался между злостью на своего самого нелюбимого учителя и чем-то совершенно необъяснимым. Тем, что он за полтора года привык испытывать к Принцу-полукровке. Он пробовал найти оправдание поступкам и действиям Снейпа. Иногда на это уходило столько умственных усилий, что у него начинала разламываться голова. Но в результате Гарри стал смотреть на многие вещи иными глазами. Он вдруг вспомнил, как на первом курсе Снейп защищал его от Квиррелла, а на третьем – закрыл собой от не принявшего Волчье противоядие оборотня. Как согласился заниматься с ним окклюменцией, прекрасно осознавая, чем это может для него обернуться. Да, Снейп был резок и несдержан, часто вел себя ужасающе несправедливо, но в конечном итоге меч-то Гарри передал именно он. Не добродушный Дамблдор, «благодаря» бесчисленным секретам которого они, трое подростков, увязли по уши в болоте бесплодных поисков, а желчный и порой жестокий Северус Снейп. Гарри миллионы раз прокручивал в уме ту их встречу в холодном январском лесу, и по всему выходило, что Снейп не просто вел двойную игру, а являлся союзником Гарри. Он знал о крестражах и даже обещал уничтожить один из них, облегчая Поттеру задачу. И еще... Он настоятельно просил – нет, требовал – чтобы Гарри обязательно разыскал Кингсли. Якобы у того была наиважнейшая информация. Безусловно, все это могло оказаться ловушкой, но Гарри почему-то так не думал. *** В одну из бессонных ночей Гарри понял, что довериться Снейпу окончательно ему мешают исключительно два обстоятельства: хладнокровное убийство Дамблдора и переданное Волдеморту пророчество. А что, если... Догадка пронзила мозг Гарри. Он вспомнил наполненный ужасом и отчаянием взгляд Драко, его дрожащую руку, опускающую палочку, нацеленную прямо в сердце привалившемуся к стене, не сопротивляющемуся Дамблдору, тихое: «Северус, пожалуйста!» – произнесенное директором за минуту до смерти. И то, с какой ненавистью смотрел на него Снейп. Разве Гарри и сам не чувствовал нечто подобное, когда всего час назад вливал в старика ядовитое зелье по его же требованию?! На верхушке Астрономической башни Снейп выглядел так, как будто тоже выполнял, только не приказ, а просьбу, скорее даже мольбу. «Северус, пожалуйста, убей меня! Избавь от невыносимых мучений! Спаси душу собственного ученика!» – зазвучал в голове у Гарри голос Дамблдора. Все части пазла встали на нужные места. У Дамблдора, ослабленного зельем и обезоруженного, не было никаких шансов против толпы Пожирателей. И они не просто убили бы его. О нет! Они насладились бы своим триумфом сполна, напоследок вдоволь поиздевавшись над безоружным волшебником, которого, по слухам, боялся сам Волдеморт. А заодно, возможно, под пыточное заклятие и в конечном итоге под Аваду попал бы и Драко, ослушавшийся – теперь уже Гарри это понимал совершенно точно – приказа Волдеморта. Глупо было даже надеяться, что слуги Темного Лорда, явившиеся в Хогвартс, чтобы сеять смерть и разрушения, покинут школу, не принеся кровавую жертву. Получается, что Снейп, по сути дела, спас обоих: Дамблдора – от мучений, Драко – от гибели. Пораженный этими выводами, Гарри вскочил со своей койки и заметался по палатке. Ему требовалось немедленно выйти на воздух и еще раз все тщательно обдумать. Он привык ненавидеть Снейпа и поэтому не хотел замечать очевидного: произнеся убивающее заклятие, Снейп избавил Дамблдора от еще более ужасной участи. А зная директора, можно было предположить, что он заранее связал декана Слизерина каким-нибудь хитроумным обетом именно на такой случай. И Северус – Гарри поймал себя на мысли, что впервые назвал нелюбимого учителя по имени – выполнил жуткую просьбу, прекрасно понимая, как будут к нему относиться в магическом сообществе... Значит, директор подставил Снейпа под удар, а тот безропотно согласился, но почему? Неужели все это делалось только для того, чтобы отвести от Драко гнев Волдеморта? Или на то были иные, куда более глубокие причины, которые пока ускользали от Поттера? «А еще – пророчество... Что ты скажешь в ЕГО оправдание на этот раз, Поттер? – язвительно обратился Гарри к самому себе. – А то и скажу... В каком месте гребаного пророчества звучала фамилия Поттер или хотя бы намек на нее?! Снейп являлся в то время преданным слугой Волдеморта, он услышал информацию и передал ее хозяину... Вот, в сущности, и вся его вина. Он хорошо исполнил свою работу! Он наверняка не общался с мамой после окончания школы и мог даже не знать о ее беременности... Собственно, то же самое мне старался втолковать Дамблдор, – Гарри горько вздохнул, – однако я тогда был слишком зол, чтобы понять... Я привык считать Снейпа корнем всех бед... Кого ты пытаешься обмануть, Поттер?! Ведь ты же влюбляешься в него! ТЫ. ВЛЮБЛЯЕШЬСЯ. В СНЕЙПА! В человека, которого ненавидел всем сердцем последние шесть лет почти так же, как самого Волдеморта. Почему? Как это произошло? Неужели лишь из-за того, что он передал тебе меч Гриффиндора? И пообещал отыскать и уничтожить спрятанный в Хогвартсе крестраж? Ты совсем с катушек съехал? Ты бы еще поцеловал его за это! Представляю, какое бы у него сделалось лицо и сколько бы ты после этого прожил! – Гарри горько усмехнулся и продолжил мысленно беседовать сам с собой: – Учебник Принца-полукровки принадлежал ему, а ты уже полтора года любишь мальчишку, который оставил там свои пометки. И не надо лгать себе, что Принц и Снейп – это разные люди... Ни черта они не разные! Волшебник, придумавший Сектумсемпру и Левикорпус, а заодно спасший своими записями жизнь Рону – это все он. Снейп. Мерлин! – Гарри резко остановился, а потом опустился на раскладушку и сжал голову руками. – Я так окончательно с ума сойду! Принц всегда мне кого-то напоминал... Волосы, походка, голос – теперь-то я понимаю... А как он смотрел на меня там, в лесу... В его взгляде было все, что угодно, только не ненависть! Ты сейчас несешь несусветную чушь, Поттер! Снейп к тебе неравнодушен?! Да он скорее станет целоваться взасос с жабой Невилла, чем с тобой... И какого Мордреда ты решил, что его тянет к мужчинам? Точнее, к тощим очкастым гриффиндорцам... Но ведь тебя-то к нему тянет... Не случайно с января тебе снится исключительно этот слизеринский ублюдок! Что с тобой происходит, Поттер? Хотеть Снейпа – это настоящее извращение! Да тебя даже в Мунго засмеют! Если бы можно было поговорить с ним по-человечески... Ага, размечтался! Вот так запросто вломиться в Хогвартс на глазах у Кэрроу и сказать: «Профессор Снейп, вы не уделите мне минуточку вашего драгоценного времени? Я тут запутался в своих чувствах к вам. Мне отчего-то кажется, что я вас люблю...» Воображаю себе этот разговор! И вообще, если он работает на обе стороны, шансы пережить войну у него равняются нулю, да и у тебя они не слишком высоки. Так что не обольщайся, Поттер. Любишь ты его или нет – та встреча в лесу была последней в вашей гребаной жизни. Лучше сосредоточься еще на одном крестраже! Дамблдор ждал от тебя именно этого. Твои личные переживания никого не интересуют...» Гарри натянул свитер и вышел из палатки в морозную ночь. – Ты чего, дружище? Опять кошмар приснился? – окликнул его стоявший на страже Рон. – Не спится, Рон. Ты иди отдыхай. Я тут покараулю до рассвета. Гарри просидел остаток ночи, привалившись к брезентовому боку палатки и думая, кем же теперь стал для него нынешний директор Хогвартса, Пожиратель смерти и его нежданный помощник в борьбе против Волдеморта. С восходом солнца он сделал выводы, из-за которых раньше возненавидел бы самого себя: каким-то непостижимым образом его любовь к Принцу-полукровке, выросшему и превратившемуся в Северуса Снейпа, никуда не исчезла. Это было невозможно себе представить, но тем не менее являлось неоспоримым фактом. Гарри Поттер любил Северуса Снейпа. *** До самой Пасхи Гарри так и не вернулся к своему тайному дневнику. Порой рука сама тянулась к перу, чтобы рассказать Принцу-полукровке о том, что наболело и что тревожило, но делиться и советоваться со Снейпом все еще было странно и непривычно. Хотя Гарри уже смирился с теми чувствами, которые перенес с юного Северуса на зрелого, он не мог пока открыть сердце знакомому незнакомцу. Иногда, пользуясь ночными дежурствами или крепким сном друзей, он доставал заветную тетрадь, долго смотрел на нее и, не написав ни строчки, убирал обратно. Но после того как они втроем в очередной раз выбрались из, казалось бы, смертельной ловушки, Гарри прорвало. Он лежал в маленькой спальне коттеджа «Ракушка», принадлежавшего Биллу и Флер Уизли, слушал, как за стеной морские волны бились о берег, а рядом мерно и безмятежно похрапывал Рон, и строчил в дневнике, который успел в самый последний миг перед нападением егерей засунуть в мешочек из ишачьей кожи. «“Вы непроходимый тупица, Поттер”, – сказал бы ты про меня. И был бы абсолютно прав. Ведь я знал, что на имени Риддла – табу. Рон объяснил нам сразу после своего возвращения – так теперь пытаются отлавливать орденцев. И чего мне приспичило кричать на всю палатку: «Вот бы мне Бузинную палочку, чтобы сразиться с Волдемортом»? Вероятно, я немного спятил от того, что у меня снова начались «экскурсы» в сознание Риддла. А тут, как на грех, Герми решила почитать нам на ночь «Сказки барда Бидля». Ну вот и почитала. Про трех братьев. Кстати, мне кажется – моя мантия-невидимка подозрительно напоминает тот самый плащ, который Смерть дала младшему из братьев... Но в тот момент я совершенно об этом не думал. Я вообще, признаться, ни о чем, кроме Старшей палочки, тогда не мог думать. Я еще успел произнести имя Волдеморта, а Рон даже завопил, что на нем – табу, как все наши охранные чары рухнули, словно их никогда и не было. Мы выскочили из палатки и бросились бежать, но егерей было гораздо больше, и они отловили нас одного за другим. Как Гермионе удалось запустить в меня Жалящим заклятием – просто не представляю, но, похоже, это нас и спасло. Потому что буквально через несколько минут мы все жалкой кучкой были брошены к ногам Беллатрисы Лестрейндж, и если бы она меня опознала... К счастью, мое лицо так раздуло, что я бы сам себя не узнал. Поэтому она потребовала от Драко (он тоже там был), чтобы он сказал наконец – я это или нет. И – можешь себе вообразить – он отказался! Он сделал вид, что затрудняется точно определить, кто перед ним. Как же она взбесилась! А когда заметила в руке одного из егерей меч Гриффиндора, найденный ими в нашей палатке, принялась орать и топать ногами, будто безумная. Она зачем-то приказала привести других пленников, среди которых находились Луна Лавгуд, мистер Олливандер и смутно знакомый мне гоблин. Гоблину под нос сунули меч Гриффиндора, и тот с уверенностью заявил, что артефакт - подделка. Не знаю, какую цель он преследовал – этих существ вообще сложно понять, может, его оскорбили побои и пренебрежительный тон? В любом случае Беллатрису он явно не убедил. Она наставила на нас волшебную палочку, требуя немедленно признаться ей, что еще мы похитили из банка Гринготтс. Все молчали, и тогда она... она стала пытать Гермиону Круцио. Это было невыносимо. Рон и Драко оцепенели от ужаса, а я судорожно соображал, что предпринять для нашего спасения. Бедная Гермиона билась и кричала, а я стискивал кулаки и думал, как она была добра ко всем, даже к Кричеру, обзывавшему ее «грязнокровкой»... Стоп! Кричер! Вот кто, скорее всего, сумеет выручить нас! «Кричер, – мысленно позвал я, – мы в беде, пожалуйста, помоги!» И не поверишь – он действительно появился. И тут началось настоящее светопреставление. Я и предположить не мог, что мой старый домовой эльф настолько крут. Он моментально оценил обстановку и, не успели мы глазом моргнуть, наложил на Беллатрису, Малфоев и егерей какое-то заклятие, от которого они повалились на пол, как кегли, то ли заснув, то ли потеряв сознание. Рон бросился к Гермионе, а я выхватил из разжавшихся пальцев одного из егерей меч Гриффиндора, подобрал валявшиеся возле Беллатрисы и Драко палочки и спросил Кричера, способен ли он забрать нас всех отсюда. Пришлось, разумеется, прихватить с собой и гоблина. Зато теперь с его помощью нам наверняка удастся пробраться в Гринготтс. Ведь не зря же Беллатриса так перепугалась, когда увидела меч. Что-то подсказывает мне, что крестраж хранится в сейфе Лестрейнджей. Значит, если это на самом деле так, останутся только змея и нечто, спрятанное в Хогвартсе. Тогда, зимой, ты пообещал мне, что сам уничтожишь находящийся в школе осколок души Риддла... И еще ты просил найти Кингсли... Я ужасно хочу верить тебе и надеюсь, что у нас все получится. В любом случае после похода в банк Гринготтс – увенчается он успехом или нет – я должен буду связаться с тобой. Однако я не знаю, как это сделать, чтобы не подставить тебя. Проще всего послать говорящего Патронуса, но я пока не умею. Следовательно, надо использовать оставшееся до нашего дерзкого налета на сейф Лестрейнджей время и тренироваться... – Гарри нервно потеребил перо, словно сомневаясь, стоит ли это писать, а потом все-таки вывел: – Я скучаю по тебе. Мне не хватает моих снов и тебя в них... Может, если мне приснится тот повзрослевший Принц-полукровка, с которым я знаком уже много лет, поначалу я и испугаюсь, – при последних словах Поттер смущенно рассмеялся, внезапно представив себе картину обнимающего его Северуса Снейпа, – но я все равно хочу увидеть тебя. Мне очень одиноко. Отчего-то мне кажется, что и тебе тоже...» *** Выздоровление гоблина тянулось ужасающе медленно. У него были сломаны обе ноги, и хотя Флер поила его Костеростом, он отказывался вставать с постели и жаловался на невыносимые боли. Гарри, Рон и Гермиона изнывали от ожидания. Гостеприимный коттедж «Ракушка», располагавшийся на самом берегу моря, казалось, сыграл с ними злую шутку. Пасторальные картины, которые они видели из окна, неторопливый шепот прибоя, цветы, распустившиеся в маленьком садике, окружающем дом, заставляли их сомневаться в том, что где-то идет война, гибнут волшебники и магглы. С каждым днем их все больше пугал груз возложенной на их плечи миссии. Да и Билл, как мог, отговаривал их. Не зная, разумеется, всех подробностей, он раз за разом предупреждал Гарри о том, как опасно связываться с гоблинами и особенно – давать им невыполнимые обещания. Билл точно в воду глядел! За свое участие в рискованной операции Крюкохват потребовал непомерно высокую цену: меч Годрика Гриффиндора. И на меньшее был категорически не согласен.