Я домохозяйка, тебанне!

      Остаток того вечера у Учиха прошел в старательно маскируемом напряжении и унынии, да и то, взрослые шифровались скорее для детей, нежели друг для друга. Но, кажется, то ли мы все были такими хреновыми актерами, то ли Итачи был гением из гениев, но он прекрасно чувствовал перемену в обстановке. Итачи, конечно, всегда был немногословен, но сейчас он вообще, проникнувшись атмосферой, молчал и молча ел. И даже когда пришел его друг, Шисуи, которого я знала хоть и плохо, но помнила о его веселом и добром нраве, ничего особо не изменилось. Хотя нет, вру, изменилось.       Мы с Микото, когда пришли дети, оживились – малышей нужно было забрать у уже перевыполнившего свою мини–миссию старшего сына Учиха, накормить всех и развлекать. В первую очередь все эти праздники для детей, а не для нас, взрослых, и лишать их мы не хотели. Хотя я и знаю, что Итачи, мало того, что был не по годам взрослым и серьезным, да еще и Фугаку уже успел его взять с собой и показать все ужасы войны, но он, как ни крути, оставался в душе ребенком. Я также знала, что Микото, наперекор мужу, старалась сделать все, чтобы ее сын не отказывался окончательно от своего детства, стараясь хоть в каких-то моментах продлить эту чудную пору. Время сейчас уже было более-менее мирное, а дети в мире шиноби итак слишком рано начинают понимать всю подноготную жизни, поэтому я понимала ее. А Итачи… он радовался такой детской штуке, как сладости, хоть и плохо это показывал, радовался своему братишке, любил его и нянчиться с ним, и подруге хватало и этого.       Когда же в дверь дома Учиха постучали, я как раз давилась мясом, из вежливости съев немного, а так и кусок в горло не лез. Итачи первый отреагировал и пошел открывать. Спустя несколько секунд перед нами предстал Учиха Шисуи, еще один юный гений клана. Он всеми силами старался сохранить серьезное лицо при поклоне, но его, было видно, так и распирало от радости. Как оказалось, Минато был чем-то вроде его кумира. И вот за этот момент я мальчику невероятно благодарна – он смог отвлечь мужа от тяжелых раздумий достаточно, чтобы тот даже улыбнулся и начал отвечать на некоторые вопросы юного «почемучки». Нет, он, конечно, не стал заваливать Минато вопросами прямо сходу, а интересовался по мере появившейся с его прихода беседы, но Хокаге его интересовал куда сильнее даже еды, которую Микото сразу же ему наложила с горкой. Также, помня, что сейчас праздники, я начала вспоминать, что могло подойти для мальчика в подарок. Не придумав ничего лучше, я просто подарила ему один из кунаев Минато, который у меня был запечатан на запястье (маленький эксперимент, проведенный накануне, потому как все мои печати на теле после распечатывания Кьюби были уничтожены; удачный, к слову), только вместо печати для Хирайшина там была другая – в рукояти хранилось еще несколько кунаев и сюрикенов с одной стороны, а с другой прочная леска. Хоть Шисуи и был постарше и уже генином, но дарить ребенку оружие на Рождество… Блеск. Но он, кажется, был вне себя от радости – конечно, крутое оружие, да еще и особое, самого Хокаге, его кумира. А мне же пришлось пообещать Итачи, который смотрел не то, что с обидой, а скорее с непониманием, что я и ему подгоню что-то крутое и с печатями.       После завершившегося ужина, я поняла, что своим предположением, которое, я очень надеялась, было ошибочным, убила все праздничное настроение на все грядущие дни. Когда мы оказались дома, Минато, извинившись передо мной, исчез. Я понимала, что ему нужно побыть одному, но также понимала, что надолго оставлять его тоже не лучший вариант. Поэтому, уложив Наруто, который, устав, должен был проснуться только к утру, я отправилась на поиски мужа.       У Минато было всего одно место, где он любил о чем-то думать – на скале Хокаге, на голове одного из его предшественников, на выбор. Но, я чувствовала, он был не там.       Я медленно, обнимая себя за плечи, прошлась по заснеженной дорожке и безмолвно встала около мужа.       Коноха была погружена в сон этим тихим зимним вечером, но это не мешало ей блестеть тысячами огней. Наконец-то настала пора, в которую люди могли расслабиться. В такое время, когда за окном кружил снег и стоял легкий морозец, а на носу были праздники, люди предпочитали быть дома, со своими семьями, в теплых квартирах, в уютном домашнем тепле. Атмосфера праздника и рождественского чуда, не смотря ни на что, подавляла все остальное.       Я думала о тех шиноби, что даже в такое время находятся далеко за пределами Конохи на миссиях. О тех, кого ждут семьи, у кого семей нет, но есть друзья, у кого нет ни того, ни другого. О тех, у кого уже никогда не будет возможности это исправить, и о тех, о ком в такие дни как никогда будут скучать семьи, но уже никогда не увидят.       Жизнь шиноби крайне трудна. По сути, это те же простые безымянные солдаты, погибающие за свою родину, те же государственные алхимики, живое оружие. Вот только армейские псы по-настоящему были нужны стране лишь во времена войн и военных конфликтов, в крайних ситуациях, когда появлялась угроза мирному населению, – только тогда им отдавали приказ на убийство, только тогда они играли свою страшную роль, в мирное время оставаясь почти обычными людьми, военной мощью страны, бомбами, которые готовы будут сдетонировать по очередному приказу. Они не должны были убивать, чтобы выжить. Развивать алхимию – да, подтверждать ежегодно свою квалификацию и пользу, быть на постоянном контроле – да, соблюдать субординацию и следить за страной – да, быть готовыми, когда скажут «фас» или «к ноге» – да, быть готовыми убивать – тоже да. Но этого не требовалось ежедневно, на протяжении всей их службы. Шиноби же должны были убивать постоянно, потому что здесь, даже когда не шли открытые войны между пятью великими странами, они все равно были. Все только и искали возможность напасть, уничтожить, захватить. И не стоило забывать, что есть и такие люди, как нукенины и простые убийцы и разбойники, а потому любая миссия за пределами родной деревни, даже простое сопровождение груза, могла стать последней для неопытного генина, только начинавшего свой путь. Жизнь здесь была такая – ты или тебя. И даже детей начинали учить быть малолетними убийцами с 6 лет, а клановых так и еще раньше, едва те учились ходить, а не ползать и сжимать в кулаке кунай.       И мне очень сильно, глядя на все, не хотелось в этом участвовать. Не хотелось растить из Наруто шиноби, но я четко понимала, что иначе в этом мире, если он не сможет постоять за себя, он не выживет. Оставалось только одно – быть настолько сильной самой и сделать настолько сильным сына, чтобы мочь защитить, чтобы никогда не пришлось никого терять. Великая сила может изменить этот мир, я уверена. И я начну его менять понемногу, насколько смогу, а то что не успею сделать сама – сделает мой сын. Я помню пророчество, которое рассказывали и Минато, и Джирайя. Раз уж Наруто суждено исправить этот прогнивший мир шиноби и, главное, он сам этого захочет, то я, как мать, поддержу его всеми своими возможными и невозможными силами.       – Знаешь… – голос мужа резко прервал все мои ярые решения и чуть ли не объявление войны всем устоям этого мира; я посмотрела сначала на него, стоявшего неподвижно рядом, а затем вниз, туда же, куда был устремлен его взгляд, – чем больше я думаю об этом, тем больше мне кажется, что это правда… Но я просто не могу, нет, не хочу в это верить…       – И я тебя понимаю, как никто другой, – я положила руку на плечо блондина, но его взгляд все также остался на могильной плите с знакомым и никогда незабытым именем «Учиха Обито», а совсем недалеко, так, что даже в ночной темноте было различимо, на камне было выбито «Нохара Рин». – Эй, посмотри на меня, – ладонью левой руки я прикоснулась к его правой щеке и аккуратно заставила его повернуть голову в мою сторону. – Если это он, если это вправду он, то мы найдем его, а дальше по ситуации, но план – вправить мозги и вернуть. А если не он, то просто найдем и заставим заплатить за содеянное, – я прекрасно понимала, что это в любом случае будет не так уж легко; мне сложно было представить, что могло произойти с Обито, чтобы из того мальчика, которого я помнила, вырос такой жестокий и холодный шиноби, без колебания напавший на Коноху, которую так любил, да и если в деревне узнают, что за этим стоял именно он… вряд ли его примут с распростертыми объятиями назад. – Сейчас важно лишь одно – ты ни в коем случае не должен винить себя.       – Но… А как же Какаши?.. – совершенно разбитый вид моего мужа заставил мое сердце болезненно сжаться, в глазах защипало, но я понимала, что сейчас из нас двоих как никогда сильной нужно быть мне. – Обито… они же…       – А Какаши мы ничего не скажем, по крайней мере не сейчас. У нас пока нет прямых доказательств, только голая теория и предположения. Незачем бередить и без того незажившие раны, он ведь винит во всем себя, также, как и ты, – и я прекрасно знала, что это было именно так, но в те времена Минато не мог позволить себе сломаться, да и не дали ему этого – я со своей поддержкой, а затем и пост Хокаге и все свалившиеся разом дела и заботы, за которыми просто некогда было думать о чем-то постороннем. Загруженность и работа тогда спасли его, но он никогда не забывал и не переставал винить себя. – Минато, – я погладила его по щеке, – ты ни в чем не виноват.       Его глаза наполнились слезами, и в следующий момент он с силой меня обнял, сжимая ткань одежды одной рукой, а второй зарывшись в волосы, прижимая мою голову к своей груди.       – Спасибо… – услышала я тихий шепот, – Спасибо, что ты есть. Спасибо, что подарила Наруто и смысл жить…       Кого-то время лечит, а кого-то просто калечит.